Голубика

      – Чем ты меня напоил? – не переставая возмущаться и негодовать, продолжал дракон, повышая голос, чтобы друг, находящийся на улице, понимал каждое сказанное им слово. И Рома начинал все больше и больше сожалеть, распознавая отчаяние и грусть в чужих словах.       Ответить он не осмелился и даже придумал себе отмазки причины почему. Казались они достаточно весомыми и оправдывающими.       Первой и, наверное, очень важной стало расстояние. Удивительно, но общаться таким образом куда неудобнее, чем можно представить: если речи первого были более ясны благодаря какому-никакому эху помещения, то второму, что уместился в зеленой травушке, собирая цветочки во дворе и забыв о кактусе, донести мысли словами куда сложнее, ведь скажи он их, и они тут же растворятся в шуршании летней листвы, звуках воды и легкого ветра, так и не дойдя до собеседника. К тому же сам Рома не собирался надрывать голос, крича свои длительные оправдания Лефтариону.       Во-вторых, очень стыдно. Не каждый, знаете ли, день приходится говорящих драконов-ученых в людей обращать. А если приложением к их разуму добавить еще и эмоциональность, которой природа не обделила Лефтариона, так вообще испытание похуже спасения мира.       – Ты сам его выпил, – пробурчал себе под нос Рома, нисколько не сомневаясь, что его ворчание останется неуслышанным. Ну, если так посидеть и логически порассуждать, дракон ведь все сделал по своей инициативе, поддаваясь эмоциям и глупому желанию «спасти» кого-то от «смертельного яда», который сварил самый злой злодей во всей Вселенной – Лололошка.       Никто никого не заставлял, не принуждал и не проявлял насилия. Все сделано по собственной воле самого дракона, а он, между прочим, хотел пожертвовать своей жизнью.       Если бы не глухой грохот, исходивший из дома, Рома так бы и погрузился в свои мысли, тихо обвиняя доверчивость и спонтанность Лефтариона, который с высокой вероятностью снова попытался встать, потому что точно таким же шумом кончилась и прошлая попытка это сделать.       Он словно маленький ребенок, который делал несчастные попытки научиться ходить, мысленно проклиная все живое с каждым шагом. Но когда у него это начало получаться и передвигаться на своих двух стало не так сложно, он снова остался недовольным, подчеркивая это разъяренным пыхтением и злым взглядом.       Конечно, Лефтарион – дракон, и ему по природе удобнее или летать, или ходить на четырех, оставляя царапины от когтей на полу, но иногда все же стоит выходить из зоны комфорта. И неважно, против воли, или нет. Кому это вообще интересно?       И Рома смеялся и умилялся (и почти сочувствовал, ведь дракону точно приходилось использовать стену в качестве опоры, чтобы ненароком не упасть и не разбиться насмерть) с чужих таких глупых страданий, только недолго: спустя некоторое время, которое даже можно назвать длинным для такого простого занятия – похода от кровати до входной двери, – перед ним показался обворожительный молодой человек.       Первое, что сделал его друг, так это оглядел высокую стройную фигуру голубоволосого парня. Утонченные конечности, изящные шея, плечи и ключицы, очаровательно-бледный цвет кожи, приятные черты лица и.. Полное отсутствие какой-либо одежды.       А что вы думали? Вас превратят в человека сразу в новых шмотках, когда вы в образе дракона не носили их вообще? Наивно с вашей стороны. Магия магией, но ничего на халяву не бывает. Хотя, именно потому, что Лефтарион не носил одежды будучи драконом, сейчас вообще не смущался, с чем не повезло его другу. Лололошка то и делал, что смущенно отводил взгляд, боясь даже краем глаза заметить чего лишнего.       И нет, не то, чтобы он не видел никогда мужского тела и не знает его строения, и не то, чтобы он приписывал себя к людям с нетрадиционной ориентацией, но этот человек.. Он влиял совсем по-другому, то самое исключение из правил высокоинтеллектуальных гетеро. Рома, конечно, предполагал, что Лефтарион, если бы был человеком изначально, мог бы похвастаться невероятной красотой, но он совсем не думал, что это окажется так! Лефтарион вообще сам по себе очень интересная личность, а тут ему еще так фортануло с внешностью.       А может, та романтичная теория о заколдованном прекрасном принце вовсе не теория, а истинная правда?       – Ты пялишься, – все с тем же недовольством в голосе отозвался дракон, высверливая взглядом дыру негодования в друге, что, наверное, просто не заметил, как любопытство и желание заставили его снова поднять свои синие на эту прекрасную фигуру.       Рома снова смутился, бросая букет собранных ромашек рядом с собой и закрывая лицо руками. Он часто-часто проговаривал это несчастное «прости», пока все же не набрался смелости и не сказал, полный уверенности:       – Переспим?       – Что? – переспросил недоумевающий дракон, всерьез не понявший смысла такого предложения.       – Просто шутка. Прости, – вновь повторил Лололошка. Он поспешно вернулся к цветам, которые планировались пойти на прекрасный ромашковый чай, делая вид, что Лефтарион ему вообще нисколько не интересен.       На самом деле смешно, собирать цветы, потому что захотелось чая, пытаясь полностью игнорировать присутствие голого парня с невероятным телосложением у себя дома. Щеки не переставали покрываться слоями краски от одних только представлений. Принуждение – звучит перспективно. Но, кажется, он снова задумался.       – Крылья... – напомнил дракон, отвлекая. Крылья?       – Что? – На этот раз глупо переспрашивал уже Рома, не осознавая, к чему ведет товарищ. – А... Кры-ылья... – Растягивая слог в слове, до него наконец дошло. Так уж вышло, что соображать в таких условиях крайне сложно, потому и мысли связывались с трудом. – Твои крылья... Они, эм... – Лололошка снова непроизвольно поднял взгляд, но тут же осекся, еще раз покраснев, – Слушай, оденься, тогда и поговорим. ~       Капризные буквы складываться в слова не особо хотели, превращая чтение в каторгу.       «Ромашка – незаменимое средство, которое есть практически в каждой домашней аптечке, – говорилось на пожелтевших страницах книги. – С ее помощью можно устранить множество проблем со здоровьем и победить простуду. Из цветка готовят отвары, настойки и настои», – и бла-бла-бла.       Теория – это, безусловно, очень важно, но лень, и желание наконец испить этот божественный напиток, которым угостил травник этим утром, взяли свое. К тому же Лололошка и без того точно знает, что ромашка – прекрасный цветок, потому изучать введение ему не особо надо, уж лучше сразу перейти к приготовлениям и, наконец, дегустации долгожданного чая.       Его проблемы с введением в книгу были ничем по сравнению с проблемами дракона. Он тщетно пытался завязать бантик из шнурков, которые высовывались из пояса штанов, любезно сшитых персонально для него лучшим другом. Эти человеческие пальцы такие превосходные! Они сгибаются и разгибаются, а благодаря своим размерам и толщине могут залезть хоть куда, делая жизнь их обладателя невероятно комфортной. И Лефтарион реально завидовал людям. Да, они не летают и передвигаются всегда на своих двух, но как же кайфово им живется с такими многофункциональными пальцами.       С лапами завязывать шнурки практически невозможно, потому техника «узелок, петля в петлю, затянуть и готово» не помогала. Рома, конечно, показал, как это делается, но в любом случае, новыми пальцами очень странно и непривычно пользоваться, учитывая то, что, будучи драконом, Лефтарион вообще не практиковался в каких-то там бантиках.       Ну, а с верхом даже упоминания проблем не было, также как и самого верха. Ибо сшить или купить его Рома просто не успел (не хотел на самом деле). Сейчас дракон стоял у того самого выского зеркала, рассматривая себя. Сказать что-то о красоте своей внешности он не мог, потому что не понимал, как люди вообще подразделяют себе подобных на «красивых» и «не очень».       Зато о различных неловкостях ему любезно рассказал лучший друг. А ведь сколько бы книг про людей Лефтарион не прочитал, но такие элементарные вещи, как отсутствие какой-либо одежды и реакция общества на это, оставались для него чем-то непонятным и удивительным.       Сказать, что он не смущался – нагло соврать.       На щеках образовался едва заметный румянец, не оставшийся без внимания: дракон осторожно, словно боясь, что тот растворится, коснулся его подушечками пальцев, думая, что его можно ощутить и потрогать. Лефтарион и раньше замечал такое у других людей, в их числе и Лололошка был, но видеть это именно на своем лице – очень странно.       Он бы так и размышлял о человеческой физиологии дальше, снова забывая о реальности, если бы не Рома, который появился словно из ниоткуда.       Расстояние между ними сократилось, но Лололошка все же воздержался от нежелательных касаний, просто стоя по левую сторону от Лефтариона и также глядя в зеркало.       Ему человеческий облик дракона невероятно понравился. Его никогда не привлекали парни так, как сейчас. И как бы сильно он не пытался убедить себя, что смотрит исключительно на лицо, взгляд непроизвольно опускался ниже на открытый торс. О боже, как же глупо влюбиться в лучшего друга, чей настоящий облик, что самое ужасное, дракон.       – Действие зелья закончится через двадцать часов, не считая еще четыре, которые ты проспал. – Взгляд его вдруг стал пустым с частичками грусти от нахлынувших чувств.       А ведь серьезно, за все это время по спасению мира и подготовке к такому знаменательному событию, единственным, кто хоть как-то переживал за главного героя, за состоянием его морального и физического здоровья, оставался дракон. Даже глупое невзначай брошенное «как дела?» вызывало слабую улыбку и ощущение нужности для кого-то.       Наверное, прав был Варнер, сказав, что все его «друзья» просто пользовались им в свою выгоду.       – Мне очень жаль, что я доставил тебе столько проблем, что отвлек от работы и поставил себя выше твоих дел. – Рома говорил с неописуемой грустью в голосе, мысленно повесив на себя табличку с лакончиным «эгоист». – Но, пожалуйста, проведи это время со мной.       Он резко вздохнул, останавливаясь и понимая, что таких откровений, сказанных конкретно Ромой, не слышал совершенно никто.       Лефтарион только хлопал глазами, удивленно глядя прямо на поникшего друга, которого такой вид внимания очень даже смутил. Поэтому, не дождавшись ответа, Рома резко оживился, вспоминая о чае, который оставил специально для особых посиделок с драконом, теперь уже человеком.       – Ну, пойдем, пока чай не остыл, – бодро сообщил он, разворачиваясь на пятках по направлению к кухне. Он бы так и ушел, если бы его не взяли за руку и не потянули на себя, заключая в нелепые, но искренние объятия.       Повисла неловкая для Лололошки пауза – он был в ступоре и в полнейшем непонимании происходящего, упираясь носом в чужую шею. А вот Лефтарион.. Он просто не знал, что говорить, а в магическое действие объятий верил, не зря же в этих сопливых романах нежности выражаются именно так. Постойте, нежности?