***
Знакомство с новыми дорогами не было запутанным: Каэдэхара примерно знал, что корпус, где ему предстоит учиться бо́льшую часть времени, располагался неподалёку — практически позади — от главного корпуса. Правда, чтобы шагать наверняка и не считаться растерянной белой вороной, уточнил всё нужное у охранников на проходной. И вот он, проходя мимо величественного главного корпуса, никак не мог оторвать взора от этого архитектурного чуда. Здание широкое, этажа всего четыре, и если бы не колонны и массивные двери у входа, похожие скорее на врата в замок самого Дракулы, то увиденное бы не возбудило в юноше восхищение сим местом в целом. Вокруг зелень, местами уже опавшая, сдаваясь положенному началу осенней поры, а цветы радуют своими красками до последнего, оттягивают свою гибель. Кадзуха смело замечтался, сбавил шаг, и гордо держал голову. — Первачок, обернись! — заорал кто-то за спиной, однако Каэдэхара не воспринял это на свой счёт. — Бе-еленький, с прядью красненькой, в футболочке синей и с рюкзачком чёрненьким, обернись! Первокурсник повернулся к вопящему на весь люд человеку и окаменел, увидев аль-Хайтама. — Я Кадзуха, — напомнил юноша, потупив взгляд в асфальт. — Помню, конечно, помню, — убедительно то ли солгал, то ли правду сказал. — Ты ночью больше не заходил. Сказал один, что ты захотел спать. Вот же Кэйа, напоил и не дал толком поговорить. Тебе куда, в корпус Д-3, на родину гуманитариев? — Ага, — он кивнул. — У тебя же пар сегодня нет, мог бы спать дольше, — вспомнил причину долгой пьянки и подозрительно покосился на четверокурсника. — О-о, это да, я бы щас и поспал как раз, да только вспомнил уже потом, что документики надо отнести в деканат, — объяснился по пути, помахал рукой каким-то знакомым, кому-то даже подмигнул, и снова сосредоточился на разговоре с Кадзухой. — Помню свой первый курс и заселение. Жуть полная. Охуел я знатно, когда узнал, что душ по времени открывается. А Хэйдзо где потерялся? — Он едва проснулся. Даже не знаю, пойдёт ли сегодня. — Жёстко, первый день как-никак, — пожал плечами и засмеялся, продолжая: — Он больше всех вроде выпил, намешал, в желудке коктейль себе сделал, а потом сказал, что это лучший день в его жизни. Смешной такой твой сосед. Я бы так только диплому радовался. — Через год я посмотрю, как ты обрадуешься. Работу себе уже подыскиваешь? Моргнуть не успеешь — диплом в руках будет. — Кстати, да, время летит похлеще ракеты. Короче, здесь мы расходимся, надо Лизке, то есть старосте группы, кое-что сообщить лично, а потом прошмыгну в деканат, — аль-Хайтам остановился почти возле ступеней в корпус гуманитарно-правового факультета, который здесь принято называть по-простому Д-3, и напоследок предупредил: — Надо будет распечатать доклады, рефераты — ко мне заходи, у меня на двери табличка, где написано «учёный этажа». И не вздумай к другим ходить печатать, это конкуренты и мошенники, а я — человек чести и совести. Всё, удачи там! Попрощались, разошлись, и Кадзуха, юркнув в вестибюль, поднялся на второй этаж. Статная дверь деканата манила к себе, чтобы заглянуть туда одним глазком и посмотреть, как всё там и выглядит, и какие люди работают, и чем забито это коронованное место. Однако нельзя было и протиснуться, студенты столпились подле двери, некоторые даже её прикрыли своим хлипким тельцем. «Первокурсники», — определил сразу Каэдэхара и, слушая одни голоса правым ухом, а другие — левым, понял для себя, что толку рваться куда-либо нет, более толковым решением было ждать выхода какого-нибудь высокопоставленного лица. — Лингвисты, сюда! — крикнул кто-то чересчур уж громко; видимо, чтобы все услышали, и на самом деле услышали — отсеялась часть первокурсников, зашагала неровным маршем по коридору, чуть погодя совсем исчезла за дверью аудитории. — Так, где мои юные юристы? Ещё раз толпа поредела, и Кадзуха не смог среди уходящих выловить студента, похожего на Хэйдзо. «Опоздает или вообще не придёт? Чем он только думает?» — Психологи! А ну-ка, дайте посмотреть, сколько вас нахлынуло. Ой-ой-ой, море, не сосчитать, — козырьком приложила руку ко лбу девушка, на вид казавшаяся старше всего-то на пару лет от четверокурсников, наверное. Каэдэхара разом с остальными подошёл к этой девушке, и та сразу отворила дверь и пропустила всех: пожалуй, ей было любопытно заглянуть каждому в глаза и убедить молча, что с ней не соскучишься. Как ни странно, действительно все улыбались, когда переглядывались с ней, и Кадзуха не стерпел, приподнял уголки губ будто поневоле — настолько дружелюбной, отзывчивой, полной энергии и харизмы представилась ему девушка. Её озорной взгляд искрился и словно мог поделиться огоньком с любым, кто только мог в нём нуждаться. Когда все студенты расселись хаотично кто куда, девушка переступила через порог и прикрыла дверь. — Доброго утра всем присутствующим. Меня зовут Ёимия, на первом курсе я буду проводить практические занятия по одной очень важной дисциплине, но по какой именно — секрет, узнаете вскоре в расписании. Одной группе предстоит познакомиться со мной поближе, потому что я буду её куратором. Итак, перейдя к необходимому, мы… Ёимия говорила невероятно ярко, позитивно, располагающе, уверенно. Короткие светлые волосы, собранные в высокий хвост, казались забавными, выглядели как раскрывшиеся лепестки пышного цветка, и некоторые позволили себе тихо посмеяться над этим, когда преподаватель спешно рисовала мелом смайлы с широченными улыбками. Кадзуха не мог оторвать взгляда от её счастливого лица, потому свободно и прямо глядел на эту девушку, легко поддавался её гипнозу; ровно так же легко в уме вырисовывалась картина его будущего: чёткая, в деталях и до мелочей, и разноцветная. Он бы не назвал эту картину чересчур мечтательной или фантастической — начал удачно, дойдёт и до конца, остаётся лишь самостоятельно краски смешивать и наносить на холст очень аккуратно, чтобы по завершению быть довольным как проделанной работой, так и самим собой. Когда длинный монолог Ёимии окончился на доброй ноте, картина в разуме не испарилась и не потускнела — Каэдэхаре, как и всем в аудитории, любезно предоставили палитры и краски, и теперь от самих студентов зависели оценки, пропуски, желание, и, конечно, то, какими людьми они выйдут через четыре года. — А декан не будет говорить пламенную речь? — поинтересовался кто-то робко и словно нехотя. — Декан встречает первый курс юристов, ему многое им нужно сказать, и к ним он… ближе по профессии, — смело прояснила ситуацию Ёимия. — Как-то несправедливо выходит, — не то чтобы грустно, но и не весело выпалили. — Камисато Аято, значит, занимается только любимчиками-юристами, не ставя ни во что других. — Может, он и не совсем правильно поступил, однако у него свои причины в этом году. А декан из него всё-таки наилучший, поэтому не паясничайте и мигом идите искать в списках свою группу, расписание и аудиторию первой своей пары! «Вот это Хэйдзо влип… Им там сейчас что-то объясняют, а он как ворвётся…» Кадзуха не уважал в себе тревогу, которая зачастую касалась Сиканоина. Пора уже понять, что они — друзья, но во время учёбы каждый сам за себя, друг друга не прикроют и не заступятся, потому как их пути не пересекаются. «После пар приду и расспрошу обо всём, так дела не делаются», — не успокаивался беловолосый, даже когда внимательно выискивал имя и фамилию в списках, что успели развесить в коридоре. На этот раз никто не толпился, но и студентов-психологов оказалось немало. Потихоньку все разбегались: кто-то кучкой, кто-то парочкой, а кто-то совсем поодиночке, и Кадзуха отнёсся к последним, поскольку знакомств пока никаких не завёл, хотя очень хотел. Прошмыгнул в нужную аудиторию на четвёртом этаже и увидел только одного студента: хрупкого, с короткими, ассиметрично подстриженными тёмными синими волосами; его очи, блестящие на солнце, были заняты содержанием открытой книги. Подойдя поближе, Каэдэхара на миг подумал, что стал абсолютно невидимым, и, громко кашлянув в открытую ладонь, начал первым: — Меня зовут Кадзуха. Я подсяду? — снял рюкзак и поставил на парту. — Ой, прости! — парень мигом закрыл книгу, отодвинул её в сторону, а сам подвинулся чуть ближе к окну. — Садись. Я Син Цю. Похоже, мы в одной группе. — Здорово, большая у нас группа, — наконец-то сел рядышком и косо поглядел на книгу, которую теперь этот юноша умело прикрыл рукой, а сам загадочно смотрит на беловолосого своими большими янтарными глазами, словно ожидая какого-то вопроса. — Что читаешь? — Да так, поэзию, — ответил, но показать книгу в доказательство не решился. — Иногда сам что-нибудь пишу. А ты чем увлекаешься? — Что понравится, тем и занимаюсь, — уклончиво сказал, сдержанно улыбнувшись. — Книг полно, читаю по настроению. В основном гуляю. Гулял, точнее. Теперь не знаю, как получится. — Ну, повезло нам в том, что за всё время обучения нам предстоит прочесть кучу всего. Вроде бы и радует, а вроде не совсем. Читая что-то, иногда истощаешься. Ну, это у меня так, как у других — не знаю. Ты местный? — Не, в общаге. — О-о-о… — Син Цю жалко и с сочувствием оглядел Кадзуху. — В общежитии истощается студент быстрее всего. — Мне посоветовали купить беруши, чтоб совсем плохо не было. Наверное, это хорошее решение… — Обязательно купи, иначе ты сойдёшь с ума! Народ не спешил собираться в аудитории пазлом, поэтому у Кадзухи довольно поздно появилось полноценное представление о своей группе. Даже студенты собрались, знакомясь и делясь сокровенным, а преподаватель опаздывал. Вскоре с Каэдэхарой, естественно, поделились, что, мол, так принято, это тебе не школа и тут работает правило, которое многие величают «правилом пятнадцати минут». Оно выдаёт само себя: пятнадцать минут проходят — и можно без угрызения совести расходиться и забыть о паре. «Разве это правильно?» — данный вопрос встрял кому-то поперёк горла, и другой ответил: «По крайней мере здесь ценят и своё, и наше время!». Что правда, то правда. Некоторые студенты первого курса раскрывали тайны учебного заведения, в котором сейчас находятся, и их было очень мало в группе Кадзухи — два человека, на год-два старше остальных, и именно по причине возраста их опыту доверяли младшие, спрашивали обо всём на свете и хотели обзавестись как можно бóльшим количеством ответов. Невероятные студенческие истории плавно перешли к общему разглашению об имени и фамилии старосты. Правда, все стали звать старосту очень просто — Эмбер. Она издали напоминала зажигательным характером Ёимию, и никто не был против того, что в группе почётную роль отдали такому огоньку-человеку. Дверь тихо отворилась, пришёл преподаватель. День пропитан новостями, ранее неслыханными, и Кадзуха без преувеличения счастлив. Всё только начинается, а он уже столь преисполнен чужой мудростью и заражён доброкачественным весельем, что ему невтерпёж скорее узнать, что будет дальше. А дальше — краски, палитра, холст; держи и рисуй, студент, свою будущую жизнь.***
Кадзуха вернулся в общежитие, быстренько переоделся, сварганил что-то на скорую руку и перекусил, пока Хэйдзо расслабленно валялся на кровати и оправдывал свой пропуск. Как ему удалось столь просто убедить себя: «Нет, сегодня всё-таки не пойду»? — Я до последнего надеялся, что ты придёшь, — откровенно и грустно сказал Каэдэхара. — Вас, юристов, вообще декан приветствовал, а о нас беспардонно забыл. — Ну, ничего, завтра я точно пойду! Кадзуха поверил, поддержал словами как смог, а затем каждый занялся своими делами. Один внезапно взял с полки книгу и принялся листать страницы, другой же, глубоко задумавшись, перевернулся на живот и спрятал своё лицо в подушку. Тишина бы убаюкала и снова украла бодрствование Сиканоина, и она так и сделала, несмотря на шум в соседней комнате. Беловолосый пытался скользить по чёрным напечатанным буквам, чтобы связать их воедино и понять смысл, но соседи никак не унимались. Беруши были бы сейчас как никогда кстати, правда, Каэдэхара запамятовал их купить. Прильнув ухом вплотную к стенке, он вслушался в чужое негодование. — Блять, как он здесь живёт с таким хуёвым характером? Понимаешь, я в натуре слегонца зацепил его в коридоре, ваще случайно вышло, извинился, я ж не дикарь как-никак! А он сразу: «Смотри, куда идёшь, хуйло одноглазое». Пиздец… Пиздец! Негодовал на весь пятый этаж Кэйа, однако Кадзухе ни чуть его не жаль. Интересно, не тот ли парень его обозлил, который поздней ночью оторвался на Каэдэхаре? До крайней степени грубых людей здесь водилось мало, и позже первокурсник узнал, что по левую сторону живёт этот негодяй, привыкший раскидываться матами налево и направо. И всё в одночасье всплыло, заиграла совесть у неопытного студента, который взял вину на себя за то, что выпил лишнего и попросил отворить окно в неправильной форме высказываний. Хотелось, чтоб все прощали и были прощены, чтоб отношение держалось на прочной нити взаимопонимания. Даже со злодеями возможно дружить, главное знать, что говорить и с какой интонацией — в это Кадзуха безоговорочно верил, и дабы более времени не терять, забросил книгу, на носочках вышел из комнаты и остановился у соседней, незнакомой ранее двери. Боязливо постучал костяшками пальцев. Кто-то идёт, напоказ вздыхает, будто не рад гостям, а вскоре дёргает за ручку.