***
Это одна из тех ночей, когда кровь на руках выглядит особенно красиво в лунном свете. Такая блестящая, густая и яркая смола, что сгустками стекает с пальцев на запястья, слетает вниз и тяжелыми кляксами капает на носки черных ботинок. А он просто стоит и смотрит. Наблюдает за этим действием, любуется единственным в этом мире, тем, чем должен гордиться каждый человек — собственной кровью. Его голубые глаза искрятся искренней благодарностью, а губы расплываются в кривоватой улыбке. В них нет боли, в них нету ненависти — одно успокоение. А где-то в метрах пяти, напротив, стоит тот, продолжение руки которого имеет металлическое окончание. И рука его не дрогнула, когда он спускал курок и стрелял, не дрожит и сейчас, ведь просто не в состоянии опуститься вниз. Дым красивыми клубами струится по воздуху из раскаленного дула пистолета, закручиваясь в вихре танца вместе с надрывистым дыханием стрелявшего. Всего одна, одинокая улыбка без какого-либо притворства, фальши, злобы и боли, задевшая уголок губ жертвы, будто в знак благодарности, исчезла с его лица. И отяжелелое тело Деймона Сальваторе тучным грузом осунулось на черный, пыльный пол, пока Клаус Майклсон, с ужасом в глазах, провожал в путь иной собственную жертву. Нет… это не правда. Нужно вырваться из этого мутного кошмара. Но как? Слишком много усилий было потрачено на то, чтобы досмотреть этот момент до конца, и хватит ли на пробуждение? Но глаза открылись сами. Медленно, устало, отреченно. — Нет, нет, нет… — читали мантру губы, пока Клаус пытался понять, что с ним только что произошло. Это было так реально, так точно, так по живому, что захотелось кричать. — Я убил его?! — что за нотки в голосе? Они не нравятся мужчине — боль, удивление, или утверждение? Неужели это знак? Ведь не может три месяца в подряд Майклсону снится один и тот же сон, что медленно складывался по пазлу. — Это только внушение, не больше… Эму больно даже предположить, что он сможет стрелять в НЕГО. А ведь раньше думал, что сможет, что даже глазом не поведет, когда прозвучит выстрел. Но нет. Он не сможет. Он не пойдет на это даже тогда, когда ему придется пустить пулю себе в лоб. — Я не смогу. Неужели все так запущено? Неужели он обречен? Как же быть? Что делать? Куда бежать? Слишком много вопросов, ответов на которые нет, и быть не может. Но он же найдет выход? Не так ли? Звук входящего сообщения разрушил всю иллюзию мнимой надежды. Майклсон не охотно приподнимается с кровати, но когда замечает на экране имя отправителя — тут же напрягается, как натянутая струна. «Через час, на выезде. Все вопросы при встрече. Не успеешь — ХоХо на прощание.» Деймон передумал? Решил загнать Ника в тупик сменой времени? Поехать без него, зная, что тот почти не успеет? — Не дождешься, милый… — одеяло в сторону, пора собираться.***
Все, это конец. Я не смогу жить с этим даже последние часы жизни. Стою как дурак посреди ночной дороги, что блестит под светом луны после дождя, и думаю о том, как сказать все мужчине, которого я… Даже думать об этом «язык не поворачивается». Но это так… Я совершенно обезумел, я с ума сходил, будучи далеко в Амстердаме, пока он, возможно трахал свою будущую жену на мягких простынях их общей кровати. А мне остается лишь представлять какие на вкус его губы, ибо практических занятий никогда не будет. Серьезно, парень, на что ты рассчитывал? Ты хоть знаешь, что маниакально сдвинут на без пяти минут женатом мужчине? Ты хоть знаешь, что это не правильно столько о нем думать, что не правильно представлять его обнаженный и закутанным в простынях, или зажатым в твоих тесных объятьях? Это аморально… Я фрик… я чудовище, черт возьми… Быстро нахожу в кармане пачку и моя дрожащая рука преподносит одну из сигарет к губам. — Да, да, да… — неожиданно сдаюсь, и выкрикиваю в ночную гладь неба, где звезды приветливо сверкают для придурка, — я влюбился в мужика, еб твою мать. Да, я вылупок. Кто еще не слышал? Сигарета дрожит, зажатая губами, и я вижу как отчаянно борется на ее кончике с ветром огонек. Он не приедет, я это знаю, я на это надеюсь. Как же это больно, любить того, кто не то чтобы не ответит на твои чувства, а еще и высмеет в ответ. Ну что я ему скажу? — Извини, через день я умру и поэтому хочу сказать… — даже для несуществующего в данный момент передо мной Майклсона я не могу сказать того, что даже не мог мысленно признать. В горле комком застряют те слова и мне трудно дышать. — Что я люблю тебя… — бессвязно выдыхаю прямо с очередным клубком белого в темноте дыма. Он никогда меня не поймет, никогда не примет, а может и застрелит раньше времени. Может потому и застрелит? Не хочу об этом думать и весьма вовремя, потому что на горизонте виднеются два одиноких огонька. Смотрю на часы. Черт! Да он приехал вовремя, даже с запасом времени в целые пять минут. Охренеть… неужели ему так чешется со мной поехать? Хотя, кого я обманываю, дело лишь в Майкле, и в его жизни, не больше. — Какого хрена ты сменил время? — уф, Майклсон не в настроении, и об этом говорит жалобно пискнувшие после удара дверцы. — Ночь, звезды, романтика… — натянуто улыбаюсь. Идиот, блядь. Ничего другого придумать не мог? — А ты, я вижу, еще тот романтик, — огрызается Ник и медленно ко мне подходит, — всех баб так кадрил? — Разумеется… — меня бросает в жар. Я так отчаянно хочу его коснуться. Мне так мало осталось и это рвет изнутри, больно давит со всех сторон. — Садись… — выдыхаю, как только понимаю, что разговор зашел в тупик. — Я на своей. — Это вряд ли, — открываю дверцу машины, — копскую машину жители Мистик-Фоллс за милю учуют. — Она не копская… — так мило возмущаешься, и убиваешь меня тем самым. — У всех копов, вернее следователей, такие… — иронично закатываю глаза, и сажусь за руль, а руки дрожат, — у вас вкус одинаковый, мистер Майклсон. — Мы все язвим? — огрызается он, а мне уже плевать, лишь бы не молчал. — Считаю до трех, а дальше помашу ручкой, — ему не понравилась моя натянутая улыбка, что прятала не свойственную обычно нервность. Он хмурится, оскорбленно поджимает свои губы и смотрит на меня блестящим от обиды, или злобы, или подозрения взглядом. Не знаю, что он чувствует. Хотя догадываюсь — ненависть. Не знаю как он меня терпит, а это больно. Пусть я и провоцирую его ненависть к себе, но вовсе ее не желаю. Или… Мы целую дорогу едем вот так вот, молча, не сказав друг другу ни слова. Клаус о чем-то думает, а когда он думает, это выглядит угрожающе. А я не могу больше ни о чем думать, кроме как о его губах, глазах, теле… Черт… да я даже слишком часто на него пялюсь, но не могу ничего сказать. Чувствую, что силы мои опять уходят. Нужно было таки обратиться к врачу. Но слишком рискованно, а это мне ни к чему. — Тормози, — неожиданно бубнит Ник, — ты устал, нужно выспаться, а завтра, утром продолжим путь. Я не согласен. Хочу побыстрее с этим закончить, иначе не выдержу. Замечаю по правую сторону от машины небольшой мотельчик с заправкой. Странно, его раньше не замечал. Да я и не был тут раньше вообще, изучал часами карту, пытаясь хоть на пять минут уснуть — не получалось. — Я говорю, тормози… — в его голосе слышится тихая угроза, и я, почему-то, выполняю приказ. — На ночь, а дальше я еду один, если ты проспишь…***
Дверь за их спиной захлопнулась, но Клаус был в ярости. Он тяжело дышал, грудь его яростно вздымалась, а в глазах кипел гнев. — Да забей ты на нее… — хмыкнул Сальваторе, осматривая комнатку, которую распределяющая назвала номером. — Мы похожи на молодоженов? — зарычал Клаус в ответ, бросая сумку на пол. Его удивляло то, что Деймон ехал просто так, налегке. Хотя и у самого Майклсона в сумке был лишь пистолет и несколько обойм с патронами. А еще тот нож, который он нашел в шкафу отца, тот самый, что напоминал штык. Только вот зачем? Сальваторе молчал, лукаво улыбаясь, видимо решил не отвечать на последний вопрос. — Да тебя это забавляет, черт возьми? — возмутился он, и в это время в глазах брюнета читался коварный ответ — «да». А Ника трясет, как перед концом света, будто весь мир должен скоро остановиться. — Я в душ… — неожиданно слишком тихо бросил Дей, и выражение лица его сменилось на потерянное. Клаус не успел ответить, как остался один посреди всего этого буйства фиолетовых и красных тонов. Если бы не дерзкое обаяние Сальватора, им бы наверное достался номер под открытым небом на пороге мотеля. Эта одноэтажная придорожная богадельня, оказывается, на ремонте, черт возьми, и у них совершенно нет свободных номеров, кроме как для молодоженов. Черт возьми… Но мужчину не столько это бесило, как не знание того, что будет дальше. Зачем они едут в Мистик-Фоллс? Неужели Деймон так уверен в том, что узнает все ответы на свои вопросы? Ведь он уже знал, кто грохнул его отца пятнадцать лет назад, и что самое горькое, оказывается, они теперь квиты. Пришлось разбудить Мередит, и попросить ее нарыть что-то на дело некого Джузеппе Сальваторе, и отца в девяносто девятом году. Оказывается Сальваторе должен был вынести вердикт на суде по поводу отцовских махинаций. Фелл пришлось попотеть во всех архивах, потому что все об этом деле было настрого засекречено, а потом начало резко всплывать после смерти их шефа Донована. И опять же, слишком страшное окончание в темноте этой истории. Донован был убит точно так же, как и все остальные жертвы Гримма, а дело замели как нападение с кражей имущества. — Вокруг все подмято под чьи-то руки… — бурчал Ник, все еще погружаясь в цепочку роящихся в голове фактов. Он даже не заметил, как разместился на, слава Богу, не в форме сердца, кровати. Шум воды в душевой неподалеку начал приятно отвлекать от треплющих душу нервов, и мужчина внезапно вспомнил о Деймоне и о его шраме, если верить словам Кэтрин Пирс. Интересно, от куда у него такие узоры на спине? Прикол вместо татуировки, или что-то посерьезней? Интересно, а как он расположен, как выглядит на упругой, наверное, широкой прочной спине. А торс… — Халатов, оказывается, нет… — голос из душевой отвлек Майклсона, но он уже чувствует, как заливается краской, — так что, я тут пошатаюсь в трусах, посохну немого… Что? Нет-нет-нет… Ник даже подскочил на кровати, будто хотел вынести очередной протест, но тут же замер на месте, когда Сальваторе показался в комнате. Тот даже неловко взъерошил мокрые волосы на голове, и капельки, что стекали с кончиков, побежали по обнаженной шее, груди, животу, практически намочив резинку боксеров. Майклсон жопой чуял, что нужно отвести взгляд в сторону, ибо слишком непристойно так пожирать взглядом голое тело мужика. Но не мог. И как он и ожидал, надеялся, верил — оно идеальное. Загорелое, подтянутое, накачанное, соблазнительно гибкое. Но что это за куча пластыря и бинта у него выше пупка, и тянется по всей ширине живота… — Чувак? — бровь Деймона приподнялась в неком подозрении, и тот тут же пришел в себя, как ошпаренный кипятком. — Плевать… — взгляд неловко заметался вдоль пола и Клаус, неловко откашлянулся, затем схватил с кровати свой пистолет, и начал что-то в нем рассматривать. Ему было страшно взглянуть в глаза парня, что все еще неподвижно стоял посреди комнаты. Ему было не ловко спрашивать о том, где этот козел схлопотал ушиб на животе. — Мда… — наконец выдохнул тот и направился в сторону бара. Вскоре послышался звук звенящего стекла бутылок и стаканов. Видимо парень решил налечь на спиртное. А у Клауса все это время свербели глаза, так и хотелось взглянуть на его спину, пока руки обманчиво чистили свой серебристый блок-19. Ах, черт с тобой, язвительное любопытство! Он таки мельком глянул в сторону Сальваторе. И это было ужасающе красиво… Через весь позвоночник, почти от самого затылка тянулась тонкая грубоватая полоска шрама, что пряталась за той чертовой резинкой боксеров. А где-то в области лопаток ее рассекала такая же ужасная линия. Но эта спина, черт возьми… Нельзя не отвести взгляда, и Ник опять застыл. — От куда это? — сорвалось с его губ. — Что? — парень повернулся со стаканом в руке. — Ты о шраме? А дальше лишь загадочное подобие горькой улыбки. Майклсон так не любил такого Деймона, потому что просто обожал его таинственную скрытность. Именно это и бесило более всего. Глаза разбегались, пытаясь уловить все части тела брюнета, и так боялись цепляться за все выпуклости, что прятали трусы. — Ну и? — любопытство таки взяло верх, и Майклсону пришлось взглянуть в омут синих глаз Деймона. — Детская шалость… — заметно было, что тот что-то не договаривает, но Ник не мог упрекнуть его в этом. Чувствовал, что не имеет права. — А живот? Парень как-то мельком глянул в сторону точно самодельной повязки, а потом невесело улыбнулся. — Взрослая шалость… — только и буркнул в ответ. А вот это очень и очень «нехорошо». Что-то он опять же таки скрывал, но Клаус решил узнать все чуть поже, может, в другой обстановке. — И что дальше? — Ты о чем? — нахмурился Деймон и приложился губами к полупустому стакану. — Что будет дальше… — пистолет был отброшен в сторону, а Клаус поудобней разместился на кровати, — ты же знаешь, я вынужден сдать тебя в полицию… — а голос прихрип, ведь Сальваторе приближается. — Не думаю, что мне это грозит… — снизав плечами, парень неожиданно плюхнулся рядом, но каждый мускул под его идеальной кожей почему-то напрягся. — Почему это? — изпустил смешок Клаус, поворачиваясь к парню. — Думаешь, убежишь? — Неа… — выдохнул тот, и мужчина заметил, как судорожно он глотает остатки алкоголя. — У меня уже куплена путевка кое-куда, в один конец… так что, разве что посмертно… Какого хрена он несет? С ума сошел? С чего он взял? Хотя нет. Он прав, электрический стул уже ждет. А что если наказание смягчат, учитывая новые улики? Надежда есть… Внезапно что-то в груди Майклсона закипело, будто он не хочет слушать, или мириться с подобного рода словами. — Что ты несешь? — Как будто ты не знаешь… — неожиданно огрызнулся Сальваторе, поворачиваясь лицом к следователю, — вижу, уже и пушку до блеска вылизываешь. Еще мгновение, и у Клауса выпали бы глаза из глазниц от услышанного. — А что нет? — парень иронично рассмеялся. — Только не говори, что не спишь и видишь как пускаешь мне пулю в лоб… А он пахнет морской свежестью, и цитрусом. Капельки воды все еще стекают по спине, цепляя шрамы, к которым так и хочется коснуться. Ведь вблизи они выглядят еще более ужасно, но и так маняще. — Слушай ты, — челюсти и руки в кулаки сжало от злости, но что сказать дальше в голову не пришло. А что сказать? Сальваторе прав. Раньше Ник был готов собственными руками задушить того, кто отобрал у него члена семьи, а теперь едва ли помнит из-за чего борется до сих пор. — Думаю, жизнь в одиночестве, лучшее наказание… — все, что смог выдавить из себя. Ведь именно таким он был раньше — одиноким. Только не особо это понимал, не замечал, не верил. И теперь, заглядывая в глаза этого ублюдка, чувствовал, что его переполняет все то, чего так не хватало раньше. Это чертовски не правильно. Это ход конем против природы. Влюбиться в мужчину. Полюбить мужчину. Найти в нем родственную душу. Да еще и в ком? В маньяке? — От чего же? — удивился Дей, возвращая мужчину в реальность. — Я живу так уже лет двадцать. И ничо… А Клаусу было больно это слушать, как-то невыносимо больно. Будто он сломал человека в один момент. — Мне в кайф…, а знаешь почему? — теперь он окончательно разместился напротив убитого его словами Майклсона. И тот как-то напугано и виновато поднял на него свои золотистые глаза, при этом они сталкивались чуть ли не лбами. — Знаешь в чем прелесть жизни? — шепот Сальваторе настолько будоражащий, настолько цепляющий струны души внутри. — Ты обязательно умрешь… Эти слова эхом, навсегда отпечатаются в мыслях Клауса, как и эти безгранично синие глаза, как и эта легкая ухмылка. Но только почему смятение и восхищение этим человеком внезапно перерастает в неудержимую ярость? Почему хочется крушить все вокруг? Сметать все со своего пути… — Ты… — руки задрожали, сжимаясь в кулаки, а глаза заблестели. — Ты… И рука замахнулась в воздухе, будто перед ударом, и так же резко рассекла воздух кулаком по направлению лица Деймона. Но тот даже не дрогнул. «Не боится, дрянь…» — усмехнулось подсознание, и рука безжизненно повисла на затылке парня. И он заметил в глазах Сальваторе обреченный триумф победы в споре. И это подстегнуло еще сильнее. Рука против воли сжала затылок, пока дрожащие пальцы ощущали мягкость черных волос, и Майклсон резко притянул удивленного парня к себе. — Но жизнь не кончится завтра… — затараторил он, ощущая каждой клеточкой тела, как соприкасаются их лбы, и глаза его закрылись от страха, от стыда, смятения. — Она у нас будет длинной… Неожиданно у Ника появилось ощущение, будто Дей что-то не договаривает, что он должен что-то сказать. В это так хотелось верить, тем более, когда ощущаешь его надрывистое дыхание у себя на пересохших губах. — Но ты успей все сказать мне… — голос притих и охрип одновременно, понижаясь до шепота, — пока мы молоды… А глаза так страшно открывать. Так страшно посмотреть ему в глаза. Вдруг засмеет, вдруг не поймет. Вдруг эти голубые глаза смотрят с отвращением? Но нет… они закрыты. Длинные ресницы дрожат, а губы приоткрыты, дабы выпустить хриплое дыхание наружу. Деймон молчит. Будто слушает чужое сердцебиение, будто что-то безшумно считает. А потом его голова медленно соскользнула и тихо уткнулась лицом в плечо Клауса. Неожиданно он понял, что Сальваторе не дышит и не движется. Какого хрена? Опять видение? Нет, это уже слишком. Паника понемногу заполняет тело, но слишком страшно сдвинуться с места. — Сигарета есть? — спустя пару секунд, губы парня неожиданно защекотали область шеи. — Черт… — выдохнул Ник, чуть ли не крича от радости. Наверное он никогда не привыкнет к этим закидонам Деймона. К этому вообще невозможно привыкнуть. — Я не курю… — отозвался шепотом. — Хреново… — Деймон легонько уперся рукой в грудь мужчины, и отстранившись от него, встал. — А будешь? — Да… — к черту все, если не сигарета, то губы… чужие губы… его губы… которые так приято щекотали кожу шеи. Секунду спустя брюнет уже протягивал следователю пачку, пока одна из сигарет была зажата его губами. Майклсон резко вырвал из его руки эту чертову хреновину, что медленно убивала никотином, и быстро соскочив с места, стремительно покинул номер. Только потом он понял, что не взял зажигалку, потому и был вынужден взять ее у девушки в приемном. Только потом он смог вдоволь накричаться, стоя на улице, посреди дороги. Только потом он почувствовал как что-то горячее рвется через глаза и стекает по лицу, смешиваясь соленоватым привкусом с сигаретным дымом. Сон не должен повториться. Все не должно закончиться так. В груди что-то больно сжимается. Ни за что на свете бы не поверил, что он убийца… Нет… он ангел… — Я тебя просто так не отпущу…