***
— Теряешь хватку, Техно. Три-три, идём прямо в ногу. Бахвалится так, будто не тот же самый Блэйд отпинал его двумя раундами до этого, доведя почти до истерического смеха и мольб (весьма забавных на взгляд Техно). Всё было, конечно, под контролем — Божество же не изверг какой-то, чтобы лежачего бить, он не совсем ублюдок до мозга костей, у него тоже так-то какие-никакие принципы и милосердие есть (хотя пара миллионов неупокоенных душ могут с этим поспорить), но и Дрим, чего греха таить, хорош. Так много комментариев по поводу боевых возможностей Бога — это чересчур (да, парень это делал только для того, чтобы Блэйда распалить, но кто сказал, что тот не разозлится всерьёз?). Дрим, тем не менее, задорно скалится, поигрывая наспех обтёсанной палкой — Техно ему в жизни не даст в руки меч, убьётся ещё, не дай Энд. Дрим опасен и без него, если судить по тому, как тянет в боку. Техно осторожно поднимается с земли, опираясь на свою деревянную пародию на меч, и с тревогой касается терпимо, но ощутимо саднящих рёбер. Боль отзывается простым осознанием того факта, что она существует, но Техноблэйда это не устраивает всё равно. Издёвки Дрима не беспочвенны, потому что Техно всё-таки умудрился пропустить несколько ударов, ибо заставить это грёбаное неповоротливое бесполезное тело быстро двигаться практически не является возможным. Это как бороться с горной рекой, имея при себе только лишь хлипкий плот, старое весло и надежду на то, что тебя в какой-то момент не перевернёт и не протащит по острым порогам. Техно никогда не думал, что это будет… так. Дрим и его вечная слабость, усталость и несчастный тремор рук теперь имеют больше смысла. И противник, будь он трижды неладен, замечает, что что-то не так. Ох уж эта дьявольская человеческая эмоциональность, вечно подводящая в самое неподходящее время — Блэйд изменения видит сразу, по тому, как парень меняет точку опоры, как его плечи расслабляются и опускаются, а деревянный меч легонько постукивает по голенищу сапога. И это всё больше всяких слов говорит, даже если на лицо не глядеть. Дрим быстро подходит ближе, весь такой из себя обеспокоенный и волнующийся, бесцеремонно пытается поднять рубашку, пытаясь рассмотреть оставленную им же гематому, но Блэйд шипит в ответ и бьёт по рукам — раздражение от проигранной битвы (счёт три-три для Бога Войны — это позорно) заставляет вести себя совсем по-сволочному, к тому же эти глупые травмы, которые пусть и не заставляют его страдать, но остаются всё ещё ощутимыми, портят настроение. — Техно, что у тебя с рукой? — Блэйд с досадой обращает внимание на упомянутую конечность вслед за Дримом и морщится только сильнее, выражая кислым выражением лица всё, что он думает о происходящем — синяк на предплечье зреет жуткий и тёмный, хотя Бог помнит, что Дрим запястье не задевал никоим образом. Пальцами, застывшими на рукояти меча, сложно пошевелить, те онемели, словно каждая мышца замёрзла и превратилась в гранит как минимум, а сама рука начала нездорово опухать. — Твою мать, ты мышцы потянул? Вот поэтому Блэйд и ненавидит быть человеком.***
Техноблэйд вздыхает с раздражением, что в сложившейся ситуации кажется… странным. Дриму всегда казалось, что, когда тебе зашивают плечо, не используя при этом вообще ничего хоть близко напоминающего обезболивающее, все в основном издаваемые звуки состоят из всхлипов, болезненного шипения, воплей и плача. Мало удовольствия от ощущения скользящей в плоти нитки и постоянных жалящих проколов грубой и тупой иглой — единственным во всём доме более-менее подходящим инструментом, что удалось найти коллективными усилиями Дрима и очаровательной хозяйки постоялого двора. Техно при этом никакого участия в поисках не принимал, предпочитая изображать из себя умирающего и ни в чëм не заинтересованного страдальца амëбного поведения. Дрим не побоится признать, он испугался просто до жути — особенно когда Блэйд, повисший у него на плечах, замолчал, сделался в мгновение слишком задумчивым, бледным, тихим. Дрим не побоится признать, что в какой-то момент его накрыла паника — лезвие задело артерию, и кровь быстро залила всю куртку, пропитала ткань, и если бы парень чисто на адреналине и отточенных рефлексах не собрался с духом и не попытался остановить кровотечение — Блэйд бы умер. Он бы, мать его, погиб. Истёк кровью у него на руках только потому, что он — неосторожный идиот без инстинкта самосохранения, почти прямо как Дрим, но у него хотя бы причина есть вести себя как придурок и ошибаться в сражениях. Если Дрим умрёт, это не будет чем-то удивительным — это будет событием весьма закономерным и заслуженным. Если умрёт Техноблэйд, это как минимум заставит сомневаться в его превосходных навыках сражения, составления стратегий и ведения войны. Дрим шумно втягивает воздух через нос. Всё в порядке. Всё хорошо. Парень не в себе с самой стычки. Нет, всё шло гладко, это были даже не охотники — так, мелкая шушера, разбойники, на которых они случайно наткнулись, когда срезали путь через лес. Они бы справились. Они это и сделали — эту короткую неожиданную битву не ожидал никто, но Дрим был доволен: занятия с Техно, выматывающие, жестокие, прямо в духе Бога Войны, не прошли даром. Да и противники быстро сдулись и разбежались как крысы после того, как Техно, конечно же выпендриваясь, за несколько минут пощëлкал большую часть группы. Всё было хорошо. Всё было хорошо, пока Блэйд не привалился в усталости к дереву, ведя себя подозрительно странно, а на плотной ткани его куртки не проступили первые багровые следы. Кровь для Бога крови, мать его. Дрим был бледен, взволнован, к истерике намного ближе, чем его партнëр, но он справился. Блэйд был в шаге от смерти, но он тоже справился весьма и весьма достойно — и очаровательно пытался едва ли не на смертном одре успокоить попутчика, в силу своих возможностей остроумными, пусть и скомканными шутками стараясь разрядить обстановку. Да Великий Энд, в конце-то концов первым, что спросил Техно, было «ты как, в порядке?». Дрим думал, что придушит его голыми руками, как только убедится, что Богу ничего не угрожает. Экзекуция пока что, конечно же, откладывается — сейчас Дрим слишком занят тем, чтобы сконцентрироваться и заставить (весьма успешно, к слову) руки не дрожать, — но это не значит, что он не попытается сделать Техноблэйду как можно больнее потом. Хотя, опять же, болевой порог Техно — то, о чём стоит слагать сказания и легенды. Его не проняли ни удар топором, ни зашивание. Если Дрим попытается его придушить, он наверняка, уж беглец в этом уверен, мерзко пошутит про асфиксию и предпочтения в постели. — Мальчики, вам ещё что-нибудь нужно? — в комнату заглянула хозяйка — статная гибридка коровы, невероятной доброты женщина, которая не оставила их в беде и помогла с убежищем. Она же обещала оставить их у себя до тех пор, пока Техно не станет лучше (в планах парня было втихую свалить спустя одну ночь, потому что он всё ещё без понятия, как ей отплатить за её помощь, а концепция чистого и абсолютно безгреховного альтруизма ему не понятна до сих пор). Её помощница — дочка, племянница, Энд пойми кто, короче — всё это время стояла рядом с беглецом ни жива ни мертва, бледнее, кажется, самого Дрима, время от времени стирала лишнюю кровь и помогала по мелочи. В целом, не отсвечивала, за что парень был ей безумно благодарен — из-за всей этой перенапряжëнки, из-за стресса и откровенного ужаса (вау, бояться не за собственную жизнь, а за сохранность и здоровье постороннего человека, столько месяцев спустя и так неожиданно) он едва сохранял себя в здравом рассудке, да и, ко всему прочему, при этом зашивал человека на живую, и в этой работе «не навредить» было вопросом времени, а не мастерства. Уж в последнем парень не сомневался — он, в силу своих пристрастий и бурной юности иглой и жгутами орудовать умеет, было дело, и себя сам зашивал, ибо бывают моменты, когда одними зельями и золотыми яблоками делу не поможешь. Дрим просто не знает, в какой момент происходящее добьëт его полностью и он свалится с панической атакой, забьётся куда-нибудь в угол и станет абсолютно бесполезным. Пока что он справляется. Пока руки, покалеченные дряные руки, не дрожат, пока взгляд не размывается до неразборчивой каши и блевать не тянет так сильно, всё в порядке. Дрим не отвлекается от своей работы, полностью сосредоточенный на том, что делают его руки. — Нет, спасибо большое за помощь, — цедит сквозь зубы, кусая губу каждый раз, когда Блэйд дёргается из-за сомнительных ощущений и просто в попытках размять затëкшие конечности. Однако же маленькая наивная идея, пришедшая в голову совсем случайно, заставляет его остановиться и поднять на нарушившую священный покой комнаты женщину голову. — Однако, может, если у вас найдётся немного зелий, это было бы очень хорошо. Это бы помогло. Это наглость — просить большее после всего, что им сделали. Но потом Дрим скашивает глаза на молча сидящего бледного (нездорово пергаментно-серого, с мутными поверхностно-прозрачными глазами) и отстранённого Техноблэйда, изредка флегматично отвечавшего на его внимание сдержанными улыбками, вспоминает тяжесть чужого тела на плечах и влажно-липко-тëплое на пальцах, ладонях и рукавах, пугающее сильнее, чем жаркая быстрая битва до этого — и всё же решает, что попытаться стоит. Хуже уже, во всяком случае, не будет (будет. Дрим знает. Дрим уверен. С ним ничего не бывает надёжно и хорошо, и лучше быть готовым ко всему самому худшему, чем просто брать и… надеяться). — Да, конечно, — черты лица хозяйки сглаживаются, и смотрит она на них обоих с такой нежностью и беспокойством, что это заставляет чувствовать себя некомфортно. Она ведь даже и не догадывается, кого приютила в своём доме, кому помогает сейчас и кому даже готова отдать достаточно дорогие зелья. Человеческая доброта — явление, не знакомое ни Богам, ни даже, наверное, Дриму, успевшему за некоторое время отвыкнуть от чего-то такого. — Теся, пойдём, поможешь мне. Бледнолицая перепуганная девушка отмирает, быстро и с испуганной брезгливостью кладёт испачканные в крови полотенца на кровать и, всё ещё выглядя так, будто готовится драматично упасть в обморок, быстро выскальзывает за дверь, оставляя двух страдальцев в гордом одиночестве. Дриму от этого ни тепло ни холодно: у него есть конкретная задача, требующая от него максимальной сосредоточенности и концентрации. Техно — тем более: он тут умирает, между прочим. Слава Богам хотя бы молчит — Дрим доведён до крайности, напряжён, как закрученная пружина, и он понятия не имеет, что произойдёт, если Блэйд откроет свой рот с замечательной целью снова начать спорить с парнем. Это чревато последствиями — у беглеца, как-никак, в руках власть над Богом и игла. И он не постесняется этим воспользоваться. — Дрим, я не чувствую боли, — вздыхает Техноблэйд, тянясь, чтобы потереть случайно уколотое место, за что быстро получает по рукам. Дрим, внутренне довольный собой, не поднимает голову, не желая встречаться с усталым осуждающим взглядом своего подопытного, и продолжает работу. — Ну, я надеялся. — Ты мне мстишь? — замученно вздыхает Техно, догадываясь обо всём поразительно быстро. — За тот случай, когда я тебя усыпил? Дрим даже не отрицает — бесполезно, Техно знает его иногда даже лучше, чем он знает себя сам, так что врать бессмысленно. Парень вздыхает, через силу стягивая расходящуюся кожу вместе, чтобы от зашивания был хоть какой-то толк. Если бы Блэйд не был таким тёплым под пальцами и если бы не истекал так обильно кровью (даже с учётом жгута), беглец был бы полностью уверен в том, что зашивает силикон или какую-нибудь глину. Во всём остальном — будто медицинская практика на бездушной кукле. — Ты не мог бы, ну не знаю, предупредить меня тогда? Спросить разрешения? — Дрим бормочет под нос, очевидно злой и раздражённый из-за того, что Техноблэйд поднял эту тему, но глаза на того всё равно не поднимает. Может быть, это была обида, но злость? Маловероятно. Дрим давным давно пережëг все свои батарейки, которые хоть как-то настолько разрушительные крышесносящие эмоции да питали, и теперь у него нет ни сил, ни желания всерьёз сердиться или пытаться ненавидеть Блэйда. Пробовал уже, и вот что из этого вышло — сидит подле и поддерживает жизнь в хаотичном неосторожном ублюдке, который с какого-то перепугу предпочёл называть себя высшим созданием и вершителем судеб человеческих, а потом напороться на топор по своей же неосмотрительности. И после этого Дрим здесь самый глупый и недальновидный, ага, конечно. — Ты меня напугал, Техно. Сильно. И он имеет в виду всё, что он говорит. Когда он сначала несколько суток пытается привыкнуть к чужому обществу и убедить себя в том, что его попутчик — не опасен, что у Дрима не будет никаких проблем, если он сейчас даст слабину и подпустит к себе кого-нибудь, пусть даже и настолько могущественного и пугающего, ближе, чем на арбалетный выстрел (и что это не самообман чистой воды), а потом происходит… что-то такое — это ни капли не помогает. Дриму в последнее время абсолютно плевать, что прощать: обман, недоговорëнности, не самые честные и приятные действия по отношению к нему — но отрицать то, что осадок после этого остаётся, он не может. Это просто разочарование. Усталость. Бесконечная злость на самого себя за доверчивость и слабость, и совсем немного — на Техно. Он имеет на это право. С ним поступили нечестно, и отсутствие мотивации относиться к нему так, как прежде — всего лишь следствие. — Извини, — Дрим кривит губы в улыбке, принимая чужие бессмысленные извинения - Блэйд, очевидно, ни о чëм не сожалеет, а сам парень уже настолько устал разбираться со всем этим, что решает, что, в принципе, одного слова будет достаточно для прощения. Он не хочет выяснять отношения снова. — Но, в своё оправдание, до тебя слова тогда не особо доходили. Парень бросает на Техно раздражённый взгляд, и снова укалывает иглой чересчур болезненно. Техноблэйд на это только вздрагивает и всё же находит в себе совесть выглядеть хоть сколько-нибудь виноватым — Дрим достаточно красноречив в своих обидах, и легче пойти на попятную сразу, нежели ждать, когда язвительные уколы перерастут в более серьëзную месть. Тем не менее, спор парень не продолжает, предпочитая вернуться к своей работе — уж как бы Техно ни отказывался этого признавать, и как бы Дрим, игнорируя ситуацию, ни старался себя утешить, первый очевидно чувствовал себя не лучшим образом, да и выглядел, если говорить откровенно, на троечку. Радовало хоть то, что Блэйд, не случайно названный Кровавым Богом, после кровопотери и в спешке оказанной первой медицинской помощи немного, но пришёл в себя — этим его немного повышенная болтливость и отличалась. Он, назло всем предрассудкам и банальной физиологии, был живее всех живых и умирать не собирался (несмотря на то, что по виду напоминал ходячий труп и делал над собой ощутимое усилие, чтобы вести себя так же незамысловато, как прежде), как бы Дрим ни боялся обратного, и всячески показывал это, от банальной подвижности (каждое лишнее движение сопровождалось тычком в любое незащищённое место и шипящей просьбой не дëргаться) до попыток разрядить обстановку. — Я вообще не понимаю прикола человеческой слабости, — Дрим мычит в ответ, стирая лишнюю кровь уже давно грязным полотенцем. — Камон, вот палка. Вот кусочек железа на палке. И оно делает это! — и Блэйд тактично получает предупреждающий тычок в бок, очевидно намекающий, что его невольному лекарю не нравится лишняя гиперактивность Бога. — Это просто глупо и неразумно. Слабость — сплошной идиотизм. Дрим в ответ хмыкает. — Так суть человечности не в том, чтобы просто быть сильным и ничего не бояться — согласись, это скучно, — парень сдержанно ухмыляется. Он как раз заканчивает свою работу, остается только проверить шов и сделать последние узлы. — Если б это было так, я бы давно у Богов выпросил бессмертие и, я уверен, сейчас бы СМП лежал в руинах. — По своему опыту скажу — так и есть, — бормочет Техно. — А так у тебя есть несовершенное тело, физические потребности и три жизни. И вся суть как раз в том, чтобы знать свои слабости, учитывать их и превращать в силу. Выживает не сильнейший, выживает лучше приспособившийся, — и Дрим соврëт, если скажет, что не понял это на собственном примере едва ли не несколько месяцев назад. Сначала всегда кажется, что ты Богу подобен; стоит только в руках забрезжить отголоскам силы, и это сознание мутит и отвлекает так, что только несколько показательных казней помогут вернуть зазнавшегося наглеца на землю. Мироздание ненавидит удачливых, много о себе думающих и честных, и преподносит им самые жестокие уроки, на которые только способно, которые выстоять, не сломавшись, может не каждый. И речь здесь не о силе грубой, беспощадной, неповоротливой, она бесполезна, если находится какой-либо фактор, подавляющий её. Всегда ценилось то, как ты, сломавшись сотни раз, восстановишься по кусочкам и продолжишь жить, или, согнувшись, подобно тростнику в сильный ветер, снова восстанешь как ни в чëм не бывало, не позволяя усомниться в своей компетентности и живучести, и упрямо напомнишь о себе. Техно странно молчит, ничего не говоря Дриму и никак не реагируя на маленькое откровение — а парень всегда рад поделиться мыслями и опытом, и то, что он объясняет что-то такое понятное для него Богу, заставляет его совсем чуть-чуть загордиться. Работа в тишине не напрягает даже, а скорее успокаивает — от неожиданного приступа активности Техно, так резко контрастирующего с его прошлым поведением (как поразительно на высших существах кровопотеря сказывается и как просто она, оказывается, восстанавливается), Дрим немного подустал, а ему ещё это чудо бинтовать. Им лучше справиться за один день, и уже на следующем рассвете выдвинуться в путь — как бы хорошо в этом доме ни было и какими бы очаровательными его обитатели себя ни показывали, у них на хвосте буквально половина СМП. Дрим затылком чувствует смрадное дыхание беззаконного возмездия, и с каждым днём оно заставляет его беспокоиться всё сильнее. Блэйд делает странно тяжёлый выдох, стараясь при этом лишний раз не беспокоить руку. — Ты странный. — Просто отток адреналина, — пожимает плечами Дрим, разматывая кусочек бинтов, — наконец-то могу думать здраво, вот меня философствовать и тянет. Говорить ему нравилось — неплохо отвлекает и расслабляет обычный хороший разговор. Дрим ведь очень даже болтливый, вы не знали? Иногда ситуация требовала гробовой тишины, осторожности вдумчивой и кроткой, но будем откровенны, не слишком это его раньше волновало. Сейчас? Сейчас волнует. Он поговорить любит, но в этот раз… больно устал, наверное. И непривычно после почти года одиночества. Дрим вздрагивает, едва не протыкая руку Блэйда там, где не нужно, когда дверь в комнату снова натяжно, пусть и едва слышно, скрипит. — Извините, — едва слышно шепчет заглянувшая к ним бледнолицая девчушка — и, если честно, дверь и то громче скрипит, чем она пытается слово сказать. От внезапно встретившего её молчания она быстро тушуется, и, кажется, борется с порывом сбежать, сверкая пятками — в принципе, кто кроме них её так хорошо поймёт в этом желании? Дрим в ответ улыбается, приглашая зайти — среди них двоих, тех ещё асоциальных придурков, он всегда чуть больше подходил на роль переговорщика, Техно ребёнка больше бы напугал, а та и так от факта нахождения двух окровавленных людей с оружием в её доме в лёгком перманентном ужасе. — Матушка просила вам отдать. Дриму мутную стеклянную бутылочку даже не отдают настороженно, стараясь не прикасаться, а просто панически пихают в руки, так, что она почти выскальзывает из пальцев. Дверь снова хлопает — громко и в этот раз без скрипа, очевидно, никто особо о бесшумности сейчас беспокоиться не планирует. Дрим только головой качает, рассматривая переливающееся искрами и перламутром нежно-розовое зелье, судя по цвету и струящейся в нём магии, очень хорошее — м-да уж, дети в наше время… Он даже пытаться не будет что-то с этим делать, спасибо, ему и Техноблэйда достаточно, да и молодое поколение он терпит только в трёх вариантах: жареном, варёном и спящем — не особо разнообразный выбор социальных взаимодействий, согласитесь. Парень откупоривает бутылочку зубами — на языке сразу остаётся пресный со сладковатым оттенком привкус — и щедро поливает кусок ваты зельем, сразу же прикладывая к зашипевшей от контакта с ним раной. Остальное отдаёт Блэйду прямо в руки, намекая, чтобы тот выпил (зелье на него действует так же, как и на обычных людей, если судить по тому, как его лицо обратно наливается цветом и чуть оживает). Быстрее восстановится — быстрее они пойдут дальше, меньше будут топтаться на одном месте (ему чертовски сильно хочется остаться, осесть где-нибудь, но он не может, нигде на территории СМП не может быть достаточно безопасно, чтобы он не норовил подрываться с постели в панике каждую ночь), и с этими мыслями Дрим быстро и жёстко обматывает рану бинтами, отстранённо следя за тем, чтобы её не пережать. — Ну вот, — с фальшивым энтузиазмом замечает парень, отстраняясь и откладывая всё, что держал в руках, к грязным полотенцам. Пальцы мерзко липкие из-за крови, и в душной закрытой комнате всё ещё стоит кровавый дух пополам с сыростью — прямо во имя Бога Войны, никак иначе. Дрим чувствует, как удушающий комок подкрадывается к горлу. — Будет новый шрам. Хотя я не думаю, что это то, что должно тебя беспокоить. Техноблэйд зависает на мгновение, в упор глядя в его глаза. Это может показаться неуютным, и так оно, в принципе, и есть, ибо что-что, а без холодка по спине в стеклянные холодного карего оттенка глаза заглянуть сложно, но Дрим упрямо в ответ кривит губы в улыбке, пытаясь не то поднять их общий моральный дух, не то утешить. Это было сюрреалистично, потому что Блэйд, не меняясь в лице абсолютно, умудрялся выглядеть так потерянно и неоднозначно, что Дрим, несмотря на свой опыт общения с Богом, так сходу и не смог бы определить, что у того на уме. Весть о том, что теперь Техно не обойтись без шрама, повлияла на него слишком непредсказуемо. Взгляд Блэйда, дурной и выбивающий беглеца из колеи, неуловимо скользит ниже по лицу, и Дрим с неудовольствием понимает, что его рассматривают. Навязчиво хочется спустить закатанные для удобства рукава и застегнуть ещё несколько пуговиц широкой рубашки — вот и надевай после этого что-то свободнее глухой тёмной водолазки. — У тебя их много, — Дрим в ответ вздыхает раздражённо, смущённый и дезориентированный от липкого неприятного внимания. — Рад, что ты заметил. Блэйд его злость, кажется, вовсе игнорирует. — Откуда этот? — левая рука магическим образом оказывается в чужих ладонях, и Дрим, не особо сопротивляясь, позволяет Техно трогать его, гладить и водить горячими пальцами по его изуродованному запястью. Пробирает насквозь, и что-то неуютное раздувается мыльным пузырём в желудке. Ощущения странные. Это выглядит со стороны абсолютно глупо, потому что они как идиоты сидят в глухой тишине и рассматривают его руки так, будто они у него только сейчас отросли. Он прикосновения чувствует фантомно — ползущий до самого локтя плохо затянувшийся шрам от ожога мешает ощущать что-то такое деликатное и мягкое, как чужие касания. Техно трясëтся над его руками так, будто они стеклянные, и в любое другое время Дрим бы разозлился, но сейчас просто состояние не позволяет. Дымка в голове сгущается сильнее с каждым мгновением, и недомогание усиливается и концентрируется, до ощутимых страданий однако же не доводя — у него всё-таки болит голова, и его мутит от пережитых волнений, от кровавого привкуса на корне языка, и горячие, уколами иголок ощущаемые прикосновения ему как благодать свыше. — Неудачно попал под взрыв, руке в основном и досталось, — парень пожимает плечами, но руку из чужой хватки не вырывает. Физический контакт с Богом — то, от чего простому человеку отказаться очень сложно. — Ещё как-то запястье раздробили, руку в непогоду иногда тянет болью, зато на всю жизнь запомнил, как правильно держать щит. Он усмехается нарочито оптимистично, несмотря на выразительный взгляд Техноблэйда. — А это? Похоже на след от когтей. Его правда: через горло чуть-чуть и через всю ключицу проходят четыре глубокие ровные царапины, истончившиеся со временем, но всё ещё очень заметные. Они ровные, не рваные — будто кожа как ткань разошлась под острым лезвием, вошедшим до болезненного глубоко, но, будем честны, ни один специалист своего дела не смог бы сделать четыре ровно параллельных разреза. Дрим неосознанно касается шеи пальцами свободной руки, по привычке расчëсывая следы, но быстро одëргивает себя. — Ещё до Пандоры получил. Неприятная история… — парень морщится, но Блэйд этого не замечает, переключая внимание на другие шрамы. — А этот? — Дрим дëргается и быстро отстраняется прочь от пальцев, бесцеремонно залезших под наполовину расстëгнутую рубашку и коснувшихся крестовидного рубца через всю грудь. Его гиперчувствительность и страх прикосновений можно объяснить, это вполне закономерное явление после всего того, что с ним произошло до и во время заключения в Пандоре, почти панический страх всего живого и потенциально опасного — вполне канонно, но тем сложнее объясниться с тем, почему Дрим не боялся до трясучки Техноблэйда до этого и почему позволяет касаться сейчас. Парень не недотрога — у него понятия о стеснительности и приличии настолько извращены, что иногда в полное неосознанное бесстыдство переходят (личные границы — звучит как-то очень сложно и непонятно, не находите?), особенно с людьми (и не совсем), которым он хоть сколько нибудь доверяет — и эта черта, за те месяцы вроде бы сошедшая на нет, иногда нет-нет да просыпается в нём в какой-то жуткой потребности физического контакта. Техно без зазрения совести полез к нему со своим клятым любопытством, и беглец позволил. Шрамы на груди были совершенно иной песней. Кожа, загрубевшая и бугристая, вместо того, чтобы стать бесчувственной и лишённой нервных окончаний, от неосторожного дерзкого прикосновения горит незерским пламенем, и плоть отзывается холодными ощутимыми покалываниями, будто от электрического разряда. Дрим шипит — не то чтобы неприятно, просто… значимо. Болезненно на совершенно другом уровне. — Не распускай руки! — Извини, — и на лице абсолютное отсутствие понимания, за что извиняется. Парень только вздыхает — не ему судить Бога за то, что он местами абсолютно бесчувственный асоциальный увалень, не особо хорошо понимающий вербально-невербальное. Ну, он хотя бы старается научиться. Уже хорошо. Блэйд всё ещё нет-нет да поглядывает на чужую грудь — бурная реакция Дрима подлила масло в огонь любопытства его приятеля, и было очевидно, что он теперь так просто не отвяжется. Будет время от времени доставать с вопросами, может, нагло лезть руками, может, ещё как-нибудь надоедать, сам придумает как. Дрим вздыхает — пояснить придётся. Хотя бы ради того, чтобы от него отстали. — Это от топора, — каким бы хорошим театралом себя беглец ни представлял, сейчас напряжение в голосе скрыть очень сложно. Техно почему-то именно сейчас выбирает быть до невозможности чутким и внимательным — этот невозможный навык быть до одури эмпатичным одновременно с абсолютным непониманием, что с получаемой информацией делать и как себя с людьми вести, Дрима иногда очень раздражал. — Ну, приятель, эти раны не выглядят как те, которые легко можно пережить, — осторожно заявляет Бог, на что парень только ожесточённо фыркает. — Ну так я и не пережил. Техно, кажется, понимает, что Дрим имеет в виду — это если судить по его вмиг неуловимо омрачившемуся лицу. Дрим видит, Дрим чувствует, что его слова как-то да повлияли на его попутчика. Бог, конечно, эмоции понимает и испытывает совершенно по-другому, но существование в человеческом теле всё равно вносит свои коррективы в особенности поведения, да и беглец спустя столько времени знакомства (месяц-полтора, наверное?) уже научился понимать Бога — так что интерпретировать практически не изменившееся выражение лица Дрим может очень и очень понятно. Поразительно было не это, — дьявол с ними, с взаимоотношениями, штука специфическая, как-никак, — а то, что Блэйд в принципе почувствовал. Как будто ему было не плевать, что Дрима пару раз чуть не отправили в Лимбо в один конец — хорошо хоть две канонные жизни подстраховали (за них обидно жуть). Как будто его действительно беспокоят чужие раны, а все эти любопытство и заинтересованность в чужой жизни — не наигранные попытки понравиться и заслужить расположение к себе. Дрим был бы не в обиде, если бы так оно и было — зачем ему предъявлять претензии бессмертному высшему существу, которое он ни понять, ни осудить не может в силу отсутствия опыта и чужеродного менталитета? Тем поразительно было абсолютно выбивающееся из выстроенных в голове канонов поведение Бога Крови. Даже забавно. — И-и-и, что же? — осторожно уточняет Блэйд, прищурив глаза. Будто что-то пытается в Дриме увидеть. — Ты просто оставишь всё как есть? Парень, стоит отдать должное его самосознательности и эмоциональной стабильности, в ответ улыбается, не поднимая головы на Техно и теребя кусок бинта, плотно намотанного на запястье. Сам же не заметил, как попал под лезвие. — Ага. В Пандоре у меня было предостаточно времени не только на то, чтобы свихнуться, но и поразмышлять обо всём происходящем и произошедшем и прийти к выводу, что абсолютно всё это бесполезно. Если я вернусь и как обычно устрою месть во имя себя и своей чести, закономерной реакцией будет ответный удар мне, и так до бесконечности. Ситуация, когда насилие ведёт только к большему насилию, — Дрим пожимает плечами так легко и раскованно, будто обсуждает рецепт шарлотки, а не делится с кем-то мыслями, преследующими его уже очень долгое время. — А на мне, как-никак, всё ещё ответственность за СМП. Я не могу позволить, чтобы во время всех этих разборок моя маленькая империя уничтожила саму себя, ага? Считай, своеобразный акт заботы. Техно молчит, но Дрим явственно ощущает его взгляд на себе. Предпочитает не обращать внимания и не поднимать головы — узнавать, что за выражение застыло на лице Техноблэйда, не хочется. В свою очередь это нежелание не вызвано какими-то неутешительными догадками, нет, конечно. — просто интереса нет. — Вау. Дрим вздрагивает от неожиданности, тут же поднимая голову. — Что? — Наконец-то я вижу перед собой взрослого человека. Дрим мгновенно расслабляется, сдерживая в себе истерические смешки, и, закатив глаза, фыркает. — Даже не знаю, обидеться мне или поблагодарить. — Ты знаешь? Любимцы богов те, кто знает меру, — слова справедливые, конечно, очень, но Дрим в ответ только хитро прищуривается и смотрит оценивающе, может, чутка высокомерно — но не намеренно. — Тогда почему от тебя веет энтузиазмом пойти и учинить кровопролитие, каких свет не видывал? Справедливости ради, от Техно аура геноцида не отлипала вообще практически никогда, весьма здорово и гармонично смешиваясь с абсолютной растерянностью, инфантильной дурашливостью и непониманием всего происходящего. Не личность — бриллиант, такой же многогранный, подобно человеку, да и так оно и есть, как бы упрямо Техно ни отрицал. — Да ну, как будто ты против, — парня пихают болезненно локтем под рёбра, но это вызывает не больше чем смех. — Давай, Дрим, как раньше: ты, я, государство в огне. — Не-а, Тех, — парень смеётся, чуть отстраняясь в сторону. — Я всё уже решил.