***
Этот коварный вопрос застыл в уме Скары, когда время чтения подошло к концу и первокурсник ушёл спать в свою палату. «Какой у меня витраж…». Он пал в думу, царапая коготками все двери своего бескрайнего подсознания и сознания, словно в одной из них лежит чёткий ответ. «Какой витраж… Какой?» Его сводила с ума эта загадка, она вскружила голову в искусном танце, приоткрыла ему со скрипом как бы случайно одну дверь, за которой девятилетний Скара сидел за письменным столом, что-то писал, а потом побежал к маме в соседнюю комнату и протянул дневник, а она, хмыкнув, крикнула: «Не мешай мне!» — и продолжила не дрогнувшей рукой водить красной подводкой по векам. Вторую дверь боязливо было открывать. Истошные вопли вырывались оттуда, бились о стены и лишали какого-либо хорошего исхода. Скара не смог дёрнуть за ручку, и он услышал собственный плачь, который боролся за всеуслышание, и юноша действительно услышал всю боль, рвущуюся наружу. За этой дверью его точно избивал отчим за то, что двенадцатилетний Скара испортил матери настроение своими просьбами помочь решить задачу по математике. Он часто притворялся глупцом, но на самом деле хотел лишь на минуту-вторую доказать себе, что Эи не такая плохая мать. Эта прогулка по закоулкам жизненных событий возродила страх, ненависть, злобу, и Скара, унимая слёзы, признал правду, принял поражение, и сказал сам себе, закрыв лицо руками: — Чёрный… Он же, блять, весь чёрный. Вот, каков его витраж, красотой которого хвастаются остальные. Стекло покрыто тёмной краской, и парень глядит через него на протяжении долгих лет. Кажется, он видит солнце, стучащее тёплыми лучами в его узор; солнце, которое желает пролить свет и заглянуть в саму душу Скара, наполнить её светом; солнце, у которого есть имя и фамилия — Каэдэхара Кадзуха. Витраж — это не лишь сознание, как думает первокурсник. Для Скары это нечто большее, чем то, что таится под черепом, в полушариях мозга и между извилин. Витраж в понимании Скары — это судьба, то, что было издавна подготовлено чьим-то могуществом и чьей-то властью. Безусловно, человек сам творец своей жизни, однако второкурснику кажется, что все неудачи заранее предписано исполнить именно ему, что он, не имея возможности сопротивляться, вынужден преодолевать трудности, а справится он с этим или нет — зависит только от него. И Скара не справляется. Кто-то, наверное, думал, что он прячет нераскрывшийся во всей красе потенциал, что в нём спит сила то ли лидера, то ли воина, то ли праведника — чёрт знает, на что рассчитывала судьба, подкидывая ему палки в колёса. Одним в жизни повезло больше, а таким, как Скара, остаётся наблюдать за счастливыми людьми, глядеть, как родители играют со своими детьми, как компания друзей дружно идёт в кинотеатр, как влюблённые юноши и девушки признаются в своих чувствах, как наставник хвалит работу своего старательного ученика. Эти люди сталкиваются с бедой реже, но она так же в состоянии сокрушить их жизнь, будущее, дать иную оценку собственным грёзам. Разница между счастливыми людьми и такими, как Скара, заключается в следующем: они не сидят на привязи у зла и им открыты все дороги, они не были преданы и разочарованы во всём мире дважды. Скара подобен торнадо, который пугает всех. Но Кадзуха не боится, хочет узнать правду, помочь, и второкурсника это действительно тревожит. Он не чувствует себя кровожадным зверем во время общения, о чём нужно и можно говорить — смело делает, о ином не упоминает, уходит от ответа, пытается шутить. Каково это — заводить друзей? У Кадзухи всё легко получается, и Скара в изумлении каждый раз от огня, который пылает в глазах Каэдэхары. У первокурсника совсем другая жизнь была и в детстве, и сейчас, и в будущем, и она не будет мрачной. Скара в свою очередь попытается сдержать слово и выполнять свои обязанности, чтобы хотя бы отдалённо не быть похожим на эгоиста. Однако его позитивный настрой сменяется сокрушительными сомнениями насчёт положенного выхода на работу. У него сразу глаза слезятся, и, задумываясь о своём нынешнем состоянии, осознаёт, что ноги не поведут на улицу, руки не станут прятать наркотики, разум будет заполнен скорым возвращением в свою комнату. Как побороть эту никчёмную слабость, как смело стоять на ногах, быть полным сил? Неужели единственные медикаменты погрузят его в сказку, неужели, питаясь отравой, Скаре станет лучше? — Придётся только надеяться, — пробубнил в пустоту Скара, наконец засыпая.***
— Они думают, что я чё-то с собой опять сделаю. Бля, да меня два амбала сопровождают помыться, это так стрёмно на самом деле, пиздец, — гневно высказывался Скара, очередной ночью разговаривая с Кадзухой, который на постоянной основе стал приносить что-то сладкое или вкусное. — Охуеть, чё они вообще должны тебя сопровождать каждый раз? Это не психушка как бы, а стационар, — Каэдэхара, жуя печенье, привык общаться с соседом на его же жаргоне. — Так это, бля, — щёлкая семечки на кровати, юноша пытался говорить чётче. — Короче, пару месяцев назад дурку закрыли. Хуй знает, чё с ней не так было, но суть в том, что некоторых больных и сотрудников раскидали по разным больницам. Ну, конченные, короче, придумали хуйню. — Хм-м, когда тебя, кстати, выпишут? — Когда мамка очухается и вспомнит о нашем разговоре. Бля, я вообще не хочу ей опять трезвонить. У неё осталось шесть дней на подписание, иначе меня тупо в дурку положат. Было заметно, что Скара теперь напряжён и раздражителен. Кадзуха догадался, что разговоры о семье — не самая лучшая тема для них, и поэтому хотел взять ситуацию под свой контроль и затронуть что-нибудь другое, однако опоздал. — Короче, через шесть дней посмотрим. Тебя когда выпишут? — Сказали, что послезавтра можно собирать монатки, — малость с сожалением ответил Каэдэхара, но всё равно сквозь улыбку продолжил: — Я к тебе заходить всё равно буду, как-нибудь, может, получится проскользнуть. О, а ещё Хэйдзо, ну, мой сожитель по комнате, сказал, что твоя комната уже закрыта. Если тебе чё-то надо принести, ты обязательно говори, окей? Только ключи не забудь дать, а на крайний случай — скинуть. — Надо же, — злорадно заулыбался Скара, тёмными очами окидывая палату. — Я бы попросил принести покурить. Только не сигареты, а то мне пизды здесь дадут. Электронку хочу. Деньги я верну, честно. — А ты раньше не мог сказать? — Кадзуха вынул из кармана штанов электронную сигарету и протянул другу. — Дарю. — О-о-о, — обрадовался Скара и тут же взялся осматривать. — Никогда не пробовал. Вкус какой? — Арбуз. — Тогда давай вдвоём дымить, так справедливо. Этот дым не так дурманил ум, чего нельзя сказать об обыкновенном табаке, к которому Скара привык. Однако хохотать ему, откровенно говоря, хотелось как можно громче. Почему? Потому что Кадзуха далеко не тихоня и небольшие рассказы о его прошлом вызывали один смех. И в голове не укладывалось: как мальчишка, подобный Каэдэхаре, способен воровать? Выяснилось, что может и очень просто. — А кассир чё, не заметил, типа? — прикрывая рот, не мог до конца поверить в услышанное Скара. — Походу. Не, ну, он чё-то заподозрил после третьей моей ходки, но всё равно ничё не сказал. Но я так больше не делал. — Пиздец, ребёнок ворует жвачки почти у кассира на глазах. Какой бесстрашный… Это видно и сейчас, — последние слова парень выкинул вкрай тихо, словно стыдясь этой правды. — К тебе родители приходили? — Они в другой стране сейчас, — налегке вздохнув, будто привыкнув быть вдалеке от родных, он потёр переносицу, жмурясь. — Они мне звонили, немного побушевали, и успокоились наконец. — Чё, тоже предки не очень достались, да? — Скара придвинулся к краю больничной кровати, умостившись на бок, и искренне хотел услышать согласие, дабы вместе после забить на всех и вся и навеки быть похожими. — Не-а, они… Ну, хорошие родители, но мой выбор до сих пор не принимают. «Как же так, он должен быть инженером, как и мы, а он думает совсем о другом», — понизив тон, Кадзуха постарался скопировать голос своего отца, и потом засмеялся. — Бля, так получилось, сердце к другому лежит, чё я сделаю? — Хуёво. Надеюсь, со временем они поймут, что творят полный бред.***
«Как легко, оказывается, общаться с людьми, с которыми нихуя общего по жизни нет, — подумал Скара, будучи во мраке наедине с собой. — Надолго ли?» Для него всё мираж, всё идёт гладко только сейчас, а что будет через неделю, через месяц, через год? Стоит ли общаться столь тесно с человеком и пытаться с ним дружить, дабы в конце расстаться по глупым или довольно веским причинам? Быть может, нужно всего лишь рискнуть и впервые в жизни протянуть руку в ответ, не кусаясь? Вовсе не страшно это сделать, а руки почему-то опускаются, и настрой падает. Но в эту ночь ему не так грустно, не так обидно, не так ненавистно. Ему как будто сегодня впервые… весело.