***
— Ты был прав, черт возьми, — чуть ли не радостно воскликнула Беннет, немного подрываясь со стула. — Почти все убитые Гриммом — серьезные преступники в прошлом, или до сих пор. Майклсон не сразу догадался об этой закономерности. Но после очередного убийства, ты, желаешь или нет, но должен прошариться в базе данных, дабы найти хоть что-то на жертву. Таковой является стандартная процедура расследования. И он шарился, пока была возможность. Но теперь лавочка прикрыта, Ганиган отстранил его от всех дел, поэтому и приходится ошиваться то у Бонни, то у Фелл. С Зальцманом Ник решил не связываться. Подозрительно он хитрый и даже, казалось, порой агрессивный. А с такими нормальное, а главное, тайное сотрудничество не возможно. Но теперь проблема состояла в том, что отец его либо случайная жертва, либо самый настоящий преступник. Майклсон ночами на пролет сидел в базе, ища на Майкла хоть что-нибудь. Но он чист, за исключением маленького судебного разбирательства в 1997-м году. И то, там все как-то смазано, мутно и непонятно. В общем, то дело закрыто из-за нехватки доказательств. Но что тогда делать? — Стой… — задумчиво обронил он, осматривая личное дело Снайпса, — введи название корпорации «American Express» и проверь, нет ли где больше в других делах упоминания о ней. Беннет немного непонимающе глянула на следователя, но таки выполнила его просьбу, стуча маникюрными ноготками по клавишам клавиатуры. Тишина затянулась. Оба пребывали в немом ожидании результата, пока обновления загружались. — Охренеть… — глаза девушки расширились, рот открывая от удивления, — около шестидесяти… Вот такого вот поворота Клаус ожидал меньше всего и практически успел уподобиться самой Бонни в своем удивлении. — Либо подрядчики, либо офисные черви, либо кто-то из совета директоров, — придя в себя брюнетка начала осыпать следователя конкретикой, — в общем, все разных возрастов и должностей. Что же это может означать, черт возьми? Неужели отец замешан в каких-то давних делах? Или у этого убийцы глубокая обида на эту компанию…***
А оказывается, эта Лекси не так проста, как казалось на первый взгляд. За ее веселой непринужденностью и слишком короткой джинсовой юбкой прячется нечто коварно-соблазнительное, обольстительное, завлекающее. Не знаю, кто из нас хуже знает Амстердам, но именно она меня провела по улице красных фонарей, где имеются шлюхи на любой вкус и цвет, что так и выгибаются под разными углами за витринами в закрытых кабинках борделей, или фонарных столбов. Засмотрелись мы на многих… Но смешно было то, что мне сделали несколько предложений, и не только женщины, и не только по поводу секса без обязательств. Неужели я похож на шлюху? Весьма дорогую шлюху, учитывая суммы, которые я слышал за спиной. И ладно, женщины, но не мужчины же… А Лекси даже завелась несколько раз, учитывая то, что мы именно вдвоем лицезрели эти создания непорочной природы, за стеклом платной кабинки. Но когда ее ладонь крепко сжала мою коленку, подымаясь все выше, я сорвался. Признаюсь, потребность в сексе для меня всегда была очень значимой. Это как некий контраст после каждой смерти. Расслабление, успокоение, умиротворение, разрядка, что дарит мимолетное ощущение того, будто я кому-то в этом мире таки нужен. Я вжимал ее всем телом яростно в стенку одной из комнат борделя, пока шлюха за стеклом пялилась на нас как ошпаренная. Думаю, мы устроили шикарное представление. Нужно было не заходить в тот чертов кофешоп. Конопля в кексах и в кофе скосила обоих наповал, как начинающих торчков, черт возьми. Мои руки жестко щупали и переминали все выпуклости этой красотки, ее пышные мягкие груди, пока соски терлись об мою грудь, ее упругие ягодицы, пока пальцы бесстыже зарывались под ту злополучную юбку, к кружевным стрингам. Целуется она отвязно, страстно, жадно, неудержимо. Тело сразу тогда бросило в жар. Наши языки сплетались воедино, пока ее пальчики пытались стянуть с меня футболку. Я чувствовал, как начинает болеть челюсть от напора моего поцелуя, как накаляется до предела кожа под ее руками, как знобит все, что находится ниже уровня ремня. И я бы трахнул ее, черт возьми, трахнул до потери ее ритмичного пульса, но не смог. Не хочу даже думать о том, что меня тогда остановило, иначе стыд поглотит с головой. Но я помню и каждая моя попытка что-либо отрицать заканчивалась провалом, ибо его образ все глубже и четче заседал в подсознании. — Может в бар? — Лекси не пускала меня, чувствуя мою эрекцию и с последних сил терлась промежностью об мой член. Я все еще вздрагивал, тело не слушалось и отказывалось разочаровывать себя, когда есть возможность кого-то затрахать до смерти. — Может, — выдыхаю ей в губы, мысленно проклиная тот день, когда встретил и влюбился в… Застываем в таких позах — ее ноги замком повисли на моих бедрах, на несколько долгих минут, а затем Лекси разочарованно соскальзывает вниз и цепко берет меня за руку, чуток царапая внутреннюю часть ладони ноготками, а это отвлекает. Детка, я бы забрал тебя в свой плен на несколько дней, прямиком до самой смерти, но мое сердце, оказывается, занято. Им правит моя вечная спутница — жестокость. Молча шагаем через площадь Дам, прямо по замысловатой древней плитке из камня, минуем фонтаны и шикарное строение в виде большого древнего дворца. Не знаю что это за задние, но оно мне уже нравится. Из-за наличия флага Нидерландов понимаю, что это какая-то резиденция. А дальше выходим на Дамарк — центральную улицу города, где так же многолюдно, как и на красных фонарях, особенно вечерами, как сегодня. Возбуждение немного остужено вечерним ветерком. Я просто опустошен и я в ярости, я обессилен. А так хочу покончить с этим раз и навсегда. — Деймон, что с тобой? — не сразу замечаю остановившуюся передо мной Лекси, что обеспокоенно всматривается в мое лицо. И почему не могу на нее сердиться? Может потому что не встречал еще таких вот безгранично свободных, но в то же время таких понимающих и глупо сочувствующих. — Зайдем туда… — кивком головы указываю на один из многочисленных пабов, вокруг которого начинают зажигаться яркие фонари, а вывеска с желтым бульдогом притягивает еще сильнее. — Может достаточно травки на сегодня? — ухмыляется блондинка, и ее тонкие пальчики касаются моей щеки. Мне почему-то становится как-то неловко, или может даже неприятно, но я стараюсь не отпрянуть и улыбнуться. Не умею притворятся. Она замечает и уныло вздыхает. Спустя пару минут мы уже сидим в полумраке этого кофешопа и курим очередную маленькую сероватую сигаретку на двоих. Жалею, что тут не продают бухла. Чертовы законы, вечно с подвохом. — Ты не хочешь меня? — иронично ухмыляется Лекс, будто неожиданно осознала всю горечь правды. — Мы знакомы не больше дня, детка, — дым так же сильно давит на меня, как и сама сигарета, напичкана очередной дозой какой-то травы. Дым тут повсюду, как в парилке. Я даже не могу разглядеть сидящих рядом посетителей, а образ Лекси расплывается за мутностью дымного пространства. Начинает кружиться голова. — Секс без обязательств не приемлет долгого знакомства, сладкий, — мило хмыкает, и я понимаю, что эта девушка окончательно поплыла. Хоть бы не хватанула передоз. — Ну у тебя теплая киска, — стыдливо улыбаясь, закрываю глаза, типа пытаюсь сделать комплимент. Внезапно между нами возникла неловкая пауза. Мы замерли на месте, рассеянно глядя друг на друга. А потом повалила волна неудержимого ржача. — Твой кошак тоже ничо так, толстенький, — сквозь укуренный смех обронила Брансон. Все таки с ней чертовски хорошо. Может мне все бросить, и забыть об Нью-Йорке, о проблемах, о долге и неизбежном конце? Но кто мне даст? Если начну бросать, видения усилятся. — У тебя есть девушка? — внезапно прервав смех, блондинка серьезно взглянула на меня, пока в очередной раз передаю ей косяк после длинной затяжки. Замираю на месте, не зная, что мне сказать. Никогда не считал себя зажатым в чьих-то оковах. Я свободный, и свобода эта пробила меня до мозга костей, даже дышать свободно устал. — Ты любишь ее? — я еще не успел ответить, а она уже выкинула новый финт, медленно цепляя пальчиками мою руку, пока берет сигарету. Тело тут же отозвалось на прикосновение мелкой дрожью. Вспомнило недавние действия. Может Лекси прочла ответы на свои вопросы в моих глазах? Недовольно хмурюсь, сердясь на свою открытую эмоциональность, и она это замечает, потому начинает опять смеяться. Но я внезапно, все еще злясь на себя, обрываю ее следующими словами. — Нет, не девушка…***
Черт. Сальваторе был прав. Вернее его намеки привели Клауса к решению многих проблем. Оказывается, что этот Гримм не такой уж подонок, каких хотел казаться на первый взгляд. Отец и правда не чист, как младенец Христа. То судебное разбирательство не такое уж и запутанное. Если прошариться в базе и найти все, что связано с 1997 годом, то можно найти очень много интересных фактов. Но вот только почему в альбоме для рисования Гримма Майклсон нашел именно свой портрет? Неужели это означает, что он является следующей жертвой? Неужели стоит оглядываться по сторонам с наступлением темноты? Он бы так и думал, если бы Деймон вновь не перестал отвечать на звонки. Да что этот козел себе думает, поступая таким образом? Неужели ему так нравится играть на чувствах Ника, как на старой потрепанной жизнью гитаре? А он волнуется. Ведь любые мысли о том, что этот маленький засранец пострадал, заставляют сердце болезненно сжиматься. Так и до инфаркта недалеко, ей богу. — Эй, Ник… — Коул из последних сил пытался угнаться за внезапно ворвавшемся в офис братом, но бесполезно. Тот намеренно игнорировал младшего, намечая путь к главной цели — Деймону. — Где он? — таки не добившись желаемого, рыкнул он, ведь среди бесчисленных кабинок этого ада найти хоть что-то не возможно. А в это время Коул впопыхах остановился возле брата. — Только не говори, что и ты пришел что-то о нем разузнать… — Что ты имеешь в виду? — абсурд, который порол сейчас брат, не устраивал Клауса. Его рвало на куски от злости. Если он поймает Деймона, то задушит его, как Отелло Дездемону. — Кэролайн приходила, — младший почему-то виновато улыбнулся. — Не хочу показаться ябедой, но не хватит ли уже вам всем копаться в жизни Сальваторе… Дальше брата никто не слушал. Ник был ошеломлен лишь тем, что услышал имя «Кэролайн», а на остальное у него не хватит сил. Что за черт? Как она посмела сюда припереться? Да еще и к нему. Но тогда почему в груди начинает зарождаться паника? Чего ему бояться? Это же обычный парень, что «якобы» помогает с расследованием, это простой парень… — Что она ему сказала? — Да ничего, — Коул сдвинул плечами, — она его тут не застала. Да и вообще, его тут до сих пор нет. — То есть, как это? — возмутился Клаус, чуть ли не рыча на не в чем не виноватого брата. — Да пошли вы все на хрен, — возмутился младший. — Достали со своими семейными проблемами, криками и возмущениями. Как будто у других все гладко. Видимо Коул сегодня не в настроении, что видно по его напряженной спине, которая уже поспешно скрывалась за рядом деревянных кабинок. Но напоследок он успел бросить пару тихих слов. — Кабинет слева от шефа… Ни тебе здрасте, ни тебе до свидания. Вполне в стиле братишки. Но это Майклсона заботило меньше всего. Для него сейчас главное добраться до Сальваторе и вытрясти из него всю дурь. А главное — увидеть его, ведь мужчина не мог не признаться себе, что слишком скучает по этому самовлюбленному придурку и по его голубым глазам… К черту все. Больше нет сил скрывать. Он не может без него и не хочет отпускать, не хочет давать ему свободу, не хочет, чтобы кто-то другой прикасался к его загорелой коже, смотрел в его глаза, на его губы. Ноги стремительно понесли в сторону кабинета шефа редакции, а потом и к серой двери слева. И этот кабинет почти ничем не отличался от его конуры в полиции. Такой же серый, с несколькими несчастными дипломами и вырезками из газет. Одна из них об Гримме. Но фишка в том, что Ник никогда бы не покинул это место, в отличии от своего кабинета. Ведь вся комнатка пропитана запахом Деймона. Этим невыносимо приятным, вкусным, желанным запахом. Его кожаной курткой, его кожей, телом… — Замолчи, замолчи… — зарычал Майклсон, маниакально хватаясь за голову, будто это поможет отогнать ненужные, отвлекающие разум мысли. — Ну где же ты? — не унимался он, набрасываясь на рабочий стол парня, где повсюду валялся всякий хлам в виде каких-то черновиков, фотографий и стиков. Тут еще срач хуже, чем у Коула на столе. Как тут вообще возможно работать? Педантичность, свойственна Нику, никогда этого не поймет и не одобрит. «А что я, собственно говоря, ищу?» — нагло игралось подсознание, пока руки копались во всем этом мусоре. — « Телефоны любовниц?» Ах, конечно, наконец начинается разбор полетов. Ревность бьет через край чуть ли не с первого дня знакомства, а теперь вырывается наружу с яростью и обидой. Ведь Сальваторе в очередной раз сбежал. Интересно, с чем он вернется на этот раз? С перебинтованной головой, или пулей в груди, или пышногрудой фифой? — Черт? — в комнате раздался глухой рык Ника, и все вещи фотографа с особой яростью посыпались на пол. — Что же это со мной творится? Что он со мной творит? Даже руки задрожали от волнения, пока не наткнулись на ручку ящика стола. Возникло непреодолимое желание открыть его. Но это уже грубое нарушение личного пространства и прав. — К черту, пусть объяснит то, как умудрился нарушить мой покой, а потом обсудим его права, — теперь мужчина начинает говорить сам с собой, а это уже клиника срыва. Ящик заскрипел под напором его руки, но открылся. Сразу же, на самом верху очередной кучи хлама, лежала какая-то скомканная записка. «Деймон, я все понимаю. Ты слишком сложный человек, и тебя, наверное даже мне понять не дано…» — Еще бы, не только тебе… — одинокий монолог Ника уже пугал и его самого, но с истерией в голосе ничего не поделаешь. «Но спасибо хотя бы за столь оригинальный прощальный подарок, который, я к сожалению, не смогу оставить себе. Для меня ты всегда будешь только моим С.Д. Спасибо за рисунок… С любовью, Елена…» — Какого хрена? — шепотом выдохнул Майклсон. В этот момент с этим вздохом будто вся жизнь из него вылетела, оставляя лишь пустую оболочку. Руки задрожали вновь, но листок был неуверенно перевернут… Черный карандаш искусно изобразил сидящую на кресле девушку, что влюбленным взглядом смотрела куда-то перед собой. Это Елена Пирс, а инициалы автора в правом нижнем углу «С.Д».***
— Ты гей? — от удивления Лекси поперхнулась сигаретным дымом. Я однозначно опять начну курить... пачками. — Нет, — возмущаюсь в ответ, но уже тише. Не знаю почему мне так стыдно объяснять свои чувства к какому-то практически неизвестному мне человеку. Но это ведь не правильно. Не так ли? Я мужик, черт возьми и, до недавних пор, думал, что мужик с большой буквы. — Погоди, я что-то не догоняю, — девушка прятала свое разочарование за кривоватой ухмылкой и жаждой все узнать, — что ты хочешь мне сказать? Неужели не знаешь как отвязаться от меня? — Да не в том все дело, — меня начинает распирать, прямо чувствую как горит внутри необходимость все рассказать, во всем сознаться. Чертова травка, блядь. — Я бы трахнул тебя даже вот на этом столе, — от безысходности прячу лицо в ладонях. — Тогда в чем дело? — Лейки тут же оживилась. — Я влюбился, — устало выдыхаю, — я влюбился в мужика. Наступила очередная неловкая пауза. Кажется, блондинка собирается до кучи, дабы что-то ответить, как-то выкрутиться из данной ситуации. Но, видимо, у нее не получается. — Уродство правда? — с губ моих срывается ироничный смешок и я откидываю голову назад, дабы попытаться рассмотреть потолок сквозь клубы дыма вокруг. — Учитывая то, что я предпочитаю женщин… — А с чем это связано? — внезапно тихо отзывается Брансон. — В какой момент ты понял, что влип? Какой он? Теперь разговор плавно перетекает в девичьи посиделки и от этого невыносимо гадко. Мне все еще стыдно, я подавлен собственной личностью, которая плавно сошла с ума. — Он коп. А я должен постоянно быть рядом, как заинтересованный человек, помогающий следствию. — Значит все решила каждодневная близость? — на губах блондинки появилась мечтательная улыбка. — Я ему завидую. — Тут нечему завидовать, — внезапно в голосе моем прорезалась злость, — потому что я монстр, чудовище, которое он ненавидит больше всего. В этот момент Лекси как раз делала очередную затяжку, и сигарета одиноким огоньком засверкала у ее губ, но та опять поперхнулась, возмущена моими словами. — Ты чего? Я не вижу в тебе монстра… — ее рука потянулась через весь стол и нагло, цепко ухватилась за мою, дабы я не смел убегать, — у тебя хватило смелости, пусть и не в самом адекватном состоянии, но… — блондинка попыталась меня подбодрить улыбкой, и ее ладошка аккуратно скользнула в мою, и это расслабляло. — Но ты признался совершенно незнакомой нимфоманке, что успела в тебя по уши втюриться, что влюбился в мужчину. Нам, бабам, в таком легче сознаться. — Фишка в том, детка, — горькая улыбка озарила мое лицо, — если он узнает о том, что убийца, уходокавший его папашу, начнется мясорубка. — Что прости? — Лекси резко от меня отпрянула. Мне стало невыносимо горько и больно. За то, что ее непреодолимо жаль, что она ни в чем не виновата, что я настоящая сволочь. Я использовал ее. — Я тот самый Гримм, детка. Ты из Нью-Йорка, ты все знаешь, — в моих холодных глазах не было ни единого намека на шутку. Казалось, что даже дым конопли вывеялся из головы. — И сейчас я тебя убью в этом же зачуханном кафе, чтобы ты никому об этом не поведала. Всего пару секунд Лекси Брансон сидела молча, смотря мне в глаза, всего пару секунд она обдумывала все сказанное мной, всего пару секунд она решалась на что-то, а потом… А потом, не успев подорваться с места, получила вилкой в глотку, прямо в место, которое у нас зовется «Адамовым яблоком». Я убиваю человека… безневинного, простого человека. И ради чего? Чтобы очистить наболевшую грязью душонку? — Извини детка, я уже почти влюбился в тебя, — сочувствующе улыбаюсь, пока блондинка хаотично машет руками и затыкает щель в горле пальцами, по которым уже стекает струйками кровь. Никто вокруг даже и ухом не повел. Все настолько укуренные, что ничего и не поймут, а туманны тяжелого дыма им и не позволят что-либо понять. Медленно поднимаюсь с места. Лекси заметив это пытается встать, но не может. Изо рта ее срываются булькающие хрипы, а затем и кровь, что начинает стекать по губам. — Жаль, что мы не встретимся на той стороне, — печально вздыхаю и кладу руки ей на плечи, остановившись позади. — Такие как я в рай не попадают… Легкий хруст… и шея девушки сломана, а вместе с ней и моя хрупкая надежда на когда-то нормальную жизнь…