***
Куникудзуши был встревожен не меньше Кадзухи. Тревога справедлива, ведь на его тело и душу объявлена охота, и агенты, рыскающие повсюду, никак не могут подобраться к нему ближе. Скара не глупец, после ненавистных речей Тартальи он не позволит себе быть на улице одному ни днём, ни вечером, ни тем более ночью. Ему хочется защищённости со всех сторон, хочется быть уверенным в завтрашнем дне, когда есть «запасной» вариант, именуемый бандой Аратаки. Чтобы не ставить собственную жизнь под удар, юноша после отказа Каэдэхары позвонил Куки Синобу и пригласил вместе поехать в торговый центр, дабы приобрести скейтборд. Кроме того, подруга, быть может, успела разобраться, на каких «досках» комфортно учиться кататься и на каких могут возникнуть трудности ввиду неопытности. Магазин поприветствовал их огромным выбором, взгляд цеплялся за каждую яркую расцветку, и юноша спросил у девушки: — Какой посоветуешь? — он полагался на практичность и комфорт больше, чем на вычурность. — Я брала тот, на котором хотя бы устоять могу, — честно ответила студентка и непринуждённо пожала плечами. — Многие выбирают скейт, который мог бы соответствовать их характеру, образу жизни, мечтам. Надеюсь, сейчас я не сказала какую-то глупость. — Ох, Куки, мы не скоро поймём философию бандитов-подростков… — Ты чё такое говоришь? Они не бандиты! — Остынь, я пошутил… Значит, должен соответствовать характеру… «Вряд ли человеку захочется выставлять себя на свет трусливым, ненадёжным и хрупким, да таким образом, что это могло читаться по дурацкой "доске"…» — подумал Куникудзуши, взором, где прячется грусть, окидывая десятки изображений, никак не сходившихся с его натурой. Он не считает себя добрым и миролюбивым человеком — есть люди, которым издавна желает страшной гибели. Полагаясь на несчастные случаи и на объятия госпожи-смерти, юноша оставляет чужую жизнь в покое, в немом крике проклиная и навлекая словесно беду на обидчика. Второкурсник трус, ибо страшится первым нанести удар, когда ему угрожают. Боится угасания жизни, вида крови и увечий, боится принятия того, что он мог бы сотворить ужасные вещи с людьми, которые его невзлюбили. Отчасти он завидовал Кадзухе, который пробился в ряды агентов и, кажется, готов убить по приказу, ведь руководящий им страх толкает к преступлению: убьют либо его, либо убьёт он. Скара не таков, его оружие — обиды, оскорбления, брань; его броня — побег. С таким образом жизни он смертник, который перед последним вздохом плюнет в лицо убийце и на вечное прощание скажет, что мать сего подонка — шлюха, просившая копейки, пока её сына нянчили подруги-наркоманки. «Никто, кроме меня, не узнает о моих переживаниях, — дал себе клятву темноволосый и взял чёрный скейтборд с изображением черепа, вокруг которого вьются изящные алые розы. — Ни за что и никогда».***
Принадлежать какой-то группе и при этом быть свободным — удача, которая скоро улыбнётся Скаре так же, как и Куки, успевшей познать прелесть вольной жизни в банде. Парень малость смущён происходящим вокруг из-за далёкого непонимания такового времяпровождения. Студенты лихо рассекали пространство и время на своих досках с колёсиками на площадке для скейтбордистов, кое-кто сидел в компании и общался, но были и люди, которые распыляли краску из баллона на стену, наполовину занятой старыми и недавними граффити. — Это вроде вандализм, нет? — тихо задал вопрос Куникудзуши, обняв приобретённый скейтборд обеими руками и прижав к груди. — Ты о рисунках? — не сразу поняла его подруга. — Об этом я спрашивала Итто, нашего главаря, на что он поржал надо мной и сказал: «Вандалы разрушают, а граффитисты создают». — Странно слышать это от юриста, — фыркнул второкурсник и посмотрел по сторонам. — Забей, стены, на которых они рисуют, давно никому не нужны. О, я его вижу, погнали! На площадке было где развернуться, однако темноволосый предпочёл обходить десятой развилкой катающихся студентов, сильно сомневаясь в их дальнозоркости и умении быстро свернуть или вовсе спрыгнуть с любимой «доски». Синобу привела друга к Итто, который вблизи казался грозным и мужественным человеком. «Вряд ли его авторитет кто-то осмеливается оспорить», — рассудил второкурсник и сглотнул с трудом ком в горле. Крупное телосложение почему-то его пугало, а длинные торчащие белые волосы с розоватыми кончиками поставили на этом главе клеймо «нарцисс», поскольку парень за столь короткое время успел погладить себя по голове с десяток раз. — Итто, разреши моему другу к нам присоединиться, — она любезно попросила и мило улыбнулась. — Хм, — надменно глянул на новенького, обошёл вокруг него и наконец молвил: — Его-то? Зачем нам хлюпики? — продержал недолгую паузу, а затем накинулся на Скару с объятиями, обвил рукой его шею, а второй потрепал по голове, громко хохоча. — Не боись, братишка, никто тебя в обиду не даст здесь. Приветствую в банде величайшего, непревзойдённого и, одним словом, охуенного Аратаки! — Где твои рожки? С ними хотя бы можно было понять без слов, что ты клоун и приколист, — Куки цокнула языком и закатила глаза. — Да брось! — отмахнулся Итто от девушки и, отстранившись от новенького участника, приказал жестом следовать за ним; парень покорно поплёлся, одновременно разгребая беспорядок в своей голове. — Как тебя звать? — Куникудзуши. Тоже юрист, кстати. — Выходит, ты мне как брат родной. Ты уже знаешь, что я Итто. Вижу, скейт есть. Профессионал своего дела? — Не-а, вообще только сегодня купил и приволок. Куки сказала, что здесь могут научить. — Да, в придачу и друзей найти, — он был настроен исключительно на позитивную волну, и весь его внешний вид стал не более чем обманкой. — Чувствуй себя как среди братьев и сестёр, у нас все ребята дружные и добродушные, — остановившись, Аратаки повернулся лицом к Скаре и подмигнул, а после взгляд его пал куда-то вдаль. — Э, Куки, чё с нами не пошла? Обиделась или чё? — громогласно крикнул и помахал кистью руки. — Малая, а где твой скейт? — В общаге забыла! — назло главе показала средний палец. — И нефиг меня малой называть! — Ну забыла и забыла, иди к нам, свой дам или Куникудзуши поделится. — Только если на колени встанешь и извинишься передо мной. — Ух-х… — глава банды почесал затылок и громко вздохнул. — Вот как с ней сдружиться, братишка, как?.. Скару передёргивает от одного обращения «брат», а от «семьи» и вовсе тошнит. Очередные «братья» и «сёстры» сведут его с ума или пощадят, оказавшись действительно хорошими людьми. Когда-то и Тарталья был к нему добр, а сейчас посылает своих агентов отобрать у него самое ценное, что есть на данный момент, — жизнь. Пусть это и был театр, пусть на лике «старшего братца» и была маска, однако разыгранное в первые минуты их знакомства представление запомнилось милым и добродушным воспоминанием. На секунду Куникудзуши показалось, что в банде взаправду нечего делать именно ему, что занятия, которые здесь являются развлекательными и близкими к искусству, сродни безделью. Аратаки будто бы прочёл негативные мысли новенького и тотчас подбодрил добрым словом, выпрямив перед собой руку с ярким скейтом: — Что бы у тебя ни случилось, знай, что ты всегда можешь рассчитывать на нас, потому что мы — банда, и своих в беде не бросаем. Особенно можешь полагаться на меня. Уголки губ Скары чуть приподнялись, и он молчаливо смотрел на скейт главы, будто этот жест был сделан с конкретной целью. — Скрестим наши скейты в честь зарождения крепкой дружбы, Куникудзуши. Второкурсник переживал лёгкое смущение, потому что глава банды, сияя добросердечностью, честностью и доблестью, напрямую назвал их товарищами. Он отрёкся от страха быть преданным, чтобы вновь почувствовать, каково это — быть нужным и сплочённым с кем-то. Поэтому темноволосый расположил «доску» крест-накрест с «доской» Итто, с надеждой сказав: — Я ценю это. Спасибо. Скара до безумия приятно провёл пару часов в банде Аратаки. Глава учил его и Куки ощущать себя увереннее на скейтборде, а также стал свидетелем их короткой поездки, окончившейся забавным падением. Тарталья бы глумился над подобной неосторожностью и неподготовленностью, а Итто порядочно подаёт руку павшему. Леди всяко больше внимания было уделено, и глава чуть ли не на руки её брал. Видимо, сердце безупречного Аратаки занято, и по неясной причине второкурсник вспомнил, как кормил Кадзуху сытным ужином и укрывал его тёплым одеялом в зимнюю пору. Это тоже проявление заботы, только придаёт он ей нынче совсем другой оттенок. Ежедневные переживания за обе жизни сказываются на здоровье, но запрещено назвать сие проблемой. Тревога за себя и за близкого человека — нормально. Освежая память и поднимая себе настроение, Скара словно листает страницы альбома, который хранит в себе фотографии счастливых моментов: как Каэдэхара был отзывчивым, справедливым, сентиментальным; как заглядывал в палату второкурсника, дабы просто находиться рядом и побеседовать; как напрашивался пройти в комнату и наладить контакт. И порой юноша задаётся вопросом: «Неужели он взаправду завёл неразрывную дружбу с человеком, который бесцеремонно плюнул ему под ноги?» Беловолосый, спасая одну душу, навсегда погубит свою, ведь агент — убийца, преследователь, бандит и шантажист, и если Каэдэхара изо всех сил начнёт вживаться в роль иль приспосабливаться к новому образу ночной жизни, то кто знает, что станет? Быть может, всякое зло прячется в человеке, а его освобождение навеки стирает мягкосердечность, терпимость и гуманность. Даже если сия порча уже изменила первокурсника, то никто, кроме Куникудзуши, никогда не узнает, каким его друг был на самом деле.***
— Докладывай, Странник, — вместо приветствия молвил Тарталья мягким тоном, отчего поневоле хотелось излить ему душу. На сию подготовленную встречу Кадзуха явился с чётким описанием собственного задания, и перед прогулкой со «старшим братом» он переговорил по телефону с Дилюком, дабы сверить все тонкости их коллективного плана, если будут интересны детали. — Я его убил, — изрёк холодно Каэдэхара, сохраняя спокойствие. — Это он тебя так? — сквозь неуместный смешок поинтересовался, обратив острое внимание на побитое лицо агента. — Ага. Между прочим, он без пистолета в этот раз был, но драться хорошо умеет. Как ты и говорил, он реально ослаб из-за раны, тем не менее зацепить меня своим кулаком у него вышло. — А труп? — Поблизости были гаражи, а за ними кусты. Туда и припрятал. — Кусты… Как легкомысленно, Странник, — усмехнулся четверокурсник и тут же продолжил: — Ты молодец. — Куда мы идём? — К месту захоронения. Пора тебе знать, куда прятать тела, так что запоминай дорогу. — Ого, не подозревал, что вы такие предусмотрительные. — Ты много чего не подозреваешь о Фатуи, братик. То, что меня цепляет в людях, это трезвость ума. Понимаешь ли ты, кто наши враги? — Аякс не ждал ответа вовсе, поэтому не остановился на сказанном, продолжая путь. — Предатели. А понимаешь ли ты, что предателями могут быть наши «братья», с которыми мы работаем вместе? Сегодня мы с ними болтаем о погоде и учёбе, а завтра они тычут нам ножи в спину. — Я это понимаю. «Семья» превыше всего, — подыграл беловолосый. — Раньше я был таким же робким, добрым, готов был покорить целый мир и служить во благо процветания государства. Но государство ни черта не дало мне взамен, в отличии от Фатуи. Когда-то и я шёл твоей дорогой: закладчик, потом закладчик в клубах, агент — и вот теперь меня все ласково называют «старшим братом»… В тебе наблюдаются такие же перемены, которые произошли со мной. Чутьё меня не подводит, от ненависти до любви к «семье» тебя отделяло повышение, и я это вижу. Тебе нравится быть участником нашей группы. — К чему ты клонишь? — отважился прервать длинный монолог. — Предатели никогда не могут быть для нас «братьями», но та связь, которая скрепляла наши отношения с павшими, бесценна и трагична. Неизменно то, что тебе придётся проливать «братскую» кровь ради благополучия своей «семьи»… Ты как раз проживаешь в одних и тех же стенах с «братом», который подвёл и тебя, и меня, и Фатуи… Сможешь ли ты отбросить на секунду мысль о том, что он тебе дорог, и убить, следуя традициям «семьи»? — Смогу ли я убить Скару? — Кадзуха не на шутку задумался и ужаснулся, но виду не подал. — Какой из меня толк, если все подозрения упадут на меня? «Братья» не могут его поймать? — Именно. Он либо с кем-то ходит, либо сидит в комнате и не выходит… Либо находится с тобой, с агентом. — В моих силах вывести его на улицу, а «братья» пусть разберутся с ним сами, я лишь помогу прибрать. — Пожалуй, я придушу его собственными руками, уж очень он меня заебал. Ради приличия и в знак нашей старой дружбы дам ему отучиться этот год и защитить курсовую, а затем приведёшь его ко мне в логово. Впрочем, в нужное время об этом и договоримся. Будь начеку, лето близко.