***
парень приехал к аэропорту. его сердце пропустило несколько ударов, когда он понял, что скоро уедет из родного города. москва будет позади, а значит — ваня тоже. и чувства к нему. парень ведь знал, что они быстро не уйдут. знал, что когда приедет в санкт-петербург, ему будет плохо морально. но в одном вадя всё же был прав — если пешков что-то вбил себе в голову, значит выбить оттуда это будет невозможно. его мысли буквально крутились только вокруг одной цели, поэтому шатен идёт в сторону здания. моррисон посмотрел на сережу, повернулся в другую сторону и замолчал. ему явно не нравилось, что приходится менять обстановку. хотя, где-то на подсознательном уровне он понимал, что хозяину так будет лучше. пешков думал точно так же. так будет лучше. так будет лучше для меня. так будет лучше для вани. его мысли прерывает звонок. на экране высвечивается «катя». перед глазами проносится их последняя встреча. — да? — отвечает сережа. — сереж, я не буду ходить вокруг да около, и поэтому скажу только одно: ты точно решил уехать? ты точно считаешь, что таким образом проблемы закончатся? я понимаю, между нами было много того, что хотелось бы забыть, но я сейчас говорю как друг, который не хочет, чтобы ты сделал ошибку, — на другой линии телефона девушка останавливается, ожидая ответа. вдох-выдох. вдох-выдох. вдох-выдох. «ты же знаешь, что так не будет легче, почему ты себе тогда врешь?» — не всё всегда заканчивается так, как мы хотим. мне будет намного легче, если я буду в другом месте. знаешь, иногда любовь приносит боль. — я знаю, сереж, но это не значит, что от неё нужно бежать. — от моей любви надо бежать, иначе она меня сожрет полностью, — парень смотрит на небо, где собираются тучи. вот-вот пойдёт дождь. — у нас нет будущего. кажется, у нас его никогда не существовало, но я всё равно люблю его, как проклятый, потому что эти чувства заставляют меня дышать даже тогда, когда это невозможно. — тебе не кажется, что ты задохнешься, если будешь находиться за тысячу километров? — нет, я задохнусь, если снова услышу «ненавижу». катя понимающе вздыхает. внутри пешкова проносится целый ураган эмоций. — я надеюсь, что ты найдешь свое счастье, сереж. ты заслуживаешь этого. я люблю тебя, — говорит блондинка. наверное, последнюю фразу она сказала, имея какой-то другой, например дружеский, контекст, но сережа промолчал. потому что его сердце любит только одного человека. ваню бессмертных.***
жизнь вани катилась на самое дно: она не была счастливой. по крайней мере, он так думал. парень до сих пор не понимал, что такое счастье. счастье — оно слишком хрупкое и в любое мгновение может исчезнуть. и ты никогда не узнаешь, в какой момент это может произойти. когда человек по-настоящему счастлив, он светится изнутри, он испытывает бесконечную радость. когда человек по-настоящему счастлив, он готов поделиться своим счастьем с окружающими. каждому раздать частичку себя и не попросить ничего в ответ. когда человек по-настоящему счастлив, жизнь кажется лучше — она наполнена разными красками и смыслом. когда человек по-настоящему счастлив, он способен покорить мир. сдвинуть горы, переплыть океан, долететь до луны. когда человек по-настоящему счастлив, все его проблемы сходят на нет. когда человек по-настоящему счастлив, в его сердце расцветают красивые цветы — лилии, пионы, орхидеи. не важно, самое главное, что там нет места этой боли. когда человек по-настоящему счастлив, вся его жизнь становится прекраснее и прекраснее: он навсегда забывает о горечи прошлого, живет настоящим и думает о будущем. человек живет. живет — в прямом смысле слова, потому что ему действительно хочется жить. ваня не чувствует чего-то подобного: разговаривает с тишиной, улыбается отражению в зеркале и просто существует. просто, блять, существует. ему казалось, что если пешков уедет далеко и навсегда, ему станет легче бороться со своим монстром, потому что он больше не сможет причинить боль сереже. бессмертных почти перестал спать. а виною этому ночные кошмары, ведь они всегда преследовали его, они всегда напоминали о себе, напоминали русому, что он — всего лишь щенок в чужих руках, марионетка, которой суждено плясать под дудку врага, а ради чего? ради чего ваня так страдает? он давал безмолвные клятвы себе, что сможет противостоять своему внутреннему саморазрушению, но каждый раз возвращаться из кошмаров было всё сложнее. сложнее держаться, но он пытается. пытается ради пешкова. потому что обещал ему. карие глаза любили. но карие глаза прощались. он скучает по этим шоколадным глазам. по сереже, который был слишком доверчивым, но всё равно искренним. он скучает, но справляется с этим состоянием, потому что ваня должен быть сильнее, потому что так нужно. шатен бы хотел этого. он искренне верил, что бессмертных достоин счастья, и никогда не врал. он заставлял русого чувствовать себя человеком, заставлял улыбаться. сейчас это было слишком странно для бессмертных. слишком странно чувствовать себя таким нормальным и ненормальным одновременно. мысли никуда не делись из его головы. монстр всё ещё живёт в нем, но он пытается усмирить его ради кареглазого и брата. и ваня знал это, поэтому сереже будет лучше без него. лучше или всё же хуже? зеленоглазый не доверял никому, но ему поверил. поверил шатену. эта вера была оправдана — удара не будет, предательства не будет. ваня ни о чем не жалеет. не жалеет, что пешков перевернул его жизнь с ног на голову, заставил увидеть себя, вернул веру в себя. — вань, ты мне должен кое-что пообещать, — произнёс сережа. — не думаю, что это хорошая идея. я не умею держать обещания, ровно, как и люди не могут доверять мне их. — в смысле? — ты видишь только красивую обертку от шоколадки, но не смотришь внутрь, а там, я уверен, — гниль и яд, — говорит бессмертных. — я боюсь не оправдать твоих надежд, поэтому не имею права давать обещания. я не смогу их сдержать. я до сих пор боюсь сделать больно. мои обещания ничего не стоят. и ты знаешь, что я прав. пешков смотрит на него. карие глаза в душу. таранят и царапают сердце. — ты пытаешься измениться, и я это вижу. я чувствую, что сейчас у нас с тобой всё по-другому: не так, как было раньше, потому что внутри тебя — сердце. и оно не стеклянное, понимаешь? ты не стеклянный — ты живой: настоящий и искренний. где-то глубоко внутри себя мне страшно… уезжать, страшно терять тебя, страшно, что ты разобьёшь мне сердце, ведь делал это уже не раз, страшно доверять тебе, страшно сейчас находиться рядом с тобой, страшно проснуться и осознать, что тебя нет рядом. вдох-выдох. вдох-выдох. вдох-выдох. — страшно осознавать, что я никого не полюблю так сильно, как тебя, ведь сердце не выбирает кого попало. оно выбрало тебя, именно тебя. я тоже хочу быть уверенным, что уезжаю, и с тобой не случится ничего плохого. я хочу, чтобы ты тоже был счастливым, вань, поэтому обещай мне, что ты будешь счастлив. это тоже важно для меня, понимаешь? я верю тебе, и знаю, что ты тоже заслуживаешь быть счастливым. воздух в лёгких заканчивается. сердце стучит так громко, что вот-вот выпрыгнет из груди. — и если ты не станешь счастливым, то и я не смогу. пообещай, хорошо? — шёпотом говорит сережа. — я обещаю, сереж, — также тихо прошептал ваня. пешков улыбнулся. это его счастье — маленькое, хрупкое, но такое важное. попытаться быть счастливым, когда бессмертных нет рядом. будет сложно, но шатен попытается. ради русого, потому что тоже пообещал ему. у обоих — боль в лёгких вместо воздуха. у обоих — в грудь осколки стекла, которые въедаются в кожу. у обоих — поломанная судьба. но с этим можно жить. кареглазый улыбается и целует парня осторожно и нежно. в этих поцелуях заложено так много любви, что на всю жизнь хватит. сереже важно, чтобы ваня знал, что он любит его всем сердцем. бессмертных вспоминает их последнюю ночь вместе. помнит каждую фразу, помнит каждое прикосновение, помнит каждый поцелуй, помнит каждое крепкое объятье, помнит каждую лёгкую улыбку на красивых губах: сережа улыбался, и в этой улыбке сквозила обреченность, но глаза светились счастьем. — я люблю тебя. я очень сильно тебя люблю, — шептал пешков. русый знал, что это правда, но от этого было еще больнее внутри. потому что в каждом его «люблю» — крик, едва слышный, но такой душераздирающий, заставляющий сердце сжиматься. эти чувства были светом в конце туннеля, но они же и были для вани проклятьем, от которого невозможно избавиться. ведь не сможет сказать этим чувствам: «нет». — я тоже очень сильно люблю тебя. шатен прижимается щекой к щеке юноши и закрывает глаза, позволяя слезинкам скользнуть по щекам. всего лишь на одно мгновение, и почти сразу они впитываются в ткань чужой толстовки. всё должно быть хорошо. потому что по-другому не может быть.***
единственное, что связывает парней сейчас, — воспоминания. если б не сережа, кто бы понял и принял ваню? кто доказал ему, что его нынешняя жизнь — всего лишь выдумка? пешков единственный, кто смог пробиться через бетонную стену безразличия и равнодушия. мог ли бессмертных давать ему обещания? сережа верил ему. всегда. но это было очень хрупкое доверие, которое русый боялся разрушить. а ведь знает, что может с лёгкостью сделать это. парень не был уверен, что шатен может ему доверять. он боялся навредить, не оправдать ложных надежд. ваня до сих пор привыкал к чувствам, которые ковыряли изнутри и заливали в грудь раскалённый металл. зеленоглазый пытался жить, как все нормальные люди. но не мог, потому что прошлое не оставляло его. оно следовало за ним, а ночные кошмары не давали покоя. казалось, кто-то медленно высасывает из него жизнь. стоило юноше закрыть глаза, как он погружался в темноту своего сознания, позволяя своим самым ужасам взять верх над ним. бессмертных понимал, что самоконтроль переоценивают: демоны живут в нас самих. иногда именно они побеждают — ты справишься, — голос сережи — ниточка света в его сплошной тьме, — я верю в тебя. ваня думал. и его же мысли разъедали в нём дыру, которая мгновенно заполнялась этой пустотой, смешанной с острой болью в груди. странное чувство тревоги забралось в самое сердце. тысячи километров разделяли их. время неумолимо бежало вперед, а мир бессмертных застыл на одном человеке. как он? в порядке ли он? поначалу русому было даже легче от того, что шатен теперь так далеко от него, но так было сначала, потому что в дальнейшем мысли умножились в геометрической прогрессии. он пытался сделать вид, что всё хорошо, но на душе неумолимо скребли кошки. внутренний хаос никуда не делся, просто теперь ваня пытался разобраться с ним, разложить свои чувства по полочкам. любить пешкова — это было как-то странно. его равнодушие рассыпалось на мелкие частички, когда он вспоминал теплую улыбку на губах кареглазого. — ты достоин счастья, вань, — повторял сережа, смотря в серые глаза, где появился хоть какой-то облик, напоминающий жизнь. в их объятиях было самое важное — любовь. шатен будто вдохнул в него новую жизнь, заставил улыбаться, дышать, снова полюбить. и не было сомнений в том, что ваня и правда любил юношу по-настоящему, — без фальши. так, как раньше, казалось бы, не умел. всё будет в порядке. сколько же стоят его обещания? имеют ли они смысл, когда пешков так далеко от него? но вместе с этим он всегда рядом. частичка сережи навсегда осталась в израненном сердце вани. кажется, навсегда. правильно ли они поступили, когда отпустили друг друга? бессмертных был уверен, что да. он не имел права жалеть об этом выборе. правильные решения всегда причиняют боль. русый соврет, если скажет, что ему не больно. он просто не позволяет этой боли выбраться наружу. знает, что тогда, наверное, умрет. любить больно, а любить сережу еще больнее. может быть, из-за того, что шатен любит его еще сильнее, чем должен. самое главное — зеленоглазый научился верить словам юноши. они прошли долгий путь от «я ненавижу тебя» до «я люблю тебя. останься со мной». время и не думало останавливаться: оно уносило с собой пешкова всё дальше от бессмертных. ваня, правда, ему благодарен. парень справлялся. они все справлялись без шатена почти на отлично: лера не позволяла ваде грустить, постоянно напоминала ему, что всё к лучшему, и это не конец света, а бессмертных наблюдал за этими двумя. просто пытался узнать, сколько раз в день пешков звонил своему лучшему другу. оказалось, что ни одного звонка за неделю. даже через полторы недели сережа не объявился. козаков переступил через себя и решил поговорить по этому поводу с русым. конечно, они до сих пор не научились доверять друг другу, но ваня стал терпимее — это говорило о том, что он пытается быть лучше. по крайней мере, ему самому хотелось стать лучше. и у него, кажется, наконец начало получаться быть лучше, хоть всё же монстр постоянно напоминал о своем существовании. но зеленоглазый не хотел быть прежним. ради сережи, по крайней мере. ради тех глаз, которые любили. даже тогда, когда парень понимал, сколько боли ему это приносило. — ты не разговаривал с пешковым больше недели? — переспросил бессмертных, выгнув бровь. козаков, вздохнув, кивнул. — с того дня, как попрощался с ним возле аэропорта, — добавила лера осторожно. ваня прошёлся по ней взглядом, но он больше не был убийственным. русый никогда не сможет ей доверять, но сейчас желания убить её у него не возникало. — и на что вы намекаете? — на то, что с ним что-то случилось. я не знаю, но меня все две недели преследует странное чувство, будто он никуда не уезжал, и сейчас он в городе, — произнёс вадя. — шестое чувство, как у собак? — усмехается зеленоглазый. — ты — экстрасенс? — а ты — долбоеб, — прошипел козаков. — я сказал тебе об этом не для того, чтобы ты издевался. включай, блять, свой мозг, от сережи ни слова уже две недели. это странно, тебе так не кажется? — так, хорошо. почему это должно казаться странным? пешков сейчас очень далеко отсюда, в новом городе, например, пытается привыкнуть к новому ритму жизни, и у него нет времени, чтобы звонить тебе каждый день. разве такое не может быть? — я рассматривал другой вариант, — парень посмотрел на степанову, та закусила губу от волнения, потом снова посмотрела на ваню. сердце мгновенно сжалось. — что? — немного раздраженно произнес бессмертных, обращаясь к девушке. а в ответ — тишина, поглощающая организм. — блять, не молчи! едкая мысль забралась в сознание. невыносимое чувство страха вернулось, захлестывая бессмертных практически с головой. так не должно быть. так не должно быть. так не должно быть. козаков снова встал стеной, защищая леру от несдержанного вани. кажется, они начали думать в одном направлении. эти мысли разъедали сознание на кусочки, заставляя дыхание прерываться. — тише, — проговорил вадя. — пускай скажет, о чем думает, — прошипел русый, — живо! — сегодня утром мне пришло сообщение, — степанова протянула телефон к зеленоглазому. русый пробежался глазами, и его сердце мгновенно рухнуло к пяткам, заставляя внутренности сжаться от паники и страха: «птичка в клетке, ванечка» нет. блять, нет. это же нереально? ваня перестал дышать. эти слова могли принадлежать только одному человеку — малышеву. первое, что почувствовал бессмертных, когда понял, о какой птичке идёт речь, заставило его мгновенно вцепиться руками в степанову, отпихнув козакова в сторону. тот даже среагировать не успел, потому бессмертных не давал шанса остановить себя. лера зажмурилась, а вадя схватил ваню за руку, пытаясь ослабить его хватку. но это невозможно, пока внутри паника заменяется злостью. страх пробирался в каждую клеточку сознания. страх за пешкова. почему всё именно так? он не должен платить за чужие ошибки. только не он. только не сережа. только не дима. за что? за что? за что? если кто-то и должен был разбираться с этим дерьмом — так это ваня. страх под самой кожей. не слышно даже сердцебиения. — если с его головы упадет хотя бы один волосок, я клянусь, что убью сначала твоего брата, а потом тебя. зачем ты это сделала? зачем ты помогаешь ему? разве пешков этого заслуживает? вам мало моего брата? вам мало этого было? я обещаю тебе, что если с сережей что-то случиться, то ты долго не протянешь. если с ними что-то случится, то я обещаю вам, что моя месть не заставит вас ждать. — бессмертных! если с ней что-то случиться, то ты будешь первым, кого я закопаю, понял? — встревает вадя, яростно смотря в серые глаза. кажется, в них снова пропадает жизнь. — она не виновата ни в чем. я ей верю. твоя пизделка не приведёт ни к чему хорошему и не поможет нам вытащить сережу. — ты думаешь, что она здесь ни при чем? — прошипел он, — ты думаешь она — ангелок, который хочет для всех добра? это нихуя не так. — я сбежала от него, потому что поняла, что пора исправлять свои ошибки, — прошептала лера, — и я бы ни за что не сделала тебе так больно. я не хочу больше этого, слышишь? — ты думаешь, что я поверю тебе? — прошипел русый. — ты правда думаешь, что я поверю тебе? я помню абсолютно всё, что вы с глебом сделали. я уверен, что козакову ты о многом не рассказала, правда? было видно, что девушка еле-еле сдерживает слезы. каждое слово парня било прямо по сердцу, заставляя бедную леру дрожать всем телом от страха и боли. никогда она не видела в людском взгляде столько ненависти по отношению к себе — от этого было по-настоящему больно. он так сильно её ненавидел. кажется, даже сильнее, чем пешкова когда-то. — что мне нужно сделать, чтобы ты меня простил? на колени перед тобой встать или что? ты убить меня хочешь? убивай, блять, убивай. я же — такой монстр, который действительно не заслуживает жизни, верно? хочешь правду? я сама себя ненавижу. я слишком поздно поняла, что вы не заслуживаете этого. я здесь, чтобы помочь. я здесь, чтобы всё исправить. он убьёт тебя, потому что ему нужен ты. он хочет тебя: он хочет, чтобы тебе было больно так же, как и ему. и пока ты будешь выяснять, кто в этом виноват, сережа и дима умрут. глебу нужен ваня. он хочет отомстить. он сделает всё возможное, чтобы превратить бессмертных в ничтожество. вадя по-прежнему старался держать русого подальше от девушки, иначе тот мог вцепиться руками ей в лицо. ненависть зашкаливала до предела. казалось, ваня едва ли может себя сейчас держать в руках. он терял контроль над своими эмоциями. — если ему нужен я, то он меня получит, — прошептал зеленоглазый, направляясь быстрым шагом к выходу. единственное, что чувствовал парень, — страх. там, где сердце. страх потерять сережу. страх потерять диму. страх навсегда потерять смысл своей жизни, ведь они — это люди, которые заставляли бессмертных жить, дышать. если он потеряет их, то потеряет и себя. — что ты собрался сделать? — убить этого ублюдка. я никому не позволю трогать людей, которые мне дороги. я устал бегать и прятаться. я вытащу диму и сережу любой ценой, даже если эта цена — моя жизнь. ваня снова делает правильный выбор. ваня выбирает пешкова. потому что шатен и брат — это и есть его жизнь, и ради них умереть не страшно. русый больше ничего не боится.