Витраж расколотой судьбы

Тревожно на сердце у Кадзухи, ему тягостно думать о чём-то ином, пока Скара находится в парке и разбирается с Тартальей. Следуя предложенной задумке, Каэдэхара ради прочного алиби проводит время с Хэйдзо, который, к слову, тоже не в восторге от происходящего. Парни условились побыть в комнате беловолосого, и веселья им точно не хватало. — Как думаешь, как он там сейчас? — задал вопрос студент-психолог, стеклянным взором глядя в окно. — Ты о Скаре? — уточнил Сиканоин, но после вновь продолжил, перейдя к ответу и посчитав свои слова глупостью; конечно, Кадзуху не станет волновать судьба Тартальи, который умеет и биться, и обороняться, и призраком становиться, ускользая от всех. — Мне страшно даже предположить. Я не настолько хорошо знаком с Аяксом, чтобы обсуждать его ужасные поступки… — И правда, — усмехнулся парень, — тебе достаточно помнить, что он ужасен во всех своих проявлениях, несмотря на дружелюбие, коммуникабельность, выручку, — сдержал паузу, затем снова разразил удушающую тишину, неуверенно произнеся: — Может, зря я так? Ну, зря здесь сижу, нервничаю, постоянно думаю… — Хочешь перечеркнуть свой же план? Кадзуха, не лучшая идея, не действуй сгоряча. — Но я не могу! Точнее, могу, но не хочу сидеть без дела, когда там что-то происходит. — Хочешь сыграть во что-нибудь? — предложил Хэйдзо и беспокойно посмотрел на друга. — Или найдём другую тему для общения. Представь себе, недавно я узнал, что разноцветные яркие кораллы теряют свои цвет и насыщенность и становятся невзрачными и серыми из-за экологических изменений в воде. Эту проблему надо как-то разрулить, но учёных никто не слушает. Это печально, — он загорелся тем, что изучил ранее по чистой случайности, и тотчас погас, когда Каэдэхара без единого оправдания сдвинулся с места и пошагал к двери. — Нет, ты туда не пойдёшь! — поспешил встать на пути у друга, закрывая телом выход в коридор. — Я в туалет! — Здесь ссы! Мы знакомы не первый год, и я твои обманки наизусть знаю. Ты останешься в этой комнате и дождёшься, когда пацаны придут в общагу. — Я подходить близко к ним не буду! Издалека погляжу, проверю, всё ли в порядке, и мигом обратно. — Если я отойду от двери, ты всё равно убежишь, да? — перестал спорить Сиканоин и с поражением сел на стул, стоявший рядом. — Прям щас, — улыбнулся Каэдэхара. — Моя упёртость когда-нибудь загонит меня в могилу, но не сегодня, — подмигнул на прощание и покинул комнату с телефоном в руке. «Почему так долго, ребята? Ни сообщения, ни вас самих… Что-то помешало? Хотя в нашем случае "‎кто-то"‎…» У Кадзухи в дороге сложилось много историй о том, как хитрость и изобретательность Тартальи послужили тормозом для окончания задумки. Возможно, «старший брат» изначально учуял неладное и наблюдал за Скарой молча, выискивая параллельно посторонних помощников. А могло быть и по-другому: он заранее пришёл с подмогой агентов и не собирался справляться самостоятельно. Было ясно одно: что-то точно пошло наперекосяк, ведь сердце не обманешь. Юноша невольно задумался о Куникудзуши, потому что при чужом вмешательстве могло произойти непоправимое, да и Аякс мог нанести столь сильный вред, который исправить никак нельзя. Вот она, та самая грань, о которой говорил Дилюк, и Каэдэхара, восприняв это наконец-то всерьёз, разволновался пуще прежнего. Его преследуют кошмарные мысли, и, если они окажутся правдивы, он не станет держать запертого Странника в заключении. Беловолосого студента тянет неспроста к Скаре, который за девять месяцев стал роднее, ближе, и их действительно сближает горе. Каким бы Кадзуха ни был — Странником или собой, — он всегда будет заботиться о безопасности и благополучии Куникудзуши. Только теперь не по доброте душевной и не из-за сострадания — из-за запретной горько-сладкой любви, в которой осмелился признаться самому себе. Это признание возникло спонтанно, оно подобно взрыву, ослепляющей вспышке, после которой мир переворачивается с ног на голову. Но мир не изменился — перемены случились в Каэдэхаре, который ускорил шаг, беспокоясь с каждым метром всё больше и больше. Парень без понятия, как представить своё окружение без темноволосого парнишки, который, к удивлению, стал храбрее, и он воспринял последние слова Скары теперь тоже по-другому и подумал: «Это не прощание. Нет, он не может так!» Его думы, вероятно, преувеличены, и им сейчас движет страх потери дорогого человека. На подобные предположения есть всё основания, и поэтому беловолосому непозволительно медлить. Он близко.

Five Finger Death Punch – Cold

I’m gazing upward a world I can’t embrace Среди всего Кадзуха различает фигуры людей далеко впереди и стремится к ним. Не смотрит под ноги, только вдаль, и сталкивается с ужасным. There’s only thorns and splinters Venom in my veins Юноша подбегает, не обращая внимания на Итто, на Тарталью и на остальных, — до них нет дела, когда мир рушится на глазах. It’s okay to cry out When it’s driving you insane — Кун! Ты как, Кун? — Каэдэхара, запыхавшись, падает возле пострадавшего и касается его плеч — нет реакции. — Кун! But somehow someday I’ll have to face the pain Необъятный страх волной накрыл Кадзуху, который слегонца похлопал сожителя по щекам, дабы привести в чувство, — безрезультатно. It’s all gone cold But no one wants the blame Лицо, которое раньше сияло красотой, теперь в свежей и запёкшейся крови, и её часть осталась на ладонях беловолосого, который не верует в происходящее. It’s all so wrong But who am I, who am I to say? Это неправильно. Всё вокруг — обман. Эта сцена выдумана бурным воображением. Однако собственные глаза не лгут, и слёзы катятся по щекам от безысходности. I’m begging for forgiveness Everything I’ve done Молитвы не принесут счастья, и никакие поступки, пропитанные злом, не оправдать. И Каэдэхара молчаливо молит о прощении, потому что он виновен. If God is listening he knows I’m not the only one Если Всевышний существует, если он сейчас видит и слышит, он простит его, Кадзуху, который однажды оступился, а сейчас поплатился. Но сам первокурсник не простит себя. It’s okay to lash out From the rules that I’m enslaved Ему хочется касаться тела Скары, который смотрел бы на него, улыбался, а не бездыханно простилался на асфальте как жертва несчастного случая на дороге. Поэтому он сходит с ума и не слышит, как начинает кричать плача и прятать лик, уткнувшись в грудь Куникудзуши. But somehow someday I’ll have to turn the page Он не хочет жить дальше без Скары, не хочет переворачивать страницу сей больной, драматичной истории сам — они должны сделать это вместе и в одном мире, а не разделённо. It’s all gone cold And no one wants to change Кажется, что вся боль, которая сжигает Кадзуху внутри, разорвёт на части, и все равнодушны к жертвам сего происшествия. It’s all so wrong But no one wants the pain Все сторонятся, не желают быть участниками случившегося, однако их присутствие говорит об обратном. Почему каждый занят своими делами? It’s all gone cold There’s nothing left to gain Раскалённые капли обжигали покрасневшее лицо, и Кадзуха, подняв голову, прекратил кричать в пустоту. В его груди минутами ранее теплилось нечто волнующее и приятное, в ней разгоралась любовь. It’s all so wrong But who am I, who am I to say? Всё переменчиво, и сердце заледенело — в нём суровая зима со смертоносным вихрем. My heart’s an endless winter Filled with rage И сей вихрь поразит всех виновных, он покарает, закружит в танце смерти, и очи налились алой яростью, остановившись на Тарталье. I’m looking forward to Forgetting yesterday — Я тебя убью. Сука, я тебя забью до смерти, — с хрипотцой хладнокровно заявил Каэдэхара и, поднявшись, подошёл к Аяксу, который лежит и которого сторожит Итто, контролируя относительную неподвижность. It’s all gone cold And no one wants to change — Отпускай его, ему некуда бежать, — обратился юноша к Аратаки. — Остынь и жди ментов. It’s all so wrong But no one wants the blame Вместо внятных объяснений и вместо просьб Кадзуха, наблюдая за улыбающимся Тартальей, без раздумий о последствиях ударил его ногой по плечу. It’s all gone cold There’s nothing left to gain — Ты сдохнешь здесь, я тебе не дам даже сесть за решётку, ебаный ты шантажист! Ты будешь гнить на своём же блядском кладбище, — его ненависть передавалась болезненно, и Аякс по возможности отворачивал лицо от удара на всякий случай. It’s all so wrong But who am I, who am I to say? — Я сделаю всё, чтобы твои «братья» были закопаны рядом с тобой. Вы ведь семья, так ведь положено в семьях! Отворив клетку Странника, парень беспощадно избивал, пока не выбежал Сяо и не оттащил Каэдэхару назад. Тот противится, вырывается, кричит, и глаза его воистину страшны в гневе. — Кадзуха, это опасно! — попытался разъяснить содеянную Каэдэхарой глупость. — Хватит, тебя привлекут за чрезмерную самооборону. С ним разберутся в участке. — Послушай его, — сказал Сяо, кое-как удерживая парня. — Мы получим то, что хотели. — Это ты мне говоришь? — закричал первокурсник и, освободившись, обернулся к студенту-программисту. — Ты мечтал его не посадить, а убить. Ты! Посмотри, какой он уёбок! Посмотри, чё он сделал с ним! Я не слышал дыхания, я сердца не слышал! — Прислушайся ещё раз! Мы вызвали скорую и полицию, они скоро приедут. — Они уже рядом, — перебил ребят Итто и кивком дал знак парням из банды приготовиться. — Чё стоите? Давайте шустрее действуйте. — Тебе пиздец, Кадзуха. Жди весточку в суд, затем и в тюрьме повидаемся, — вдруг высказался Тарталья, не лишившись самообладания. — Радуйся последним минутам свободы, гондон. Каэдэхара раздосадовано посмотрел на Куникудзуши. Может, он ошибся? Ведь пока беловолосый юноша выл, скулил и плакал, никак нельзя было расслышать дыхания, а проверить типичным методом с помощью зеркала под носом — невозможно из-за его отсутствия. К груди ухом упирался — ни черта не распознал из-за своих воплей. Кадзуха мысленно извинился и вытер слёзы, убегая вместе с Сяо в глубину парка к Дилюку. Они шёпотом обменялись парой слов и пошли в больницу: инициатором стал Каэдэхара, а другие сошлись во мнении поддержать коллегу по несчастью. Когда студенты вышли на дорогу, ведущую в поликлинику, то провели взглядом отправившуюся на вызов скорую. Далее всё зависит от Итто, его актёрского мастерства, выдержки и притворства. — Он молчал, — потревожил напряжённое молчание Дилюк, косо посмотрел на Каэдэхару сочувствующим взором. — В больнице он выкарабкается, а мы свою часть дела выполнили. — Поверить не могу! — пребывая будто во сне и не веря в то, что случилось, беловолосый юноша помотал головой и приложил ладонь к горячему лбу. — Тарталья… Он зверь, не человек, его мало посадить! — Предоставь разобраться в этом вопросе полиции, — уверенно молвил Сяо и, хмыкнув, отвернулся, не желая продолжать разговор. — У тебя было другое мнение, другие принципы. Что с тобой? — никак не унимается первокурсник, но после притих, не находя более подходящих слов. Ему не до болтовни. Куда важнее Куникудзуши и его состояние, если ещё, конечно, не поздно оказывать ему медицинскую помощь.