Знаешь в чем прелесть жизни? Ты обязательно умрешь...

Как же болит там, внутри, где у меня бьется кусок стекла вместо сердца. И этот осколок режет грудную клетку изнутри, пробивает легкие, сдавливает их, пуская внутрь кровь, что подступает к горлу. Я убил девушку. Ту, которая мне даже понравилась. С первого взгляда. А вдруг она моя судьба? Бреду по улице красных фонарей, натыкаясь на обычных прохожих, на шлюх, на стены, косяки и фонарные столбы. Руки перепачканы в ее крови, а она, Лекси лежит упираясь лицом в стол, ожидая того, пока какой-то укурок таки найдет ее окоченелое, покрытое трупными пятнами тело. Мне больно, больно, больно. Я не знаю как еще объяснить эту тяжесть на душе, черт возьми! Впервые, после смерти отца захотелось плакать. И к черту гордость, к черту то, что я мужчина, что я бездушный убийца. Я хочу сдохнуть даже раньше, чем предначертано. Не думаю, что каждый знает когда именно счетчик жизненного лимита отсчитает, и уж тем более не думаю, что хоть кто-то восхищался бы таким подарком судьбы. А я знаю когда подохну, с точностью до минуты. Знаю сколько вздохов перед смертью мне насчитано судьбой и что меня убьет. Все пришло вместе со смертью Джузеппе и с видениями. Но сегодня я намерен оборвать эту чертову цепочку безысходности. Знаю, что уже в метрах ста от меня находится небольшой причал с какими-то там домами на воде. Думаю, утонуть — не самый худший выход из сложившейся ситуации. Ведь я отвратителен сам себе прямо каждой клеточкой тела. Легкие переполняет едкий запах соленой крови. Этот привкус метала в воздухе сводит с ума, доводит до безумия. — Больше так не могу… — я как собака, которая уходит сдыхать куда подальше от собственного дома. А он у меня был? Вряд ли… я бродяга… таких вылупков земля нигде не примет, остается только ад. Люди оборачиваются мне в след, наблюдая за моими шаткими шагами. Думают, то я в стельку пьян? Ах если бы. Эта трезвость доконает. Кого-то я, кажется, в темноте даже выпачкал кровью, но это они поймут, когда выйдут на свет, а я уже буду всплывать со дна реки, с полными легкими холодной осенней воды. Вот он, выложенный каменной плиткой причал, а за ним темная, как смола вода. Лишь луна щедро рассыпает свет по ее холодной поверхности, а волны превращают свечение в тысячи мерцающих искр. Внезапно меня подкосил нечеловеческий смех. Боже, я наконец покончу с этим, наконец освобожусь от вечного кошмара… Даже не верится…, а еще и плавать не умею… да это гениально. Я ПОДОХНУ, ЧЕРТ МЕНЯ ВОЗЬМИ… Набираю в легкие побольше воздуха. В последний раз, так сказать, и резко выдыхаю. Даже голова закружилась. Но неожиданно подкосились ноги, а коленки, не желая слушаться, резко сгибаются, бросая мое тело на каменный причал… «Большой обведший дом… три каменные колонны подпирают крыльцо этого сооружения. Когда-то это точно был чуть ли не белоснежный дворец, а теперь это заброшенное помещение, что разрисовано разнообразным граффити. Вот только сквозь щель сломанных дверей, изнутри сверкает слабый огонек света. Подхожу ближе, к самому порогу, ступеньки которого уносят высоко вверх. Крики. Нечеловеческие, душераздирающие крики доносятся из разбитых окон здания. Даже страшно заходить внутрь. — Да он вообще сошел с ума! — кричит кто-то и шаги его слышатся где-то на выходе, а затем на пороге появляется темная фигура. Присматриваюсь и вижу того самого темнокожего паренька. Лицо его перепачкано в крови, а в руке все еще тот же странный нож. Он яростно дышит, а в глазах его отпечатался нереальный ужас. — Я выхожу из этой игры, черт возьми… — кричит он в темноту, но за ним плавно появляется очередная фигура. С ее появлением мне становится совсем неловко, тяжело и больно. — Ты такой же трус, как и твой друг, — смеется незнакомец, и в его голосе я узнаю знакомые нотки. Чувствую, как все тело напрягается, прямо как тогда, в игровой комнате, когда на моей спине игралось чужое лезвие ножа. Хочу закричать, но не слышу собственного голоса, только грубый лай собаки звучит будто за спиной, но очень близко. Плевать… я задушу этого ублюдка, собственными руками. Бросаюсь вперед, чуть ли не прыгая по каждой ступеньке. — От куда тут эта черная собака? — кричит Марсель, и выставляет передо мной окровавленный нож. А я надвигаюсь. — Убей ее… — кричит чужак, и прячется в здании. Не успеваю наброситься на того самого Марселя, как перед глазами резко блеснуло острие ножа. А дальше пустота…» Хрипло кашляю и чувствую, как рот заполняет солоноватая густая жижа. Моя собственная кровь. — Мистер, вы в порядке? — надо мной стоит какой-то парень. В его глазах блестит беспокойство, и он протягивает мне руку. Я не могу долго думать, ибо болит все тело, но уверенно хватаюсь за ладонь чужака. Тот резко подрывает меня с земли. На ходу пытаюсь откашляться, а когда поднимаю на него взгляд, нереально ужасаюсь. — Марсель?

***

Что появляется после того, когда в окошко подсознания тихо стучит глупое разочарование? Наверное обычное опустошение… Двери квартиры, тихо скрипнув, закрылись за спиной Клауса. Он вернулся домой в час ночи и не потому, что был занят работой, а потому что так нужно. Потому что ему чертовски больно и противно. Отвратительно, ужасно одиноко и не человечески гадко… Вообще-то в такие моменты должно прийти невероятное ощущение эйфории и счастья, ведь ты наконец добился желаемого — нашел убийцу отца. Но что-то не сильно от этого улыбалось. — Ник, ты дома? — весело отозвалась с кухни Кэролайн, услышав тихие шаги любимого по направлению к спальне. — Зачем ты ходила в редакцию? — мужчина прямо, без любых стеснений, или прелюдий, начинает скандал. Плевать на исход. На все плевать. Форбс не ответила. Такое чувство будто ее схватил инфаркт прямо там, или она выпрыгнула в окно. — Я задал вопрос, Кэролайн… — интонация голоса Майклсона увеличилась, глаза его заискрились злобой, а скулы напряженно задрожали. — Я решила навестить Коула, — послышалось после обреченного вздоха. Ник застыл возле двери, что вела в спальню и, не выдержав напора боли на плечи, устало уперся в косяк лбом. — Не лги мне хотя бы ты. — А что случилось? — прыснула сарказмом девушка. — Неужели преданный друг Деймон Сальваторе тебя предал? — а затем она плавно вышла в коридор к Клаусу. — Да что ты понимаешь… — глухо отозвался он, пока во рту медленно образовывалась жгущая все пустыня. Он до сих пор не мог поверить в то, что рядом с ним, все эти недели находился самый настоящий преступник, который все это время смеялся над всеми и водил за нос. «Он убил моего отца…» — почти сорвалось с губ, но что-то не позволило этому случиться, что-то намертво закрыло рот. Надрывистое дыхание? — А что не так? — ухмыльнулась она. — У тебя другая? Я тупая дура? Или появилась новая отмазка, которой я еще не слышала за всю жизнь? — Ник не видел девушку, но готов был поклясться, что она, скрестив руки на груди, яростно прожигала взглядом его спину. — Нет, нет, и нет… — на последнем слове он неожиданно чуть ли не сорвался на крик, — ты… — а слов продолжить не нашлось. — Да что с тобой, черт возьми? — закричала Кэролайн. Она и сама не ожидала такого всплеска эмоций от себя, но усталость дает свое, а она слишком устала от подобных недомолвок. — Мы обручены, Клаус, мы почти что клялись друг другу в вечной любви… — за его спиной послышались ее приближающиеся шаги, — мы обещали помогать друг другу в любых бедах и невзгодах… я обещала идти за тобой куда бы нас не занесла жизнь… А Майклсона переполняла ярость. Он не мог больше слушать этот бред. Для него больше не существовало никаких клятв, даже если они произносятся со всей нежностью, на которую только способна эта девушка. — Нам осталось только узаконить все это какой-то чертовой бумажкой, черт возьми. Что не так? — Все… — застонал Ник, — все, все не так… — от ярости он даже вскипел наливаясь краской как чайник. И Форбс испугалась. Впервые за всю жизнь она видела Клауса таким. Он никогда еще так не смотрел на нее… с такой ненавистью и отчуждением. — Я люблю тебя, Клаус… — шепнула она, скорее убеждая себя, и неуверенно коснулась его щеки рукой. — Нет… — отпрянул мужчина, отводя блестящий злобой взгляд в сторону. — Это он во всем виноват, да? — горько улыбнулась Кэр, наблюдая за тем, как безжизненно опускается ее рука. — Странный тип со шрамом на спине в виде креста. Маньяк, что выкрикивает по ночам тупые имена в виде «Джузеппе» или «Стеф»? А она знала? Она что-то на него копала? И знала обо всем даже раньше чем он сам? Это огорчило Майклсона еще сильнее… Тело его напряглось. Ноздри яростно вдыхали спасительный кислород, который ничуть не помогал. Возникло желание причинить ей боль. Боль за то, что она совершенно ничего не понимает, но так глупо и яростно осуждает. — Да… — Что да? — бросила блондинка. — Я ненавижу его… — Тогда в чем проблема? — на мгновение Кэролайн даже просияла. — В том, что и я тебя больше не люблю… — он не посмотрел на нее, он не сдвинулся с места, он тяжело и тихо дышал. А сердце глухо стучало в груди, ритмичными ударами откликаясь в голове. Форбс не сказала и слова. Она молча обошла мужчину со стороны и закрыла за собой дверь в комнату. Прошло всего несколько минут и девушка вышла наружу с большим дорожным чемоданом и сумкой на плече. А Ник все так же стоял, будто время ему больше не подвластно. Будто все вокруг пролетает слишком быстро, как вспышки софитов, как блики теней на огне. — Ты любишь его… — после долгого молчания, Кэролайн иронично ухмыльнулась, но почему-то не нашла в этих словах ничего странного, или отвратительного. Она просто ушла… ушла, оставив ключи на тумбочке у двери…

***

— От куда ты меня знаешь? — еще мгновение, и казалось, что этот тип наброситься на меня так же, как и в предыдущем видении. Только сейчас меня осенило, или все вокруг изменилось, все как-то по другому? Как-то ярче… больше красного, и меньше остального, обычного… будто вижу все в оттенках кровавого… — Клаус… — неожиданно срывается с моих губ, будто кто-то другой, со стороны, руководит моим телом, — Клаус Майклсон… Марсель молчит. Он не спешит отвечать. Искра харизмы в глазах гаснет. — Ник? — неожиданно улыбка на его лице засияла с новой силой, даже ярче света фонарей. — Он самый… — язык мой развязался так же быстро как и он успел расслабится. Почему в моей голове начинает что-то отчаянно накапливаться? Столько ненужной информации, что заставляет сердце сжиматься от боли. Это не мои мысли, не мои желания, не мои слова… — Это же его папаша втянул тебя в какую-то секту? — что я несу, черт возьми? Нажмите кто-то кнопочку «стоп» у меня на затылке. — А он, я вижу, уже все знает… — легкая ирония скользнула в голосе незнакомца, а горечь в глазах. — И очень на тебя зол… — лгу на ходу. — Конечно, учитывая то, что я убил его брата, — в этом я не слышу гордости, разве что крупное разочарование в себе. Этот парень помогает мне покрепче обосноваться ногами на земле и мы медленно заворачиваем за ближайший угол, где, пройдя темный переулок, окажемся на центральной Дамарк. Столько понимания между нами возникает. Мне даже немного жаль этого парня, будто себя вижу со стороны. Но я останавливаюсь и это не нравится Марселю. — И не только его брата, не так ли? — он смотрит на мою язвительность с легким высокомерием, будто я пытаюсь оскорбить его честь, а мне почему-то становиться смешно, и я выношу эту эмоцию прямо в лицо мужчины. — Ты убил около пяти девочек в том доме, за городом… за хорошо знакомом тебе городом… Глаза Марселя расширяются от ужаса. Он обескуражен, а в моей голове складываются новые картинки. Чужое виденье разных ситуаций, чужой страх, чужая боль… отчаянье… Будто кто-то постоянно обновляет базу данный в моем мозгу, с каждой секундой загружая новый файл. Неужели мои видения приобрели новую трансформацию? Я постоянно на подсознательном уровне что-то вижу. И у меня начинает болеть голова, жутко…, а затем темнеет в глазах. — Майкл сказал? — тихо шепчет он, и я готов поклясться, если бы не цвет кожи, этот парень точно выглядел бы белее стены публичного туалета. — Нет… — боль настолько жуткая, что я морщусь, а рука ищет нужную опору в стенке рядом, — просто незачем убивать беззащитных бродячих собак… Вижу как выражение лица парня приобретает краски замешательства. Но наш разговор обрывает звук входящего сообщения. — Одну минутку, друг… — слащаво ему улыбаюсь во все тридцать два, и неуклюже достаю покрытыми сухой корочкой крови руками телефон из заднего кармана джинсов. «Я знаю кто ты, С.Д.» — одинокими буквами на весь экран. И в груди все обрывается. — Извини, — бессвязно шепчу в темноту, пока Марсель решается на побег, — но у меня возникли некие дела, так что покончим с этим сегодня. — С чем? — С твоей кончиной, дружище… А дальше все было как в тумане. Оказывается этот упырь все еще таскает с собой тот штык, да еще и где-то за спиной. Фишка в том, что я не могу похвастаться тем же. У меня при себе нихренища, блядь, нет. А это значит, что смерть не так уж далека, как я думал. Только вот умирать почему-то перехотелось… дела важные появились, однако. А дела — это хорошо… дела — это нужно. Слишком задумался, слишком замялся на месте, так как область живота внезапно пронзила острая боль. Что-то тонкое прорезалось под кожу, и уверенно продвинулось сначала в глубину, а потом и налево. Этот ублюдок вспорол мне брюхо. От печенки и до селезенки, так сказать. Сука… А я стою как вкопанный, и смотрю на свой живот будто во сне. Не могу понять, что произошло. Это так тупо. Так примитивно… Неужели это действие чертового болевого шока? — Сдохни мразь потусторонняя… — сычит мне в лицо Марсель, но как только замечает коварную улыбку ему в ответ, резко отступает назад. «Я умираю?» — спрашивает какой-то детский голос внутри меня. — «Так выглядит смерть, да?» — Да… — отвечаю на вопрос в собственной голове, и делаю уверенный шаг вперед, пока ноги еще держат тяжелую тушу…