честно-честно

сколько времени прошло? это всё сейчас неважно для юноши. он сидел в комнате, вдыхая и выдыхая своё разбитое состояние. оно тянуло вниз, в бездну, которая так и манила. серые стеклянные глаза уже не видят что-то стоящее в этой жизни. парень ненавидел себя всё сильнее и сильнее с каждой секундой, и эта ненависть никуда не хотела испаряться. она жила с ним с самого начала. малышев посадил её в грудь, а бессмертных воспитал. но сейчас хотелось избавиться от неё. чудовище внутри скребется, рвет на маленькие кусочки душу. — вань, у тебя всё нормально? — мать смотрела на сына с неким волнением, потому что последнее время он почти не разговаривал, а сегодня вернулся домой под утро. это поведение никогда не удивляло её, но сейчас зацепила одна вещь: побитое лицо, которое раньше никогда не выражало эмоций. русый повернулся, посмотрел ей в глаза и отвернулся. он лишь в момент скользнул по её лицу, но этого хватило, чтобы заметить что-то новое. он не хотел рассказывать матери, что происходит в его жизни. он вообще не любил кому-то что-то говорить, потому что все люди — лживые и лицемерные мрази. и он придерживался этого правила ровно также, как «унижай и властвуй», но сейчас как-то легче не становилось, хотя должно было. женщина остановилась возле двери, наблюдая за мальчиком, который выстраивает перед собой стену, что невозможно будет потом разрушить кому-то другому, только если самостоятельно. а захочет он самостоятельно что-то делать, если до этого так жилось намного легче? он никем не дорожил. мать для него — второстепенный человек в жизни, поэтому не будет так сильно обидно, если она сейчас уйдёт. их отношения никогда не были доверительными, теплыми или искренними. парню всегда казалось, что ей на него плевать, ведь есть карьера, которую стоит улучшать. хотя куда уж лучше. или, может быть, он просто так думал? сейчас кажется, что бессмертных видел в людях только плохое, не замечал, что все они пытаются ему помочь. поддержать. он отталкивал всех. всегда, потому что так не сделают больно. у вани слишком часто случались неконтролируемые приступы агрессии. в такие моменты он не был в состоянии остановить себя. из-за него страдали люди — страдал сережа. пешков страдал больше всех, но бессмертных это нравилось. он наслаждался, а сейчас что? сейчас он чувствует себя ничтожеством, которое вообще не заслуживает жизни. никто и никогда не видел русого другим, ведь на лице парня всегда была маска, защищающая от воздействия общества. и сейчас эта маска сорвана. пешков стал так важен, что становилось трудно дышать. не дышит, но почти справляется. почти, но не значит, что совсем. почти, но не совсем, потому что та, которую он ненавидел всем сердцем, возвращается. боль. любовь. чувства. он снова проклят, как тогда, с глебом. но сейчас всё иначе, потому что он страдает не один, страдают оба. и сережа, скорее всего, сильнее. сережа сильнее. сережа любит его сильнее. сережа сильнее вани во всех смыслах. бессмертных перестал спать по ночам. это уже какая-то болезнь. бессмертных выкинул все сигареты, которые отравляли его лёгкие. бессмертных больше не считает алкоголь тем, что может снять стресс. существует только одно успокоительное. парень знает, какое именно, — утопия. почему так плохо? ответа нет. есть лишь осознание, открытие души, оттаивание ледяного сердца, но ответа, почему всё так хреново, нет. снова страдания. снова хочется сдохнуть сильнее, чем обычно. снова-снова-снова — эти слова преследуют его каждый день. словами больно бьёт прямо по печени — по жизненно необходимым местам. он знает, что потеряет его — потеряет себя навсегда. такое ощущение, что жить осталось совсем чуть-чуть. бессмертных чувствует приближение чего-то неизвестного, пугающего и разрушающего. боится ли он? раньше нет, но сейчас да. он боится потерять шатена. или он его потерял? ваня знает, что сережа уже в самой большой опасности: малышев придет за ним, и в этом не было никаких сомнений. ваня чувствовал это, именно поэтому нужно было держаться от парня подальше. «больно тебе, да? я знаю, что больно» — в голове крутятся эти слова, не давая и возможности забыть вчерашний день, который окутывает пеленой боли. почему всё именно так? почему раньше бессмертных мог так жить, а сейчас это кажется невозможным? потому что ваня жил в иллюзии — в несуществующем мире, где всё казалось таким правильным и неправильным одновременно. а пешков разрушил эту иллюзию и вместе с ней разрушил и ваню: его жизнь. заставил увидеть то, чего русый раньше не хотел видеть — себя. человека, который никогда не задумывался о других, потому что шёл по головам; хотел, чтобы ему подчинялись все; хотел, чтобы люди страдали так же, как и он когда-то, но сережа — цветок с шипами, завернутый в божий одуванчик. красивый, но до него не дотронуться. каждый раз, когда зеленоглазый пытался к нему прикоснуться, шатен запускал под его кожу смертельный яд, что разъедал изнутри. это сильнее, чем это ебаное проклятье. пешков ведь никогда не был его игрушкой. он никогда не подчинялся. даже ненависть не способна подавить внезапно вспыхнувшее опасное влечение, убивающее внутренности и сердце. никто не видел и не слышал. в молчании вани были крики: душераздирающие, нечеловеческие, но всё это было не важно до появления маленького лучика света — кареглазого, который слишком умен, чтобы не понять, что русому на самом деле нужен тот, кто его поймет. тот, кто заставит бессмертных перестать кричать. тот, кто вдохнет в него жизнь. возможно, именно поэтому он стал таким недоверчивым и жестоким по отношению к другим людям. он никогда не называл её матерью, никогда не говорил «мама», никогда не делился своими проблемами, никогда не спрашивал совета и никогда не был близок с ней. юноша рос совершенно один, и сейчас это неподъемным грузом легло на его плечи. внутри было слишком пусто. безусловно, он жил с этой пустотой почти всё время, но сейчас она сильнее и ощутимее, чем до этого. кажется, потому что ване было больно. он сидел у себя в комнате и тупо пялился в стену напротив, прожигая в ней дыру, когда в его личное пространство вторглась женщина. она нерешительно замерла в дверном проёме; ждала, что он вышвырнет её вон, но ничего не происходило. русый просто сидел на кровати, поджав под себя колени, не обращая на неё абсолютно никакого внимания. она — не главная проблема для него сейчас. — хочешь кушать? — отчаянно пыталась завязать с сыном разговор, потому что уже слишком сильно устала видеть пустой и незаинтересованный взгляд. но ваня, скорее всего, этого не хотел. это совершенно не удивительно. каждая попытка женщины наладить с ним отношения заканчивалась плохо, и не обходилось без слез, потому что бессмертных ясно давал понять — ему никто не нужен. никто — значит никто. — я приготовила пиццу. может, попробуешь? ты же не ешь ничего, на тебя страшно смотреть, ты слишком худой. давай я принесу тебе прямо сюда? хорошо, вань? — нет, — и вся надежда разрушалась на глазах, потому что он не хотел идти на контакт. он не давал никому даже малейшего шанса помочь себе. да, конечно, мать чувствовала некую вину перед сыном: что не уделяла ему должного внимания, но он не позволял загладить её. практически никогда. «нет» — как приговор. как очевидный факт, что их отношения никогда не станут лучше. ваня в них не нуждается, а когда женщина поняла, что он — уже далеко не ребенок, исправлять собственные ошибки было поздно. и это причиняло боль, потому что она совершенно не знала его; не знала, какой хаос творится внутри этого парня и как, на самом деле, ему может быть больно. даже такая непробиваемая стена, которую он выстроил вокруг себя, могла разрушиться со временем. и кажется, что время пришло. невыносимы все чувства, которые он испытывал, потому что стена начала ломаться с появлением сережи. бессмертных зациклился на этом гиперактивном психе. куда бы он не посмотрел, везде был тот, как проклятье, которое убивает медленно и мучительно. хотя, может быть, это лекарство? может быть, пешков был его лекарством? русый очень часто думал, а мысли всегда крутились вокруг шатена, и его слова намертво въедались в мозг, разъедали его изнутри. ваня не был способен противостоять этому: он уже давно проиграл в своей же игре, а победа оказалась в руках пешкова. непонятно, какими магнитами зеленоглазого притягивало к юноше, но этот парень явно не собирался отпускать. и это было хуже всего, потому что бессмертных слишком хорошо понимал, что может произойти. всё внутри кричало, что сережа действительно не врёт; что он действительно верит в него, но ваня не мог быть с ним, потому что шатен заслуживал лучшего, а бессмертных никогда не сможет дать ему именно то, что тот хочет. это так больно. он чувствовал эту боль: она стремительно расползалась по всем органам и не позволяла дышать. даже злость сейчас сошла на нет, позволяя остальным эмоциям взять верх над внутренней пустотой. парень чувствовал себя абсолютно никчемным. он терпит все издевательства лишь потому, что боится за жизнь брата. он — абсолютное ничтожество, и каждое слово, которое он услышал от сережи, было правдой. эта правда била прямо в сердце, заставляя ненавидеть себя так сильно, что всё чаще хотелось сдохнуть. это чувство было невыносимым, потому что голова кипела от каждой новой мысли, проносящейся рядом. пешков залез именно туда, где всем остальным не было места — прямо в душу. и даже сейчас он сидит в ней и выворачивает ваню наизнанку. русый боялся именно этого — любви. боялся, как огня, что сейчас бушует в его груди и выжигает все внутренности, оставляя после себя пепел. бессмертных страдал. и это страдание было молчанием. — ты уверен, что не хочешь? — почти умоляюще переспросила мать, заставляя вынырнуть из своих утопических мыслей. — я же сказал, что нет, — это прозвучало грубо, из-за чего материнское сердце облилось кровью. — я хочу побыть один, оставьте меня в покое, ладно? — выгнул бровь. — вань, посмотри на меня, — попросила женщина, — посмотри на меня, пожалуйста. он медленно поднял голову. зеленоглазый видел в её взгляде мольбу, и почему-то собственное сердце пропустило удар от этого. ваня был уверен, что он стремительно меняется, хоть и пытается казаться холодным, грубым. может быть, раньше он и был таким, но сейчас всё иначе. кажется, ледяное сердце начинает таять. и бессмертных очень хорошо понимает причину, по которой он меняется: у этой причины глаза карие и пахнет от этой причины шоколадом и клубникой. хотя, скорее всего, сережа больше не подпустит его к себе. и это будет правильно, потому что русый не хочет, чтобы тот пострадал. никто не должен платить за чужие ошибки: парень это понял. благодаря шатену. — у тебя какие-то проблемы? ваня поджимает губы. он не хочет говорить о своих слабых местах, но внутренний голос говорит, даже скорее кричит, что не стоит молчать — не станет легче. эти страдания только затянут намного глубже, откуда уже точно невозможно будет найти выхода, потому что потеряться в темноте одному намного легче, чем с маленькой спичкой. — твоя помощь мне не нужна, — слишком резко выдаёт парень. — я переживаю за тебя, вань, — с обидой говорит женщина, и он чувствует ее эмоции. бессмертных молчит, нервно переплетая пальцы. он не может держать в себе. больше не может, по крайней мере. смотрит на мать несколько секунд и дает своим мыслям выход. скорее всего, впервые за всю жизнь. сережа что-то сделал с ним, потому что пустота, с которой он жил всё это время, теперь казалась невыносимой. поэтому жизнь казалась невыносимой. — я всё испортил. снова, — закрывает глаза на несколько секунд, стараясь транспортировать себя в другую вселенную. — ты влюбился? — спрашивает женщина. — это так очевидно? — беззлобно спрашивает парень, поднимая серые глаза. — знаешь, любовь — самое сильное и прекрасное чувство, что может испытывать человек, поэтому было очень трудно не заметить, — говорит она. — поверь мне, если это настоящая и искренняя любовь, о которой пишут в книгах и поют в песнях, то тебя можно поздравить? — улыбается. искренне, без усмешки. — сомневаюсь, — прожигает её взглядом. — я не хочу любить. — потому что это больно? — спрашивает она. — да, я знаю. русый удивленно смотрит на мать, потому что она, кажется, услышала его мысли. во взгляде нет сожаления, нет жалости, есть только понимание. то самое, которого ване так не хватало, но он знает, что с сережей они никогда не будут вместе. почему? такую боль, которую он причинил ему, нельзя простить. шатен другой во всех смыслах, а у бессмертных внутри — разрушенный город, и он живет в его руинах. он боится, но бояться нормально. никто не знал ваню настоящим, а сережа смог открыть его душу, подобрал тот самый правильный ключик, и теперь бессмертных пытается спрятаться от этого, пытается защититься от демонов, живущих внутри. поэтому погибает прямо сейчас. разочарованный взгляд преследует его. вроде должно быть плевать, и где-то внутри русому действительно плевать, но, черт возьми, он не может перестать думать о шатене, не может или уже даже не старается не впускать его в свои мысли. он — как наркотик. как мечта, которой никогда не было у зеленоглазого. самое страшное сейчас то, что шатен чувствует то же самое. его ломает вместе с ваней, но ломает сильнее, потому что он не может контролировать свои чувства. бессмертных снова сделал ему больно. он жалеет, хоть и не признается себе в этом. кареглазому действительно будет лучше, если парень исчезнет из его жизни. ваня, на самом деле, не хочет, чтобы сережа страдал из-за него. «похоже, пора исправлять свои ошибки, бессмертных». — ты справишься, вань, — улыбается женщина. — справишься, потому что ты сильный. наверное, это именно то, чего не хватало юноше. поддержки. он и не заметил, как его губы растянулись в ответной улыбке — едва заметной, но такой искренней, — а дышать стало легче. никто и никогда не видел, как этот парень улыбается, но сейчас он правда улыбался. просто внутри что-то ожило, затрепетало и напомнило русому, что он — человек, а люди заслуживают счастья. даже такие неправильные, как он. может, он просто казался неправильным. внутри него что-то сломалось после разговора с сережей, а теперь снова собралось по кусочкам, потому что он получил поддержку, которую ожидал меньше всего. и она была настоящей, а рука матери на его колене — теплая. — спасибо, — произнёс бессмертных, и это слово впервые осознанно вырвалось из его уст. стена медленно, но верно рушилась, и парень смог задышать с новой силой, чувствуя, как медленно негатив покидает его душу, а сердце оттаивает. он меняется. по одной причине. сережа пешков.

***

вадя был один, по крайней мере, ваня не видел сережу рядом с ним. последний вообще не появлялся на занятиях уже, кажется, третий день. нет, бессмертных не считал, просто теперь он не натыкался на пешкова в коридорах, его школьное место пустовало, а козаков смотрел очень странно. порой это раздражало, но он больше не хотел разборок, он не хотел драк и выяснения отношений — уже просто надоело. да, он по-прежнему был в полном одиночестве, не подпускал к себе никого, но сейчас всё по-другому. он искал взглядом, но не находил. он думал, и мысли не давали покоя. в один из дней вадя увидел русого в коридоре. он сидел на подоконнике, прямо на месте пешкова. и уже тогда козакову стало понятно — что-то не так. шатена не было четвертый день, и бессмертных вдруг понял, что без него всё абсолютно не так. он понял, что в кусочке пазла не хватает нужного элемента. нет, парень не переживал, просто кареглазый никогда не исчезал так надолго, а сейчас будто сквозь землю провалился. это очень странно, но зеленоглазый старался сделать вид, что всё правильно, так и должно быть. но серые глаза выдавали его с потрохами. вадя приземлился рядом с ним. от пронизывающего взгляда ваня не выдержал первым: — что? — юноша поднял очи, выдыхая вопрос. его бесило всё, что сейчас происходит, поэтому он мог проломить череп любому, кто что-то скажет в его сторону. кулаки инстинктивно сжались. — ты хорошо себя чувствуешь? — спросил козаков. — когда тебя стало волновать мое состояние? — русый выгнул бровь, заглядывая глубоко в глаза напротив. — просто хочу понять, что чувствуют пустые люди, — пожал плечами вадя. — тебя совесть не мучает? голова не раскалывается? сердце не болит? это начинало раздражать, потому что друг пешкова, по-видимому, издевался над ним, причем делал это весьма открыто. но русый знал, что, наверное, заслужил это. без сережи всё казалось бессмысленным. возможно, где-то внутри он понимал, что перед ним и вадей стоит извиниться за то, что он натворил, но гордость сильнее. возможно, ваня ведет себя не так, как раньше, но к шатену он всё равно не побежит, да и смысла в этом не было. — ты закончил? — я только начинаю, — покачал головой вадя. — какой же ты мудак, бессмертных. мне даже смотреть на тебя тошно. — тебя никто и не заставляет, — спокойно сказал русый, — но мораль мне читать не надо, окей? — ты веришь в бога? — вдруг спрашивает козаков. — я — атеист. — очень жаль. по тебе в аду уже давно плачут, — фыркает парень. они разговаривают. просто разговаривают и всё, потому что в один момент ваня понимает, что устал от такой жизни. они с вадей находят общие темы для поддержания беседы, и шатен больше не пытается его задеть. они не говорят о пешкове, а бессмертных понимает, почему сережа считает вадю своим лучшим другом. козаков умел слушать и поддерживать, он не умел злиться: парень просто пытается понять, что сережа нашел в ване. и его мнение начинает меняться, потому что русый больше не ведет себя, как конченный козел. возможно, потому, что действительно чувствует свою вину. он захотел чего-то большего, чем просто ненависть: он захотел быть услышанным. и, наверное, именно поэтому парень всё ещё не отогнал никого от себя. всё было лучше, чем обычно, но только шатен так и не появился, а спрашивать у вади про него совершенно не хотелось. зеленоглазый знал, что сам всё разрушил, и пешков действительно не хочет с ним встречаться, ведь даже на занятиях не появляется. всё было так, как должно быть, но самое страшное — пустота из груди бессмертных никуда не делась: он по-прежнему жил в её объятьях, ведь построить город заново просто невозможно. и он боялся только одного — что снова сделает неправильный выбор. — давай начистоту, — резко выдает вадя, — что ты чувствуешь к сереже? — ничего. абсолютно ничего. знает, что врёт, но говорить правду не собирается. так должно быть легче, потому что никто не осудит. он сильный, а сильные не сожалеют о своих поступках. боится? может быть, но бояться — это нормально. испытывать к кому-то чувства — это нормально, но для бессмертных это большая преграда, потому что любить — значит делать себе раны на сердце и на душе. как жаль, что вместо этого осталась только всепоглощающая пустота, утягивающая на дно. — тогда тебе, скорее всего, похуй на то, что завтра он уезжает навсегда, верно? — снова спрашивает козаков. — всё еще плевать, бессмертных? плевать на то, что он уезжает именно из-за тебя, потому что ты довел моего лучшего друга до нервного срыва своим: «я тебя люблю», а потом: «он мне не нужен». он держится лишь потому, что я не позволяю ему сдаться, но отговорить его от задуманного я не могу, потому что он твердо намерен распрощаться со всем. — а вот про это сейчас втирать не надо, я ведь знаю, к чему ты сейчас клонишь, — говорит русый. — я еще не закончил, — перебивает парень. — ты должен с ним нормально поговорить. ключевое слово здесь: нормально. это значит, без всяких твоих любимых закидонов, без «сука, я тебя ненавижу, чтоб ты сдох». ясно? — нет, не ясно, потому что я с ним разговаривать не буду. бессмертных встаёт и собирается уйти, но голос степановой бьёт ножом в спину, заставляя юношу медленно развернуться. — дима хотел, чтобы ты был счастлив. зеленоглазый начинает надвигаться на девушку, но возникший перед лицом вадя не позволяет ему приблизиться к лере. — даже и не думай. мы помочь тебе хотим. она рассказала мне о тебе очень много, поэтому просто послушай нас. козаков делает глубокий вдох, потому что знает — от его слов сейчас зависит многое. — ты нужен сереже, а он нужен тебе. может, хватит уже играть в прятки? бессмертных, послушай меня, если он уедет, то никогда больше не вернется, а это значит, что вы никогда больше не увидите друг друга. хоть ты — мразь редкостная, но сережа полюбил тебя по-настоящему. не разрушай эту любовь, не позволяй ей уйти на дно вместе с сережей. поговори с ним. просто, блять, поговори. я ведь знаю, что ты не хочешь, чтобы он уезжал. бессмертных, ты должен поговорить, пожалуйста. если ты этого не сделаешь, он уже никогда не вернется, понимаешь? парень старается говорить всё на одном дыхании, но задыхается сейчас только ваня, у которого в голове и так полнейший хаос. вдох, но без выдоха. — ты закончил? — резко спрашивает ваня. — пока. он уходит. снова. он никогда не захочет решать проблему с сережей, потому что знает, что если парень будет на расстоянии от него, то так будет гораздо легче. по крайней мере, для пешкова, потому что грязные руки глеба не дотянутся до парня, а значит, с ним ничего не произойдёт. — кажется, я начинаю понимать, почему сережа не хочет с ним говорить, — обессиленно произносит вадя. — нам нужен новый план действий, потому что мирные переговоры с этими ребятами не работают.

***

— пешков! крик бессмертных ударил прямо в спину, и сережа мгновенно ускорился, чуть ли не сбив с ног друга. русый кинулся следом за парнем, намереваясь выпустить пар. не важно как — ударить или накричать. хотя, уже не было уверенности, что ваня сможет поднять на него руку. зеленоглазый уже не тот. они оба изменились до неузнаваемости. уйти у шатена не получилось — русый настиг его на выходе, когда парень хотел спуститься по ступенькам. он схватил за шиворот и швырнул в сторону, чуть ли не взрываясь от гнева. кареглазый отвечал тем же неконтролируемым взглядом пожирающего огня. — что тебе надо? — прорычал сережа. — свали с дороги, бессмертных. — я думаю, нам уже давно стоит поговорить, потому что иначе я сломаю тебе нос, а этого, поверь мне, я не хочу, поэтому ты сейчас выслушаешь меня, а потом можешь уебывать, куда угодно. — доперло, наконец? но я больше не хочу тебя видеть и слушать тебя я тоже не буду, понял? съеби. оставь меня, сука, в покое! — пешков взвизгивает от неожиданности, когда бессмертных хватает его за локоть и тащит за собой в свою машину. неконтролируемо и резко, причиняя сереже еще и физическую боль. вдох-выдох. вдох-выдох. вдох-выдох. — придурок, отпусти меня! — кричит шатен, но зеленоглазый гораздо сильнее. он запихивает юношу в машину, обходит её и садится за руль. — выпусти меня! совсем рехнулся? бессмертных, блять! — заткнись, пешков! просто заткнись хотя бы на секунду! — шикает на него ваня. — куда мы едем? черт возьми, ты с ума сошел? — продолжает кричать сережа, но парень его не слышит. когда шатен понимает, что кричать бесполезно, он успокаивается, смотря на русого слишком внимательно. он злится. да, скорее всего. пешков знает, что бессмертных злится. он чувствует. он, пожалуй, слишком хорошо знает его. конечно, сейчас он хочет избавиться от всех нитей, которые связывают его с ваней, но это практически невозможно. все шансы кареглазого обречены, потому что русый не собирается его отпускать. точно не сейчас. по крайней мере, пока они не поговорят. его машина притормаживает у знакомого подъезда, и русый снова тащит парня за собой, намертво вцепившись в руку. юноша еле успевает за зеленоглазым, потому что тот идет слишком быстро. бессмертных открывает дверь своей квартиры и смотрит на пешкова выжидающим взглядом. — сам зайдешь или помочь? — нетерпеливо произносит. шатен заходит в квартиру, и юноша с грохотом захлопывает дверь, бросая ключи куда-то на тумбу. — ты хотел поговорить, я слушаю, — произносит сережа слегка дрожащим голосом. ему всегда было трудно контролировать себя рядом с русым. второй будто высасывал из него жизнь по крупицам, заставляя задыхаться. в какой момент всё стало так напряженно? в какой момент они стали так тесно связаны? сережа знал, что всё меняется. он знал это с самого начала: стоило только ване впервые поцеловать его, как весь прежний мир пешкова рухнул в секунду. парень помнит всё: совсем ничего не забыл, ведь такое не забывается. бессмертных въелся под кожу, и шатен чувствует его точно под ней. невыносимое чувство. ваня видит его насквозь, читает, как открытую книгу, и от этого прожигающего взгляда не спрятаться, не скрыться. пешков привязан к бессмертных, а русый привязан к шатену. и каждая попытка разорвать эту связь заканчивается не тем, чем должна была. избавиться от этого невозможно. сильнее, чем проклятье. любовь теперь не имеет значения. ненависть на первом месте. — сколько ты можешь надо мной издеваться? — рычит ваня. — сколько, пешков? неужели так трудно забыть всё и оставить меня в покое? почему ты говоришь о любви, которой нет на самом деле? для чего выставляешь себя чертовой жертвой? я же просил тебя оставить меня в покое и не попадаться мне на глаза. знаешь, меня это уже достало. ты достал меня, разве не понимаешь? — на одном дыхании. сережа спокойно смотрел на него, не выражая своих эмоций. ни одна фибра не тронулась на лице. — а теперь ты послушай меня, бессмертных. я никогда не издевался над тобой, никогда не причинял тебе боль, я всегда молчал в тряпочку, когда ты бил меня, даже тогда, когда у меня случилась истерика, — я всегда молчал, я всегда был тише воды, ниже травы, потому что боялся тебя, как проклятый, потому что боялся сделать лишний вздох при тебе. я всё пытался понять, почему ты так сильно меня ненавидишь, из-за чего всё это, ведь я не сделал тебе ничего плохо. мне было плохо. из-за тебя, — делает акцент на этих словах, — постоянно. ты не знаешь, что я чувствовал тогда и чувствую сейчас, и ты еще говоришь, что это я над тобой издеваюсь? бессмертных, повзрослей, наконец. я пытался тебе помочь, но тебе не нужна моя помощь, верно? ты же гордый, ты со всем справишься сам. — пешков, ты просто должен меня послушать. — а ты меня слушал когда-нибудь? ты когда-нибудь слушал меня? ты пытался меня хотя бы просто выслушать и понять? ты мог не причинять мне боль? — через сомкнутые губы произносит юноша, — ты же прекрасно видел, как мне больно, но ты всё равно добивал меня. и добил окончательно. ты убил во мне меня и мою любовь. всё, что я сейчас чувствую к тебе сейчас — это ненависть. ненависть, ты понимаешь? я ненавижу тебя. — ты должен понять, что мы никогда не будем вместе, — тихо прошептал ваня, — потому что я не хочу этого: я не хочу быть с тобой. я знаю, что веду себя, как последняя мразь, но по-другому никак. я люблю тебя. да, пешков, я люблю тебя. я люблю тебя, слышишь? ты ведь эту правду хотел от меня услышать? я люблю тебя, но вместе мы никогда не будем. сердце вани разбивается вдребезги, когда он снова смотрит на сережу и понимает, что у того взгляд абсолютно пустой. скорее всего, научился управлять собой благодаря русому. шатену больно? наверное. у него начинают дрожать губы. кареглазый начинает дрожать всем телом. «надо держаться. надо держаться. надо держаться» но это так сложно, потому что пешков лучше, чем бессмертных. и он уже знает, что не сможет удержать себя от прыжка в бездну. вдох-выдох. вдох-выдох. вдох-выдох. — окей, хорошо, — голос почти не дрожит. — хорошо, бессмертных, как скажешь. я ведь тоже больше не хочу быть с тобой. кто научил сережу так красиво врать? кто? шатен спотыкается об свою ложь. злость сходит на нет, возвращается боль, которую можно прочитать по глазам. оба умирают. и так сильно хочется плакать, потому что конец, кажется, выглядит именно так. ваня позволяет себе настоящему открыться и подходит к сереже, а тот не может сдвинуться с места. бессмертных просит безмолвное разрешение и его получает, когда пешков прижимается всем телом. это похоже на прощание и на прощение? да, ведь они оба прощаются друг с другом и прощают друг друга. безмолвно. шатен знает, что это конец. он чувствует это. ваня оставляет его. ваня ускользает от него. и внутри так пусто. у обоих. невыносимо. — прости меня, сереж, — шепчет русый, утыкаясь носом в его плечо, — прости меня, пожалуйста. прости меня. слышишь? пожалуйста. шатен уже почти плачет, хватаясь руками за края его толстовки. он не может справиться с этим: его ломает изнутри, потому что они действительно прощаются. потому что бессмертных навсегда отпускает пешкова. сережа не в состоянии его снова оттолкнуть и послать. он просто опять его прощает. где же его равнодушие, когда оно так нужно? запах клубники и шоколада заполняет лёгкие русого. так пахнет именно кареглазый. и это самый лучший запах на свете. ваня отпускает себя и свои чувства, прижимая парня ближе к себе. он пытается запомнить этот момент навсегда, потому что это не повторится больше. — я не злюсь, вань, — прошептал сережа, — я не злюсь. и я прощаю тебя. зеленоглазый улыбается, касаясь носом его виска. это настоящая улыбка. искренняя. — это всё, что для меня важно, сереж, — а потом целует его в щеку, чувствуя, как тело юноши мгновенно слабеет в его руках: тот плавится в этих ладонях и ничего не может с собой поделать. это наваждение и проклятье. они оба прокляты. по телу шатена проходят заряды, когда руки вани касаются его плеч, а губы нетерпеливо тянут ткань вверх, заставляя парня подчиняться. сережа не может сопротивляться этим глазам и мягким губам — он уходит на дно, утягивая бессмертных за собой. русый целует. нежно и осторожно. он делает это впервые, позволяя кареглазому сделать выбор, хочет тот этого или нет, но ответ очевиден — он хочет, потому что только рядом с ваней чувствует себя живым. хоть и потом будет больно умирать, но пешкову плевать на это. всё, что сейчас важно, — это зеленоглазый. такой настоящий и искренний. такой добрый и нежный с ним. такой осторожный и терпеливый. шатен дышит, когда русый его целует. ваня чувствует себя живым только рядом с сережей. оба сходят с ума. бессмертных на самом деле боится прикасаться к пешкову в полной мере: он боится сделать ему больно или боится, что парень просто исчезнет, но он позволял ване так много и желал большего. сейчас всё было не так, как раньше. не так, потому что ваня любит сережу до мурашек. — что ты делаешь? — шепчет слишком тихо шатен, но юноша слышит. — прошу прощения, — тихо шепчет бессмертных, продолжая целовать парня так, что у последнего подгибаются колени, — и прощаюсь. пешков падает в бездну этих рук. эйфория заполняет кареглазого до самых краев. он живой, когда русый рядом. сережа. ваня так сильно ему благодарен. и так сильно перед ним виноват. но пешков не держит обид. он разрушает в своем сердце эту стену и знает, что теперь сможет дышать даже без вани, потому что это правильно. правильные решения причиняют боль, но шатену уже не больно, потому что русый больше не обманывает: не обманывает себя. сережа погружается в ваню с головой, а бессмертных… он готов к этому. он готов отпустить парня навсегда, а кареглазый готов навсегда уйти, навсегда расстаться с зеленоглазым, расстаться с ним на такой прекрасной, но минорной ноте, отпустить свою любовь к нему. и оба знают, что эта ночь станет для них последней. последней, когда они оба были счастливы. ваня просит прощения, когда целует медленно и осторожно, а сережа прощает ему все его проебы, потому что не может иначе. потому что он сейчас рядом и большего не нужно. шатен позволяет, а русый делает счастливее. забирает боль и заполняет пустоту внутри пешкова собой. вдох-выдох. вдох-выдох. вдох-выдох. сережа дышит рядом с ваней, и это так прекрасно. от этого по-настоящему сносит крышу, и они оба не могут насытиться друг другом. пешков прижимает бессмертных всё ближе к себе, как обезумевший, и улыбается, ловя губами нежную улыбку парня. они оба раскрываются в объятьях друг друга. юноша не знает, почему ваня улыбается, но эта улыбка так прекрасна. невероятна и изумительна. парень хочет, чтобы сережа запомнил его именно таким: настоящим. ради него. для него — для пешкова, зеленоглазый дарит свою улыбку. — почему ты улыбаешься? — спрашивает парень. шатен не может не улыбаться в ответ, касаясь пальцами щек русого, и тот улыбается еще сильнее, целуя юношу снова. — потому что ты такой красивый, — отвечает бессмертных. искренне. шатен тонет в океане эмоций, тоже улыбаясь, как ненормальный. он дышит и обнимает юношу за шею. просто обнимает и всё. и теперь понимает, что его не оттолкнут, что удара не будет, что сам русый льнет к нему, зарываясь носом в волосы. бессмертных настоящий. он прижимает к себе пешкова и улыбается. улыбается, потому что его сердце снова бьётся. они прощаются и прощают друг друга. и оба счастливы. им не суждено быть вместе, но они впитывают это счастье в себя, чтобы запомнить. сережа прощает, а ваня прощается. но сейчас нет боли, потому что вместе, потому что рядом, и ничего больше не важно. шатен знает, что по-другому быть не могло, а русый благодарен парню за понимание. отпускать больно, но это необходимо. и обоим хочется расстаться так, чтобы потом вспоминать с улыбкой. — сереж? — шепчет зеленоглазый так, будто только что изобрёл его имя. — что? — ты должен мне кое-что пообещать. — хорошо, — кивает кареглазый. — обещай, что станешь счастливым. — обещаю, вань. это кажется концом для их истории, потому что на следующее утро пешков уезжает в санкт-петербург навсегда, а бессмертных остаётся совершенно один. но ведь у него остаются воспоминания. самые лучшие, потому что шатен сделал его счастливым. — сереж, пожалуйста, запомни, что я тебя люблю. и сережа запомнил. навсегда.