Четвёртый лишний: Возрождение

Глаза Обито, окружённые полумраком, расширились, от чего ярко сверкнули. Рот приоткрылся, пальцы разжались. Секунда, и по комнате пролетел звон разбитого стакана, осколки которого разлетелись в разные стороны, вода разлилась по ковру и полу, а с губ мужчины сорвалось еле слышное: — Бл@ть… Хару смотрела на него, не отводя взгляда и дрожа от какого-то странного предчувствия. Сердце долбилось об рёбра, желая поскорее успокоиться, но не получалось. Тёмные брови Учихи внезапно сдвинулись, и лицо его уже не было столь изумлённым, как мгновение назад. Не глядя переступая через осколки, он двинулся к кровати, где всё ещё сидела куноичи. — Покажи живот, — серьёзно сказал он, залезая на постель. В голове девушки помутнело, все чувства вымерли, как динозавры, оставляя лишь дикий животный страх. Необъяснимый до жути, но почему-то казавшейся светловолосой единственным чувством, способным толкнуть её к правильному решению. — Нет! — крикнула сероглазая, отползая почти в угол и инстинктивно хватаясь за живот. — Я не буду! — Покажи. Живот. — глаза Обито горели, когда он цедил сквозь зубы эти слова, подбираясь всё ближе. — Или я сам это сделаю. Девушка боялась. Боялась его. Боялась того, что он может сделать в припадке агрессии с ней и с её… нет… с их ребёнком. — Пожалуйста, не надо… — слёзы снова повалили наружу, когда мужчина убрал чужие руки, задрал тунику, проницательно глядя на пока ещё плоский живот куноичи. Шрамированный смотрел так пристально, что, казалось, он видел девушку насквозь. В темноте загорелся шаринган красным огнём, пока его обладатель замер в одной позе, сверля взглядом чужую плоть. — Обито, пожалуйста… — просила Хару, захлёбываясь в слезах, но брюнет игнорировал. — Какая неделя? — спросил он, поднимая глаза на отступницу. Та, всхлипывая, смотрела в ответ на Учиху, слова вертелись на языке, но что-то не давало их сказать. — Седь. седьмая… Мужчина убрал руки, оставляя куноичи в покое. Он сел на край кровати спиной к светловолосой, складывая руки в замок. Его шумное дыхание, иногда свистяще-шипящее от процеживания сквозь зубы, звучало так громко, что из-за него девушка не слышала собственных мыслей. Она вытерла слёзы, которые наконец-то прекратили литься из глаз, тихо, будто её и нет вовсе, усаживаясь в более удобную позу. Учиха встал на столько резко, что Хару вздрогнула. Нукенин отошёл к вешалке, где висела их верхняя одежда. — Куда ты? — опомнилась сероглазая наконец, когда на шрамированном уже был надет его плащ, а лицо закрывала оранжевая маска. Обито не ответил, выходя из номера гостиницы и хлопая дверью так, что по стенам прошла дрожь. На миг девушке показалось, что перед уходом он тихо произнёс себе под нос: «Конечно, как же я теперь тебя брошу…» Отступница не знала, сколько времени просидела, не шевелясь. Силы иссякали. В комнате повис немой гул, сводящий с ума. Она снова одна. В одиночестве. Светловолосая зашла в ванную комнату, не прикрывая дверь. Даже свет не включила. Куноичи повернула вентиль, и из крана хлынул поток холодной воды, морозящий и без того ледяные руки. Набрав в ладони жидкости, Хару выплеснула её себе на лицо, размывая следы слёз. Девушка крепче взялась руками за раковину, поднимая взгляд на собственное отражение. Оттуда на неё смотрел кто-то измученный и постаревший на вид, но точно не она. «Что я делаю не так?» — пронеслась в голове невольная мысль. Плакать не было смысла, тем более что уже не хочется, да и нечем, собственно. Слёзы, кажется, закончились. Сероглазая до побеления под ногтями сжала керамику руками. Слова Обито, его реакция, его уход, это всё не зависило от неё. Она не виновата. И он не виноват, что жизнь внезапно решила подкинуть это ему, когда у брюнета проблем и так по горло. Он не железный. Он не обязан выдерживать. И она тоже. На приливе спонтанных сил, возникших буквально из неоткуда, Хару бросилась обратно в спальню, будто убегая от кого-то или чего-то. На ходу опускаясь на колени, девушка вытянула из блестящих в ночном свете луны и фонарей осколков стакана самый большой. Пальцы дрожали, а от представления того, что она собиралась сделать, к горлу подкатывала тошнота. Сжав стекло между пальцев, сероглазая поднесла его к левой руке, а после, словно метаясь между решениями, к шее, животу, но снова вернулась к предплечью. Куноичи не была уверена, что не почувствует своей вины за это, что не отступит, пока не достигнет точки невозврата. Замахнувшись над рукой, она была готова вонзить осколок в себя, лишь бы не чувствовать больше ничего, но в последний момент что-то ей это не дало. Правая рука сместилась, не давая Хару ранить себя. Стекло врезалось в ковёр. Перед глазами возникло лицо Учихи из недавнего кошмара. Он всё так же просил помощи, и светловолосая просто не могла не остаться с ним. По крайней мере с ним в мире… Она не должна уходить…

***

Брюнет не ушёл далеко, не в его репертуаре было бросать свою девушку. А последняя его фраза звучала слишком саркастичной, чтобы быть правдой. Отступница на это надеялась. Уже пятый бар куноичи окинула беглым, но внимательным взглядом. В дальнем углу зала она заметила неоднозначную со спины фигуру, опустившую голову на сложенные на стол руки. Перешагнув порог, она шмыгнула в потёмки бара, словно тень. Добравшись до угла, куноичи аккуратно приблизилась. И выдохнула. Он. Наконец-то. Перед мужчиной стояло две пустые пол-литровки из-под саке. Взор был расфокусированным и был направлен куда-то вниз. Маска лежала там же на столешнице. Если бы он не моргал, а его спина не вздымалась при каждом вдохе, Хару подумала бы, что Обито мёртв. Он не обратил внимания на её приход, даже когда она подсела рядом. Они просидели в тишине пару минут, пока сероглазая не дотронулась до его плеча холодной рукой. — Нам нужно поговорить, — ободясь без приветствия, произнесла она. — О чём? — не меняя положения, тихо спросил шрамированный, и светловолосой показалось, что он так и молчал, а то, что она услышала, было лишь плодом её воображения. — О том, что я сказала. — Насчёт чего? Заставлял говорить конкретно и переступать через боязнь признаться об откровенном вновь. — Насчёт моей беременности, — выдохнула куноичи. — Зачатие детей — это совершенно нормальный и естественный процесс. Наружу так и лезли слова: «И ты говоришь это после всего, что ты сделал буквально час назад?» Но Хару решила оставить из при себе. Через пол минуты молчания сероглазая услышала то, чего явно не ожидала в этот момент. — Извини за всё. Да, холодно. Да, почти безэмоционально. Но, чёрт, при всём этом, девушка будто насквозь видела его искренность. — Нам нужно идти, — была его следующая реплика. Учиха поднялся на ноги и, доставая из кармана деньги и кладя под бутылку, забрал маску. Очутившись на улице, сероглазая поняла, что даже в верхней одежде ей холодно. Заметив это как бы случайно, брюнет снял с себя плащ, надевая на девушку. Нукенины направились прямо по дороге, мужчину нехило пошатывало, и даже с активированным шаринганом он шёл, заплетаясь в собственных ногах. Хару впервые видела его таким. Но даже в нетрезвом состоянии шрамированный умудрялся быть привычно нахмурившимся, ледяным, но тем не менее с горячим, рвущимся наружу от эмоций нутром. — Ты куда? Гостиница в другой стороне, — сказала светловолосая, когда отступник свернул на улицу, ведущую к выходу из поселения. — Считай, мы на задании. Нам нужно выдвигаться как можно раньше. Девушка в пару шагов догнала Обито, равняясь с ним. Через час пути пешком они отошли от деревни на пару километров, ибо по деревьям передвигаться было не лучшей идеей, учитывая состояние Учихи. День выдался весьма стрессовым и напряжённым, поэтому силы на передвижение быстро кончились. Сероглазая присела, опираясь спиной о толстый ствол дерева. Мужчина, не задавая лишних вопросов, опустился рядом, если точнее, перед ней. Щекой ложась на её бедро, он прикоснулся к чужому животу. Обладатель шарингана выводил на ткани какие-то узоры кончиками пальцев. — У тебя внутри моя чакра. — И много её там? — устало спросила Хару. Резкая смена мыслей, настроений и событий выбила её из калеи. — Нет. Не очень. Вновь наступило молчание, вот-вот собирающееся перерости в слепой сон без сновидений. — Почему ты ушёл? — задала вопрос светловолосая, ответ на который ей хотелось знать больше всего. — Я оказался не готов, — Учиха прикрыл глаза. — Быть отцом — это трудно. Но тебе будет труднее, я знаю. Теперь я не уйду. Ни за что. Девушка не замечала как в глазах накапливается влага. Забираясь рукой в чужие чёрные волосы, она машинально поглаживала голову Обито. — Я буду защищать тебя и нашего ребёнка. Я лучше умру, но я сделаю всё возможное, чтобы вы остались живы… Обещаю. Солёные слёзы потекли по щекам, прокладывая дороги для новых горячих ручьёв. Она плакала уже третий раз за ночь. Но теперь уже далеко не от боли или страха, а от облегчения. С плеч будто упал тяжёлый липкий груз. — А я… тебя. Хару знала, что это когда-нибудь перестанет быть просто словами. — Я люблю тебя. Всё будет хорошо, я клянусь тебе.