Рассказы от Жизни до Смерти

— Давай сначала: человек не может управлять ходом времени. — Да. — Как Хранитель, я должен следить за тем, чтобы время текло в верном направлении и никогда не сбивалось и не останавливалось. Значит, я могу управлять временем, при этом я человек. Где я неправ? — Ты не можешь управлять временем. — Но ты сам сказал, что... — Ты не можешь управлять временем, ведь ты сам теперь Время. — Противоречие! Если я Время, как ты говоришь, то почему я не могу управлять самим собой? Это абсурдно. — Ты Время и одновременно человек. Глен испустил громкий вздох раздражения и показательно упал лбом на сложенные на столе руки. Он спорил со Смертью вот уже три часа четырнадцать минут и сорок семь секунд, но их разговор так и не сдвинулся с мертвой точки. Его упорству стоило позавидовать: навязчивое тиканье в висках сбивало с толку, у него разболелась голова. — Я не понимаю, Профессор. — Странно. Ведь это вы, люди, придумали понятие времени. Систематизировали его. Если смотреть Смерти прямо в лицо, оно казалось размытым и непонятным даже вблизи, и это было немного жутко. Сам Профессор — так звали Смерть подчиненные, — говорил, что каждый видит его по-своему, а для некоторых он специально принимает облик кого-то из почивших родных или знакомых. Но только почивших, облики живых ему недоступны. Почему же Глен видел лишь смутные очертания? Было непросто во всем разобраться: он не привык еще ни к чему из того, что его теперь окружало. Нельзя было сказать, что Смерть ему был неприятен. Он создавал впечатление интеллигентной личности, был хорошо одет и с пониманием относился к людям. Но он словно смотрел на мир со стороны. Далеко не сразу Глен выяснил, что Смерть, на самом деле, слеп, однако это не оправдало его отрешенности, пусть и пролило свет на некоторые особенности. Нельзя, чтобы у Смерти были любимчики среди смертных, нельзя, чтобы он сомневался, забирая души к границе миров. Но Глену казалось, что обычной слепоты для этого недостаточно, и было в Профессоре что-то — что-то скрытое глубоко, печальное и сложное, — что Глену было пока не под силу разгадать. Возможно однажды он сможет это сделать — если верить Смерти, Новому Времени приходится жить подле него до тех пор, пока не настанет момент передачи полномочий Времени Будущему. — Хорошо, я попытаюсь понять позднее. Скажи мне главное: что в моей власти? — В твоей власти подарить мгновение любому живому существу, чтобы продлить его существование на неопределенный срок. — Ого... — На это мгновение сократится твое собственное существование, так что выбирай с умом. — Ты смеешься. Глен и правда рассмеялся, но смех этот звучал нервно и почти обреченно. Неужели каждая беседа со Смертью будет заканчиваться таким тупиком? — Ты даешь мне надежду продлить жизнь стольким людям, и тут же отбираешь ее, ведь я просто исчезну почти сразу, если помогу им всем. Впрочем... Он вдруг задумался. Если бы Время действительно обладал такой властью, при этом не теряя ничего и не имея ограничений, люди бы жили вечно. Все привычное течение Вселенной изменилось бы, планета переполнилась. Умирали бы только самые отпетые негодяи по мнению Хранителя — предвзятому мнению бывшего человека. И Глен неожиданно понял суть чужих слов. — Ладно, в этом есть смысл. Я принимаю правила игры. У меня ведь нет выбора, так? — Выбор есть всегда. — Ты ведь не выберешь спасти их всех? — Не выберу. Глен кивнул с грустной улыбкой. Он наконец смог различить глаза напротив, желтые как у совы, стеклянные и пустые, но бесконечно красивые. Монокль оказался на деле увеличительным стеклом — подобно пульсу, в одном из глаз Смерти с тиканьем бежала секундная стрелка. Часовая и минутная стояли обманчиво неподвижно, но была и еще одна, четвертая. Ее Глен разглядел не сразу. Она летела быстро, создавая легкую дымку своим непрерывным движением, и невольно рождала вопрос, которым вряд ли обычно задаются люди: сколько мгновений в секунде? — На сегодня хватит вопросов. Смерть вдруг поднялся с места, видимо, устав ждать, пока собеседник выйдет из глубоких раздумий, и, выпрямившись статно, уже собрался оставить Глена одного. — Постой, последний вопрос. — М? — Мое сердце теперь... — Часы. — Ох... — Они будут отсчитывать твой срок на должности Хранителя. — Это странно. И много существ, подобных мне, среди твоих знакомых? Смерть правильно понял вопрос, полный очевидного сомнения, прикрытого сарказмом, но ответил далеко не сразу, будто это далось ему с трудом. — Война. — Что? — Война похож на тебя. Но он не человек, лишь ваше творение. Его тело с каждым веком становится все больше подобно машине. Механизму, нацеленному лишь на одно. — Убивать... — Да. Это было непростое осознание, застрявшее поперек горла стыдом за все человечество. Глен нахмурился и прислушался к тиканью механизма в своей груди. — А у него вместо сердца... — Ядерная бомба. Когда Глен поднял полный ужаса взгляд, Смерть уже словно испарился, оставив после своего ухода лишь тишину и много непростых мыслей, требовавших быть неторопливо и тщательно обдуманными. — Время, да? Так имеет ли человек власть над тем, что создал?