***
— Вы серьёзно собрались пить на холоде? — Люк, бля, мы и зимой пьянки устраивали, не начинай только суету наводить. У человека праздник, понял? — Кэйа мигом обулся и спросил у первокурсников: — Малыши, вам что купить? Заказывайте, дядя Кэйа вам всё принесёт. — Вообще-то Кадзухе исполнилось восемнадцать! — с достоинством заявил Хэйдзо. — О-о, возраст свободы, понимаю. Погнали всей компашкой тогда, чё. Кадзуха отнюдь не хотел пить, не хотел веселья и подарков, но немного погодя подумал: «Блин, ну это как бы мой день, всё такое. Да и напиться — не такая уж и ужасная идея, учитывая то, что я пытаюсь забыть». Ребята шли четвёркой, провожая солнце, и бурно обменивались своими идеями насчёт праздника. Каэдэхара поневоле отставал, прятал руки в карманы и никак не мог примириться с мыслью: всё, что он раньше любил, вызывает небольшое отвращение, незаинтересованность и скуку. Книги ему разонравились, разговоры с Хэйдзо вдруг оканчиваются обрывисто и без его ответа, а природа продолжает посылать ему различные знаки. Она тоже переживает перемены: утратив зелень, рассыпает по дорогам пожелтевшую листву; горько плачет, роняя небесные слёзы; и громко кричит, холодным ударом поражая и полумёртвую траву, и полуголые деревья, и людей. Когда она, наконец, умолкнет, перестанет делиться своим настроением и преспокойно выслушает своего чувствительного друга? Ей не до него, как и, наверное, недовольному соседу нет дела до Кадзухи. Первокурсник чувствует пустоту внутри и хочет её чем-нибудь заполнить, но чем, если его ничего не привлекает, кроме исповеди, поддержки и слов о том, что он взаправду не сдался нападавшему? Он чувствует себя одиноким, хоть нынешние люди, с которыми знаком, и тянутся завязать с ним беседу, а сейчас и вовсе решили разделить с ним этот вечер. Кадзуха уже переубедил себя выпить чего-нибудь такого крепкого и сильно давящего на голову, чтобы избавиться от внутреннего опустошения. И к чёрту клятву о запрете на спиртные напитки, потому что некому ему больше грубить и некому признаться в том, что его гложет почти месяц и что в принципе с ним творится. Это исключительно его день, и в этот день он хочет напиться желательно до беспамятства. Юноша и не заметил, как оказался перед выбором алкоголя. Множество стеклянных бутылок и зелёных, и белых, и синих, и красных. Он ненароком вспомнил о витраже своей судьбы и всё бы отдал, чтобы все эти бутылки разбить, украсть по стёклышку и приклеить на свой когда-то изящный и красочный узор. Однако подобным, к несчастью, не излечишь и не скроешь чёрные пятна. Кадзуха ничего не смыслил в выпивке, знал только, что водка хорошенько туманит ум и реальность, если не уметь её пить совсем. — Водку берём, — сказал он ребятам, которые тихонько стояли позади него и с предвкушением ждали ответа, все, кроме Дилюка. — Ничего себе, а гульнуть ты в натуре хочешь, — насмешливо аплодируя и показывая своё уважение к выбору, похвалил Кэйа. — Ну, раз водку, то и закуску по-любому берите, — умоляющим тоном попросил рыжий. — Понятное дело. Так, мешать будем, малыши? — неугомонный лингвист взял бутылку коньяка и протянул имениннику. — Не, вместо этого ещё одну бутылку водяры возьмём. Нормально же, да? — Каэдэхара без брезгливости потянулся за вторым напитком. — А чё тебе, Люк? Может, тоже вдуешь с нами по одной? Мы тебе с соком разбавим, вкуснотища! — Мне и сока хватит, так что без обид. Порешали, договорились, пошли на кассу, и Кадзуха гордо предоставил паспорт. Кассир поздравил с совершеннолетием, и компания собралась уходить, но один всё никак не унимался. — А сигареты? — шутливо возмутился Кэйа. — Вы чё, пацану же всё вместе надо попробовать, это же целых восемнадцать лет! — Меня стошнит не только от водки, но и от сигарет. Второе, кстати, хуже первого, — на полном серьёзе признался беловолосый. — А чё не нравится в сигаретах? — Дым воняет, что ещё… — Хм, проблема решена, мы купим тебе электронную соску. Выбирай вкус! — приказным тоном молвил, а затем перевёл взгляд на работника магазина. — А вы не брак подсуньте, я в этом разбираюсь.***
В этот вечер случается слишком много нового: Кадзуха налегает на спиртное, готовится впервые осквернить лёгкие, как выразился Кэйа, «очень прикольной штукой для тех, кто хочет попробовать, но не переносит вонь табачного дыма». Брат Дилюка будто не представлял иначе празднование восемнадцатилетия, остальные ему не перечили, а Каэдэхара соглашался на всё и сразу. Он чудом не заболел, ходил чуть ли не за ручку с Хэйдзо в университет, прятался ото всех и ждал подвоха, а сегодня абсолютно свободен в своих действиях и взаправду сильно хочет напиться. Свыкся с тем, что будет его поджидать и мучить завтра в новинку — мигрень, тошнота, слабость, — лишь бы всё закончилось и он отыскал в этом небольшое, кратковременное утешение. Спиртное разлили очень поздно, когда стемнело и когда хлад стал ощутимее. Один подбадривал компанию, что сейчас согреются, но это было наивным голосом иллюзий. — Не знаю, как мы успели спеться, но вы отличные ребята. А ты, Кадзуха, отменный мальчуган, с которого я бы взял пример, да боюсь, что уже стар для этого. Итак, за тебя, будущий психолог! — Поздравляем! — За тебя! «Негоже на холодном сидеть. Негоже в такую погоду лодыжки оголять и в футболке выскакивать, куртка не согреет тебя. Негоже заводить себе друзей, которые и не друзья, а собутыльники», — сказала бы любая мать, лелеющая своего ребёнка, однако данные слова по больше части относились бы к мальчишкам-подросткам, которые нуждаются в принадлежности к большой компании. Каэдэхаре самому смешно, что у него на уме. Он вливает в себя водку, жмурит глаза и еле как глотает жгучую смесь. Напиток имеет совершенно другие свойства и разливается далеко не как вино, которое парень попробовал в первый день заселения. — Как тебе? — задал вопрос Кэйа, которому во что бы то ни стало нужно знать первое впечатление от выпитого. — Не так мерзко, как думал. — О, угодили, значит, — щёлкнул пальцами, бросая взгляд во все стороны. — Тебе бы ещё курнуть, и вообще сказка. Где эта приколюха? — Ща, — Кадзуха достал из кармана электронную сигарету, с небольшим сопротивлением поднёс к губам и изначально побоялся даже втянуть; всё же осмелел, вдохнул глубоко, немного сбил вкус алкоголя, громко закашлял и сообщил: — Блин, реально не табак, а арбуз. — Нам на каком-то курсе говорили, что новорождённому ребёнку очень тяжело и болезненно даётся первый вдох. Примерно то же произошло сейчас и с тобой, причём второй раз за жизнь, ха-ха-ха. — Но это же не плохо, Люк! Он и сам не против попробовать. Каэдэхара, чего правды таить, рад свежим ощущениям, которые с каждым выпитым никчёмным пластиковым стаканом казались то ли острее, то ли мутнее. Он не выпускал изо рта проклятую «игрушку», пускал дым и хохотал вместе с остальными над дурацкими рассказами Кэйи, над увлекающими историями Дилюка и над признаниями Хэйдзо, где он до поседения боится декана. Ребята болтали обо всём, затрагивали глобальные темы и обыденные, и Кадзуха видел свою важность в этой скромной по количеству участников компании.***
Спотыкаясь на ровном месте и обнимая никем не тронутую вторую бутылку водки, Кадзуха познал прелесть того, каково это — быть пьяным в стельку. Его вели, держали под руки, забирали несчастную выпивку и прятали, а он звонко смеялся, говорил, что не отдаст и что эта бутылка тоже скоро опустеет, когда он вернётся в комнату. — Господи, он неугомонный вообще. — Да знаю я. Бля, держи его крепче, он щас упадёт! Ноги путались у одного Каэдэхары, потому что все, кроме него, закусывали чипсами и сухарями, вдобавок ко всему и накурился. Отобрать сигарету у него тоже пытались, однако не вышло; как уцепился в неё, так и не позволил никому отдать. — Мне знаете, что непонятно? Какого хуя я тут напрягаюсь, готовлюсь к пиздецу, а меня — хоп! — парень икнул и на секунду потерял ход мысли, через неопределённое время продолжил: — А, типа, вот, бросили меня и иди живи, как тебе хочется. А нихуя, что я не ебу, как мне теперь жить? — Что он несёт? — Чего ты ожидал? Обычный бред пьяного, это пройдёт. — Не, вы меня ваще не поняли. Пацаны, бля, рил нормально было, пока вся хуйня эта не произошла. А чё я сделаю? Вот скажите, чё мне делать? — Кадзуха, мы ведём тебя спать. — Нахуй меня вести? Я не калека, сам пойду! Каэдэхара под воздействием алкоголя сам на себя не похож. Тихий трезвый, а после спиртного из него вырывается настоящий зверь, производящий не самое лучшее впечатление. Он замахал руками, лишился чужой поддержки, и поплёлся зигзагом самостоятельно. Перед этим справлялся сам со своей бедой, сейчас тоже справится. Его несло из стороны в сторону, каждый из ребят будто наперёд знал шаги Кадзухи и каждый был готов придержать. Перед глазами пляшут белые пятна и закрывают путь, поднял голову — весь мир закружился, и ноги повели назад. Не упал, успели подхватить; о чём-то и кричали, и над чем-то шутили, обозвали друг друга. Дотянули до пятого этажа, кое-как сопроводили до кровати, попрощались, мирно разошлись, смеясь. А Скара безмолвно сидел на подоконнике, тянул сигарету и думал, ухмыляясь: «Бля, знатно днюху отметил».***
Голова раскалывалась, но, несмотря на это, нужно было быстро встать и бежать в уборную. В тёмной комнате наугад нащупал ручку двери, выбежал, что-то зацепил и оттолкнул у самого порога, и всё же успел добежать. Вот он и столкнулся с самым неприятным, что могло случиться после пьянки, — рвота, мигрень, головокружение, заторможенность и незнание того, где он и что сейчас творится. Впрочем, Кадзухе не жаль, что выпил лишнего и что обернулось всё не так, как подобает. Подойдя к умывальникам и замерев, он посмотрел на себя в зеркало, местами грязное, заляпанное чем-то тёмным и с размашистыми разводами. Волосы растрёпаны, резинка потерялась, под глазами выразительные круги. Крутанув кран, набрал в ладонь воды и умыл лицо, тяжело дыша ртом. «Вот это да», — он превзошёл всевозможные ожидания о себе. Пошарив по каждому карману, убедился в сохранности ножа, а потом внимательно рассмотрел купленную по глупости электронную сигарету, к которой настолько быстро привык, что тотчас затянулся. Ему бы поспать дополнительно парочку часов, но не особо глаза смыкаются. Потопал тихонько к себе в комнату, подле двери увидел белую коробку с чёрными надписями. «Потерял кто?» Оглянулся по сторонам — никого. Кадзуха присел и открыл коробку, в которой лежали точь-в-точь такие же кроссовки, как те, которые он бросил в парке для отвлечения внимания. Взял один, покрутил и так и сяк, со вторым повторил те же действия — ни единой царапины, подошвы чистые. «Новые», — подытожил и улыбнулся, через плечо посмотрев на соседскую дверь. Зайдя в комнату, он поставил коробку возле своей кровати и не пожалел сил найти вторую бутылку водки. Помнит ведь, что брал две. Отыскал под столом, взял её за горлышко и, выйдя, мирно постучал в дверь Скары. Опять крадущиеся шаги, старательно избегающие неприятностей. — Это я, открывай, — ярко улыбаясь, опередил его плохие подозрения Каэдэхара. И дверь податливо отворилась.