Все дороги ведут в Арктику

Дрим начинает замечать за своим товарищем по несчастью тревожно много… странностей. Для начала уточним, что Дрим не имеет ничего против лёгкого сумасшествия — всё-таки, чем бы дитя ни тешилось, только б динамит в руки не брало. Дрим, пусть и бывает чрезмерно жесток и холоден, не теряет какой-никакой эмпатии: понимает, что навязчивые идеи иногда бывают… слишком навязчивыми, и сдерживать себя иногда достаточно трудно, да и в принципе каждый человек имеет право на свои собственные ментальные болячки. Дрим сам немного придурок (но лишь совсем чуть-чуть), вы не подумайте. Но Дэйв его тревожил. Сейчас, например, он набрал им ядовитого плюща для обустройства их спального места («тебе руки-то не жжёт?» «нет, с чего бы?») и даже внимания не обратил на расползающуюся сеть волдырей на собственных руках. Дрим с мрачной концентрацией стирает следы ожогов разбавленным исцелением, оставшимся после его лечения (Дрим до сих пор в лёгком шоке, ибо лечить болезнь зельями — как из пушки стрелять по мухам), пока горе-пострадавший несёт какой-то расслабляющий бред, даже не дёргаясь из-за шипящей у него на коже жидкости (поразительный порог боли. Вот бы Дриму так же). Дэйв смотрит на него пустым взглядом, пока говорит абсолютно ни о чём, и Дрим с лёгкой тревогой замечает, что затылок печёт от такого внимания. Хотя, наверное, он преувеличивает: Дэйв, скорее всего, смотрит даже сквозь него, отвлёкся на что-то за гранью обычного человеческого понимания, с ним это часто бывает. Дрим уже успел понять, что его попутчик может иногда улететь в астрал, и это пусть и странно, но вполне безобидно. Дэйв рассматривает свои перебинтованные руки и хмыкает, пока Дрим убирает остатки бинтов в сумку. Сейчас, когда на парне нет его потёртой куртки, которая ему мала на пару размеров точно, тонкие руки и тощее тело не скрывает ничто. Боже, это не человек, это грёбаный палочник, Дрим, наверное, может обхватить его в районе бицепсов одной рукой. Ужасно. Парень бросает мимолётный взгляд на откинутую в сторону куртку и в удивлении вскидывает брови. — Ты вшил в неё кольчугу? Дэйв отвлекается от собственных ладоней и непонимающе мычит. Потом прослеживает за взглядом Дрима и на его лице мелькает узнавание. И правда, к подкладке небрежно откинутой на траву кожаной куртки пришита переливающаяся светом зачарований лёгкая металлическая кольчуга. Достаточно искусно, к слову, сделано, цепочки не сковывают движения, не мешаются, но удачно закрывают собой все жизненно важные участки тела. От незеритового топора, конечно, такая красота не спасёт, зато от случайной стрелы или нечисти — вполне. Ну и, возможно, поможет пережить прямой удар стальным мечом. — Ну-у-у, сам знаешь, чаровать одежду — занятие неблагодарное, а так достаточно надёжно, да и не видит никто, — пожимает плечами Дэйв. — От зубов нежити защищает, и ладно. — Почему не сделаешь себе нормальную броню? Парень бросает на Дрима равнодушный взгляд, но губы кривит в ядовитой усмешке. — Странно, мне это говорит человек, который тоже не носит броню, хотя на него устроили самую настоящую охоту. — Туше. Спор замолкает и растворяется в темноте. Дрим с радостью уступает место на импровизированной лежанке Дэйву, который, бессовестно зевая, тут же на неё ложится, а сам отходит к их сумкам, вытаскивая из мешка несколько картофелин и оставшийся кусок хлеба. Нет ничего лучше сытного ужина на природе, вы не знали? Да, они, кстати, сегодня снова ночуют под открытым небом (Дрим ничего против не имеет, но вообще-то он надеялся на кровать). В той деревне, куда они дошли по истечении предыдущего дня, их встретили… прохладно. Дрим понятия не имеет, какое зло местным жителям причинил Дэйв, пока покупал там зелья и еду, когда беглец был в отключке, но смотрели на них слишком напряжённо. Ну а ещё бегали взглядом на собственное оружие за поясом — укороченные стальные мечи, очень распространённые в некрупных деревнях. Дрим справедливо решил, что задерживаться им не стоит — каким бы прекрасным мечником он ни был, толпа задавит. И, конечно же, парень не стал спрашивать у попутчика причину такой странной реакции — Дэйв не выглядел как тот человек, который напрямую бы ответил на подобный каверзный вопрос (а слушать нелепые попытки в ложь и отвод темы в другую сторону желания не было). Итак, как итог, ещё одну ночь они проводят под открытым небом — в этот раз реально под ним. Опасно? Да, но костёр надёжно разгоняет мрак вокруг, да и место хорошее, опушка недалеко от дороги. Слава богу не поле — там тварей больше, да и утром проезжающие по дороге люди могут заметить. Лишнее внимание ни к чему. Ну и любил Дрим это. Наблюдать за стремящимися к чёрному небу с крапинками звёзд искрами пламени, чувствовать лесной свежий ветерок и вслушиваться в окружающую тишину, пока ворошишь костёр охотничьим ножом, чтобы он разгорелся посильнее. Шум городов и их вечный свет, не дающий нормально уснуть, были для Дрима чужды. Страх одиночества, преследовавший с самого детства, конечно, тоже не отпускал, но в его — Дрима — бесконечных походах и исследовательских путешествиях с ним всегда были его верные друзья, которым он мог полноценно доверять. А сейчас — Дэйв, закинувший руки за голову и о чём-то думавший. Доверия не внушает, но, если говорить откровенно, выбора у Дрима особо нет. Так что всё нормально. Неплохо. Дрим ворошит угли, откапывая картошку, которую в них пытался запечь. Сырая тоже ничего, конечно, желудок не изнеженный, не привыкать, но Дрима от одного земляного рыхлого запаха картофеля начинает тошнить, а скулы сводит так, что даже рот не открыть. Может, приготовленная версия корнеплода не будет так отвергаться организмом. Парень берёт несколько штук в руки (перчатки всё ещё на них, поэтому обжечься он не боится), дует, чтобы остудить, одну разламывает на две половинки и протягивает товарищу. — Эй, Дэйв. Названный вздрагивает и, как это обычно случается, если отрывать его от мыслей, выглядит дезориентированным и совсем чуть-чуть раздражённым. Бросает недоверчивый взгляд на картошку, потом на Дрима. Забавно. — Да держи, не отравлю, мне от твоего мёртвого тела проку нет. Дэйва это не успокаивает, но картофель он принимает. Дрим смотрит на это с улыбкой и лёгким «да ну ладно» во взгляде: парень, будто чрезмерно брезгливый кот, сначала обнюхивает еду в собственных руках, прежде чем откусить скромный кусок. Лицо его мгновенно меняет с десяток выражений от поражённого, недоумевающего до абсолютно по-детски радостного, и Дэйв в мгновение уминает картошку целиком. Ест как дикий зверь, уплетая пищу за обе щеки. Вроде и не жаловался на голод, шёл молча, а сейчас жуёт так интенсивно, будто его лет сто держали на воде и хлебе. Хотя, судя по тому, какой он тощий, Дрим недалеко от правды. Ладно, пусть ест, у него самого с утра ни маковой росинки во рту не было. — Выглядишь так, как будто впервые печёный картофель видишь. Дэйв замирает, переставая жевать (боги, что же это ему напоминает?), и на его лице снова отображается весь его мыслительный процесс. Дрим на мгновение пугается: а вдруг реально впервые видит? — Не, просто это единственная нормальная еда из всей возможной. — А как же мясо? — игриво замечает Дрим, наклоняясь ближе. Дэйв кажется реально задумавшимся. — Мммм, ла-адно? — монотонно тянет парень с неопределённой интонацией, но Дрим не желает успокаиваться: — …И восхитительный бифштекс, который так и сочится соком, и шкворчит, и… — Я понял тебя, заткнись, — грубо прерывают Дрима, но тот, абсолютно не обидевшись, с сиплым свистом смеётся в ответ. Парень ещё несколько минут обещает кинуть в Дрима недоеденную картошку и сыплет заковыристыми оскорблениями, но ссора затухает как-то сама собой. Ещё одна поразительная странность их отношений — ругаются они буквально каждый раз, когда начинают диалог, а едкие подколы сыпятся без остановки, и Дрим искренне хочет дать этому человеку в лицо за всё хорошее и не очень (в чужом оскале он видит аналогичное желание), но держатся они всё равно вместе. Достаточно самостоятельны, чрезмерно горды и упрямы, воистину два барана, и рано или поздно кто-нибудь по утру точно обнаружит занесённый над собой клинок, но чёрт, разве это не весело? У Дрима кровь давно так не кипит, как тогда, когда он с горячностью пытается отстоять свою подвергаемую сомнениям честь и адекватность, пока этот кусок залежавшейся булки отвечает хитрой усмешкой и вставляет односложные комментарии, которые приводят Дрима в невероятное бешенство. Что-то в этом есть. Определённо есть. — Кстати, — внезапно подаёт голос Дэйв. Дрим поднимает голову, отвлекаясь от костра, на который в забытьи смотрел последние пару минут. — Почему ты не пользуешься мечом? Дрим смотрит так, как будто понятие холодного оружия ему не знакомо. Оборачивается на их сваленные в кучу в сторонке вещи, взгляд мозолят потрёпанные ножны рядом с его сумкой. Дэйв смотрит туда же пустым взглядом, сосредоточенно сведя брови к переносице. Дрим и правда взял с собой старый незеритовый меч, так, на всякий случай. По глупой привычке. Поднять его он всё равно в ближайшее будущее не сможет. — Ты мог использовать его на крыше. И прорваться через тех придурков. Но ты не сделал этого. Дрим отворачивается к костру. Тот плюётся искрами в небо и выглядит достаточно завораживающим. На что там человек может смотреть вечно? На огонь, воду и переливание зачарований на незерите? Он не помнит точно, такая философская дрянь давно перестала его вдохновлять. В лезвии ножа, который он неосознанно крутил в руках, сквозь ночную мглу и красноватые багровые отблески он видит отражение собственной исполосованной разнообразными шрамами моськи и смотрит себе же в глаза. Вот и придумай теперь, что на такое отвечать. Задавить свою гордость, отвергнуть все попытки осознать и смириться со всем произошедшим с ним, сказать честно и получить тысячу и одну тележечку насмешек от Дэйва? Ммм, нет уж, извольте, перспектива так себе, особенно если учитывать то, что путешествие у них грозится приобрести долгосрочные масштабы, тем самым позволив попутчику называть его «маленькой ссыкухой» до бесконечности. Не-а, Дрим против таких перспектив. Категорически против. Он признается в треморе рук и постоянно мелькающих перед глазами вспышках воспоминаний (не самых приятных) только через свой труп. Тем более, ему не нужно сочувствие (Дэйв в принципе не выглядит как тот человек, который способен на сочувствие). — Забудь об этом, — холодно отрезает парень, бездумно раскапывая лезвием ямку у своих ног. — Эй, если ты- — Забудь. В его голосе определённо мелькает что-то похожее на угрозу. Хорошо, что-то, что тревожно напоминает её. Дрим вряд ли сможет что-то сделать, если Дэйв будет настаивать на своём, но тот замолкает и отворачивается от него. Никак не комментирует. Странно. Будто его обидел злобный тон Дрима, будто он своими словами плюнул ему в самую душу. Вообще-то это было правильно: они друг другу практически никто и ничем делиться не обязаны. Дэйв обижается, как будто не знает, что у Дрима есть тайны, которые он не собирается выкладывать с порога. Как будто у самого Дэйва их нет. Ладно, пусть обижается. Его право. Дрим слишком гордый и слишком мало взаимодействовал с людьми в последнее время, чтобы найти в себе силы попросить прощение (а за что — он даже сам не знает). Их общение всё ещё напоминает чёртовы американские горки, но Дрим слишком вымотался, чтобы думать об этом. Им осталось спать ещё часов шесть до рассвета. Когда солнце покажется, они пойдут дальше. Та дорога (которая отпечаталась в памяти залитой золотом бесконечной лентой посреди полей и лесов, и Дрим очень, очень сильно хочет это забыть) приведёт их прямиком к другой деревне — в которой Дэйв точно не был, поэтому оттуда их с вилами наперевес не погонят прочь. У них чертовски мало денег, и это фатальное упущение, если рассматривать это в контексте невероятно масштабных планов Дрима. А они у него, уж поверьте, огромные. Он только надеется, что там будет достаточно квалифицированный картограф, который не откажется им помочь и не задерёт цену до занебесных высот. — Ложись спать. Я посижу на стрёме. Дэйв не реагирует и даже не дёргается. — Окей, — со вздохом парень переворачивается на другой бок, елозя на настиле из сухой полевой травы и листьев и заворачиваясь в дримов плащ. — Разбуди меня через пару часов. Обязательно. Дрим не сделает этого. Когда копошение со стороны приятеля утихает, и уши цепляют лишь крики какой-то ночной птицы и треск веток, Дрим позволяет себе чуть-чуть расслабиться. Воткнуть нож в землю около своей ноги и близко-близко наклониться к огню, не опасаясь быть опалённым. Он не мифический Икар, ему ничего не будет, ни обычный огонь, ни адское пламя ему не навредят. Его давно дотла спалило кое-что другое. Наверное, все эти оккультные штучки точно не для него. В следующий раз он будет сжигать каждую книгу с таинственными письменами, а не изучать её и тем более выполнять какие-то ритуалы из неё. А то, упаси великий Энд, призовёт ещё какого беса на свою голову или воскресит кого-то. Дриму достаточно одержимостей, с него хватит, спасибо. — Знаешь, — Дрим ни за что не признается, но он вздрагивает от испуга, когда с той стороны от костра доносится хриплый знакомый голос, такой звонкий в ночной тишине. — Я ведь неплохой мечник. — Ой, да что ты, — Дрим улыбается абсолютно беззлобно, но Дэйв этого не видит, пока не переворачивается к нему лицу, приподнимаясь на локтях. — Нет, я правда, — с непоколебимой уверенностью говорит Дэйв, а потом зевает так отчаянно и сильно, что, кажется, Дрим видит заднюю стенку его горла и не может сдержать смешка. — Надо устроить как-нибудь дружеский спарринг. — Ага, надо, — соглашается парень, не споря. — Ты вроде спать собирался. Дэйв согласно мычит, снова удобнее устраиваясь в плаще. — Спокойной ночи. — Спокойной. Молчание на мгновение возвращается на их временное пристанище. — Не смей загоняться из-за этой херни, Дрим. Дрим не вздрагивает и ничего не говорит в ответ.