Little Red

Узнав о пропаже Хун-эра, Се Лянь первым делом проверил кольцо и облегчённо выдохнул, когда почувствовал, что оно на месте. Значит, где бы ни был Хун-эр, с ним ничего не случится. — Хун-эр! — звал Се Лянь, осматривая поместье и заглядывая в каждую комнату. Эта беготня очень напоминала ему тот день, когда мальчик только-только здесь оказался. Тогда Хунхун-эр убегал от Се Ляня, потому что боялся его. А сегодня? Почему он сбежал? — Хун-эр! Пожалуйста! Это не смешно! — отчаянно прокричал Се Лянь, когда, оказавшись в тупике, его голос отдался эхом от стен. — Мне жаль за то, что я тебя наказал! Но ты не можешь просто... Ты не можешь просто наказать меня в ответ. — Не прячься больше, я так не могу! Пожалуйста! Хоть до этого слёзы подействовали на ум ребёнка, что не мог выносить видеть своё божество плачущим, в этот раз ответа не последовало. — Он не мог покинуть коридор, не пройдя мимо меня, куда же он... — Се Лянь подавился своими словами, когда обратил внимание на окно в конце коридора. Оно было распахнуто, и с улицы слышался отдалённый шум улиц Призрачного города. Се Лянь повернулся к Инь Юю. — Ты накладывал печати на окна? — Все ведущие наружу двери Дома Блаженства были запечатаны, но, Ваше Высочество, окно для молодого господина слишком высокое, он не мог... Прежде чем Инь Юй успел закончить предложение, Се Лянь уже перемахнул через оконную раму и выскочил на улицу. Приземлившись в кусты, он быстро отряхнулся от веток и помчался в город. Хунхун-эр был очень упёртым. Если он хотел сбежать, никакая высота не стала бы ему преградой. — Хун-эр?! — прокричал Се Лянь в толпу, приложив ладони ко рту для усиления звука. На улице было более оживлённо, чем в тот день, когда Се Лянь с Хун-эром ходили гулять, но всё ещё не так многолюдно, как ночью. Се Лянь расталкивал демонов, не прекращая звать ребёнка. Он должен был находиться где-то здесь. А Се Лянь должен был его найти. Прежде чем... прежде чем что-либо могло бы... Нет. С его Хун-эром ничего не случится. Се Лянь не позволит. — Эй, старший дядюшка! Небось, ищешь своего братца? Се Лянь повернулся в сторону говорившего и активно закивал. — Вы его видели? — голос Се Ляня звучал хрипло, пока он пытался пробраться к прилавку торгаша сквозь толпу призраков. Это оказался один мясник, и Се Лянь в глубине души был рад, что преимущественно на прилавке располагалось не человеческое мясо, а животное, хоть сам демон на человека мало походил. Ну, по крайней мере, походил хоть немного. Просто у него была более яркая розовая кожа, вздёрнутый нос, больше напоминавший свиное рыло, и торчащие из-под нижней губы клыки. — Ага, видал, — человек — кабан? — демон кивнул. А потом жестом указал под свой прилавок. Се Лянь чуть не заплакал от облегчения, когда оттуда послышалось обиженное «эй, ты же обещал меня не выдавать!» Демон хрюкнул и за шкирку вытащил из-под витрины. — А я врал, — он повернулся обратно к Се Ляню, когда Хун-эр принялся старательно вырываться. — Подумал, что никого не порадует ужин из такой мелкой рыбёшки. Тут же одна кожа да кости. Демон ткнул пальцем Хунхун-эру в рёбра, и тот недовольно заскулил, продолжая вертеться. — Пусти меня! — С радостью. Призрак раскачал Хун-эра, чтобы придать ему скорости, и швырнул через прилавок уже готовому его поймать Се Ляню. — Я так рад, что ты в порядке, — Се Лянь прижал мальчика к себе, хоть тот этому и не был особо рад. — Хун-эр, я так волновался. Пожалуйста, больше никогда так не делай. — Ничего ты не волновался! — запротестовал Хун-эр, попытавшись отбиться от Се Ляня. — Ты врёшь! Оставь меня в покое! — Я бы никогда не солгал тебе. — Ещё бы! — решив сменить тактику, мальчик стал дёргать Се Ляня за волосы, но это мало чем ему помогло. — Ты говорил, что мы всегда будем вместе! Но ты солгал, ты собираешься от меня избавиться! — Хун-эр, я бы никогда так не поступил. Се Лянь отнёс его в более отдалённое место — в конце концов, он в Призрачном городе привлекал немало внимания и без кричащего ребёнка на руках. Заметив с трудом сдерживаемые слёзы в глазах Хун-эра, который всё отказывался мириться и пытался убежать, Се Лянь ощутил нестерпимую боль в сердце. — Пожалуйста, поверь мне. — Не поверю! — тот не выдержал и заплакал, и вдруг Се Лянь ощутил прилив сочувствия к тому призраку, которого он знал много веков назад. Он был слишком слаб, и единственное, что он мог предложить Се Ляню, — это самого себя. «Ваше Высочество, пожалуйста, поверь мне», — молил тогда его возлюбленный. В то время Се Лянь нуждался лишь в одном человеке, который бы в него поверил. Хоть в одном человеке, который остался бы на его стороне и не покинул. И у него появился такой человек, однако... «Я тебе не верю». Се Ляню понадобилось восемьсот лет, чтобы поверить клятве Хуа Чэна. Глупо было надеяться, что Хун-эру для этого понадобится пара мгновений. — Хун-эр, пожалуйста, успокойся, давай поговорим об... — Я всё знаю! — признался Хун-эр, и его надрывный голос эхом отдался от стен закоулка, в котором они оказались. — Мне приснился кошмар, и я хотел тебя найти, но ты говорил с Инь Юем. Се Лянь нахмурился, попытавшись вспомнить, о чём же таком они с Инь Юем говорили. Когда у него получилось, он распахнул глаза и глухо охнул. — Ты не сможешь одновременно быть и со мной, и со своим мужем, но ты предпочёл его! И когда он вернётся, ты от меня избавишься! Сердце Се Ляня пропустило удар. Какое ужасное недопонимание. Се Лянь был уверен, что Хунхун-эр просто обиделся на то, что его наказали, а не сбежал потому, что ему это было предпочтительнее насильственного изгнания... Неудивительно, что мальчик пытался украсть кольцо. Это был не порыв детской клептомании и не глупая ревность. Он защищался. Конечно, это никак не оправдывало его действия, но позволяло их понять. — Я думал, что если муж гэгэ не вернётся, то гэгэ позволит мне остаться с ним! Поэтому я его и забрал, но после этого гэгэ забыл обо всём, кроме него! — голос Хунхун-эра дрогнул, когда он всхлипнул. — Гэгэ даже не хотел со мной поиграть, и всё из-за поисков дурацкого кольца! Из-за этого Хуа Чэна. А потом... а потом я заставил гэгэ плакать. И понял, что я ничем не лучше него. — Никто из вас не плохой, Хун-эр, — попытался переубедить Се Лянь и рукавом вытер щёки мальчика от слёз. — Я плохой! Нет, ещё хуже! — Хун-эр взвыл, и новый поток слёз перекрыл все старания Се Ляня. — Гэгэ сказал, что его муж не виноват в том, что исчез и заставил гэгэ расстроиться, но я ведь забрал кольцо намеренно! И вынудил гэгэ плакать! И-и поэтому гэгэ больше хочет видеть своего мужа, потому что я плохой. — Хун-эр, послушай меня, — Се Лянь ухватил ребёнка за подбородок и заставил посмотреть на себя. — Хоть то, что ты взял чужую вещь, неправильно, это не значит, что ты плохой. Мой Хун-эр самый хороший по отношению ко мне. Я знаю, что ты не хотел, чтобы я плакал. И ты вернул кольцо сразу же, как только понял, насколько это меня расстроило. Я тебя прощаю. Хунхун-эр снова всхлипнул и вырвал голову из хватки Се Ляня, чтобы вжаться лицом ему в шею. — Тише, всё хорошо, я с тобой, — утешил его Се Лянь, погладив по голове. — Так ты поэтому убежал? Потому что подумал, что ты плохой и я тебя прогоню? Мальчик кивнул и оторвался от Се Ляня ровно настолько, чтобы его голос не был приглушён. — Гэгэ не мог даже находиться рядом со мной. Поэтому мне пришлось стоять в углу, да? — Хун-эр, нет, — Се Лянь сильнее сжал мальчика, почувствовав тупую боль в области сердца. — Это просто обычное наказание, но, я так полагаю, тебя просто раньше никогда не ставили в угол. Се Ляня никогда не ставили в угол, потому что он был избалованным наследным принцем. Хуа Чэна никогда не ставили в угол, потому что все его наказания были гораздо хуже. — Я не ожидал, что ты это так поймёшь. Мне следовало придумать другое наказание. Мне жаль. — Всё хорошо, — Хун-эр шмыгнул носом и потёрся о плечо Се Ляня. — Гэгэ прощён. — И ещё извини меня за то, что я сорвался на тебя. Я был расстроен, но не должен был повышать голос. — Гэгэ может покричать, если ему хочется, — Хун-эр потянулся к щекам Се Ляня, и только тогда тот осознал, что в какой-то момент тоже заплакал. — Гэгэ всегда разрешает мне кричать, когда я расстроен, поэтому, если гэгэ хочет выплеснуть эмоции, он тоже должен покричать и поплакать. То, что ты взрослый, ещё не значит, что ты не должен грустить. Се Лянь застыл. Он знал, что Хун-эр особенно проницателен, особенно в отношении него, но чтобы настолько? Как тот понял, что он всё это время сдерживался? Хотя это не удивляло, учитывая, что перед ним стояла маленькая версия Хуа Чэна. Он тоже часто говорил: «Не сдерживайся, гэгэ. Поплачь, если тебе больно». Спустя столетия сдерживания своей боли — как физической, так и ментальной — эта фраза была сродни внезапно распахнувшему хлипкие ставни на окне ветру. И теперь, услышав это от ребёнка... Се Лянь вдруг почувствовал, насколько же глупо было полагать, что своими эмоциями он лишь его обременит. Да, он не мог ожидать от Хун-эра полного понимания всех проблем взрослых и не собирался вываливать ему всё — это было бы неправильно по отношению к нему. Но пытаться делать вид, что ему совсем не грустно, было попросту бесполезно. — Ты прав, Хун-эр, — Се Лянь вздохнул и заметно расслабился, когда воображаемый груз упал у него с плеч. — Когда мой муж далеко, я очень по нему скучаю. Даже когда вокруг меня находятся люди, которых я люблю и о которых забочусь, такие как ты, я всё равно ощущаю пустоту. И это больно. И я очень грущу. — Думаю, Хуа Чэн бы тоже расстроился, если бы узнал, что ты грустишь. Если он тебя любит, значит, хочет, чтобы ты был счастливым. Но... — Хунхун-эр хмыкнул и задумчиво потёр подбородок. — Мне кажется, он бы расстроился ещё сильнее, если бы узнал, что гэгэ только притворяется счастливым. — Правда? — Ага, — Хун-эр кивнул. — Если бы гэгэ ушёл, я бы очень-очень сильно грустил! И все бы об этом знали! Я бы каждый день искал гэгэ и пытался вернуть тебя домой! — Я не сомневаюсь. В конце концов, именно это ведь и произошло. Хуа Чэн восемьсот лет неустанно его разыскивал, цеплялся за каждую невидимую ниточку, ведущую к нему, и рассылал своих бабочек по всему континенту. — Значит ли это... — тихо заговорил Хун-эр, понурив голову и отказываясь смотреть Се Ляню в глаза. Его волнение выдавало лишь то, как он нервно принялся теребить свою одежду. — Значит ли это, что гэгэ не станет меня прогонять? — Хун-эр, я был... не совсем честен с тобой, — Се Лянь надеялся, что этого разговора получится избежать, но, кажется, пути обратно уже не было. — Причина того, что вы с Сань Ланом не можете быть со мной одновременно, в том, что ты и есть Сань Лан. Хунхун-эр застыл в шоке. — Помнишь, как ты потерял память? Ну... ты также потерял свой рост, духовные силы и очень много лет возраста. Я... извини, я должен был тебе сказать, но просто... это я во всём виноват. Естественно, я бы никогда не сотворил такого по своей воле! Но вдруг там оказался яд, а я был невнимателен, и... мне так жаль. Когда Се Лянь вновь посмотрел на Хун-эра, во взгляде того уже не было прежней злости. Не было ни обиды, ни сомнения, ни страха. Ни печали, ни сожалений. Его глаза сияли. — Я муж гэгэ? — прошептал Хунхун-эр, словно боясь слишком громким голосом разрушить невесомую иллюзию. — Ну, когда ты старше — намного старше, — да. — То есть я правда смогу быть с гэгэ всю жизнь? — Пока смерть не разлучит нас. — Я и после смерти не хочу покидать гэгэ! — настоял Хун-эр, в чьих глазах, казалось, зажглась целая вселенная. — Даже если мне придётся умереть сотни и тысячи раз, я не оставлю гэгэ. — Я знаю, — Се Лянь потрепал его по волосам. Теперь ему было легко поверить в такое, казалось бы, абсурдное обещание. Се Лянь лишь надеялся, что его мужу не придётся доказать это ещё 997 раз. — Хун-эр, послушай, — он взял мальчика за руки. В этот раз тот сжал его ладони в ответ, больше не пытаясь оттолкнуть. — Мне всё равно, в каком ты состоянии, самое главное, что ты у меня есть. «Главное — это ты, а не какой ты». Будь то Сань Лан, Умин или Хунхун-эр — Се Лянь любил их всех одинаково. — Конечно, я скучаю по Сань Лану, но это не значит, что я не люблю тебя, Хун-эр. Даже если ты никогда не вернёшься в прежнее состояние, я буду тебя любить и заботиться о тебе всем сердцем. В глазах Хунхун-эра снова блеснули слёзы, но на этот раз Се Лянь знал: это не от горечи и не от боли. Это были слёзы счастья, слёзы искренней радости и восхищения. — Прости, если я когда-то заставил тебя подумать, будто это не так, — извинился Се Лянь и рукавом вытер чужие щёки от слёз. — Вернёмся домой вместе? Пожалуйста. Хун-эр кивнул и с готовностью ухватил руку Се Ляня. Се Лянь не помнил, в какой момент Дом Блаженства утратил своё звание резиденции и превратился в настоящий дом, но его это только радовало. И правда, с любимым рай и в шалаше. Пока они возвращались, Хунхун-эр энергично скакал и дёргал Се Ляня за руку, не прекращая смотреть на него сверкающими глазами. — Муж! — нараспев позвал он с расслабленной улыбкой на лице. — Муж! Муж! — Ага, это я, — отозвался Се Лянь, мягко усмехнувшись, когда Хун-эр разулыбался ещё шире. Это было очень мило. Они с Хуа Чэном редко называли друг друга мужьями. Обычно это обращение у них было припасено на случай безграничной радости, когда они сами не могли поверить в то, что что-то действительно случилось. А иногда Се Лянь просыпался, чувствуя, как нежные пальцы оглаживают лицо, и смотрел в такое родное лицо с чужих колен. «Муж, — Хуа Чэн шептал это, как великую тайну, и аккуратно проводил по его щеке большим пальцем. — Мой муж». «Да, Сань Лан, — обычно Се Лянь тоже отвечал тихо и нежно улыбался. — Я твой». А потом Хуа Чэн усмехался и притягивал Се Ляня к груди, параллельно покрывая его лицо невесомыми поцелуями. Это всегда было какое-нибудь ленивое утро, в которое они ещё несколько часов обнимались и отказывались покинуть такую тёплую уютную кровать. Как же Се Лянь скучал. — Погоди-ка, — послышался почему-то удивлённый голос Хун-эра, и Се Лянь остановился, когда его потянули за рукав. — Что такое? — Если мы замужем... значит ли это, что мы должны целоваться? То есть, прям в губы? Се Лянь рассмеялся над сморщившимся от этой мысли Хунхун-эром. А ведь он сам много веков придерживался того же мнения. — Нет, Хун-эр, вступление в брак не значит, что вы теперь обязаны целоваться. Ни в губы, ни куда бы то ни было ещё. Они уже говорили об этом, когда Хуа Чэн ещё был Хуа Чэном. Тогда тот уверял Се Ляня, что то, что они мужья, не значит, что он теперь ждёт от Се Ляня постоянной близости или чего-то подобного. Се Лянь тогда здорово расслабился. Хоть спустя некоторое время он и привык к своим желаниям в отношении Хуа Чэна, просыпались они отнюдь не постоянно. Иногда ему просто хотелось обниматься, в то время как идея о чём-то большем казалась такой же тошнотворной, как и в его невинной молодости. Хуа Чэн всегда это понимал, поэтому никогда ни к чему его не принуждал. — Хорошо, — Хун-эр кивнул самому себе. — Потому что я слышал, что именно так передаются вши. Се Лянь снова усмехнулся. — Ох, я бы не хотел, чтобы моему Хун-эру довелось с таким столкнуться. Насколько он знал, вши были не более чем выдумкой для детей до полового созревания, но в какой-то степени это было и хорошо. У Се Ляня не было ни малейшего желания целоваться с ребёнком — неважно, был это его возлюбленный или нет. И ему было бы ужасно неловко отказываться от такого странного предложения... Они продолжили свой путь в Дом Блаженства. В свой дом. До самого сна всё было как обычно. Ну, почти. После принятия ванны Хунхун-эр вдруг влетел в комнату Се Ляня. — Гэгэ, я буду спать здесь! — Что такое, Хун-эр? Боишься, что приснится страшный сон? — Се Лянь не воспрепятствовал мальчику, когда тот взобрался на его постель. Это уже было привычным делом, так как Хунхун-эр часто приходил среди ночи, когда испуганный просыпался от кошмара у себя совсем один. — Нет, но мы мужья и должны спать вместе. Логично. Се Лянь молча поблагодарил судьбу за то, что рядом не было Пэй Мина, который точно не преминул бы напомнить, в каком ещё значении употребляется словосочетание «спать вместе». — Ну давай, иди сюда, — Се Лянь забрался под одеяло и пригрел Хун-эра у себя под боком, после чего потянулся к тумбочке, на которой лежала стопка книг. — Какую историю тебе почитать сегодня? — Хун-эр может сам почитать! Хунхун-эр мгновенно его перепрыгнул и, упёршись в живот, вытянул из кучи одну книгу. Это оказалась обычная детская сказка про принцессу. Мальчик улёгся обратно, раскрыл книгу и в слабом свете лампы принялся читать: — Давным-давно жила-была... — Принцесса, — подсказал Се Лянь, указав на иероглифы пальцем. — И жила она в замке с пятьюдесятью тысячами бабочек. — Тут говорится про пять лошадей, — исправил Се Лянь. — Лошади скучные! Я хочу, чтобы были бабочки. Это было для Се Ляня в новинку. Обычно все молодые ребята обожали езду на лошадях не меньше, чем искусство холодного оружия. Но, пожалуй, и к бабочкам Се Лянь питал определённую слабость. Они были невероятно милыми, но ещё более смертоносными, чем любого божественного клинка. Хун-эр продолжил читать, и Се Лянь своевременно понял, что исправлять его бесполезно. Тот скорее не путал иероглифы, а перестраивал историю под себя. К тому моменту, как Се Лянь провалился в дрёму, принцесса вознеслась на небеса, победила злую колдунью, что наложила на её королевство проклятие, и даже встретила прекрасного принца. Это практически не отличалось от оригинала сказки, разве что Хунхун-эр заменил силу дружбы на пару не менее дружелюбных обезглавливаний. Если бы Се Лянь не чувствовал себя таким уставшим, он бы даже забеспокоился. Но волнение покидало его, пока рядом звучал медленно затихающий голос мальчика, который постепенно терял контроль над собой и уснул. Почти уснув, Се Лянь осознал, что он уже совершенно не обращает внимание на необычный характер мальчика, как это было раньше. Он просто глубоко в душе верил, что с ними всё будет в порядке. Как и всегда.