***
Рахиси, что же ты творишь… Дух с ужасом наблюдала за происходящим. Она птицей-соколом носилась около золотистой львицы, всеми силами пытаясь уберечь ту от смертельной — да, поистине смертельной! — опасности. Дух не знала, что такого задумал её горе-возлюбленный и чем это может обернуться, но прекрасно понимала одно: ничем хорошим это не закончится. Витани было страшно, Витани боялась. Она изо всех сил прижималась к земле, пока Казоро готовился отбить хотя бы первую атаку возможного обидчика. Какой же отважный, и в то же время глупый своей храбростью подросток… он ещё не осознавал, что мог натворить Рахиси в гневе. Дух металась от Казоро к Витани, от Витани к Казоро — нет, нет, нет, происходящее сейчас — лишь ошибка! Ошибка, которую она по неосторожности не предвидела. Рахиси не должен был вмешиваться, только не сейчас, не теперь, когда его дочь наконец была готова убежать на край света, навстречу свободе, навстречу жестокому миру… Дух остановилась около золотистой львицы, прислушиваясь к ритму её сердца: оно колотилось бешено, будто вот-вот было готово выпрыгнуть из груди. Вдох, выдох… вдох, выдох… пусть она почувствует её спокойствие, пусть возьмёт себя в лапы, не впадёт в отчаяние. Она рядом. — Приготовься бежать! Казоро был готов защищать подругу — дать той время, чтобы она успела скрыться со злосчастного места меж двух великих земель. Но Витани не желала покидать друга: в её сердце вновь вспыхнуло солнце, и львица воскликнула: — Я тебя не брошу! — голос предательски задрожал. — Я не прощу себе, если с тобой что-то случится! Дух расхаживала взад-вперёд около Витани; та была в смятении. Львица не знала, как ей поступить — боялась предать ставшего ей самым близким льва, боялась его потерять. Ведь знала же слово кровь, боль, была знакома со словом смерть. «Я защищу тебя, малышка, — с горестью шептала дух едва слышным ветром, — я защищу тебя от собственного отца…» Витани пока и не подозревала, что это был он. Зато дух знала. Пока ещё не могла разгадать, что хотел натворить Рахиси, но предчувствие было просто омерзительным. — Ты умеешь сражаться? — Янтарные глаза Казоро наполнились печальной благодарностью. Он ценил её стремление помочь, но слишком хорошо понимал, что их шансы не равны — так он спасёт хотя бы Витани, что было для подростка превыше всего. Витани на миг уверенно поднялась, готовясь выкрикнуть гордое — ох, как же им обеим было свойственно это чувство! — «Да!», однако дух преградила путь золотистой львице. Пусть в её душе будет это сомнение, сейчас было слишком опасно: Казоро прав. Да, грозил напасть из-за тумана отец Витани, но разве это особо меняло смысл? Львица не сможет постоять за себя в этой схватке. — Вот видишь, тебе лучше уйти. А я как-нибудь выкручусь. На этот раз даже безграничная храбрость и желание постоять за подругу не помогут юнцу одолеть врага, дух слишком хорошо это осознавала. А ещё Витани никогда не предаст своего друга. Клубы тумана разошлись, и Рахиси явился собственной персоной — рывком мимолётной тени, схватившем хрупкую львицу за шкирку и унёсшимся прочь. Дух застыла. Ей нужно было оказаться сейчас рядом с Казоро, поддержать его, всё объяснить, но она не могла: родная кровь отдалялась, и ей нужно было бежать следом, иначе исчезнет. А уже тогда не поможет ни когда-то любимому, ни своей дочери. Дух мчалась за ними, с тревогой посматривая в глаза Рахиси; он был страшен. В таком состоянии неизвестно, что мог вытворить этот лев… не ранит ли он ненароком Витани, не наговорит ли лишнего? Не принесёт боли? Самая настоящая катастрофа, хуже быть не могло! У Витани забирали впервые появившуюся свободу — то самое чувство, которое было так похоже на парящее облако… Рахиси устроил всё так, что львице его не вернуть. В пещере лев с силой швырнул дочь о каменную стену, и Витани, болезненно закричав, упала на песчаный пол пещеры и тихо застонала. Золотистая спина была испещрена алыми «цветами», которые назывались кровь, а всё тело пронзал вид чувства, имя которому — боль. Подростку было по-настоящему страшно. Рахиси наградил львицу холодным взглядом, а после пустился прочь из пещеры. Дух кинулась к Витани, пытаясь прижать ту к себе: если бы у призраков могло быть сердце, её уже давно разорвалось бы на части. Видеть её страдания, муки, боль и кровь было просто невыносимо! Но что она могла сделать? От былого сильного тела остался лишь меркнущий дух, что поселился рядом с золотистой крохой. Дух, который будет охранять её до тех пор, пока Витани не обретет свободу. Тогда она исчезнет, и призрак этого желала — в таком случае малышка точно будет счастлива! — Тише, тише, милая… тебе нужно отдохнуть, — шептала дух, пускай львице и не были слышны её просьбы. — Мама рядом, она тебя защитит. — Витани потеряла сознание.***
Дух беспокойной орлицей металась около золотистой львицы, в беспокойном сне ворочавшейся с боку набок, болезненно постанывающей от изнывающих ран. Ей хотелось помочь, но… как она могла? Как мог кто-то давно погибший прикоснуться к живому существу? Призрак опасливо поглядывала в сторону выхода из пещеры: ох, Рахиси, Рахиси… ты даже не представляешь, что ты натворил. Её отправили оберегать дочурку до тех пор, пока Витани не найдёт себя, не обретёт свою свободу. О какой свободе могла идти речь теперь? Рахиси сломал абсолютно всё. Неизвестно, каково теперь будущее двух прайдов, которым было суждено положить конец многолетней вражды! А Витани… Золотистая львица приподняла голову, слабо осматриваясь по сторонам и находясь, по-видимости, в раздумьях. О чём она сейчас думала? Дух чувствовала, что подросток была в смятении и не понимала собственных чувств — что, впрочем, неудивительно, никто её этому не учил. Когда она оставляла Витани на попечение Рахиси, то и представить не могла, какую ошибку совершала. В пещеру вошёл Рахиси и дух вместе с Витани ужаснулась при виде окровавленного льва, медленно и с угрозой шествовавшего навстречу дочери. Львица боязливо сжалась в комочек, а после её переполнила ярость вместе с осознанием всего произошедшего. Она с усилием поднялась на шатавшиеся лапы. — Ты убил его! — взревела львица, шагнула к отцу. Она злобно оскалилась, и в этот момент дух никогда бы не подумала, что перед ней стояло лучезарное солнышко Витани, которое она так любила, которое помнила крохотным комочком, свернувшимся у материнских лап. — Убийца, убийца, убийца!!! Казоро басовито рычал, идя ко львице и оставляя кровавые следы на песке — их когда-то родной любимый домик окрасился кровью и отца, и дочери. — Ты ослушалась меня! — рявкнул Рахиси, тяжело дыша от распираювшей его изнутри злобы. — Сколько раз я тебе говорил: не выходи за пределы пещеры, Витани! Что тут, скажи мне, дураку, непонятного?! Дух всеми силами пыталась поделиться спокойствием и самообладанием с Витани, но на фиалковые глаза львицы стремительно наворачивались горькие слёзы обиды и злобы на отца. А также потери лучшего друга, единственного, кто её понимал! Призрак не смела вмешиваться, это не её бой. — Почему? Почему не выходить?! — Там опасно! — Заметь! Все те раны, которые сейчас на моей шкуре, нанёс именно ты! Они замолчали, на какой-то миг задумавшись о сути ведущегося спора и словах друг друга. Быть может, на том всё и закончится? Отец и дочь выслушает и поймут друг друга, пойдя на уступки, найдя компромисс, и разум возьмёт верх? Призраку искренне хотелось в это верить, но от неё ничего не зависело. Лишь безмолвный наблюдатель… — Прости меня, я погорячился. Но и ты признай свою ошибку! С тобой могло что-то случиться, Витани — я пообещал твоей матери защищать и оберегать тебя, — дух сухо усмехнулась. Лев даже не подозревал, что она видела, как он защищает и оберегает их малютку, — от все… Витани закричала во весь голос, перебивая спокойный тон отца: — Мама бы не убила! Не убила моего лучшего друга! Мирному пути не быть… — Этот подросток сумасшедший. Он уже на всю пустыню прославился своей кровожадностью и неуравновешенностью. Он неправильный, неполноценный. Рано или поздно этот лев всё равно бы был убит, не мной, так кем-то другим. — Как бы то ни было, отчасти Рахиси был прав касательно Казоро. Да, до встречи с Витани он был именно таким, без неё он являлся сумасшедшим и неполноценным. Но когда её солнце освещало ему путь, пустынный становился совсем другим… без Витани Казоро не мог быть настоящим собой, как и Витани без него. Они не были теми парящими облаками, плывшими по бескрайнему небу, порознь. Конечно же Рахиси не убил Казоро, призрак это понимала. Но он подстроил всё так, чтобы убедить этих двоих в смерти друг друга — так, чтобы сомнений точно не осталось. К сожалению, ему это удалось даже слишком хорошо. — И ты туда же… — Витани отшатнулась, горько усмехнувшись. Боль… да, да, она чувствовала боль, но не от ран, болело совсем в другом месте. Ей совсем не нравилось это чувство, а ещё она вдруг почувствовала, что нуждается в Казоро и скучает по нему. — Значит и я неправильная. Неполноценная. — Витани, ты ещё совсем львенок… Конечно же Рахиси пытался её успокоить, но Витани отпрянула от него, зарычала, вырываясь, невзирая на пронзавшую тело боль, стекавшую из ран кровь. Она не была львёнком, но отец этого не понимал, при всей своей неопытности и наивности Витани была гораздо взрослее него. — Вот именно, львенок. И это ты сделал меня такой. Ты, ты виноват… будь мама жива, всё было бы хорошо. — Дух чувствовала свою вину. И впрямь, будь она жива, всё было бы совсем иначе. — Я тебя ненавижу. Это ты сломал мою жизнь! — Витани… — Оставь меня одну! Ты мне больше не нужен!***
Дух с горестью наблюдала за свернувшейся калачиком Витани. Рахиси был неподалёку, сторожил выход из пещеры, чтобы дочь не подумала снова сбежать — она, похоже, и не собиралась. Львица тихо плакала, уткнувшись носом в передние лапы, громко всхлипывала и судорожно выдыхала каждый раз, когда снова и снова вспоминала погибшего друга. Казоро не погиб, дух это знала. Но ей никак не удастся сказать об этом Витани. — Почему? Почему всё так произошло?! — горько шептала Витани, подняв голову и посмотрев на край неба, видневшийся из пещеры: ей было противно это неправильно светлое, неправильно радостное и ясное небо. — Ты ведь пообещал мне всегда быть рядом! Обещал… «Казоро не виноват…» — дух хотела бы это сказать, но её не услышат. — У всех сказок ведь… счастливый финал, — львица громко всхлипнула. По золотистым щекам с новой силой хлынули горькие хрустальные слёзы, и следующие слова она уже не шептала, а надрывисто вопила: — Почему тогда у нашей он такой неправильный! Что мы сделали не так?! ЧТО?! Её голос сорвался, и Витани в отчаянии опустила голову, закрывая глаза. Львица продолжала плакать — прятать свои слёзы от отца, ставшего самым ненавистным ей львом, самым презираемым… он не добрый волшебник из сказки, нет. Он даже не злодей — обыкновенно злодеи были благородны и самодостаточны, имели свои цели, а он… — Е-если бы м-мама была жива, — хрипло отозвалась Витани, смаривать слёзы. Она повторила немногим увереннее: — Если бы мама была жива, была рядом со мной, ничего бы этого не произошло. «Я рядом, Витани. Но я не смогла тебя уберечь… мне нужно ещё тысячи раз сказать тебе «извини», и всё равно этого будет недостаточно, чтобы искупить всю мою вину перед тобой, перед Казоро, перед всеми Землями Прайда и Пустынными Долинами! Это я… я во всём виновата…»