***
Матвей считал, что никто не замечал его состояния. Он вёл себя как обычно, продолжая упорно ходить в университет, хотя каждый раз, переступая порог, боялся столкнуться с Игнатом. Ему не хотелось показывать свою боль, он не был готов заговорить с ним. Даже один его вид где-то вдалеке мог всколыхнуть бурю эмоций и привести в трепет раненое сердце. Однако Матвею везло, и Игната за следующий месяц он видел лишь однажды — в другом конце коридора, буквально на пару секунд. В тот момент его руки похолодели, стало страшно. Он не понимал, какие чувства испытывал — то ли грусть, то ли страх. Игнат до сих пор находился безумно близко, и каждый день они занимались в одном университете, быть может, даже в соседних аудиториях, но отдать ему тетрадь с конспектами больше не представлялось возможным. Матвею казалось, что он не в состоянии просто вернуть Игнату тетрадь, не выдав себя с головой. Как он посмотрит ему в глаза? Как сказать «Извини, что не вернул раньше, но твой поцелуй с девушкой выбил меня из колеи»? Медленно, но верно ноябрь перетёк в декабрь. Кто-то уже начинал готовиться к зачётам и экзаменам, кто-то действительно заранее писал рефераты и учил ответы по прошлогодним билетам. Это спасало, позволяло отвлечься — Матвей тоже решил всё делать самостоятельно, чтобы занять свободное время. Мама заметила его состояние и целую неделю переживала, что Матвей заболел. По её словам, он был слишком бледным и вёл себя тише обычного. Но куда уж тише? Матвей искренне не понимал, что же он делал не так. Да, ему было плохо, но он старался продолжать выполнять привычные дела, несмотря на душевную тоску. Обычно, когда мама в очередной раз задавала вопрос о его самочувствии, Матвей злился и отвечал, что всё в порядке. — Дёрганый ты какой-то. Ну посмотри на себя, аж щёки впали! Ты совсем не ешь из-за своей учёбы! — Я не дёрганый, просто скоро кончается семестр, экзамены на носу, — огрызался он неожиданно для себя самого. А в весе он на самом деле потерял аж четыре килограмма — скулы и подбородок стали выглядеть острее, хотя Матвей обратил внимание на своё отражение только после слов мамы. Ел он как обычно, а вот переживал гораздо больше. Глаза за очками блестели злым обиженным огоньком в полутьме ванной, и Матвею стало не по себе. Если он с таким видом ходил по университету, то понятно, почему к нему никто не подходил ближе чем на метр. Первой стала Ева Султанова, потревожившая его одинокий обед в столовой — на крышу Матвей перестал подниматься полтора месяца назад, когда стало совсем холодно. Обычно он старался приходить сюда ближе к концу большого перерыва, чтобы основная масса голодных студентов схлынула обратно в аудитории. Ева по-деловому заняла свободный стул напротив, не спросив разрешения, и поправила свои озорные кудряшки. В октябре её выбрали старостой группы, и Матвей искренне удивился, что она не отказалась. Но Еве, судя по всему, нравилось, когда к ней относились как к кому-то особенному. Она с желанием бралась за какие-то организаторские моменты, вела списки, составляла планы и выбивала правду из прогульщиков. — Приятного аппетита, не подавись, — пожелала Ева. Матвей в ту же секунду закашлялся, что вызвало у неё усмешку, но по спине она всё-таки постучала. — Лучше? Извини, я не нарочно. — Верю, — мрачно кивнул Матвей, с подозрением косясь на неё. — Не хотелось прерывать твою трапезу, но вынуждена спросить: ты хоть иногда читаешь наш групповой чат? Стоило признать, что в последнее время Матвею было совсем не до него. Он практически игнорировал любые сообщение, приходящие на телефон, вылавливая только важную информацию, а вот сообщения на отвлечённые темы попросту забывал через пару секунд. — Иногда. Что-то случилось? — Понятно, — тяжело вздохнула Ева и достала ежедневник. — Я, конечно, вижу, что в последнее время ты витаешь где-то в облаках, поэтому решила подойти к тебе, а не писать сообщения. Матвей снова поперхнулся, удивлённо уставившись на неё. — Что? Не знаю, что там у тебя случилось, но ты странно себя ведёшь. — Разве? — усомнился он. — Ещё как. Раньше хоть иногда принимал участие в беседах чата, а теперь ни единого сообщения, даже плюсики не ставишь, когда просят что-то подтвердить. На парах тоже молчишь, никогда не принимаешь участие в обсуждениях, а на вопросы преподавателя и то отвечаешь односложно и не всегда с первого раза. Тут только дурак не поймёт, что в голове у тебя совсем другие мысли. Матвей не знал, что ответить. Не так давно мама огорошила его, намекнув на слишком заметное нервное состояние, теперь ещё и Ева. Только дурак не поймёт… Неужели в группе всё-таки родились сплетни? — Не переживай, никто не знает, что у тебя случилось, а то побелел весь, бедный, — махнула рукой Ева. — Просто хотела спросить, раз в чате ты не отвечаешь — как тебе идея собраться перед Новым годом? — Перед Новым годом? — тупо переспросил Матвей. Он с трудом вспомнил календарь и осознал, что на дворе уже декабрь, а пару дней назад шёл пушистый снег. — Да, соберёмся группой — у родителей Анджелы есть загородный коттедж, она предлагает использовать его. Может, кто-то ещё будет с факультета, у нас многие ребята предлагают позвать наших знакомых со второго и третьего курсов…. Ну что ты так на меня смотришь? Все ведь свои. Это было самое страшное, что могло произойти. Загородный коттедж? Второй курс факультета? Замкнутое пространство, из которого не сбежать. Если позовут Игната, он ведь придёт. Он не из тех, кто станет отказываться от вечеринки или праздника. — Пойдём. Будет весело, — подбодрила его Ева. Матвей лишь кисло улыбнулся. Он глубоко сомневался в веселье, особенно если окажется бок о бок с Игнатом. Конечно, ему бы этого даже хотелось, но… Какой смысл, если всё равно ничего не произойдёт, а он будет лишь чувствовать неловкость. Матвей только-только смирился с тем, что у Игната была девушка, и начал постепенно успокаиваться, как вновь ощутил нарастающее волнение. — Я не люблю праздники, — попытался откреститься он. — Я тоже. Но не отбиваться же от коллектива, — пожала плечами Ева.***
Никогда раньше он не ждал конец декабря с таким трепетом. Матвей продолжал сдавать рефераты, но делал это на автомате, а не чтобы отвлечься. Отвлекаться больше не получалось, даже если он вчитывался в профильные книжки, а уже через минуту ловил себя на совершенно иных мыслях. Ожидание тянулось слишком долго. Он стал внимательнее следить за тем, что происходило в групповом чате, но не осмеливался спросить, кто именно придёт на празднование. Никто толком не знал, что когда-то он чуть-чуть общался с Игнатом Исаевым, а потому подобный вопрос породил бы кучу ненужного внимания. Матвей в очередной раз пожурил себя за трусость и спустя месяц упорного смирения зашёл на страничку Игната. Основная фотография там не изменилась, зато появилась новая в альбомах — на ней Игнат был как раз с той самой рыжеволосой девушкой. Он выглядел счастливым и улыбчивым, впрочем, как и всегда. А вот девушка, повернувшись, старательно прижалась к его щеке, томно и гордо смотря в камеру. Подписано было просто — «с Алинкой». Никаких смайликов, никаких сердечек. Кто такая Алинка, Матвей не понял, но отыскал в списке друзей Игната некую Алину Соколову и спустя пару секунд раздумий открыл и её страничку тоже. Алина Соколова была красивой и яркой девушкой, вот только слишком лощёной и надменной. Матвей понимал, что делал подобный вывод совершенно необъективно и пристрастно, но её взгляд практически на каждой фотографии отталкивал его. Ещё бы не отталкивать, ведь Игнат целовался с ней, а не с… Зло одёрнув себя и пролистав несколько постов вниз, Матвей добрался до сути. Алина Соколова занималась фотографией и вращалась в огромном кругу моделей, визажистов, стилистов и парикмахеров. Было множество рекламных постов, рекламирующих чьи-то связные услуги, а также куча фотографий. Та самая фотосессия, в которой принял участие Игнат, являлась творением рук Алины. Она не училась с ними в одном университете, потому что её Матвей точно заметил бы в толпе. Никаких иных подробностей узнать не удалось, кроме того, что Алина вела ещё большую социальную активность как в реальной жизни, так и в социальных сетях, чем Игнат. Оба яркие, общительные и потрясающе привлекательные. Ну чем не идеальная пара? Если перестать тешить надежду, не будет и разочарования. Матвей не испытывал почти ничего, кроме лёгкой грусти и даже смог улыбнуться — настолько хорошо они смотрелись вместе на общей фотографии. Так хорошо, что он был готов навсегда остаться лишь сторонним наблюдателем и не мучить собственное сердце.***
В середине декабря, за неделю до назначенного праздника, несколько дней шёл сильный снегопад. В прогнозе погоды просили быть осторожными на проезжей части как пешеходов, так и водителей. Транспорт медленно полз по прокатанным дорожкам, а широкие тротуары превратились в узкие тропинки — убирать снег попросту не успевали. Пару раз Матвей опоздал на пары из-за пробок. Дорога обратно в час-пик занимала в два раза больше времени. Он вымотался, ожидая зимних каникул, и надеялся просто отдохнуть, не забывая о подготовке к экзаменам. Все зачёты были получены, кроме одного — культурологии, и именно по ней Матвей сдавал реферат в пятницу, 18 декабря. К его удивлению, именно в этот день снегопад наконец-то прекратился, оставив после себя высокие пушистые сугробы. Он не опоздал, а приехал даже раньше, и вздохнул с облегчением, когда получил последний зачёт. Настолько окрылённым Матвей не чувствовал себя уже давно, а потому спускался вниз в приподнятом настроении. Свежий морозный воздух и яркое солнце, которое слепило глаза, чувство исполненного долга и гордости за то, что сделал всё своими руками. Покрутив шапку, Матвей натянул её на голову и застыл посередине лестницы, глядя на человека, стоящего около ворот. Тот сидел на корточках в ярко-красной парке и что-то собирал с земли. Если подумать, Матвей толком не видел Игната уже два месяца. За это время он успел взлететь высоко к солнцу и так же стремительно упасть обратно. Летать он уже не смог, но по крайней мере встал на ноги и заново научился ходить. На Игнате красовалась чёрная смешная шапка с кошачьими ушками, выполненная крупной вязкой. Он не видел, что именно делал Игнат, но впервые при виде него чувствовал себя… спокойно. Матвей не метался в панике, не бежал обратно в университет, лишь бы спрятаться, а просто стоял и смотрел на него. Удивительно даже, что целых два месяца жизнь не сталкивала их вот так, хотя оба постоянно находились буквально за соседними стенами. После нескольких глубоких вдохов Матвей медленно спустился и, сжав лямку рюкзака, направился к нему. Пока он шёл, в голове не было ни единой разумной мысли. Матвей до последнего не знал, пройдёт ли мимо или всё-таки остановится, чтобы… Чтобы что? Вдох-выдох. — Тебе помочь? — спросил Матвей, остановившись в шаге от него. Ну вот, совсем не страшно. Фыркнув, Игнат поднял голову и поправил съехавшую смешную шапку, которая, надо признать, очень ему шла. Сначала он выглядел удивлённым и забавно щурился на солнце. Потом посерьёзнел, рассмотрев Матвея, и лицо его стало не читаемым. — Язык проглотил, что ли? Вроде бы это я не люблю много разговаривать, — пробубнил Матвей, сунув руки в карманы куртки. Игнат поднялся на ноги слишком резко и слишком близко, обдав Матвея мятным тёплым дыханием. Очки тут же запотели, и он недовольно поморщился. — Не делай так. — Извини, — невпопад брякнул Игнат, — просто ноги затекли. — Конечно, затекли, ты минут пять сидел на корточках, и это только то время, что я стоял позади, — Матвей кивнул на лестницу возле университета. Игнат бросил на неё оценивающий взгляд. — Ты следил за мной? — Ждал, когда ты уйдёшь первым, — признался он и пожал плечами. — Не дождался. — Не припомню, чтобы чем-то обидел тебя до такой степени, что ты не хочешь со мной даже пересекаться. Матвей напряжённо поджал губы. Разумеется, он не помнил, ведь даже не подозревал, что происходило за его спиной. — Ты ничем меня не обидел, — вздохнув, ответил Матвей, отведя взгляд в сторону. — Просто… Да ничего, в общем-то. Что у тебя с Алиной Соколовой? Это твоя бывшая девушка, с которой ты ругался по телефону, а потом помирился? Или уже новая? Или же вообще мимолётное увлечение? Вопросы крутились на кончике языка, но задать их вслух означало бы выдать себя с головой. А Матвей этого крайне не хотел. Он вообще не желал, чтобы Игнат знал о его чувствах и тем более не желал услышать отрицательный ответ, хотя Матвей ни за что не позволил бы себе ждать чего-то ответного от Игната. Всё просто — это только его чувства и ничьи больше. Если ему больно от них, то только ему. Матвей привык наблюдать за другими людьми со стороны, и Игнат не станет исключением, ведь они никогда не подружатся. Слишком разные. Он нашёл в себе силы снова посмотреть ему в глаза. Ярко-зелёные, как и прежде. Линзы. Словно большой зеленоглазый кот в этой нелепой чёрной ушастой шапке. Игнат тоже смотрел на него долго и пристально, пока наконец не показал вытянутую ладонь. — Мелочь высыпалась из кармана. В руке у него было две пятирублёвые монеты и две двушки. — То есть ты искал больше пяти минут четыре монетки в холодном снегу, сидя на корточках? — усомнился Матвей. — Ну… может быть, — неуверенно ухмыльнулся Игнат. Что-то в нём было не так. Он не походил на того Игната, которого обычно видел Матвей — тот Игнат был улыбчивым, весёлым, общительным. И никогда не сидел в одиночестве возле маленького зарождающегося будущего сугроба. — Всё в порядке? — не удержавшись, спросил Матвей. Кривая ухмылка слетела с его лица, уступив место какой-то грусти, чего прежде он никогда не видел. Игнат будто перестал улыбаться через силу и наконец расслабился, поняв, что его раскрыли. — На самом деле ты первый, кто заметил, что не всё в порядке. Я так плохо выгляжу? Всегда считал, что у меня хорошо получается притворяться. — Сейчас ты притворялся ужасно, — честно сказал Матвей, покачав головой. А Игнат, к его огромному удивлению, вдруг расхохотался. Матвей уставился на него как на полоумного, смеющегося до выступивших в уголках глаз слёз. Это было похоже на истерику, потому что обычно люди так не смеются. За смехом скрывалось что-то ещё. — Извини, просто… это действительно забавно, — всё ещё хихикая, ответил Игнат. — Что забавно? — не понял оставшийся в ступоре Матвей. — Ты сейчас свободен? — неожиданно перебил его тот. — А? — Хочу, чтобы ты составил мне компанию. Раскрасневшиеся от холода щёки Игната стали ещё краснее после смеха, а в глазах читалась некая просьба, почти мольба. С ним явно было что-то не так, но… Игнат только что позвал его с собой. Не важно, куда, совсем не важно. Сейчас рядом не было никаких посторонних людей, и Матвей позволил себе на несколько секунд утонуть в озорных глазах Игната, которые смотрели только на него. Чувствовал ли он, как колотится сердце Матвея? Чувствовал ли, что за столь легкомысленное предложение Матвей отдал бы собственную душу?