Витраж расколотой судьбы

Кадзуха знал, что необузданный, порой дикий характер Скары проявится во всей красе, однако и предположить не мог, что речь друга не запинается при одном лишь слове «убить». По крайней мере он сказал честно, и теперь этой идее следует как-то препятствовать. — Нет, это плохая затея, Скара, — стараясь не обидеть, мягко молвил Каэдэхара и на миг нахмурил брови, отчего-то сомневаясь в осмысленности темноволосого. — Прохлаждаться в камере я тебе не позволю. — Да ну, — хмыкнув, второкурсник посмотрел на товарища как-то разочарованно, будто Кадзуха вовсе не понимает его положения. — А чё мне ещё остаётся? — Как насчёт того, чтобы прислушаться ко мне? Улыбка Кадзухи вновь внушила Скаре веру в лучшее; его рубиновые глаза горели, приятно обжигая добротой, выставленной напоказ, и второкурсник невольно подумал, что сия доброта способна спасти его абсолютно от всего, отгородить от ядовитого зла, к которому юноша примкнул однажды и теперь — по поводу и без — прыскает этим же ядом. Темноволосый хотел улыбнуться в ответ и показать, что он не так уж и отличается от добряков, что в нём всё же сохранился осколок и чести, и непогрешимости, и справедливости. Однако внутри что-то сковывало, запрещало в данный момент поднять уголки губ и кивнуть в знак согласия, поэтому в ход пошли слова: — Он не звонит, и мне кажется, что это плохо кончится. Мне стрёмно, но я должен позвонить или пересечься с ним. — С моей стороны это выглядит так, как будто ты вынужден тянуться к нему, потому что считаешь, что никому больше не нужен, — его выражения отныне не были подобны окрылению, они сулили лишь мрачную правду, которую Скара прятал всё это время как от других, так и от себя. Второкурсник подобен ученику в младших классах, которому учитель объясняет, как умножать в столбик и почему это важно знать. Если и так, то Скара всегда может положиться на калькулятор, и калькулятор играл роль решения, которое, будучи сложным, можно сделать наипростейшим. Наверное, таковое решение как раз и есть у Каэдэхары на примете. — Что ты предлагаешь? — устало спросил темноволосый, скрестив руки на коленях. — Не звони ему, не думай о нём. Уверен, ты ему больше не интересен. — Но ведь из-за моего бездействия может произойти нечто ужасное. Вот, например, — парень постучал костяшками пальцев по гипсу друга и резко пожал плечами. — Скара, пожалуйста, — Кадзуха плавно выдохнул, — расслабься, серьёзно. Подумай лучше о себе. Я постараюсь доказать, что без этого лоха жить легче, чем тебе кажется, — беловолосый отличил среди всей невербалики кивок и улыбнулся: — А вот я только сейчас подумал, как мы играть собрались-то. Ты правша, я правша, а чё теперь делать? — Чё-чё, — передразнив, второкурсник потянулся к ноутбуку. — Одной рукой играть будем, чё. Заглавная проблема незаметно позабылась, и в головах стало яснее. Парни неуклюже и забавно приучались владеть компьютерной мышкой левыми руками, и в идеале хотели отточить это до совершенства, однако к подобному за пару часов никак не привыкнуть. Оба курсора на обоих экранах рвано, стремительно метались из угла в угол — об играх, где темноволосый любил скоротать время, не могло быть и речи. Нужна альтернатива, и Скара, не раздумывая, сказал: — Ебал я всё это. Скачиваем гонки рандомные и не паримся. Сия идея оказалась как нельзя наилучшей, учитывая идентичные травмы. Зато их шансы на победу равны. Хоть Скара и величал себя опытным геймером и считал гоночные игры плёвым делом, не требующим особых усилий, однако две трети всех состязаний принадлежали Кадзухе как победителю, получившему золотой кубок. Интересен не сам факт финиширующего Каэдэхары, сколько поведение темноволосого: он был необычайно громкий, непристойно шутил, заразительно смеялся и наигранно истерически верещал, когда вторым миновал финишную черту. Подобные проигрыши его не смущали, не злили — напротив, он будто завсегда играл по принципу: главное — участие. Первокурсник бы пожелал, чтобы друг в этом смысле не разделял жизнь и видеоигру и так же вёл себя, словно назло невзгодам. Но в этой жизни Скара ещё не проиграл, а это значит, что трасса, по которой он безустанно мчится, когда-нибудь да обязана закончиться финальной чертой, и Кадзуха во что бы то ни стало сопроводит победителя до неё, боевым кличем настаивая давить на газ сильнее. Гоночные трассы змееподобны, шины свистят, моторы рычат, а системы закиси азота заряжены на полную. Спортивный автомобиль синего цвета летит, сталкиваясь с преградами и разбрасывая их как мусор, в то время как тяжёлый чёрный джип Кадзухи едет аккуратно, заметно отстаёт, но спустя пару секунд догоняет Скару, злорадно хихикает и обгоняет, не давая разогнаться и проехать дальше положенного. — Э, это нечестно, бля, — засмеялся второкурсник. — А нехуй вперёд гнать, будешь знать. — Пиздец, дай проехать, ну, — он пытается обойти стороной, немного притормозив, но беловолосый специально повторяет за ним. — Хули ты мне врёшь? По-любому играл когда-то. — Да я на ходу фишку прохавал. — Всё с тобой ясно, умник. Погнали лучше в дерби, я тебя там в щепки разнесу. И Скара не солгал. В классическом дерби он оказался непревзойдённым игроком. Он с ярким азартом мчался по закрытой арене и сокрушал другие автомобили, как лев терзает беспомощную зебру. Кадзуха на миг подумал, что друг бесподобен в похожих схватках лишь по причине внутренней ненависти и агрессии, что чувствовать превосходство над другими ему нравится потому, что Тарталья показал ему вполне удачный пример. Однако глупо сравнивать реальное поведение и поведение во время компьютерных игр. Или вовсе не глупо? Во всяком случае время было потрачено не зря, и Скара, заметно воодушевившись из-за последней череды своих побед, молвил: — Так а ты думаешь мне руку разрисовывать или нет? — Я и забыл, прости, — Каэдэхара не скрыл свою невнимательность и, улыбнувшись, жестом попросил друга поменяться местами, дабы облегчить как процесс рисования, так и длительный момент ожидания; пересели. — Я тоже не художник, но даже с имеющимися навыками мне тебя не переплюнуть, — зубами стиснув колпачок жёлтого фломастера, парень всерьёз удумал постараться. — Мне будет приятна не красота рисунка, а его банальное наличие, — Скара мотнул головой, убрав короткие пряди с лица, и тотчас показал своё нетерпение нервным подёргиванием ноги, однако первокурсник уже был увлечён своей идеей и не заметил этого. Беловолосый юноша использовал прежний трюк: втихомолку косился на друга якобы просто так, а сам спешил выведать иное поведение. Но студент-юрист был как будто рисовавшим сейчас, а не наблюдавшим; он так же оценивающе смотрел, и опрокинутое хихиканье не отличалось от прежнего, и брань выскакивала с той же интонацией. Каэдэхара пожимал плечами: ничего нового, ничего удивительного. Первокурсник криво рисовал, кончик фломастера скользил по сероватому бинту, не поддаваясь приложенным усилиям. Разорванные линии он сводил, как казалось ему, в цельную, неразрывную полосу, однако вблизи его старания не были видны. «Когда рисовал Скара, всё казалось проще…» Кадзуха после осознания провала ориентировался не на качество, а на вложенный смысл, и в целом остался доволен, когда последний штрих завершил мини-картину. — Что это, что это? — Скара, как ребёнок, спрашивающий о пролетевшем мимо неизвестном насекомом, тараторил и склонил голову ближе. — Это кубок, хорошо. — Кубок, а мы его с обеих сторон держим, — малость изнурившись, рассказал первокурсник, глядя на непохожие фигурки юношей; он отчего-то постеснялся посмотреть в глаза другу, но всё же, располагаясь правдой слова, добавил: — Ты наверняка знаешь, что движет героями. Они стремятся к благим целям. Мы с тобой герои, Скара, и скоро я тебе это докажу.

***

Хэйдзо чувствовал себя одиноким человеком и бурно показывал, что его это не устраивает. Но после подробностей остывал, входил в положение и понимающе кивал. Конечно, ему тяжело по вечерам: сидит один-одинёшенек да плюёт в потолок, молясь как можно скорее встретить Каэдэхару и о чём-то поговорить. Сиканоин был по крайней мере доволен тем, что разрушительная для их дружбы задумка Кадзухи поутихла в уме гения и пока не спешит толкать беловолосого на реализацию отчаянного поступка. Отныне Хэйдзо трудно отстоять свою правоту и посвятить друга в другую историю, о которой тот даже не задумывался. Быть может, об этом взаправду не стоит болтать: Кадзуха и без слов поймёт его состояние. — Ну? — выжидая новых отмазок, не стерпел Сиканоин, сверля взглядом пришедшего сожителя. — Что «ну»? — не понял пришедший и навеселе приземлился на свою кровать. — Ты не хочешь мне что-нибудь сказать? — Хэйдзо изо всех сил сдерживал гнев, дабы не поразить этими смертоносными молниями почти безобидного Кадзуху. — Ой, точно, прости, — после хихиканья Каэдэхары парню-юристу хотелось как следует дать ему подзатыльник, но вместо этого шумно выдохнул. — Помнишь, я говорил, что мой дядя работает на производстве здесь, в городе? Хочу к нему съездить и договориться о работе, когда с рукой всё норм будет. Такие вот у меня новости. — Работа? — едва ли не возмутившись, переспросил надменно. — С чего бы это? — Решил не жить представлениями о тяжёлом заработке. К тому же личные деньги приятнее родительских. Он солгал лучшему другу и не покраснел — научился у Скары плохим манерам? Сиканоин словно окончательно потерял связь с Кадзухой, и, пока первый переживал возможную оборванную дружбу, второй уже был готов ступить на арену, где предстоит одолеть заглавного врага, — Тарталью. Беловолосый никогда не представал в чужих глазах скрытным человеком и сам себя таким не считал — ровно до того, как не поймал себя на ужасной мысли: он лжёт обоим друзьям, лишь бы собственные цели смогли показаться из-за острых горных вершин. «Враньё во благо приемлемо, ведь так?» Будь Кадзуха всемогущим чародеем, способным управлять бесконечной временной лентой, он бы ничего не изменил, не подобрал бы других слов. Он умел читать и эмоции, и жесты, но рой мыслей Скары и Хэйдзо интереснее и интригующе. Поверили ли они ему? Первокурсник обязан знать чёткое «да» или «нет», чтобы не выглядеть полным дураком и наконец начать искать пути как оборонительные, так и кардинально противоположные. Главное — соткать таковую правду, которую он будет способен удачно замаскировать и выставить истину с иным подтекстом. Его простят, когда раскусят, или накроют бранью — без разницы. Важно иметь яркое представление о будущем, и Каэдэхара более чем уверен, что Скаре он не солгал, когда сказал о героях. Первокурснику и боязно, и азартно. Если первое он объяснить мог, приписывая вполне реальные мотивы, то второе оставалось нераскрытой тайной. Он ещё не осквернил землю своим злодеянием, а внутри зашкаливает столь мощный поток адреналина, что ему позавидовали бы бывалые скалолазы и любители заглянуть в пасть благородному хищнику. Страх этот был первороден и непривычен, поскольку парень не знал, как всё обернётся. Возможно, его план, едва начавшись, будет обречён на провал. Сложиться могло и так, как задумывалось, однако непредвиденные обстоятельства вполне могут пошатнуть все пункты, и обидным представлялось окончательное их зачёркивание. Как бы там ни было, Кадзуха верит в свою удачу. Расстраивало только то, что никто не мог её пожелать юноше, дабы на душе стало спокойнее. — Я тебя услышал, — неоднозначно кивнул Хэйдзо. — Ещё что-нибудь скажешь? — он всячески намекал, не выдавая никаких эмоций, и не разрешил внутренней боли и тоске по былому показаться. — Эм... — беловолосый словно ощутил укол вины и не мог понять, где он успел провиниться. — Как у тебя день прошёл? — Замечательно, Кадзуха! — это оказался последний выстрел прямо в сердце, где Сиканоин с любовью лелеял их дружбу и был готов в любой момент пойти на жертвы; вскочив с кровати, он быстро последовал к двери и ещё раз сказал: — Замечательно. Хэйдзо вышел, теряя смысл болтовни. Неужели Каэдэхара не понимает, что его частое пропадание с соседом наводит дурные мысли, например: Сиканоин больше не интересен как друг. Всё пошло под откос в те дни, когда беловолосый молил отыскать в больнице Скару. Хэйдзо постучал к соседям-четверокурсникам — тихо, не открывают, и поэтому спешил успокоиться в курилке, однако там сидела группа людей и развлекалась. Цокнув языком, юноша спустился по лестнице, услыхал в коридоре на четвёртом этаже заразительный пьяный хохот парней и последовал ещё ниже. Пропустил по таким же причинам третий. Нелюдимый второй этаж привлёк к себе. Он практически ничем не отличался от предыдущих: те же грязно-жёлтые стены, те же двери с номерами комнат, те же окна с разводами. Но здесь будто хладный ветер бегает, как верный защитник от посторонних. Устраивает и то, и другое. Парень свернул направо и юркнул в тёмную курилку, и, не оглядываясь, открыл окно, чтобы запах дыма не дурманил. Ветерок подул не такой ледяной, как в освещённом коридоре, поэтому было терпимо. — Не холодно ли в разгар зимы окна нараспашку открывать? — Ой, — дёрнувшись, Хэйдзо обернулся и увидел некоторые очертания фигуры и горящую сигарету; тотчас закрыл окно, говоря: — Извини, не заметил. — Ничего. Ты новенький? Не видел тебя раньше. Видимо, этот незнакомец привык, сидя здесь, к темноте и успел как следует рассмотреть Хэйдзо, либо же был знаком абсолютно со всеми, но голос пришедшего различить средь знакомых не смог. — Я на пятом живу. Шумно везде, а здесь тихо. — Здесь всегда тихо. Я староста этажа и всё контролирую. — Хорошо выходит держать порядок, — усмехнувшись, ответил Сиканоин. — Я Хэйдзо, первый курс, юрист. — Надо же, здесь, на втором этаже, каждая вторая комната юристов. Тебя, кажется, не туда поселили, — засмеявшись, он продолжил: — Четвёртый курс, юрист. Зовут Аякс. Будем знакомы. — У нас мало юристов. Только с одним познакомился сегодня, — поделился Сиканоин и сел подле парня на скамью. — Дай угадаю. Со Скарой, верно? — Да, — удивился он. — Вы знакомы? — Мы с ним хорошие друзья. До несчастного случая даже назвал бы нас лучшими друзьями.