***
Не помогла. На следующий день в обед Ева отправила его к врачу за больничным, демонстративно надев голубую медицинскую маску. Простуда быстро завладела Матвеем, и ещё ночью он несколько раз просыпался от озноба, чувствуя, как поднимается температура. Сны тоже были беспокойными. Он слышал голос Игната, видел его улыбающееся лицо, но чувство постоянной тревоги не отпускало. Мама уходила на работу раньше него, поэтому утром Матвей отыскал в ящике парацетамол и в мрачном настроении вышел из дома. Предварительно он всё же проверил социальную сеть — никаких сообщений, хотя Игнат был онлайн в середине ночи. Впрочем, с чего бы ему писать? Через пару недель они пересекутся в университете — Матвей надеялся, что к этому времени Игнат забудет о несостоявшейся встречи и его странной реакции. Но выдержать знакомство с той миловидной блондинкой он вряд ли бы смог. Будь воля Матвей, он вообще предпочёл её не видеть. В магазине с утра всегда было тихо, и первые пару часов они с Евой обычно тоже были достаточно сонными. Поприветствовав друг друга, каждый занялся своими делами — Матвей занялся ценниками, отдаваясь работе так, словно от этого зависела судьба всего мира. С тех пор как Ева внезапно поцеловала его, прошло больше двух недель. Но как бы смешно это ни звучало, все мысли Матвея были обращены к Игнату, о котором Ева столь любезно посмела напомнить. Поцелуй не был романтическим, но после него Матвей чувствовал себя крайне странно, а Ева вела себя так, будто это для неё ничего не значило. Он не переставал удивляться её странной независимости, уверенности и какой-то внутренней силе. Глядя на Еву, Матвей невольно испытывал восхищение. Отчего-то казалось, что у Евы ещё много скелетов в шкафу, а для всех окружающих она показывает только малую часть своего характера. К середине дня стало понятно, что температура никуда не делась, а таблетки оказались лишь временное действие. Ева дождалась, когда магазинчик опустеет и снова затолкала Матвея в подсобку, деловитым жестом прижав ладонь к его пылающему лбу. Несколько секунд она молчала, а потом, поджав губы, покачала головой. В тот момент Матвей засмотрелся на её красивое чуть смуглое лицо с правильными чертами, на изящные кудряшки, обрамляющие его, и подумал о том, какая же Ева всё-таки красивая. Ей не нужна была тонна макияжа, чтобы что-то исправлять, или дорогая одежда — она была красива в своей естественности. Удивительно, что никто из университетской группы не стал за ней ухлёстывать, что, может быть, было связано с её отстранённостью ото всех. Но неужели она и в жизни ни с кем не встречалась?.. — Слушай, я тут подумал… у тебя есть парень? — из-за затуманенного разума Матвей плохо отдавал себе отчёт в том, что говорил. Ева отняла ладонь от его лба и вдруг усмехнулась. — У меня нет. А у тебя есть парень? Голова внезапно закружилась, и Матвею пришлось вцепиться в дверной косяк, чтобы не упасть. Повторив мысленно вопрос, он нахмурился, но Ева его опередила. — Забей, можешь не отвечать, — махнула она рукой. — Лучше скажи, какого чёрта ты пришёл на работу с температурой? То-то я смотрю, ты как сонная муха с самого утра. Щёки красные. Вали домой, а то вообще некому работать будет. Он не хотел идти на больничный. Больничный означал постель и четыре стены вокруг, а значит, множество мыслей в голове, от которых Матвей не сможет избавиться. В поликлинике пришлось провести больше часа, отсидев очередь с вечно препирающимися старушками в узком коридоре. Стены с облупившейся краской вгоняли в тоску, а полученный список стандартных лекарств легко можно было найти дома — мама всегда была готова к подобным ситуациям, да и работа медсестрой подталкивала её следить за здоровьем окружающих. Выпив назначенное, Матвей упал на кровать и быстро уснул. Градусник показал температуру 38.5, горло начинало першить. Сон был беспокойным и ненамного лучше ночного. Матвей ненавидел сильно болеть — грань между сном и реальностью стиралась, температура заставляла чувствовать себя слабым и беспомощным. Во сне он метался по постели. Игнат всегда был рядом, но Матвей наблюдал за ним издалека, тянулся рукой, но никак не мог достать. А Игнат, видя его протянутую руку, почему-то улыбался и смеялся, а потом отворачивался, сливаясь с толпой. В голове постоянно царил шум. Он был так близко, но одновременно так далеко, что Матвей почему-то не мог разобрать ни единого слова — слушал, слушал, но ничего не понимал. — Я не понимаю, — злился он. — Говори громче! Но Игнат только и делал, что смеялся. А потом оказался близко-близко после нескольких попыток дотянуться до него, резко наклонился, перестав улыбаться, и поцеловал. Матвей был готов поклясться, что навсегда запомнит, как перехватило дыхание. Он чувствовал его губы, немного сухие, но мягкие, чувствовал его тепло. А когда был готов шагнуть в пропасть, то, приоткрыв рот, вдруг понял, что перед ним не Игнат, а Ева. Подскочив на кровати, Матвей хрипло вдохнул. Сон был больше похож на кошмар, хотя испуганным он себя не чувствовал — скорее обманутым. Медленно приходило осознание, что он всего лишь спал, но сердце продолжало бешено колотиться в груди. — Ох, сынок, — рядом оказалась мама, заботливо проведя по волосам. — Нужно было сказать мне, что ты заболел. Вот почему ты вчера зонт не взял? Простудился… За окном уже было темно, а значит, он проспал весь день. Мама уже вернулась с работы и не стала будить его, однако рядом на тумбочке стояла плошка с холодной водой и смоченная тряпка, которую она клала ему на лоб. Чёлка была влажной и спутанной. Немного придя в себя, Матвей прищурился, стараясь разглядеть без очков мамино лицо. Она выглядела уставшей и взволнованной; длинные волосы ещё были собраны в пучок, как она обычно делала для работы. — Я быстро поправлюсь, — скупо улыбнулся Матвей. — Ходил сегодня к врачу. — Вижу, — кивнула она на больничную справку от врача. — И лекарства все сам нашёл. Молодец, что выпил — так ускоришь выздоровление. Как же ты так, перед самым началом учёбы. После болезни тоже отдохнуть хочется, пока организм борется, ты и сам устаёшь. С ней было тепло и уютно. Матвей искренне любил маму, но порой начинал задумываться о том, что когда-то ему придётся жить самостоятельно. Это «когда-то» казалось таким далёким, почти призрачным, что он забывал о необходимости самостоятельной жизни. Он уже студент, отучившийся первый курс. Ему почти девятнадцать лет. Мама никогда не выгоняла его на улицу и не требовала самостоятельности — пусть они жили в одной квартире, пересекались редко. На самом деле Матвей мало что знал о жизни мамы. Она никогда не приводила домой подруг, никогда не встречалась с мужчинами. Сколько он себя помнил, мама работала медсестрой и лишь изредка уходила куда-то в выходные. В основном она брала дополнительные смены на работе, практически не упоминая о том, что хочет отдохнуть или встретиться с друзьями. Были ли у неё друзья? Матвей не знал. Быть может, именно из-за того, что он привык видеть такой образ жизни, частично перенял его. Характер, скорее всего, ему тоже достался мамин. Отец ушёл от них, когда Матвей был совсем крохой, а по фотографиям в старом семейном альбоме было сложно понять, какой он человек. Матвею от него достались тёмные волосы и светлая кожа. От одного родителя — внешность, от второго — характер. А ещё от отца ему перешла наследственная близорукость, а от мамы — одиночество.***
Простуда перешла в бронхит, и Матвею пришлось смириться с больничным до самого конца лета. Тяжёлое состояние было толь первые несколько дней, потом температура пошла на спад, но кашель мучил его ещё долго. После второго визита к врачу он получил новый список лекарств и смирился с тем, что «отдыха от болезни» уже не получится. Срочно пришлось искать способ чем-то заняться голову — на помощь пришла мамина библиотека, из которой Матвей изредка таскал книжки в детстве. Потом увлечение чтением как-то сошло на нет, но в подобные моменты он был готов окунуться с головой в любую историю, лишь бы не думать о своей. За две недели больничного Матвей успел прочитать семь книг, одна из которых оказалась слащавым любовным романом о лихом пирате и невинной красивой девушке, которая являлась любимой дочкой какого-то там богача. История на удивление оказалась достаточно увлекательной и задевала Матвея за живое, когда поначалу пират крутил шашни с девицами из борделя едва ли не на глазах своей будущей возлюбленной (которая, естественно, первой влюбилась в пирата). От обилия постельных сцен Матвей сначала закрывал глаза рукой и читал их в прямом смысле сквозь пальцы, прыгая через строчку, но когда дело дошло до любви между главными героями, он уже привык к происходящему и даже не стеснялся представлять всё это в голове. Секс всегда был для Матвея чем-то странным. Когда в школе одноклассники достигли переходного возраста и стали говорить о сексе, он долгое время не мог понять, почему это всех настолько сильно волнует. Он узнал, что это такое, достаточно рано — в нескольких фильмах попадались любовные сцены, которые, конечно, не показывались столь откровенно, но в целом процесс был понятен. Обычно женщина всегда находилась под мужчиной, отдавая ему ведущую роль, стонала и изображала на лице величайшее блаженство, параллельно бормоча что-то о том, как ей хорошо. После нескольких увиденных подобных сцен Матвею стало интересно, почему актёры-мужчины обычно немногословны в такие моменты и почему только женщины говорили о наслаждении, когда им должно быть больно. В школе он много раз слышал от пары одноклассников, как те хвастались своими девушками и как хорошим друг с другом в постели. Секс выглядел интимным делом, и Матвей искреннее не понимал, как они могли обсуждать что-то подобное со своими друзьями, будто хвастались спортивными достижениями. Но «достижения» парней Матвея интересовали мало, а вот когда одна из самых красивых девочек его класса — Лена Журавлёва, та самая, что забеременела в выпускном классе, — вдруг тоже с восторгом обмолвилась перед девчонками, что переспала со своим парнем, Матвей задал ей прямой вопрос: — И тебе понравилось? Лена, казалось, впала в ступор — то ли от самого вопроса, то ли от неожиданной наглости Матвея, влезшего в их разговор. — Дурак, что ли? Конечно, понравилось! Это ведь мой парень, я его люблю! Немного подумав, Матвей задал следующий вопрос: — И тебе не было больно? Это ведь больно, когда в тебя проникают. Глаза Лены стали огромными, как два блюдца, и он успел заметить, как нервно она стиснула зубы, однако вздёрнула подбородок и ответила: — С любимым человеком больно не будет. Но я девочка, а вот ты мальчик — кто знает, какой опыт будет у тебя! И остальные девчонки, уловив её сарказм, дружно засмеялись. Матвею тогда было шестнадцать и жестокую издёвку Лены он не уловил, а принял её за чистую монету. Действительно, он ведь мальчик. Мало ли, как получится у него, если получится когда-нибудь, ведь заниматься с кем-то любовью Матвей вовсе не горел желанием. Сейчас, повзрослев, пусть и прошло всего несколько лет, Матвей продолжал задаваться вопросом, почему некоторые люди буквально помешаны на сексе. Кто-то с кем-то встречается исключительно ради того, чтобы затащить в постель, кто-то просто предпочитает перебиваться встречами на одну ночь. Подобные книжки, где любовь как чувство и секс переплетены в единое целое казались больше сказкой, чем реальностью. В окружении Матвея практически не встречались люди, у которых были постоянные счастливые отношения. Он слышал, что один из маминых братьев уже больше пятнадцати лет находится в браке и сильно любит свою жену. Но самый близкий для него пример — мама и давно ушедший из семьи отец — демонстрировал совсем другую жизнь. Поэтому Матвей до сих пор не понимал, как себя правильно вести с другими людьми. Он редко испытывал к кому-то привязанность или симпатию. Игнат был тем редким примером, к которому хотелось быть чуточку ближе обычного, но в то же время Матвей понимал, что его «чуточку ближе» вряд ли будет принято Игнатом как норма. Игнат Исаев был душой компании, пусть и не считал многих окружающих настоящими друзьями. В социальной сети он любил показывать красивую картинку своей жизни, а окружающие его девушки выглядели привлекательно и ярко. Интересно, чувствовал ли он симпатию к той самой Даше или же их отношения тоже были только ради галочки? Матвей хотел стать его другом, хоть и понимал, что общаться им, скорее всего, будет сложно. Он видел изнанку характера Игната и знал, что ему тоже может быть больно, что вне шумной тусовки тот совсем другой. А ещё он вряд ли заменит ему Дашу или любую другую девушку. Игнат благодарил его, когда Матвей оказался рядом в трудную минуту, но это не сблизило их настолько, чтобы общаться вне университетских стен. Да и, наверное, Игнат действительно уставал от постоянного общения и обзаводиться одним близким другом вряд ли горел желанием. К тому же у него теперь снова была девушка. А романтические отношения, как известно, требуют большой отдачи. Поэтому Матвей понимал, что для него места может и не найтись. Не в качестве того друга, каким он желал бы стать для Игната.***
Когда до сентября оставалось всего несколько дней, Ева пришла к Матвею домой и принесла большой пакет с фруктами. К тому времени он уже практически выздоровел и лишь изредка кашлял, поэтому Ева спросила его адрес и без разрешения пришла навестить. В последнюю очередь Матвей ожидал увидеть её на пороге своего дома, потому как здесь всегда были только двое — он и мама. Как известно, никто из них не обладал достаточно близкими знакомыми, чтобы приглашать их в гости. Поэтому появление Евы выглядело настолько удивительным событием, что Матвей даже не сразу пригласил её войти. — Гостеприимством ты не обладаешь, — хмыкнула Ева, отдавая ему достаточно тяжёлый пакет. — Я просто… — начал было объяснять Матвей, но нахмурился и мотнул головой. — Да ничего. Заходи, если хочешь. — Хочу, — живо кивнула Ева и, как только переступила порог, очень внимательно стала осматриваться. — С родителями живёшь? — С мамой. — А я с родителями, но планирую переехать. Пусть не на втором курсе, то на третьем. Но точно до конца университета. Если не получится снимать квартиру одной, может, попробую с кем-нибудь вместе. Зашуршав пакетом, Матвей поправил съехавшие очки одной рукой. — И ты сможешь с кем-то ужиться? — Странный вопрос. Считаешь меня такой злобной стервой? — Не в этом плане… — и Матвей снова вздохнул, понимая, что его рассуждения лучше сразу объяснять, потому как истинный смысл слов явно остаётся скрытым для других. Ева была одета в короткие джинсовые шорты с бахромой и бирюзовую клетчатую рубашку с подвёрнутыми рукавами. На улице сегодня было достаточно жарко, поэтому кудрявые волосы она в небрежный пучок, оставив несколько прядей на воле. Всё это придавало ей беззаботный вид, и Матвей не чувствовал себя неуютно. А вот когда рядом оказывались девушки наподобие Анджелы и Кати, ему невольно хотелось уйти подальше. Не потому что они были неприятные — он просто понимал, что не найдёт с ними общий язык. — Я хочу руки вымыть, это ванная? И фрукты, — тем временем спросила Ева, закончив рассматривать всё вокруг. Матвей кивнул. Она явно не испытывала неловкости, деловито забрав пакет и принявшись хозяйничать на кухне. Наблюдая за ней издали, Матвей решил, что предлагать помощь будет излишним. Ева тем временем стала напевать себе что-то под нос, пританцовывая, и в этот момент он залюбовался на грацию её движений. В руках она держала глубокую тарелку для фруктов, в раковине шумела вода, а Матвей невольно скользнул взглядом с изгиба её шеи вниз до стройных ног. Он редко подмечал женскую красоту именно в смысле сексуальности, но всё-таки в Еве было что-то такое… В университете она никогда не привлекала к себе внимание, и только сейчас, проработав с ней бок о бок два месяца, Матвей окончательно понял: Ева не так проста, как кажется. — Ты красивая, — сказал он совершенно искренне. Закончив мыть фрукты, Ева обернулась и выключила кран. — Брось, ты же не из тех парней, что при любом удобном случае пытаются завалить девчонку, — без осуждения и вопросительной интонации покачала головой она. В голосе звучало утверждение. Матвей только нахмурился. — И в мыслях не было. Просто констатация факта. Хмыкнув, Ева повесила полотенце на крючок. — А ты интересный. Что в нём такого интересного, Матвей не понял, да и подумать ему не дали, потому как Ева уже направилась в его комнату — пришлось пойти следом. Сюда очень давно никто не заходил, кроме него и мамы. Присутствие Евы не казалось чем-то неправильным, скорее выглядело чудно. Внезапная гостья, с которой они даже не были друзьями и мало общались, но однажды поцеловались. Матвей иногда вспоминал её губы на своих губах, особенно когда читал любовные сцены в том самом романе про пирата — было интересно, могло ли у них получиться то же самое? Он никогда не представлял себя в подобной роли с девушкой. Вернее, представлял, но даже в фантазиях это выглядело странно. — Рисуешь? — вдруг спросила Ева, остановившись возле письменного стола с ноутбуком, возле которого лежала папка со старыми иллюстрациями. Матвей забыл убрать их после недавней уборки, так как из-за температуры стало клонить в сон. — Рисовал. Уже давно не держал в руках карандаш. Она не стала перебирать всю папку, а только те страницы, что находились сверху. Наброски людей, которых Матвей видел где-то на улице, в больнице или в школе — многие страницы были помяты, на многих виднелись кляксы и потёртости. Он никогда не занимался этим всерьёз, скорее нашёл способ чем-то занять руки, а значит, и голову. В выпускном классе с этим пришлось практически полностью покончить, потому как подготовка к экзаменам отнимала достаточно много времени. — Ты почти не рисовал девушек. Только парней, — вслух заметила Ева, но не дала возможности Матвею ничего сказать. — И вообще, чего ты стоишь, садись или ложись, ты всё ещё на больничном! Они провели вместе не более получаса. Всё это время Матвей ловил на себе заинтересованные короткие взгляды, но не спрашивал, что они значат. Ева тоже не задавала лишних вопросов, но отчего-то не отпускало ощущение, что теперь она обращала на него куда больше внимания, чем раньше. Перед уходом она пожелала скорейшего выздоровления и лукаво улыбнулась на прощание, оставив Матвея в недоумении вплоть до последнего дня августа.***
А 31 августа, зайдя в социальную сеть, Матвей увидел сообщение, которое никак не ожидал получить. «С днём рождения, чудик :)» — гласила короткая фраза от Игната, от которой невольно стало теплее на сердце.