Пыль и ветер

Дверь в каюту распахнулась с грохотом, и Чайльд, с трудом продрав глаза, сел и уставился на темный силуэт в дверях. Он опять ворочался полночи, то перебирая в голове новые воспоминания, то пытаясь понять, что ему теперь делать. — Лови, — сообщил силуэт голосом Бэйдоу, и в кровать что-то полетело. Чайльд на автомате поймал это нечто, которым оказался небольшой сверток. — Что это? — на всякий случай уточнил Чайльд. — Чжунли просил передать тебе, когда мы будем ближе к Инадзуме, — ответила Бэйдоу. Любопытно. — А еще какой-нибудь сюрприз будет, или на этом все? — поинтересовался Чайльд и устроил сверток на рундуке. — На этом все, — произнесла Бэйдоу и захлопнула дверь. Чайльд откинулся обратно на кровать и повернул голову. Окрыленный новыми чувствами, он почти перестал думать о Чжунли, и на мгновение ему стало стыдно. Впрочем, зря: свободные отношения явно давали ему карт-бланш на сколько угодно новых влюбленностей. Он снова сел и взял сверток. Быстро сорвал бумагу, в которую оказалась упакована морская ракушка. Чушь какая-то. Или… Чайльд приложил ракушку к уху. Обычно в ней можно было услышать шум моря, но не сейчас — внутри оказалась гробовая тишина. — Чжунли? — позвал Чайльд. Он был рад, что Бэйдоу передала ему ракушку не при всех — иначе выглядел бы он полным идиотом, раз пытался разговаривать по ней. — Здравствуй, Аякс, — услышал он. — Ты бы хоть инструкцию приложил, — тут же ответил Чайльд. — Я совершенно случайно догадался, что нужно делать. — Я был в тебе уверен. Как твои дела? — Нормально, — соврал Чайльд. — Тут вполне себе неплохо. — Это хорошо. Я занимаюсь твоим делом, но подвижек пока не предвидится. Что ты скажешь по поводу моего предложения? — Про свободные отношения? — уточнил Чайльд. — Да, я о них. — Херня это все, — неожиданно для самого себя Чайльд почувствовал злость. — Оно так не работает. Чжунли некоторое время молчал, и Чайльд решил, что связь оборвалась. Интересно, как долго можно разговаривать по ракушке? — Ты влюбился, — наконец проговорил Чжунли. — Как ты догадался? — Твой голос, твоя реакция. Из этого вполне можно сложить картину. — Ну-у-у, — протянул Чайльд, — я, может, и влюбился, но не взаимно. — Почему ты так решил? — Он видит во мне друга. — Из-за меня? — С чего ты взял? — удивился Чайльд. — Я предположил. Возможно, это не так. Но я считаю, что в тебя невозможно не влюбиться. — Какой очаровательный комплимент. — Тем не менее, на мой взгляд так и есть. Чайльд тихо вздохнул и улыбнулся. — Спасибо. — Если мое предположение верно, — продолжил Чжунли, — то можешь сказать ему, что мы расстались. Если это не поможет — ты всегда можешь вернуться ко мне. — С чего такая щедрость? — Я хочу, чтобы ты был счастлив. — Не думаю, что это поможет, — признался Чайльд. — Видишь ли, в первую ночь на корабле я, похоже, его обидел. — Похоже? — Я напился, — с неудовольствием проговорил Чайльд, — и не помню, что творил. А потом я переспал с ним, и он обиделся снова. — И при этом он продолжает дружить с тобой? — Да. — Не кажется ли тебе это странным — после нанесенной обиды поддерживать близкие отношения? — Кажется, — согласился Чайльд, — но он, знаешь ли… не похож на обычного человека. — И все-таки я думаю, что твое «напился» и «переспал» тут ни при чем. Давай по порядку. Ты рассказывал ему обо мне, когда был пьян? — Он говорит, что да. — И что же ты говорил? Теперь настала очередь Чайльда молчать. Признаваться в том, что он жаловался на Чжунли и считал, что тот его бросил? Что был при этом полным придурком? — Сказал, что ты меня бросил, — наконец пробормотал Чайльд. — Это многое объясняет. — Разве? — Да. Ты говорил с ним на следующий день? — Ну… да. — И о чем же? — Мы познакомились заново, — начал перечислять Чайльд, пытаясь детально вспомнить то утро. — Потом он спросил у меня, что я помню. Я сказал, что приблизительно ничего, и попытался узнать, что я делал. Он сказал мне, что я жаловался на тебя, а я на радостях после твоего письма сказал, что между нами все хорошо. — И какая была его реакция? — Он тут же ушел. Чжунли вздохнул и заметил: — Теперь мне все понятно. — И что же тебе понятно? — Подожди. Я хочу сперва подтвердить свои предположения. После или во время секса вы говорили обо мне? — Слушай, — возмутился Чайльд, — ты, конечно, бог, но это не значит, что все только о тебе и говорят. Особенно в такие моменты! — И все-таки? — Ну, я сказал ему, что мы с тобой в свободных отношениях. — И после этого он обиделся? — Ага. — Значит, я прав. — В чем? — Все очень просто: в тебя все еще невозможно не влюбиться, но твой друг не хочет мешать твоему счастью и именно поэтому не позволяет ни себе, ни тебе каких-либо проявлений чувств. Чайльд моргнул и спросил в пространство: — Он дурак? — Он очень благородный человек, судя по всему, — ответил Чжунли. — Нет, — сказал Чайльд, — он дурак, и я такой же. Мы оба — полные идиоты. — Он потер переносицу. — Я… Чжунли, мне нужно идти. — Помни, — серьезно ответил тот, — ты волен вернуться ко мне, когда захочешь. Чайльд отложил ракушку и начал мерить шагами каюту. Ему все еще было несколько неловко перед Чжунли, но тот предложил отличный выход и умудрился даже находясь в Лиюэ разложить все по полочкам. Нужно увидеться с Казухой и поговорить. Прямо сейчас. Немедленно. Он едва ли не вылетел из каюты, чуть не сбил с ног кого-то из матросов, споткнулся о снасти, оказавшиеся у него на пути, но все-таки выскочил к носу корабля. Обычно Казуха в это время уже ждал его, но сейчас его не было на месте. — Где же ты? — спросил в пространство Чайльд. И что ему делать? Остаться на носу, в надежде, что Казуха скоро придет? Или помчаться искать его и пропустить момент, когда тот окажется здесь? Он сел на бак: подождет минут десять, а потом направится на поиски. Время тянулось невыносимо долго, и от вынужденного безделья Чайльд начал осматривать доски. И нашел между двумя свернутый лист бумаги. Вытащил его, развернул и со злостью выругался. «Прости, но лучше нам не видеться. К.» — Не мог придумать момента лучше, чем именно сегодня и именно сейчас! — со злостью выпалил Чайльд. Он соскочил с бака и вновь помчался по кораблю. — Ты не видел Казуху? — спрашивал он у каждого матроса, на которого натыкался. — Где Казуха? Ответов он так и не дождался — словно все они сговорились не давать ему ни малейшей подсказки. И Бэйдоу, до которой он успел добраться, тоже скажет примерно ничего. Но он все равно собирался спросить. — Мне нужно поговорить с Казухой, — заявил он. — Где он? — Оставь его в покое, — посоветовала Бэйдоу. — Не могу. — О, нет, конечно можешь. Иначе дело тебе придется иметь со мной. — Да в Бездну! — выругался Чайльд. — Ты ничего не понимаешь, а я, наоборот, все понял. И мне очень нужно с ним поговорить. — Удачи, — хмыкнула Бэйдоу и отвернулась, показывая, что разговор окончен. Примерно такого результата он и ожидал, и все равно не мог не закуситься. Раз уж ему не хотят помочь, он справится сам. Обыщет весь «Алькор» и, если понадобится, разнесет его в щепки, но найдет Казуху. Он обшарил всю палубу и весь трюм — ничего. Каюты оказались заперты — и двери в них Чайльд попросту выбивал, но все оказались пустыми. Он остановился перед последней, не считая своей собственной, каютой. — Я знаю, что ты здесь, — сообщил он, прислонившись к двери. Из-за нее послышался тяжелый вздох. — Пожалуйста, уходи, — произнес Казуха. Итак, Чайльд все же нашел его — явно не настроенного ни на какие разговоры. Ну ничего, Чайльд все равно выскажет ему все, что думает. — Если ты решил, что избавишься от меня, оставив напоследок всего лишь клочок бумаги, то ты ошибаешься. — Не надо. — Ты дурак, — проговорил Чайльд. — И я тоже. Ответом ему было молчание — похоже, Казуха решил, что если будет игнорировать его, то Чайльд уйдет. Ну уж нет. Зря что ли потратил время на поиски? — Я расстался с Мораксом, — сообщил Чайльд. — И я люблю тебя. За дверью послышались легкие шаги, и Чайльд отошел назад. Вовремя — на пороге стоял Казуха с нечитаемым выражением лица. — И я хочу с тобой… — Я не замена, — с непривычной резкостью оборвал Казуха. — И не средство для мести. Чайльд моргнул, глядя на него. С чего он это взял? — Ты вовсе не… — начал он, но Казуха снова его перебил: — Мне уже хватило. Знаешь, каково это — думать, что нашел того, кого любишь, и твои чувства взаимны, а потом понимать, что тебя просто использовали? Находиться рядом и стараться не мешать чужому счастью, а изнутри при этом сгорать от желания и тонуть от тоски одновременно? Ты думаешь, это так здорово? Что я по свисту прибегу и сделаю все, что ты захочешь, а потом спокойно приму твое равнодушие? Ну уж нет. С меня хватит. Он попытался закрыть дверь, но Чайльд успел просунуть в нее ногу. — Казуха, — взмолился он, — ты все не так понял. — Все я так понял! — удивительно, но Казуха повысил голос — впервые на памяти Чайльда. — Ты делаешь больно и даже не замечаешь этого, Тарталья. — Я люблю тебя, — беспомощно повторил Чайльд. — И я расстался с Мораксом, чтобы быть с тобой. Я не хотел делать тебе больно, правда. Я просто… просто не понимал. Я был уверен, что ты считаешь меня другом, и… Бездна, да я думал только о тебе! Я тоже сгорал от желания и тонул от тоски! И мне, поверь, просто поверь, плевать на Моракса, плевать на все и на всех, я просто… просто хочу быть с тобой. Очень сильно. — Я очень хотел бы тебе поверить, — теперь голос Казухи звучал устало. — Пусти меня в каюту и просто посмотри мне в глаза. Я не лгу. Давление на ногу ослабло, и Чайльд нажал на дверь плечом. Уходить ни с чем он не собирался, не теперь. С него, знаете ли, тоже хватит — хватит придуманных запретов и ограничений, которые не нужны ни ему, ни Казухе. Казуха наконец перестал удерживать дверь — совершенно неожиданно для Чайльда, и тот ввалился в каюту и наверняка растянулся бы на полу, если бы Казуха его не поймал. От желанного прикосновения импульсом побежали по телу мурашки, и Чайльд крепко вцепился в плечи Казухи, не давая ему отстраниться. Поймал его взгляд и едва слышно — только для них двоих — повторил: — Я люблю тебя. И я бросил Моракса ради тебя. Он ждал, с необычайным для себя терпением. Не отводил взгляд, давая заглянуть к себе в душу, и ничего не делал, позволяя Казухе принять то решение, которое он сочтет верным. — Я был так счастлив, когда мы переспали, — добавил Чайльд. — Я так этого ждал. Так хотел. И меньше всего я хочу, чтобы этот раз остался единственным. Казуха молчал, но его взгляд смягчился. — Это не единственный раз, — наконец произнес он — и в голосе слышалась вина. — Я… когда ты напился, мы целовались. — О, — только и смог сказать Чайльд. — И я тебе отдрочил, — очень тихо добавил Казуха. Чайльд моргнул. — И я ничего не помню, — посетовал он. — Вот же… — Я воспользовался твоим состоянием, — проговорил Казуха. — Мне жаль. — Мне тоже жаль, — согласился Чайльд — и, увидев, что Казуха поник, поспешно добавил: — Жаль, что я ничего не помню. Если бы помнил, мы бы не потеряли так много времени. Царица, какие же мы оба идиоты. Так я прощен? — Да, — после недолгого молчания ответил Казуха. — Прощен. — И за этим, — наставительно произнес Чайльд, ногой захлопывая дверь, — должен последовать примирительный секс. И будь уверен, без него я не уйду. — Тебе не нужно уходить, — мягко ответил Казуха и притянул Чайльда к себе за талию. — Я буду только рад, если ты будешь рядом. Ответить на это можно было лишь одним способом. Чайльд обнял Казуху за шею и коснулся губами губ. В этот раз он хотел действовать нежно, но Казуха тут же пошел в яростную атаку, и под таким напором Чайльд не успевал отвечать на горячие поцелуи, перемежающиеся с укусами. Казуха сделал шаг назад, не прерываясь и не отпуская Чайльда, и тот следовал за ним, пока они не уперлись в кровать. Одна секунда — и Казуха развернулся, не разжимая объятий, и опрокинул Чайльда на матрас. Коленом раздвинул ноги и вдавил бедро в пах, не прерывая поцелуя, и Чайльд длинно выдохнул ему в рот. Очередной укус — и Казуха отстранился, чтобы стянуть с него штаны. Протянул руку — порыв ветра откинул крышку рундука и взметнул в воздух вещи, среди которых оказался небольшой флакон, приземлившийся Казухе в ладонь. — Согни колени, — попросил он, и Чайльд с готовностью сделал это. Он улыбнулся, когда Казуха заставил его раздвинуть их пошире, и вздрогнул, когда на дырку капнула смазка. Флакон точным броском полетел обратно в рундук, а Казуха уже закинул ноги Чайльда себе на плечи и потерся членом о ложбинку между ягодицами. Чайльд все никак не мог убрать с лица счастливую улыбку, и она стала только шире, когда Казуха слитным движением вошел в него до конца. Трахал он Чайльда так же яростно, как и целовал — до сбившегося дыхания и стонов, больше похожих на скулеж. Как это звучало, Чайльду было все равно, потому что тонуть в ощущениях оказалось слишком приятно. Пальцы будто бы сами собой комкали простынь, и он догадывался, что Казуха неосознанно срывает всю ту злость, которая у него накопилась. Чайльд был вовсе не против: ему нравились и грубый секс, и искренность, которая сквозила в нем. Более того, от Казухи он готов был принять что угодно — кроме разве что отказа. — Только… попробуй от меня уйти, — выдохнул Чайльд. В ответ Казуха вошел до конца и наклонился, заставляя Чайльда едва ли не согнуться пополам. Уперев руки по обе стороны от его головы, он склонился к уху и мягко прошептал: — И не подумаю. Это и стало отправной точкой — Чайльд кончил себе на живот. Без рук, без какой-либо стимуляции члена — и ощущения от этого зашкаливали так, что он на секунду потерялся во времени и пространстве, словно бы отключившись. — Славно, — все с той же мягкостью произнес Казуха и лизнул его ухо. Чайльд прикрыл глаза, ощущая, как тот торопливо двигается внутри. Когда Казуха кончил внутрь, Чайльд довольно вздохнул. Член вышел из него, но ноги Казуха не отпустил — вместо этого вздернул их выше и застыл, разглядывая наверняка покрасневшую и припухшую дырку. А затем сделал то, чего Чайльд от него не ожидал — почти с нежностью лизнул ее, снимая языком вытекающие изнутри капли собственной спермы. От этого Чайльд едва не кончил второй раз. Казуха неторопливо вылизывал его, со всей тщательностью, на которую был способен, и Чайльд вздрагивал от удовольствия. Он провел ладонью по собственному животу, собирая капли своего же семени, и протянул пальцы Казухе. — Это как клятва на крови, только лучше, — заявил Чайльд. Казуха в ответ тихо рассмеялся и втянул его пальцы в рот. Позже, лежа на кровати и сплетясь в тесных объятиях с Казухой, Чайльд довольно напевал вполголоса песню из Снежной. Казуха молчал, устроив одну ладонь у Чайльда на пояснице, а затем совершенно неожиданно спросил: — Ты правда бросил бога ради меня? — Правда, — ответил Чайльд. — Это… удивительно. — В тебя невозможно не влюбиться, — повторил Чайльд слова Чжунли и неожиданно для самого себя понял, что это правда. — Поэтому пообещай. — Что пообещать? — Что не бросишь меня ради какого-нибудь инадзумского хмыря. — Обещаю, — серьезно проговорил Казуха. — Знаешь, я думал, что у тебя кто-то есть. — Правда? — Да. — Я не влюбчив. Это ты — исключение. — Серьезно? — восхитился Чайльд. — Ты мне понравился с первого взгляда, — признался Казуха. — Меня даже не смутило, что ты называл меня бочкой. — Я называл тебя бочкой?! — Ты решил, что бочка тебе отвечает, и убеждал меня, что я — бочка. Чайльд помотал головой: — Больше не буду пить в таких количествах. — Ты заливал горе, поэтому стремление напиться было понятным, — утешил Казуха. — А вот я… сначала я просто хотел помочь, а потом потерял контроль над ситуацией. Обычно мне нужно узнать человека получше, чтобы испытывать к нему влечение или влюбленность, но ты будто стал исключением. И к концу ночи я уже был по уши влюблен. — И тем не менее, ты не предпринял ни единой попытки затащить меня в постель, да еще и мне мешал это сделать. Почему? — Я не хотел мешать твоему счастью. — Я примерно так и думал. Но почему ты считал, что у меня не будет счастья с тобой? Казуха едва заметно улыбнулся: — Богу я проигрывал по всем статьям. — Да ну, — возразил Чайльд. — Моракс с тобой ни в какое сравнение не идет. — Да? — Ага. Во-первых, он зануда. Во-вторых, он очень по-крупному мне лгал. В-третьих, мне все время приходилось за него платить, потому что он вечно забывал свой кошелек. В-четвертых, он слишком обстоятельный. В-пятых, его снисходительность очень бесила. В-шестых… — Я понял, понял, — рассмеялся Казуха. — Нет, дай доскажу! — не унимался Чайльд. — Ты — не такой. Ты внимательный, чуткий, добрый, благородный и нежный… Не смотри на меня так! Да, ты нежный, даже когда пытаешься вытрахать из меня душу. В общем, ты ненормальный. И мне это нравится. — Я рад, — признался Казуха. Чайльд расплылся в улыбке и — неожиданно для самого себя — поцеловал Казуху в кончик носа. — А еще твоя ненормальность очень заразна, — сообщил он. — Видишь, что она со мной творит? Казуха в ответ рассмеялся, и Чайльд едва слышно выдохнул. Стена между ними разрушилась окончательно. Превосходно. *** Остров отчетливо виднелся на горизонте, и Чайльд облокотился на борт «Алькора», с любопытством разглядывая медленно приближающийся пейзаж. Он предчувствовал, что здесь ему понравится — еще бы не понравилось на родине Казухи. И теперь ему не терпелось уже сойти с качающегося на волнах корабля на твердую землю. Казуха стоял рядом — почему-то изрядно погрустневший. Это удивляло и несколько напрягало, и Чайльд попытался разрядить обстановку. — Что, — поддел он, — боишься знакомить меня с родителями? — Они давно умерли, — ответил Казуха. — И ты поэтому такой грустный? Ну давай же, улыбнись! Ты возвращаешься после долгого, полного опасностей и несносного Чайльда путешествия на родину! Разве не здорово? — Я не возвращаюсь. Чайльд застыл и повернулся к нему всем телом. — Это как? — с подозрением спросил он. — Видимо, я говорил об этом, когда ты напился, — пробормотал Казуха и чуть громче продолжил: — Я — беглый преступник в Инадзуме. Мне лучше не сходить с корабля. Чайльд прищурился — и расхохотался: — А я все думал: не может у нас быть ничего общего. А вот оно что! Мы оба — беглые преступники. Ну разве не прекрасно? — Ты считаешь это прекрасным? — Конечно, — серьезно кивнул Чайльд. — Знаешь, вся эта дурацкая романтика побегов, пряток и прочих атрибутов людей вне закона. Ты уже наверное рассказывал, чем отличился, да? Только я этого не помню? — Я пошел против Сегуна Райден. — Хорош! — с одобрением проговорил Чайльд. — Ты точно безумец. — Это комплимент? — Разумеется. Они помолчали, глядя вперед, на недоступную теперь для обоих Инадзуму. Раз Казуха не может сойти на эту землю, Чайльд тоже не станет. Нужна она ему, эта Инадзума. — Мондштадт или Сумеру? — спросил Чайльд. — Что? — Куда мы отправимся? Казуха посмотрел на него, и в его взгляде читалось непонимание. — Ты же собирался сойти здесь. — Я передумал, — объявил Чайльд. — Мне Инадзума без тебя и даром не нужна. Так что выберешь — Мондштадт или Сумеру? Казуха едва заметно улыбнулся и накрыл его ладонь своей. — Мондштадт. — Отлично, — кивнул Чайльд. — Только один момент… Бэйдоу! — Чего тебе? — раздалось с кормы. — Не подбросишь нас в Мондштадт? — крикнул Чайльд. — Ты хочешь украсть у меня члена экипажа? — Найдешь себе другого, а я такого найти не смогу! Так подбросишь? — Бездна с вами, подброшу! Чайльд снова повернулся к Казухе и расплылся в улыбке: — Видишь? Я все решил. — Вижу, — согласился Казуха и притянул его к себе. И поцелуй стал завершающим штрихом в подготовке импровизированного плана по приобретению нового дома.