Неизвестные факты из биографии господина С.

Барабаны стучали где-то далеко, но ритм был все тем же – тревожным и затягивающим. Слава богу, никаких призраков поблизости не было – Таканори огляделся по сторонам, с некоторым удивлением узнавая давешний пруд и заросшую травой полянку перед ним, только лебедя на пруду уже не было. Зато на энгаве, задумчиво глядя вдаль, сидел исполинский пес, серый с рыжими подпалинами. Он был больше похож на волка, чем на собаку, но Таканори рационально рассудил, что волку-то здесь взяться неоткуда, а вот собаку могли привезти с собой участники BUCK-TICK. Вроде, Хиде любил собак? Или Имаи-сан... Деревянный пол тихо скрипнул, послышались шаги. Пес чутко повел ухом, но не обернулся, все так же вглядываясь во что-то на противоположной стороне озера, откуда доносился ритмичный звук. Из проема, ведущего во внутренние комнаты, вышел Сакураи-сан – с еще совсем молодым, но уже усталым, изглоданным беспокойством лицом, в темной майке и невыразительных серых трикотажных брюках – Таканори никогда не видел его одетым настолько безыскусно, – и сел на пол рядом с собакой. – До сих пор не могу в голове у себя это уложить, – тихо сказал он. – Он ведь был даже младше меня… И вдруг, в один день – нет человека. Все ведь… как так получилось? Я не знаю… опять не знаю, как с этим справиться. Конечно, с моей стороны эгоистично требовать к себе внимания, когда… вы ведь дружили. Пес переступил передними лапами и нервно зевнул, искоса на него глядя. – Извини, – вздохнул Сакураи-сан. – Я… Наверное, мне как всегда лучше помолчать. Он уперся ладонью в настил, чтобы подняться, но пес обернулся к нему, ткнулся носом в ухо и протяжно лизнул в щеку. Сакураи-сан замер, зажмурившись. – Ну и что ты делаешь? – спросил он каким-то обреченным тоном, которого Таканори у него раньше не слышал. Пес уперся передними лапами ему в колени, снова ткнулся носом, завилял пушистым хвостом, метя по настилу. – Ну конечно, – проворчал Сакураи с явно слышимым облегчением, обнимая собаку за шею. – Самое время. Пес вскочил, едва не опрокинув его на пол, и принялся вылизывать лицо, пытаясь забраться лапами на плечи… – Все, все! – едва удерживаясь от смеха и закрываясь ладонями, воскликнул Сакураи-сан. – Я тебя понял! Торжество жизни, вот это вот… Пес неожиданно отступил и снова сел, теперь уже внимательно глядя Сакураи в глаза. Ритм далеких барабанов неуловимо изменился, и Таканори против воли почувствовал, как разгорается, подчиняясь далекой музыке, кровь. Как горячая тяжесть падает вниз, и в паху неожиданно сильно тянет… Сакураи-сан перевел дыхание, сглатывая, опуская глаза. Плавно, в одно движение, он поднялся, бережно провел ладонью между острых ушей собаки и вздрогнул, когда мокрый язык прошелся по запястью. – Пойдем, – сказал он коротко. И они ушли в дом, Сакураи и этот странный пес ростом ему выше пояса, а Таканори остался стоять на траве перед энгавой, плавясь в лучах солнца от дикого, кошмарного возбуждения… …и проснулся в мокрых сбитых простынях, застонал в голос от облегчения – это все было неправдой, просто сон, чудовищный, нелепый сон, такого не бывает, такого просто не может быть!.. Зависшее над морем солнце прожигало крохотную комнату насквозь – пылающие пятна лежали на кровати, полу, стенах. Прошло не меньше пяти часов с того момента, как он упал в кровать, и спальня успела раскалиться, как печь. С мучительным стоном Таканори сполз с постели и поплелся к окну: нужно было сразу же опустить шторы, почему он не догадался?.. Тут же пришло воспоминание – потому что был не в состоянии пройти хотя бы несколько лишних шагов после выматывающей встречи с призраками. Занавесив все три окна и включив кондиционер, он упал обратно в постель, раскинулся звездой под прохладными волнами воздуха. Возбуждение, вызванное сном, так и не проходило. Господи, ну что в его дурацкой голове не так? То странные мысли насчет лебедя, то теперь – собака! Он ведь так уважает Сакураи-сана, так любит его, как он вообще может выдумывать про него такие извращенные вещи? Пусть даже и во сне… А, главное, как он сам может возбуждаться, представляя себе… Он застонал, закрывая пылающее лицо ладонями. Все было плохо. Очень плохо. И лучше бы ему сходить в душ прежде, чем спускаться вниз и искать Сакураи-сана, потому что он тут уже сутки, а они так и не приступили к тому, ради чего вся эта поездка и была затеяна. Три месяца назад, только получив внятно сформулированное задание от издательства, он попытался было составить план будущей книги, перевел несколько тетрадок и блокнотов, но в результате забраковал все придуманные варианты. Это все было банально и скучно, в сущности, Сакураи-сан был прав на той вечеринке: он столько раз рассказывал о разных эпизодах из своей жизни в многочисленных интервью, что даже Таканори, сознательно старавшийся не читать все статьи подряд, где упоминалось имя сэмпая, мог бы с закрытыми глазами написать его краткую биографию. Родился, учился, отношения с отцом, отношения с матерью, отношения с братом; первый интерес к музыке, первая встреча с Имаи, ударные, потом вокал, первые голодные годы в Токио, успех, поездка в Лондон, смерть матери… В этом была и проблема с Сакураи. Он всегда рассказывал даже больше, чем о нем хотели узнать. Эти его неожиданные откровения, провокационные ответы на провокационные вопросы, его порой неуместная искренность – будто брошенная в лицо интервьюеру перчатка, с которой тот, как правило, понятия не имел, что делать, и сливал самую многообещающую тему на привычные безопасные рельсы скучных вопросов и ответов. Самое занятное, что при всем этом Сакураи-сан вот уже тридцать лет ухитрялся оставаться самым загадочным и таинственным рок-музыкантом Японии. О его личной жизни никто ничего не знал. О его предпочтениях могли только догадываться по слухам те, кто более-менее вращался в тех же кругах. О чертовом замке, Таканори уверен, не подозревала ни одна живая душа! Наверняка даже официальное оформление недвижимости обставили как-нибудь так, что ни юрист, ни бухгалтер управляющей компании понятия не имели, что именно они провели по бумагам… И перед Таканори стояла задача вытащить за эти две недели как можно больше вот таких тайн, вот таких моментов внутреннего взаимодействия, которому он был свидетелем во время вчерашнего ужина. Три месяца назад он плюнул на все планы и схемы. Он просто начал записывать вопросы, ответы на которые ему самому было бы интересно услышать. Даже в туре, между концертами, жуя дежурный бенто или уже лежа в постели, Таканори вспоминал что-то занятное, доставал телефон и записывал, записывал, записывал… Три месяца он жил с Сакураи в своей голове, и так с ним сроднился, что тот даже стал ему сниться по ночам. Правда, до сих пор сны были… ну, обычными. Даже если в них и присутствовала какая-то эротика, она была вполне стандартной для снов такого плана. В конце концов, он был… влюблен? Очарован так точно. Собраться удалось, только когда солнце уже опускалось в океан, и полумрак в спальне Сакураи-сана разбавляло только пламя закатного неба и небольшой ночник с бордовым абажуром. Вопреки предположениям эта спальня оказалась абсолютной копией его собственной и располагалась тоже в башне, но эта башня была существенно пониже и находилась с противоположной стороны замка – до берега здесь было гораздо дальше, поэтому первое, на что падал взгляд из окон, были сосны, сосны и немножко неба. И только где-то в просвете между деревьев открывался вид на далекую полоску раскрашенного в закатные цвета океана. Можно было бы сказать, что Сакураи-сан выглядит по-домашнему в этом шелковом халате почти до пят, с босыми ногами, с неизменным бокалом в руке. Вот только Таканори отлично знал, как тот выглядит, когда не задумывается о внешнем виде, – совсем не так. Гладкая ткань винного цвета подчеркивала смуглую бледность его кожи, небрежно запахнутые полы приоткрывали ямку между ключиц и около двух-трех дюймов ниже – Таканори не был уверен, что за двадцать лет знакомства хоть раз заставал Сакураи-сана с обнаженной грудью, обычно тот старался прикрыть даже шею. Обнаженные ступни были более привычны, и перекрещенные лодыжки, тонкие, длинные, даже на вид гладкие… Таканори оборвал себя, отводя взгляд и нажимая кнопку диктофона. – Ну что же… Приступим. Сакураи-сан расслабленно лежал в кресле, глядя на него из-под полуопущенных ресниц и неуловимо улыбаясь. Ах ты, подумал Таканори со смесью легкой досады и восхищения. Знает, какое впечатление производит, и пользуется этим. Развлекается. Ну-ну. – Давайте начнем с самого начала: с вашей бурной юности. – Вот не дает она тебе покоя, – проворчал Сакураи-сан, отставляя бокал. – У меня слабость к опасным парням, – Таканори улыбнулся как можно более бесхитростно, но тот только глаза закатил. – Ну ладно вам, это же всем интересно. – Поверь мне, если бы в этой истории было хоть что-то интересное, я бы рассказал о ней первым делом. Но на самом деле я не был таким уж злостным хулиганом. По правде сказать, меня и хулиганом-то можно было назвать с натяжкой. – Сакурам-сан неожиданно фыркнул. – Тогда меня, знаешь ли, никто не боялся. – Не может быть! – совершенно искренне воскликнул Таканори. – А мне казалось… – Что тебе казалось? – Вы такой человек… – Страшный? – Нееет… – он рассмеялся, было даже забавно то, насколько он, взрослый опытный мужчина терялся в присутствии этого… демона? Да боги, имидж имиджем, но Таканори – не впечатлительная девица, он же знает, какой Сакураи-сан на самом деле. Ничего демонического в нем нет. И потустороннего тоже. Он просто… умеет смущать. И пользуется этим на полную катушку, так, что путаются мысли и предательски горят щеки. – Нет, – повторил Таканори, улыбаясь. – Вы не страшный. Но иногда пугающий, знаете, у вас временами такой взгляд… – Тяжелый, – подсказал Сакураи-сан, и Таканори кивнул. – Да… Мне об этом часто говорят. – Сакураи-сан откинул голову назад, прикрывая глаза. – Не буду на тебя смотреть, чтобы не сбивать с мысли. – Не надо, – неожиданно для себя попросил Таканори, чувствуя, как гулко забилось в груди сердце. – Лучше смотрите. – Лучше? – Сакураи-сан поднял голову, глянув на него в упор. И он кивнул. Опустил голову, кожей чувствуя острый, покалывающий взгляд. – Значит, вернемся к теме: ваши подростковые проделки. Сакурай-сан громко застонал. – Ты снова! – Не хотите? Хорошо, тогда о том, что вы мне рассказывали: про того парня в школе, который вам признался в любви. – Я не могу делиться подробностями, это неэтично. – Подробностями? – Таканори чувствовал, что лицо полыхает, а грудь распирает от глупого смеха. – Так значит, там были подробности? – Разумеется, – протянул Сакураи-сан, лениво потягиваясь и улыбаясь как чеширский кот. – Но я расскажу тебе, только если ты выключишь диктофон и пообещаешь, что никто об этом не узнает. Таканори поколебался. – Нет, – решил он в конце концов. – Сначала нам нужно все-таки что-то записать для книги. Я же вас знаю, сначала «выключи диктофон», потом «давай выпьем совсем чуть-чуть», а потом две недели пролетели в пьяном угаре, и я отправляюсь в редакцию без материала! Сакураи рассмеялся, качая головой. – А ты хорошо меня знаешь. – Вот именно. Раз уж вы настояли, чтобы этим занимался я, будет неправильным поддаться искушению и все завалить. – Может быть, я потому и настоял на твоей кандидатуре, потому что хотел заняться твоим искушением? – Сакураи-сан дразнящее прикусил губу, глядя на него со смехом в глазах, и Таканори помотал головой, чтобы стряхнуть наваждение. – Нет-нет-нет! Сначала дело, потом искушение. Сакураи-сан, нельзя быть таким безответственным! – Хорошо-хорошо! – тот поднял руки ладонями вверх, сдаваясь, рукава халата съехали к локтям, открывая сильные изящные предплечья. – Я расскажу все, что ты хочешь. Но, если не возражаешь, я все-таки выпью. Он снова подхватил свой бокал, Таканори старался не смотреть, как он пьет, но знал, что и так темные полные губы становятся еще темнее, еще влажнее от вина, что кадык скользит по длинной шее, а тонкие пальцы сжимают ножку бокала. Если бы Сакураи-сан действительно собирался его искушать… в общем-то, ему ничего и делать бы не пришлось. Даже жаль, что он не всерьез. То есть… не то чтобы жаль… Таканори еще раз перебрал свои заметки, собираясь с мыслями. Как он и сказал: сначала дело, потом искушение. Помечтать он сможет и наедине с собой. – Расскажите мне про этот замок, – попросил он на пробу, все еще не уверенный в том, что имеет право писать в книге о месте, куда его так доверчиво впустили. – Как он у вас оказался? Юта рассказал про какого-то вашего поклонника… Сакураи-сан кивнул, глядя куда-то мимо него и шевеля губами, вспоминая. – Господин Сато, сын того известного актера… Вот Окочи Денжиро построил себе виллу в стиле исторических фильмов, в которых снимался. Принес, так сказать, работу на дом… А Сато Йоичи решил наоборот, построить европейский замок, чтобы максимально отстраниться от жизни, которую вел… С его сыном мы были примерно одного возраста, и когда BUCK-TICK только начинали, он в своей семье считался не слишком-то оправдывающим родительские надежды пареньком. Мы познакомились на одном из концертов и общались… несколько месяцев, наверное. После чего он взялся за ум и вернулся домой. Выучился на актера и продолжил династию, правда, уехал работать в Штаты… А когда его отец умер… Ну, на самом деле там были проблемы с наследством, многое пришлось продать из-за неожиданно открывшихся долгов, а этот замок он переписал на «Банкер», чтобы не пришлось платить налоги. Мне думается, он не хотел окончательно расставаться с таким причудливым произведением искусства, но и практической пользы в замке не видел, все-таки он сейчас живет в Америке, у него там дом, семья, работа... Конечно, мы вернем его обратно, если он решит, что хочет обратно свой остров… Но пока проводим тут время от времени отпуск, да и он иногда приезжает развеяться… Сакураи-сан улыбнулся, лукаво на него глядя: – Не так уж и таинственно, да? – Очень увлекательно, – возразил Таканори. – Интересные у вас поклонники, дарят замки после пары месяцев знакомства… – Строго говоря, это не подарок. Это дополнительные финансовые обязательства в обмен на возможность провести уединенный отпуск на необитаемом острове. – Да? – Таканори поежился, вспоминая вчерашних «необитателей» острова, которых Толлу приходилось заклинать каждый раз после долгого отсутствия. – А вот… расскажите тогда, какой самый впечатляющий подарок вам дарили. – За всю жизнь? Самый-самый? – Да. Тот, что запомнился больше всего. Сакураи-сан задумался, довольно улыбаясь. Он явно перебирал в памяти какие-то приятные моменты, смаковал их. Наконец он вздохнул и кивнул. – Пожалуй, самый запомнившийся – это три кольца от Рэймонда Уоттса. Они мне, можно сказать, жизнь спасли. – Это как? – оторопел Таканори. – Каким образом? Когда? – Не поверишь, если расскажу. Таканори решительно помотал головой. – Сакураи-сан, я вчера призрака видел. Я уже во все поверю! Тот рассмеялся, ладонью разглаживая складки на халате. – Хорошая подготовка. Принимается. Тогда… – Сакураи прикусил губу, возводя взгляд к потолку, протяжно вздохнул и начал. – С Рэймондом мы познакомились еще в начале девяностых. Имаи с ним тогда очень сблизился, у них… всегда было много общего. Одна, скажем так, направленность. Только талант Рэймонда был менее вариативен, но тогда мы еще об этом не знали. Это все было… Признаться, я тогда просто ужасно ревновал. – Имаи? – тихонько спросил Таканори. Сакураи-сан кивнул, не глядя на него. – У него постоянно какие-то новые компании, новые увлечения, но тут он создал новую группу… и без меня! – Сакураи рассмеялся, показывая, что шутит, но Таканори не был уверен в искренности этого смеха. – Так что я все-таки проник в их маленький коллектив, очаровал Рэймонда и… Он немного смущенно усмехнулся, и Таканори облило жаром от многозначительности этой усмешки. – Вы были близки? – спросил он, стараясь, чтобы вопрос не прозвучал в лоб. – Достаточно, – ответил Сакураи, теперь уже глядя в глаза и провокационно улыбаясь. – Лаааадно, – Таканори опустил голову, выставляя перед собой раскрытые ладони – играть на поле Сакураи-сана ему все-таки было сложновато. – И что случилось дальше? – Дальше Рэймонд уехал, прошло несколько лет, за которые со мной много что произошло. Прямо скажем: к нашей следующей встрече я был в совершеннейшем упадке духа. Мне казалось, что жизнь моя идет под откос, ничего хорошего больше никогда не случится, и… у меня не было сил бороться с этим состоянием. По-хорошему мне бы нужен врач, но после короткого опыта пребывания в психиатрической клинике парой лет ранее, я был уверен, что там мне тоже не помогут. – И тут Рэймонд Уоттс приехал со своей группой, чтобы выступать у вас на разогреве. – А ты хорошо знаешь нашу историю! – Я же готовился! Сакураи-сан кивнул, хмыкая. – Все так. Он приехал и с непосредственностью иностранца начал меня расспрашивать, что со мной, и как мне помочь… Понимаешь, у нас очень хорошие отношения внутри группы. Но мы… мы стараемся особо не лезть в жизнь друг друга. Мне кажется, это такая чисто японская черта – даже члены одной семьи, бывает, не в курсе некоторых проблем друг друга. Пока ты можешь, стараешься справиться своими силами, стараешься… Впрочем, я-то как раз всегда был склонен жаловаться при любой возможности. Может, поэтому меня никто особо и не спрашивает, как у меня дела, знают, что я сам все расскажу… – Сакураи-сан невесело рассмеялся и отпил еще вина. – Так что внимание Рэймонда для меня было необычным. Оно мне льстило. Разумеется, я все ему выложил… не знаю, правда, что он понял из моего отвратительного английского. Но под конец тура, мы как раз были вдвоем в его номере, он снял с руки несколько колец и надел их на мои пальцы. А когда я поинтересовался, зачем и что это вообще значит, серьезно ответил, что это амулет. Защита. – От кого? – почти шепотом спросил Таканори, впечатленный рассказом. – От демона. То есть, он сказал просто – от зла. Боюсь, какое-то более внятное объяснение я бы просто не понял. Рэймонд сказал, что я слишком уязвим для зла, что я… будто раненое животное в воде, вокруг которого кружат акулы. Идет кровь, они ее чуют, и собираются со всех уголков океана в надежде оторвать от меня кусочек. – Понятно… И что, после этого подарка все наладилось? Вам стало лучше? – Нет, – Сакураи-сан безмятежно покачал головой. – Стало даже хуже на какое-то время. – Тогда как же эти кольца спасли вам жизнь? – А… – Сакураи-сан взмахнул рукой, будто вспомнив что-то наконец. – Представляешь, как-то ночью, когда я возвращался из бара в отель… где-то в северных префектурах это было, уже точно не помню, где именно. И на меня напал какой-то тип. С ножом, настоящим, мне он показался огромным тогда, но наверняка это был обычный перочинный ножик... – Что… – Таканори вытаращился. – Напали? На вас напали? – Представляешь? Я был основательно пьян, так что вряд ли смог бы защититься, если бы драка зашла далеко, а эти кольца меня просто спасли. Три здоровенных кольца – получился почти кастет, и я сходу врезал ему по зубам, особо не соображая, что делаю, чисто инстинктивно. – Но… – голова у Таканори шла кругом. – Вы заявили в полицию? – Нет, что ты… Я когда утром проснулся и вспомнил – рука болела зверски! – сам испугался, что меня привлекут за причинение тяжкого вреда здоровью. Поспрашивал у тур-менеджера, не было ли каких инцидентов в городе, не убили ли кого… Очень было страшно. Но все обошлось, кем бы ни был этот человек, он тоже не стал обращаться в полицию. – Страшно как! – Если честно, именно в тот момент я не успел испугаться даже. Тело само отреагировало, и я только потом осознал, что произошло… – Тело само отреагировало? У кого вообще тело так само реагирует? А говорите, что не были хулиганом! – Ну, если только чуть-чуть! Только для самозащиты… – Как думаете, кто это мог быть? Кто-то специально вас выслеживал? Сакураи-сан вздохнул. – Кто же знает… Может быть, просто отчаянный грабитель. Может… может, бойфренд поклонницы. – Что? И такое бывало? Сакураи-сан поморщился, кивая. – Некоторые бойфренды и даже мужья ревнуют, когда их женщины слишком увлекаются медийными персонами. В некоторых случаях доходит до рукоприкладства, но, собственно… понятно, что в таких отношениях триггером может послужить все, что угодно. Если мужчина считает для себя возможным ударить женщину, повод уже особо и не важен. – А вам… вам лично угрожали когда-нибудь? Ревнивые мужья или просто какие-нибудь недоброжелатели? – Пару раз писали неприятные письма, но… такие люди на самом деле трусливы. Они боятся, что по почтовым данным их можно будет найти, так что изливают свою ненависть в интернете. – Вы читаете то, что пишут о вас в интернете? – Ох, уже нет! И давно… Но поначалу, когда интернет только появился, все было в новинку. Мне казалось, это отличное место для общения, если ты не хочешь на самом деле выходить из дома. Можно было сидеть у себя в комнате, выпивать, заниматься своими делами и раз в несколько часов отвечать на чужую реплику. Очень комфортно. Но как всегда хорошие места портят пришедшие туда люди. Таканори рассмеялся, согласно кивая. – Нет, я не хочу сказать, что все пользователи интернета или даже какая-то большая их часть – злобные типы, которые только и ждут, как бы ткнуть пальцем в чье-нибудь больное место или сделать гадость, нет… Но такие люди – они есть везде, и в интернете они чувствуют себя неуловимо и безнаказанно, так что распоясываются и превращают любой оазис в ядовитое болото… Поэтому я не хожу в те места, где обо мне или тех, кто мне дорог, могут что-нибудь написать. Рот я им закрыть не сумею, а расстраиваться и злиться лишний раз не хочу. Те люди, чье мнение для меня важно, – они приходят на концерты. И я чувствую их любовь… – Любовь? – Любовь, – Сакураи-сан рассмеялся и встал, прошел мимо Таканори, задев его полой своего халата, к столику, где стояла початая бутылка, наполнил свой бокал еще раз и вернулся в кресло. Снова вытянул ноги, отхлебывая и прикрывая мечтательно глаза. – Пожалуй, я не буду задавать вопросы о правдивости некоторых слухов, которые ходят в интернете, – пробормотал Таканори, перебирая свои заметки. – Не задавай, – благостно согласился с ним Сакураи, не открывая глаз. – Я бы все равно не стал на них отвечать. – Почему? – Не люблю слухи, – он неприязненно поморщился. – В них даже чистая, красивая правда обрастает мерзким сальным душком скандальности. А уж если это и неправда изначально… Отвечать на такие вопросы – все равно что чистить забитый сток в кухонной раковине: мерзко. И все время ощущение, будто оправдываешься, даже если не сделал ничего предосудительного. – Вы чистили сток в раковине? – Изумился Таканори, мгновенно забывая обо всем, что собирался спросить до этого. – Серьезно? Вы?.. – Иногда это приходится делать – сток-то забивается. – Просто… вы – такой человек, о котором никогда и не подумаешь в плане каких-то простых бытовых вещей. Сакураи-сан расхохотался в голос. – Я еще и туалет кошкам чищу. А одна из моих кошек каждый раз норовит сделать свои грязные делишки мимо лотка – так мне и с этим приходится иметь дело! – Ужас какой! Никогда бы не подумал… но ведь правда, у вас кошки… – Домашние животные и маленькие дети – то, что быстро отучает от брезгливости. – Поразительно… Хорошо. Хорошо… Так, мне нужно собраться с мыслями… Сакураи-сан только посмеивался; он вытянулся в кресле, наверное, очень удобном и мягком, и пил вино мелкими глотками. Таканори как завороженный смотрел на движение его кадыка, на то, как рубиновая капелька появилась в уголке неплотно сомкнутых губ, скользнула по подбородку, по длинной шее, Сакураи-сан прижал ее пальцем ровно перед тем, как капля скользнула бы за ворот халата. И облизнул подушечку, глядя Таканори в глаза из-под полуопущенных ресниц. – Зачем вы так? – взмолился Таканори, не выдерживая. – Что? – неподдельно удивился Сакураи. – Пью? Откровенный разговор чем-то похож на секс. Мало того, чтобы партнер тебя заводил и вызывал доверие, нужно в какой-то степени быть уверенным и в себе самом, чтобы все получилось… Ну или просто выпить, чтобы расслабиться и выкинуть из головы мысль о том, что о тебе подумают, если ты облажаешься. – Вы правда об этом беспокоитесь? – А ты нет? Всегда в себе так уверен? Таканори покачал головой, чувствуя, как горят щеки. – Ну, нет конечно… Но я же – обычный человек. А вы… вон какой! Сакураи-сан рассмеялся, отмахиваясь от него и утирая невольно набежавшие слезы. – Ох… Ты – милый. – Правда? – Таканори скептически хмыкнул. – Вот так мне женщины обычно и отвечают. – А мужчины? – с любопытством спросил Сакураи-сан. Таканори на секунду замер, чувствуя, как по спине бежит холодок. – Мужчины? – Что тебе отвечают мужчины? Или ты… не занимаешься сексом с мужчинами? Таканори тяжело сглотнул, чувствуя, как глупо улыбается до ушей, замотал головой: – Нет, нет, это неправильно! Это я должен задавать такие вопросы! Мы же о вас книжку пишем, а не обо мне… – Ну, тут знаешь, как в школьной раздевалке, – хмыкнул Сакураи-сан, явно наслаждаясь его смущением. – Покажи мне, что есть у тебя, и я покажу тебе… Сакураи-сан неожиданно выпрямился и наклонился вперед, его лицо оказалось буквально в паре ладоней от лица Таканори, он услышал аромат его шампуня, горячие алкогольные нотки в дыхании, видел так близко темные от вина губы… – Хочешь? – шепнул Сакураи-сан, улыбаясь уголком рта. – Хочу, – выпалил Таканори раньше, чем успел себя одернуть. И тут же откинулся в кресле, с обреченным стоном закрывая лицо ладонями – подальше, подальше от этого дьявольского искусителя! Который вовсю наслаждался ситуацией, и сейчас довольно смеялся, за ним наблюдая. – Вы невозможный! – сказал Таканори, не смея отнять руки от лица. – Как с вами работать вообще? – Ладно, ладно… – произнес Сакураи-сан, посмеиваясь. – Будем считать, что ты мне свой показал. – …Невозможный! – Ты вопросы задавать будешь? Или так и будешь сидеть и жаловаться? – А вы будете нормально отвечать? Вот без этого всего? – Торжественно клянусь! – Сакураи-сан поднял бокал, салютуя ему. – Отвечу на любой вопрос и покажу тебе… почти все. Некоторые вещи я никому не показываю. – Даже любовникам? – Таканори чувствовал себя на кураже, почти отчаянным, и Сакураи не подвел: – Даже любовникам. – То есть, это не… – глубокомысленно начал Таканори, но Сакураи расхохотался, перебивая его, и Таканори помотал головой, стараясь прийти в себя. – Ладно. Пойдем обратно. Про Имаи-сана и ваши отношения. – Имаи-сан, – с легкой грустью повторил Сакураи, мягко улыбаясь. – У нас тридцать лет отношений, о чем ты хочешь услышать? – О том, как все началось, наверное. – Я столько раз это все повторял, что уже и не помню, как все было на самом деле, – задумчиво произнес Сакураи-сан. – Только свои слова. Чужие слова. Официальная история группы… – Помните же: мы сейчас пытаемся собрать то, что вы еще никогда не говорили ни в одном интервью. Сакураи-сан медленно кивнул, поджимая губы. – Наши отношения… они никогда не были безоблачными. Вернее, снаружи всегда все было более чем благопристойно. Мы не ругались. Даже особо критично не расходились во мнениях. Но внутри… Я человек довольно эмоциональный, об этом, наверное, знают все, кому это может быть интересно. А Имаи… он всегда утверждает, что не испытывает ярких чувств. И ведет себя так же – холодно и отстраненно. Хотя, он совсем не бесчувственный, нет. Просто не позволяет эмоциям затмить разум. Держит их в узде. И… из-за этого различия нам всегда было сложно найти взаимопонимание в некоторых внутренних вопросах. Мы очень осторожно ходили друг вокруг друга, и я изводился от обиды и ревности, видя, что с другими людьми ему гораздо проще, чем со мной. То есть, поначалу, когда он был еще совсем юным, застенчивым и боялся даже разговаривать в компании, я чувствовал себя на коне. Я, будучи не слишком-то лучше него в плане общения, все-таки был побойчее, хоть и тупее, конечно, многократно… И – я чувствовал нашу связь. Мне было, что ему дать за пределами профессиональных вопросов. Но он очень быстро адаптировался к окружающему миру, и я стал не нужен. Конечно же, он ни разу не дал мне этого понять – я ощущал это сам, может быть, в силу собственной неуверенности в себе, несколько гипертрофированно. Новые друзья, новые компании, новые какие-то мероприятия – все то, в чем я был откровенно слаб… А его это увлекало. Уводило все дальше от меня… Конечно, я старался вернуть его внимание, но, мне кажется, только сильней отталкивал. Но потом, когда я наконец смирился с тем, что мы слишком разные и вряд ли сможем когда-либо сосуществовать так, чтобы меня это полностью устраивало… все стало проще. Когда снижаешь свои запросы, вообще становится гораздо проще жить. Сакураи замолчал, задумавшись, жесткая вертикальная складка пролегла между его бровей, и Такнори затаил дыхание и прикусил губу, чтобы не выдать того щемящего сочувствия, которое захлестнуло его с головой. – Имаи, за столько лет… – Сакураи-сан невесело усмехнулся, наконец-то вынырнув из омута воспоминаний или тяжелых размышлений. – Иногда я раздражаюсь на него, потому что он уже давно изучил все мои уловки. Смирился с моими особенностями так же, как я смирился с тем, что никогда не верну себе того положения, что было у меня раньше. Но в такие моменты я понимаю, что злюсь не на него, а на себя самого, за то, что так и не сумел выдумать ничего нового. Ему со мной скучно. – Не представляю, как с вами может быть скучно! – искренне воскликнул Таконори, не выдержав. Сакураи-сан немного смущенно хмыкнул, но тут же вскинул искристый взгляд, будто пронизав им Таканори насквозь. – А ты поживи со мной четверть века, тогда узнаешь. – Я бы не отказался. Сакураи-сан мягко рассмеялся, кивая. – Так кажется только со стороны. На самом деле я такой невыносимый… мрачный, занудный и иногда целыми днями не разговариваю ни с кем. Разговор определенно стоило возвращать в русло, потому что Таканори чувствовал, что еще немного, и он начнет уверять Сакураи-сана, что готов с ним, мрачным и занудным, прожить хоть всю жизнь, а это было явно не то, зачем они собрались. – Мне казалось, вы все в группе не особо отличаетесь разговорчивостью, – сказал он, стараясь не ежиться от неловкости. – Имаи-сан ведь тоже молчун. – Представляешь, как нам сложно договориться?! – Правда сложно? Сакураи-сан взмахнул рукой, смеясь. – Нет… Конечно же неправда. Что удивительно, но нам всегда было просто найти общий язык в бытовых или рабочих вопросах. Вероятно, на каком-то уровне мы все-таки совместимы достаточно, что можем обходиться и без особых разговоров. – Вы все еще лучшие друзья… – Друзья? – Сакураи-сан скептически поджал губы. – Не знаю. Мне кажется, мы – нечто большее, чем просто друзья, просто семья, просто рабочий коллектив… Он замолчал, ссутулившись в кресле и глядя в зажатый между ладоней бокал. – Хисаши, наверное, один из самых важных людей в моей жизни, – произнес он в конце концов медленно. Он собирался сказать что-то еще, но Таканори неожиданно для себя выпалил, почти перебивая его: – Вы были любовниками? Сакураи-сан ахнул, резко распрямляясь и хлопая себя по колену: – Да что ж тебя так волнуют мои любовники?! Про того расскажи, про этого расскажи… Ревнуешь? Таканори принужденно рассмеялся, чувствуя, как горячая кровь опаляет щеки, а в ушах гулко бухает пульс. – Просто надеюсь на сенсацию. Это был бы яркий дебют на новом поприще. – Обойдешься. – Сакураи-сан отпил из бокала, посмеиваясь, а потом вдруг прищурился: – А Имаи ты об этом уже спрашивал? – Нет пока… – Не спрашивай, – посоветовал он. – Он может замкнуться, и потом вообще ничего из него не вытянешь. – Он не любит эту тему? – осторожно спросил Таканори, но Сакураи-сан только головой покачал, не замечая подвоха: – Не любит вообще говорить о личной жизни. Смешно вспоминать, но он даже о своей женитьбе рассказал нам только месяца через три. Казалось бы, мы все – близкие друг другу люди, но… – Вам было обидно узнать вот так, среди всех прочих? – Да нет, – ответил Сакураи-сан, немного подумав. – Не обидно. Я уже давно перестал обижаться. Немного грустно, потому что мне всегда хочется быть ближе к нему, чем он позволяет. Я иногда слишком сильно стараюсь, и он выставляет максимальную защиту – не потому что не хочет меня подпускать, а… инстинктивно. Из страха быть застигнутым врасплох. Хисаши, он… он ведь очень хрупкий несмотря на всю свою непрошибаемую уверенность. В его голосе звучала такая неприкрытая нежность, что Таканори поспешно отвернулся – смотреть на Сакураи-сана в эту минуту казалось ему сродни подглядыванию в дверную скважину. Слишком интимное. – Вы все еще любите его? – спросил Таканори, чувствуя себя отчаянно не на своем месте. – Конечно, – ответил Сакураи-сан, не раздумывая. – Я, знаешь, такой… застревающий тип. Если один раз кого-то полюбил, скорее всего, буду любить очень долго. – Даже без взаимности? – Ну почему – без… Хисаши тоже любит меня, только немного иначе. В своей сфере, в доступном ему диапазоне, скажем так. Хотя, после появления лебедя… Сакураи закрыл лицо ладонью, смеясь. – Лебедя? – растерялся Такагори. – При чем тут лебедь? Вы про того лебедя из пруда? – Видел его? – Да… Наглая птица. Сакураи-сан рассмеялся пуще прежнего, отмахиваясь от него и отворачиваясь, чтобы отсмеяться. – Знаешь, что! – сказал он в конце концов, поднимаясь во весь свой огромный рост и глядя сияющими от смеха глазами сверху вниз. – Пойдем-ка поужинаем! Что-то все эти разговоры у меня вызвали зверский аппетит! Сбитый с толку Таканори не знал, что и возразить на это. Тем более, что есть уже и правда очень хотелось.