После душа Каэдэхара не мог запамятовать всё. Нож, язвительный смех, недосказанные фразы, требующие продолжения, — это произвело сильное негативное впечатление, чем ожидалось ранее. Сон не пожалует и не закружит голову Кадзухи, а бессонница — враг неуспеваемости во всём, особенно в учебном процессе.
Юноша ненароком зацепился взором за книги об отношениях между людьми и подумал, хмыкнув, что в них написана сплошная чушь, которая никоим образом не способна помочь выстроить нормальное общение между такими людьми, как он и Скара. Сегодня он старался свести два моста, и теперь каждый сам по себе. Совесть чиста — это главное, а что будет дальше — пусть решает изменяющийся ветер, создающий перемены. Когда-нибудь Кадзуха вновь взлетит, когда-нибудь снова падёт — это нормально, так и должна протекать жизнь. Однако, если всё пойдёт чересчур круто и неуловимо, сможет ли Каэдэхара плыть против течения, сможет ли за что-нибудь хорошенько ухватиться, дабы не утонуть? Ему не достаёт коснуться чьей-то души столь мягко и совершенно незаметно, дабы заглушить собственные тайные страхи.
— Ты где был? — очнувшийся сожитель по комнате тотчас пронзил беловолосого яростным, предательским взглядом, подложив руки под голову.
— Извини, если разбудил, — виновато опустив голову, парень грустно усмехнулся, играясь с краешком мягкого пледа.
— Где ты был, я спрашиваю? — Хэйдзо настаивал на своём.
Никому нельзя говорить, что произошло на самом деле; нужно грамотно и правдоподобно лгать каждому, кто хотя бы издали намекнёт на ночное похождение со Скарой.
— Я гулял…
— Без кроссов? Что случилось, где ты умудрился их потерять, оставить, продать, не знаю, блин, чем ты думал, Кадзуха! — он повышал тон с каждым выброшенным словом, его лицо исказилось в злобе, словно Каэдэхара выкинул его обувь, а не свою.
— Так получилось, не кричи, — равнодушно подняв покрасневшие очи, парень не мог заявить об этом другу в лицо, и потёр переносицу.
— Я не понимаю тебя. Сначала ты на радостях возвращаешься со мной в общежитие, потом убегаешь, несёшь какой-то бред, не отвечаешь на звонки и на сообщения, а под конец приходишь и говоришь, что так получилось. Чё с тобой?
— Ничего, — вновь опустив алые очи, Кадзуха пуще прежнего сосредоточился на пушистом пледе, начал активнее поглаживать пальцами и периодически сжимать.
— Так нельзя поступать, понимаешь? Я собирался выйти, искать тебя, а ты удрал, так ещё и вахтёр напыхтел на меня, типа, ночью он не выпускает и чё мы вообще на улице забыли в такую холодину! Я же не отстану, ты знаешь. Быстро всё выкладывай!
— Я не могу, пойми меня, пожалуйста, — Хэйдзо умеет агрессивно выпрашивать то, что ему необходимо сейчас, и Кадзуха, дико уставший и расстроенный, легко поддаётся помутнению рассудка.
— Я пойму только тогда, когда скажешь правду! Что-то не так со мной? Блин, так ты и скажи, что не хотел никуда со мной ехать и поэтому отыгрался на мне вечером!
— Да иди ты нахуй! — наилучшая защита — нападение; крик был перебит другим криком. — Не заёбывай меня такими вопросами!
Сиканоин замолк с застывшей тревогой на лице. Он никогда не ждал подобной скрытности и наглости от друга, вместе с которым и детство провёл, и раннюю юность. Для Хэйдзо этот выплеск приравнивается к чему-то страшному, к тому, что настолько прижало к стенке Кадзуху, что он лишился какого-либо желания делиться новостями. Друг-то понял всё, лёг на бок, отвернувшись, а Каэдэхара, напротив, ни черта не понял и без лишних слов ушёл, прихватив рюкзак.
Семь утра, а пара по расписанию только одна в полдень. Куда ему податься, чем заниматься? Вернулся на стадион, мысленно намотал круги разом с людьми, занимающимися утренней пробежкой, и занял место на трибуне. Если Кадзуха и был зол, то довольно быстро остывал, бросал все думы в мусорный бак — сейчас ему никак не совладать с навязчивыми идеями о том, что прямо за его спиной прячется нехороший умысел неизвестного рыжеволосого парня. С такой-то проблемой и обратиться, по мнению первокурсника, некуда. Мир содрогнулся и вывернулся наизнанку, а ему теперь привыкать к этому искалеченному миру, думать о себе и гадать: человек прячет в кармане нож или кошелёк.
И главный вопрос: каким же цветом скрасить пережившее преследование? Для начала нужно точно знать, что именно Кадзуха вынес из этой ситуации, однако вынес он ничего, кроме жуткой боязни за свою жизнь, опустошённости и краха гармонии, да и Скара, видимо, не в восторге от их общения.
Сильный ветер бьёт в покрасневшие и слезящиеся глаза — парень отвернулся, потому что он не в том расположении духа, чтобы с честью принимать своеобразные ласки природы или выслушивать её упрёки. На сердце повис камень, мало-помалу притягивающий его ко дну, где люди утрачивают веру в лучшее, мыслят с отклонениями и гаснут навеки в морской пучине. Кадзуха не хочет таким быть, ему не позволено преодолеть и полпути к этому проклятому дну, но он истратил силы и на эмоции, и на чувства, подавленно и тупо углублялся в светлую даль. Именно таким и воображалось ему будущее днём ранее — полным света и тепла.
— Это Кадзуха?
— Походу. А чё он тут сидит один в такую рань разодетый?
— Откуда я знаю, дубина? Беги пять кругов и догоняй меня, лентяй.
— С тобой невозможно бегать по утрам.
— Привет, — Дилюк, подойдя бесшумно, сел подле парня и озадаченно окинул взглядом. — Выглядишь как… как с креста снятый. Всё нормально?
Кадзуха едва ли повернул голову к соседу, заморгал, и спустя время ответил:
— Да, а что?
— Ты будто не спал.
— Это не так, — поспорил беловолосый, закрепляя фальшивую улыбку на устах. — Мне пора на пары, — вскочил и широкими шагами избежал иных вопросов и уточнений.
— Что с ним? — тревожась больше за своё напрочь сбитое дыхание, нежели за убежавшего невесть куда Кадзуху, спросил Кэйа у брата.
— Случилось что-то, — догадался тот и дёрнул плечами. — Чё остановился? Ты же орал во всё горло, что бегать легко.
— Господи, кто же меня за язык тянул…
Каэдэхаре снова нет места нигде, в любом углу кто-то встретит его и спросит о случившемся, о внешнем виде и о странном поведении. Негде спрятаться, отовсюду пытаются вытянуть ответ, лишь в парке сохранялась тишина, неспособная играть на его нервах, однако туда он отказывается идти. Им движет ужас, сопровождает его как в общежитии, так и на улице, особенно настораживали людные места, и все смотрели на парня, как на сбежавшего из психиатрической больницы чудака, который изо всех сил пытается слиться с обществом.
«
Полезный опыт, — Кадзуха горько усмехнулся, нахмурил брови. —
Теперь-то и мне смешно в это верить». Пусть хлад, пронизывающий от макушки до пят, станет ему уроком и наказанием, что он донельзя доверчив к апокрифичному миру, когда верил, что существует лишь добро и благие намерения; пусть его подкосит простуда или что-нибудь хуже — спрячется под одеяло и улыбнётся, потому что он в безопасности, в тепле и только Хэйдзо переступит через порог их совместной комнаты.
Что должно радовать Кадзуху? То, что он в данную минуту цел и невредим? Но это ложь, он треснул изнутри и, наверное, заболеет ближе к вечеру или на следующий день. Возможно, стоит придать значение тому, что он наконец-то узнал немного лучше соседа? Тоже враньё, ничего он толком не узнал, кроме того, что их общение ограничится приветствием и прощанием, не имея расспросов о делах, новостях, достижениях и схожем. Чему ему, собственно, радоваться, если базовая потребность в безопасности украдена ночью?
«
Угораздило же меня вляпаться…» — неоднократно вторил себе Каэдэхара.
***
— Угораздило же тебя вляпаться, ебаный первак, — хрип, преобразованный в слова, отчего-то режет горло, и лёгким больно вбирать в себя свежий воздух.
Скара слез с кровати, шумно выдохнул ртом и приподнял низ толстовки. Он вынул из кармана джинсов складной ножик и кинул на стол, подумав: «
Всё равно бы не воспользовался».
Одна сторона юноши чрезмерно покорна и слаба, она готова приклониться перед предписанной судьбой и без сожаления сгинуть, принять удар. Но вторая сторона совсем другая, она непредсказуема и может противостоять чужой силе, спорить и уговаривать, что не всё потеряно, — эта сторона пугающая, неясная, цепляется за его существование и, жалея, помогает встать на ноги, и идти выполнять дела дальше. Ему роднее проигрыш, нежели победа, и привычнее унижение, нежели сочувствие.
Скара потянул рукава, скрывая руки, и вышел в коридор. Он залез с ногами на подоконник, закурил. В животе неприятно заурчало — хотелось есть.
«
Тебе ничего нельзя доверить, ты всё портишь, портишь, портишь!» — эхо материнского голоса сводило с ума, кружило голову в смертельном танце. Эта женщина всегда находила повод плюнуть прямо в лицо и изменить его мнение о себе в худшую сторону. Но даже находясь вдалеке от неё, даже считая, что он оторвался навсегда, она ходила следом и готовилась стереть в порошок его и так паршивое настроение.
«
Смотри, вот таким ты должен быть, Куникудзуши». Она любила называть его по имени, а он его проклял и жаждет бесповоротно позабыть уже несколько лет, однако одни и те же фразы напоминают о нём. Он предал это имя и просит по возможности звать его новым и, казалось, достойным прозвищем — Скара. И даже здесь, в другой семье, в Фатуи, это имя смешали с грязью.
«
Ты зол на нас? Почему? Ты должен нас благодарить». Ему нельзя оставаться в одиночестве, потому что это губительно отзывается на самочувствии и на мыслях. Но он страшится людей, равных себе или наоборот. Все от него чего-нибудь требуют, объясняют, как ему дóлжно поступать, — они испепеляют спрятанные в черепной коробке хорошие думы, давят на свою правоту и невесть откуда приводят настолько невероятные, искусные аргументы, что Скара попросту опускается на одно колено и говорит, что был не прав.
Он полный боли, страданий и зла сосуд, который с каждым днём обретает новые трещины, постепенно искажает реальность, чтобы у Скары закрепилось мнение о том, что этот мир не для него и что он — не для этого мира. Когда всё кончится?
Кто-то поднимается по ступеням как слон, ещё и медленно. Скара повернул голову, и вскоре столкнулся взглядом с Кадзухой, который тут же притворился незнакомцами и пошёл в свою комнату, малость шатаясь. На секунду показалось, что в очах Каэдэхары такая же безнадёжность, что и у Скары, и это наращивало чувство утраты самого ценного у человека — защищённости.
«
Ты во всём виноват, всё из-за тебя!» Он виновник, который никогда не извиняется ни перед кем, потому что извинения ничего не изменят. Видимо, своими шипами Скара вновь оттолкнул первокурсника, а может, небольшие и новообразовавшиеся шипы Кадзухи успели в этот момент больно уколоть недовольного соседа. «
Этого бы не произошло, если бы не ты!»
Скаре наплевать с высокой горы на людей, которым он пихает в ладонь наркотики, перед ними не чувствует вину, потому что они самостоятельно избрали к нему прийти и получить товар. Тогда почему ему до жути жаль Кадзуху, если он так же, как и остальные, пришёл к нему по своей воле? Может, потому, что у него характер добрый и Каэдэхарой управляло сердце, а не ум? Или потому, что он, увидав Скару совершенно случайно и не зная о нём ничего, пришёл не купить наркотические вещества, а взаправду вытянуть из беды?
В добрые намерения с чьей-либо стороны Скаре не верилось. Этому первокурснику наверняка что-то нужно было от него, а доверчиво относиться к заявлению, что тот захотел сдружиться забавы ради, — маскировка истинных целей.
«
Ебаный первак», — разозлившись, Скара окончательно запутался.
— Бля, Люк, давай ему настроение поднимем? — не совсем громко, отдалённо предложил Кэйа.
— А толку? Поняли бы, что случилось, и решили бы потом, что делать.
— Не с той ноги, может, встал. Такое бывает!
— Он показался пугливым. Это точно не из-за настроения.
— Вдруг кто-то умер? Ну, из родных или…
— Разве человек, потерявший родственника, будет остерегаться всех подряд? Ты не видел, как он мимо людей ходил, а я видел. Всё, тихо, а то услышат ещё.
Парни, поднявшись на пятый этаж, косо глянули на Скару и пошли в свою комнату, обсуждая что-то шёпотом.
«
Психолог, который стремается людей, ха-ха-ха», — улыбнулся, потушил сигарету и спрыгнул с подоконника, пошагал к себе в нору.
***
Каэдэхара кинул рюкзак на пол, упал на кровать, обделив Хэйдзо своим вниманием, и укрылся мягким пледом, повернулся лицом к стенке, пальцем стал что-то вырисовывать на ней. «
Опять я забыл про беруши…» — подумал он.
— Кадзуха, — тихо и расстроено позвал друг, даже не думая повернуться к соседу, — разве мы не друзья, разве я когда-нибудь шёл против тебя?
— Извини, — выкинул слово совсем бездушно и неискренне, как пустой звук. — Не нужно было на меня давить.
— Ладно… Я могу как-то помочь?
— Не-а, забей…
— Легко сказать… На пары пойдёшь?
— Не пойду, — Каэдэхара натянул плед на голову и прижал колени к груди.
— А мне вот придётся идти. Пиши, если заскучаешь, у меня только лекции.
Немного позже Кадзуха, оставшись наедине с пустотой, скинул с себя плед и начал рассуждать о путях отступления и о том, что следовало бы себя кардинально перевоспитать, стать таким же грубым и импульсивным, как любой другой хулиган, чтобы всякий и заговорить, и приблизиться перехотел. Он научился бы драться, хоть и не желает оттачивать в себе мастерство боя. Куда попадёт — туда и ударит, зачем же знать больше? Приёмы самообороны пригодятся, но для них нужно выкраивать время и накапливать силы. Следует начать с того, что Каэдэхара в принципе ненавидит схватки, поэтому не горит желанием как-либо связываться с этим рискованным делом. Оно принесёт пользу? Возможно, но он всё равно будет бессилен перед нападавшим из-за серьёзной нехватки силёнок, разницы в росте, неопытности, растерянности и так далее.
«
Интересно, что бы Скара посоветовал? Прятаться или убегать?»
Во благо это или нет, однако Кадзуха не узнает, что Скара бы ответил: «Терпеть».
