Пыль и ветер

День ознаменовался предштормовой погодой. Солнце, спрятавшееся за тучами, почти не давало тепла, и Чайльд испытывал жгучее желание надеть шубу, которая, впрочем, тут же промокла бы и явно перестала греть. С неба срывались редкие капли мороси, но было ясно — скоро начнется настоящая гроза. — Мы у барьера, — сообщил Казуха. — Лучше бы тебе спуститься в трюм — может смыть. — Я не боюсь, — усмехнулся Чайльд. — А я вот да, — мягко ответил Казуха. — Составишь мне компанию? — С удовольствием, — тут же согласился Чайльд. Он невероятно ценил те минуты, когда они оставались наедине, вдвоем — а они случались не так уж и часто. Кажется, кто-то все время был рядом, словно нарочно. А может и не словно — по крайней мере, так Чайльд подозревал. Зачем бы кому-то из матросов избивать манекен именно в тот момент, когда они с Казухой сходятся в спарринге? Впрочем, Чайльд это никак не комментировал, хоть и безмерно раздражался. Поэтому теперь и ухватился за возможность провести время вдвоем — хотя на грозовой барьер посмотреть очень даже хотелось. — Давай ко мне? — предложил он. — Давай, — кивнул Казуха. Они добрались до каюты Чайльда, и, когда тот открыл дверь, наконец-то раздался первый зычный раскат грома. Они зашли внутрь — и сверху донесся дробный отстук крупных капель. Чайльд сел на кровать и похлопал по матрасу рядом с собой — все равно мест, где можно было сесть, больше не было. Посмотрел на Казуху: тот замер, словно его одолевали сомнения, но потом все-таки опустился рядом. Их колени почти соприкасались. Почти. Чайльд с трудом подавил желание придвинуться ближе и запрокинул голову, прикрыв глаза. Волны, похоже, поднимались все сильнее — теперь качка была такая, что он не удержался бы на ногах. Шорох дождя, звуки грома — и вспышки за иллюминатором, яркие, почти слепящие, видные даже за закрытыми веками. — Наслаждаешься? — спросил Казуха. Чайльд открыл глаза и улыбнулся: — Мой глаз бога — гидро, а глаз порчи — электро. Все это вместе — моя стихия. — Ты очень хотел остаться на палубе, да? — Может, и хотел, — пожал плечами Чайльд. — Но я явно не привык к такой качке, так что рад, что послушался тебя. — На самом деле равновесие держать не сложно, — заметил Казуха. — В каюте не так страшно упасть. Могу поучить тебя. — Давай, — согласился Чайльд и собрался было встать, но Казуха удержал его за плечо. — Сначала посмотри, потом попробуешь сам. Чайльд кивнул и проследил за тем, как Казуха поднялся с кровати. Шагал он так же легко, как и в нормальную погоду — будто никакой качки и не было вовсе. — Главное, — произнес Казуха, — балансировать. Когда чувствуешь, что корабль кренится, переноси вес на противоположную ногу. Вот так. — А если он кренится назад или вперед? — Все просто — видишь, как я держу ноги? Одна чуть впереди, другая — чуть сзади. Главное не переборщить, иначе из устойчивого положения перейдешь в позицию, из которой упасть очень легко. Чайльд кивнул, запоминая. — Теперь пробуй. Я подстрахую. Чайльд осторожно поднялся и поставил ноги, как показал Казуха. Перенес вес, когда корабль накренило — и, кажется, у него получалось. Он аккуратно сделал шаг, затем другой, подстраиваясь под качку. Пока выходило неплохо, но вот третий раз продвинуться вперед не удалось — стоило ему оторвать ногу от пола, как корпус корабля тряхнуло так, что равновесие удержать не получилось. Он рухнул прямо на Казуху, и тот тоже не устоял на ногах. Теперь они лежали на полу — Казуха снизу, Чайльд сверху. Слишком близко. Запретно близко. Наверное, стоило себя остановить — отстраниться, подняться и вернуться на кровать, сделать вид, будто ничего не произошло, — но Чайльд не смог удержаться. Он слишком долго ждал, терпел и мучился, чтобы вот так вот отступать при выпавшей возможности. Поэтому он преодолел те считанные миллиметры, разделявшие их лица, и прижался губами к губам Казухи. По правде говоря, он ждал чего угодно — что Казуха отвернется, отстранится, оттолкнет его, и других всевозможных «от», — но вместо этого Казуха обхватил его руками за шею и ответил на поцелуй. На мгновение Чайльд замер, оглушенный этой реакцией, но затем углубил поцелуй. Подхватил Казуху под затылок — чтобы точно не убежал — и мягко прикусил его губу. И грозовой барьер, и шторм, и качка были забыты — сейчас главным было то, что Казуха не строил из себя идеального друга, а наконец-то дал Чайльду то, что тот хотел. И мог дать больше — судя по той ярости, с которой он целовался. Чайльд потянул Казуху на себя и сел на его колени. Вплел в волосы пальцы и потянул назад, чтобы открыть беззащитное горло. Прежде чем Казуха успел что-то сказать, Чайльд провел языком по бьющейся жилке на шее; поцеловал кадык и мягко втянул губами кожу, оставляя на ней яркий след. Тихий стон, последовавший за этим, звучал как музыка. А затем он почувствовал, как Казуха устроил ладони у него на ягодицах, и удовлетворенно выдохнул. Это определенно был лучший день за все путешествие. Чайльд спустился поцелуями ниже, лизнул ямку между ключицами и только после этого выпустил волосы Казухи из пальцев. Забрался ладонями под нижний слой кимоно и прошелся от груди до низа живота. Казуха часто дышал и — самое главное — абсолютно не сопротивлялся и не строил из себя каменную статую. И все же на них было слишком много одежды, чтобы полноценно наслаждаться моментом — и Чайльд всерьез намеревался это исправить. Он расстегнул пояс Казухи и отшвырнул его в сторону; стянул с него плащ и распахнул верх, чтобы затем прижаться губами к обнажившемуся соску и слегка прикусить его. Еще один стон. Так звучала победа. Пальцы на ягодицах сжались — цепко и крепко, и Чайльд, словно поощряя, лизнул сосок. Это сработало — потому Казуха, осмелев, на ощупь занялся его штанами. Верить своему счастью пока не получалось — все это казалось влажным сном, и Чайльд всерьез опасался, что вот-вот проснется. Ущипнуть себя, что ли? Вместо этого Чайльд приподнялся, когда Казуха потянул с него штаны, и сжал коленями его бедра. Нащупал ладонью крепко стоявший член и торопливо высвободил его из-под одежды. И направил его в себя, медленно опускаясь. Насухую это получалось не так уж и просто, и Чайльд постарался максимально расслабить мышцы и не обращать внимания на легкую боль, потому что опасался, что если сейчас прервется хоть на мгновение, Казуха очнется от пелены возбуждения и сбежит. Но тот пока ничего такого делать не собирался — вместо этого поддержал под ягодицы и запрокинул голову, глядя в глаза. Чайльд улыбнулся и наконец-то опустился до основания члена. Качнулся вперед, обхватил Казуху руками за шею, прижался ко рту и нетерпеливо заерзал, отчего Казуха длинно выдохнул. Вверх и снова вниз. Казуха, поймав его ритм, приподнял бедра. Провел ладонью по боку и вновь двинулся внутри, постепенно наращивая темп и давая Чайльду отдохнуть. Тот прикрыл глаза, все еще не веря своему счастью. Ощутил, как дыхание Казухи коснулось уха, как тот прошелся языком по раковине и прикусил мочку, и все это вместе — член, движущийся внутри, ласкающий язык, руки, сжавшие бедра, тепло крепко прижатого к нему тела — послало по телу такой импульс счастья, что хотелось запеть. Фрикции пошли еще чаще. Дыхание сбилось, стоны срывались с губ; Чайльд поплыл так, словно снова напился — нежданная близость пьянила почище вина. Весь его мир сейчас был сосредоточен на Казухе, и плевать, что было тогда и будет потом. Главное — эти минуты, когда им обоим не мешали дурацкие предрассудки, обиды и границы в отношениях. Главное — что наконец-то они были вдвоем. Вместе. От одной только этой мысли становилось тепло, а дрожь накатывала волнами оргазма с силой похлеще идущего снаружи шторма. Чайльд уткнулся лицом в плечо Казухи и аккуратно куснул его — и практически сразу ощутил, как тот кончил внутри. — Прекрасно, — пробормотал он, не в силах сдержать улыбку. Почувствовал, как Казуха бережно погладил его по спине и потрепал по волосам. Чайльд не спешил слезать с него — нет, ни в коем случае. Отпускать Казуху не хотелось — хотелось рухнуть с ним в кровать, прижаться как можно крепче и не разрывать объятий до конца жизни. Он очень надеялся, что горячка секса пройдет нескоро и Казуха не успеет пожалеть о том, что они сейчас сделали. Быть его другом? Да ни за что на свете. Особенно теперь, когда Чайльд окончательно распробовал его на вкус. Теперь, когда он понял, что действительно влюбился в Казуху как мальчишка. — Ты не ушибся? — тихо спросил тот, и Чайльд не сразу понял, о чем он. Зато когда сообразил, не смог удержаться от смеха. — Это все, что тебя сейчас волнует? — поддел он. Казуха покачал головой и вновь потрепал его по волосам. Ссадил с члена и подхватил на руки, поднявшись, — и было что-то в этом до боли знакомое, словно уже случалось когда-то. — Дежавю, — сообщил Чайльд. — Похоже, — покладисто согласился Казуха и сгрузил его на кровать. Отстраниться и выпрямиться Чайльд ему не дал — с силой потянул к себе, заставляя лечь рядом. Перекинул руку через живот, чтобы не сбежал, и сделал то, что хотел — прижался крепко и прикрыл глаза, наслаждаясь близостью. — Мы все еще друзья? — спросил он тихо. Не мог не спросить — потому что теперь был уверен, что Казуха переменит мнение. — А ты все еще с Мораксом? Вопрос поставил Чайльда в тупик. При чем здесь Моракс вообще, когда речь идет о них двоих? Все равно что сравнивать мягкое и теплое — бесполезно и бессмысленно. — У нас свободные отношения, — ответил Чайльд, не сумев сдержать в голосе нотку недовольства, — так что о нем можешь не беспокоиться. — Ясно. — Так мы… — Лучше не спрашивай. Реакция поставила Чайльда в ступор. Казуха, только что бывший так близко, за мгновение словно отдалился от него и построил между ними стену, которая почти ощущалась физически. Что он опять сказал не так? Все же было хорошо! — Казуха, — позвал он. — Да? — Ты снова обиделся? — Нет. — Но я же вижу, что да. Казуха вздохнул. — Я не обижаюсь. — Повтори это еще три раза и сделай стойку на голове, — попытался пошутить Чайльд, — и тогда я поверю. Смеха он так и не услышал. Вместо этого Казуха попытался снять с себя его руку, но Чайльд уперто удержал ее. — Не уходи, — взмолился он. Казуха снова вздохнул — но по крайней мере прекратил попытки вырваться из цепкой хватки Чайльда. «Что же ты за человек такой, — подумал тот. — Что тебе ни скажи — все плохо. Может, мне вообще заткнуться и не разговаривать? А что, вполне себе выход». Так и тянуло озвучить эти мысли, но вместо этого Чайльд воспользовался пришедшей идеей — заткнулся. Он и правда не знал, почему так получалось и он все портил, стоило ему открыть рот. То ли Казуха странный, то ли он дурак. А может, и то, и другое вместе. Вот умора тогда — нашли друг друга два идиота. После секса тянуло в сон, и Чайльд с трудом удерживался, чтобы не провалиться в дрему — потому что был уверен: стоит ему это сделать, и Казуха обязательно уйдет. А он не намеревался отпускать его ни за что в жизни. И очень надеялся, что спустя время тот перестанет обижаться и у них все-таки получится объясниться. Должен же Чайльд наконец-то понять, почему каждый раз, когда он делает шаг вперед, их отбрасывает назад еще дальше? Как бы он ни старался, глаза все равно закрывались сами собой. Он с силой закусил губу в надежде, что боль его взбодрит — но это помогло ровно на пару минут. Не помогал и Казуха — судя по мерному и нечастому дыханию, он уже заснул. Это была бы радостная новость, если бы произошедший разговор так все не испортил. И все-таки старания прошли даром — он вырубился совершенно незаметно для самого себя. А когда проснулся — снова оказался один. Осознав это, Чайльд громко и грязно выругался. Едва не скатился с кровати и бросился к двери — чтобы застыть перед ней. Помчался, как же. Для начала нужно было привести себя в порядок, а потом — понять, что же делать. Найти Казуху на корабле — это одно. А что дальше? Опять сказать что-то не то и не так и все испортить? Может, стоило дать ему время, чтобы он переварил произошедшее, обдумал их связь и пришел к правильному выводу? Может, и правда не стоило быть таким навязчивым? Чайльд почесал затылок, невольно вспоминая, с какой нежностью Казуха гладил его волосы. Неужели их первый секс так и останется единственным? Ну уж нет. У Казухи был ровно день, чтобы разложить все по полочкам, а потом Чайльд снова пойдет в атаку — и не отступит, пока не получит желаемое. Тем более что желаемым оно было для них двоих. Не понять это было невозможно: как бы Казуха ни настаивал на том, что они — всего лишь друзья, страсть, с которой они трахались, выдавала его с головой. И Чайльд никак не мог понять, зачем Казуха так упорно возводил между ними эту стену дружбы. Дело в нем? Дело в Чайльде? Дело в ком-то еще? Может, у Казухи был кто-то, кто ждал его на берегах Инадзумы? Одна только мысль об этом разозлила так, что Чайльд изо всей силы пнул рундук. Боль прошлась от кончиков пальцев на ногах и стрельнула в колено, и это немного, но отрезвило. Парень ли, девушка — это не суть важно. Может, конечно, Казуха и поклялся хранить верность своему любовнику, но любая клятва — всего лишь слова, от которых легко можно отказаться. И вообще — у Чайльда же был Чжунли, и это совсем не мешало ему. Ну, ладно, с Чжунли у них был особый статус отношений, но тем не менее! Шторм закончился, пока Чайльд спал, и осознал он это только сейчас. Теперь можно было подняться на палубу, что он и сделал. Осмотрелся — на небе снова были лишь редкие облачка, а солнце палило, беспощадно прогревая деревянные доски. Казуху он заметил почти сразу — тот сидел в вороньем гнезде. Чайльд помахал ему рукой — Казуха кивнул. И только. Он мог бы, конечно, попробовать вскарабкаться по мачте к нему наверх, но уже обещал самому себе дать Казухе время на размышления. Слоняться по палубе без дела — то еще развлечение. Чайльд сновал то тут, то там, без особого интереса наблюдая, что делают матросы. Добрался до кормы, издалека проследив, как Бэйдоу стоит у штурвала. Та кинула на него единственный нечитаемый взгляд и тут же будто и забыла про него. Все это время Чайльд то и дело посматривал на мачту. Его раздирали противоречивые чувства — с одной стороны, хотелось взять Казуху за шкирку, встряхнуть и рявкнуть что-нибудь вроде «Решайся уже!» С другой — его самолюбию было бы приятнее, если бы Казуха пришел к нужному решению сам. Только придет ли? То, как спешно он сбежал, стоило Чайльду заснуть, говорило о том, что они снова «друзья». Друг — какое мерзкое вообще слово. Словно созданное для того, чтобы зудом отзываться на шейных позвонках. Кстати, о шеях. Чайльд вновь посмотрел на воронье гнездо и прищурился, пытаясь разглядеть Казуху чуть более детально. Свои метки, конечно, с такого расстояния он не увидит, но… А вот это «но» разглядеть получилось: темный ворот плаща был поднят до самого подбородка, резко контрастировал с бледной кожей. Значит, Казуха прятал следы их любви от других. Словно стеснялся. Или словно его любовник, существование которого все еще было под вопросом, находился прямо здесь. И что, он бы ходил и молчал, глядя как Казуха воркует с Чайльдом и все время находится рядом? Бред какой-то. Значит, никакого любовника не было — по крайней мере, на «Алькоре» точно. Значит, Казуха стыдился, потому что переспал с ним? Вот это уже было больше похоже на правду. Он же говорил, что не спит с друзьями — и сегодня переступил эту черту. В Бездну, все опять возвращалось к этим «друзьям», и Чайльд уже почти ненавидел это слово. Царица, если он еще хоть раз его услышит от кого угодно — точно взорвется. Был бы он архонтом — запретил бы друзей на законодательном уровне. Кому вообще нужны друзья? Только таким вот сумасшедшим, как Казуха, да даже для них это создает проблемы и дурацкие метания. Все было бы иначе, не взбреди ему в голову считать Чайльда другом. Да и какой из него друг? Так, одно название. — Что застыл? — послышалось над ухом. — Задумался, — честно признался Чайльд. — Ну так думай в другом месте, а не стой на тросе! Упс. — Да пожалуйста, — отозвался Чайльд и шагнул вправо, подальше от свернутого в моток троса, на который и сам не заметил, как забрался. — Говорила же тебе, — раздался громкий голос Бэйдоу, — не вертись под ногами! Да у нее глаза на затылке, что ли? Чайльд скривился и отошел еще дальше — туда, где было меньше людей и снастей. Один, без Казухи рядом, он остро чувствовал себя здесь лишним, фрагментом, не вписывающимся в слаженную систему корабельного экипажа. Казалось бы — вполне ожидаемо, но отчего-то все равно стало обидно. Впрочем, он себя тут же утешил — просто он, Предвестник Фатуи, выше каких-либо жалких матросов или даже капитанов. А значит, и виду показывать не будет, что его что-то задевает — потому что они недостойны его внимания. По-хорошему, тогда его внимания недостоин был и Казуха, но с этим Чайльд был в корне не согласен. А еще он и не думал, что будет скучать по лекциям о мачтах, парусах и снастях. Теперь он стоял ближе к носу корабля, и отметил, что рядом вновь появились чайки, кружившие над баком в явном ожидании еды. Чайльд направился туда и забрался на бак с ногами — и три чайки тут же приземлились рядом, кося на него глазами. Корма у Чайльда не водилось, зато появилось дурацкое желание проверить, поддадутся ли эти наглые птицы ему, как Казухе? Он медленно поднес руку к одной из чаек и почти коснулся оперения — но чайка тут же клюнула его в костяшку указательного пальца. Неожиданно и больно — и Чайльд зашипел и затряс рукой. — На жаркое вас пущу! — пригрозил он. Чайка в ответ крикнула и поднялась в воздух. За ней последовали и остальные — поняли, что от него еды не дождешься. Ну и туда им и дорога, не очень-то и хотелось. Он мог бы сейчас достать лук и в отместку за ушибленный палец подстрелить оборзевшую птицу. Чайльд даже потянулся за ним, но потом вспомнил слова Казухи: «Пусть живут». Ну и пусть живут, Бездна с ними. Если они так нужны Казухе живыми, такими и останутся. Болтаться на палубе больше не хотелось. Чайльд вздохнул, бросив последний взгляд на воронье гнездо, и направился к себе в каюту.