В тени ветвей черёмухи

Первокурсники как-то узнали, что на крыше возможно чудесное времяпрепровождение вне занятий. Когда в первую неделю сентября Матвей всё же рискнул подняться наверх, был крайне обескуражен, встретив там толпу новеньких. Не то чтобы он хорошо запоминал лица всех вокруг, но сейчас был твёрдо уверен: это определённо новенькие. Они были бодры, веселы и полны энергии. Обычно пустующие столики оказались полностью заняты, из чьего-то телефона играла музыка, а разговоры не стихали ни на секунду. В прошлом году никто не проявлял такого оживлённого интереса к крыше. К их с Игнатом крыше. А сейчас там было просто невозможно находиться, ведь это ничем не отличалось от шумных коридоров на большом перерыве между парами. Ещё пару раз Матвей пытался подняться туда в надежде обнаружить тихий одинокий уголок, но каждый раз разочаровывался всё больше и больше. А на второй неделе и вовсе нашёл там декана экономического факультета, взявшего на себя ответственность по реорганизации крыши. Как оказалось, первокурсники были довольно активными, поэтому быстро решили, что здесь нужно прибраться и всё обновить. Декан с деловитым видом прошёлся вдоль обшарпанных столиков, подёргал металлические ограждения, которые ходили ходуном. — Вы правы. Для тёплого времени года это действительно хорошее место отдыха, но нужно подумать о безопасности. Ограждение никуда не годится… И началось бурное обсуждение, что необходимо сделать, чтобы крыша осталась открытой и не оказалась под замком. Где-то в середине услышанного Матвей с тоской побрёл вниз, сжимая в руках холодный бокс с обедом. Шла уже вторая неделя учёбы, а он не встретил Игната даже в коридоре. Тот словно растворился, хотя Матвей втайне надеялся, что они попросту разминулись. Множество раз. Из-за этого он ходил слегка подавленный, хотя не знал, что хуже — не видеть Игната вовсе или же увидеть и официально услышать, что тот воссоединился со своей девушкой. На поздравление в социальной сети Матвей ответил сдержанное «спасибо», а Игнат прислал улыбающийся смайлик. Никто из них не стал продолжать разговор, а Матвей в предвкушении ожидал первых дней осени. Как оказалось, зря. Ему одновременно жутко хотелось переброситься с Игнатом парой слов, ведь они не общались с мая, а значит, прошло уже три долгих месяца. Матвей знал, что долгожданная встреча не принесёт ему радости и облегчения, но всё равно жаждал его увидеть. Жаждал настолько сильно, что не стал убирать папку со старыми набросками, а пополнил её несколькими новыми зарисовками. На всех был Игнат, каким он его запомнил: улыбающимся, ярким и весёлым. И только на самом последнем наброске Матвей изобразил его без улыбки. Та самая сторона Игната, которую он не показывал остальным. Это наваждение ему не нравилось. Всё лето от пытался выбросить Игната из головы, но стоило увидеть его буквально на минуту, как все старания стали напрасны. Но Матвей всё равно настырно пытался отвлечься. Теперь на перерывах он рисовал людей, которых видел в университете. Сначала это были быстрые зарисовки на любом клочке бумаги, а потом пришлось купить скетчбук — Матвею надоело постоянно находить в рюкзаке скомканную бумагу и забивать ею половину мусорки. «Моделью» мог стать кто угодно — от веснушчатого тихого первокурсника в пятнистом джемпере до роскошной старшекурсницы в коротких кожаных шортах и колготках в сетку. Однажды Матвей даже нарисовал ректора. Правда, он не знал, что импозантный мужчина с тщательно оформленной бородой с проседью и аккуратной стрижкой — ректор их университета. Он увидел его на дорогой машине около стоянки, но почему-то даже не рискнул предположить, что это ректор. Просветила его Ева, тихо наблюдающая, как он заканчивает набросок перед парой. — Ой, это же Виктор Эдуардович. Вздрогнув, Матвей обернулся — та аж вытянула шею с соседнего места, пристально глядя на рисунок. — Кто? — не понял он. — Виктор Эдуардович — ректор наш. Неужели не знал? О нём вечно девчонки шушукаются, мол, какой красивый мужчина в годах. Говорят, кто-то с ним даже познакомиться хотел, в шутку или нет, понятия не имею, но он женат с восемнадцати лет. Трое детей, счастливая семья. Ну, по нему видно, что он наслаждается жизнью. Виктора Эдуардовича Матвей действительно видел впервые, а потому не успел заметить, насколько довольным он выглядит. Его привлекла внешность — стоило согласиться с девчонками, возраст был ему к лицу, да и в молодости вряд ли он выглядел хуже. Но тут прибавлялось ещё и то, что ректор явно любил за собой ухаживать. Деньги порой творят чудеса и помогают чуть больше наслаждаться жизнью, чем без них. Каким бы счастливым ты ни был. И, к огромному удивлению Матвея, даже ректор проявил интерес к обустройству крыши. Во второй раз он увидел Виктора Эдуардовича спустя пару дней в окружении галдящих первокурсников. Все они поднимались на крышу. Тогда-то и стало окончательно ясно, что уединения там больше никогда не будет. Новое место отыскалось достаточно быстро и легко. Матвей редко задерживался в стенах университета дольше положенного, а маленьком саду, разбитом на его территории, практически не гулял. Но раньше с крыши хорошо было видно одинокую черёмуху, пушистые ветви которой скрывали под собой старую лавочку с облупившейся краской и такой же старый столик. Иногда, конечно, место было занято, но в сентябре мало кто лишний раз желал пообедать на улице, пусть ещё и было тепло. Пару раз Матвей даже позвал с собой Еву, потому как именно её набросок никак не получался — то форма носа казалась не той, то овал лица. Он и раньше практически никогда не рисовал, посадив кого-то перед собой. Было неуютно от любопытных взглядом и от того, что набросок нужно показывать по завершению. Матвей предпочитал полагаться на память и рисовать, беря сохранившийся образ из головы. — Никогда не была натурщицей, — призналась Ева, облокотившись об стол и смотря в сторону по просьбе Матвея. — Да тут ничего серьёзного, — пожал плечами он, водя карандашом по бумаге. — Ничего серьёзного, но рисуешь каждый день так, будто тебе за это платят. Ты же говорил, что давно бросил. Матвей поднял голову и внимательно посмотрел на Еву, пользуясь моментом, что на него не пялятся в ответ. Она по-прежнему носила те же самые очки, что и год назад и вела себя в окружении однокурсников достаточно тихо. Но после летней подработки Матвей несколько иначе смотрел на неё, с любопытством наблюдая за развевающимися на ветру кудряшками. — Вау, — вдруг прозвучало откуда-то сбоку, и Матвей тут же подскочил, выронив карандаш из рук. Рядом с ним стоял Игнат. Его сложно было не узнать, хотя он немного изменился. Волосы всё так же торчали в разные стороны, но сейчас обычные обесцвеченные прядки стали розовыми и голубыми. Именно так. Одна половина головы Игната была розовой, вторая — голубой. Разве что отросшие корни тоже придавали его образу небрежность. Он был одет в рваные чёрные джинсы и объёмная бежевая толстовка с глубокими карманами, куда прятал руки. А глаза… Его взгляд был до того мягким, что Матвей едва не растаял. — Не знал, что ты рисуешь, — как ни в чём не бывало добавил он. Матвей положил скетчбук на стол. — Никто не знал. Давно этим не занимался. — Красиво, — оценил Игнат, посмотрев сначала на рисунок, а потом на хитро улыбающуюся Еву. — Привет. Кажется, мы не знакомы. — Кажется. Мы с ним в одной группе учимся, — кивнула она на Матвея. — Я Ева. Поболтай с ним, что ли, а то из него в последнее время и слова не вытащить. С этими словами она подхватила сумку и, махнув рукой на прощание, быстро унеслась прочь. Матвей только и успел проводить её озадаченным взглядом, как всё его внимание устремилось к Игнату. Тот, в свою очередь, опирался на ствол черёмухи и продолжал смотреть на Матвея так, что сердце уходило в пятки. — Ты без очков. Видел тебя без них лишь однажды. В памяти тут же всплыл тот день, когда они столкнулись на крыше и Матвей учил его держать палочки для еды. Игнат был тогда слишком наглым и позволил себе снять с него очки. Момент был до того смущающим и странным, что Матвей тут же покраснел — он почувствовал, как вспыхнули щёки и поспешил отвернуться. — Эй, прекрати смущаться, — беззлобно рассмеялся Игнат и юркнул на освободившееся место на лавочке. — Я тоже помню, что называл тебя симпатичным. И это правда. Тебе безумно идёт. Потребовалось несколько секунд, чтобы перестать настойчиво смотреть вдаль. Игнат, подперев подбородок кулаком, с прищуром смотрел на него и улыбался. Потребовалось около двух недель, чтобы привыкнуть к линзам. Матвей не хотел, чтобы тот злосчастный поход к врачу прошёл даром, а потому, стиснув зубы, привыкал к новому видению мира. Сначала это было неприятно, пусть и удобно — не нужно было вечно протирать очки, мучиться под дождём или тереть уставшую переносицу. Постепенно линзы перестали беспокоить его, хотя надевать их в первые дни было отдельным кругом Ада. У Игната были зелёные линзы, похожие на те, что он носил год назад. Внимательно рассматривая его, Матвей не заметил, что уже несколько секунд откровенно пялился прямо ему в глаза. — У тебя хорошее зрение? — склонив голову, спросил он. — Минус единица. Не смертельно. — Поэтому носишь линзы? — И не только. Прозрачные линзы — скучно. Пусть от них и визуальный смысл будет, — пожал Игнат плечами. Матвей вдохнул и задержал дыхание, завороженно глядя на него. Обычно он не любил так внимательно рассматривать людей, особенно когда они смотрят на него в ответ. Но сейчас не было сильного волнения. Может, из-за того что Игнат первым нашёл Матвея, не оставив времени на подготовку к встрече. И пока он молча смотрел на него, привыкая после трёх месяцев разлуки, Игнат вдруг первым отвёл глаза, незаметно подтянув к себе лежащий на столе скетчбук. — Ты решил отомстить и смутить меня в ответ? От твоего взгляда аж мурашки по коже, — усмехнулся он. — Я не… — моргнул Матвей и тут заметил, что Игнат теперь уже рассматривал последний рисунок. — Эй! — Да я его уже видел. Красиво. Меня вот никогда не рисовали, — без какой-либо иронии заметил он, бережно коснувшись пальцами листа бумаги. Поджав губы, Матвей вспомнил о паре десятков набросков, которые лежали дома в папке. Он не планировал никогда никому их показывать, но сейчас очень сильно захотелось, чтобы он оказались здесь. — Я рисовал тебя. В конце августа, — признался Матвей и прикусил язык, на что получил искренний удивлённый взгляд. — Правда? Обязательно покажи! Интересно посмотреть, как ты видишь меня со стороны. После они замолчали, будто иссякли все темы разговора. Матвей даже решил, что это из-за него, ведь в компании знакомых Игнат наверняка всегда мог заговорить о чём угодно. Но лучше молчание, чем неудобный вопрос о той встрече в середине августа, когда Матвей позорно сбежал, а после умудрился заболеть. Наверняка он сейчас думал именно об этом, ведь получается, что после того дня Матвей и решил ни с того ни с сего нарисовать Игната. Сам ведь только что признался. — Мне нравятся твои волосы. Необычно, — прервав неловкое молчание, заметил он. — Подруга Алины делала. Ей нужна была модель, вся работа бесплатная, оплачивались только материалы. Ну и я подумал, почему бы нет. Алинка потом решила, что нужно срочно сделать несколько снимков, мол, запечатлеть меня таким. — Но ты не выложил их в интернет. — Потому что к волосам не привык, — рассмеялся Игнат. — Но тебе идёт, — возразил Матвей, и Игнат тут же перестал смеяться, вмиг посерьёзнев. — Могу выложить парочку, раз так… В тот момент Матвею показалось, что между ними что-то щёлкнуло. Это не было радостью от долгожданной встречи, но Игнат отвечал так, будто что-то недоговаривал. Впрочем, Матвею всегда сложно давались подобные диалоги. Он вдруг подумал, что Игнат первым пришёл увидеться, поэтому надо всеми силами постараться его удержать. Матвей засуетился, схватил скетчбук, открыл чистый лист и впопыхах предложил: — Могу сейчас нарисовать. Всего лишь набросок, это быстро. И Игнат, видимо, от неожиданности был готов согласиться, но их прервал телефонный звонок. На его лице читалось лёгкое разочарование. — Привет, малыш. Да, уже закончил. И ты тоже? Хорошо, скоро буду… Нет, всё в порядке. Приеду, — и спрятал телефон в карман, несколько виновато посмотрев на Матвея. — Извини, не в этот раз. Меня ждут. Но буду рад, если ты всё-таки покажешь, что нарисовал. Он встал с места, а Матвей, сжав карандаш настолько сильно, что тот едва не треснул, спросил: — Девушка? Получилось надломленно и как будто с надеждой получить отрицательный ответ. Матвею не понравился собственный голос, но ещё меньше ему понравились слова Игната. — Да, — с заминкой кивнул он. — Мы расставались, но сошлись опять. Ты, кстати, видел нас летом. Под дождём, помнишь? Конечно, он помнил. Такое не забывается.

***

Анджела Мур нашла себе парня курсом старше, кажется, с какого-то технического факультета. Несколько раз Матвей видел его в компании Игната — высокий и подтянутый, с короткой стрижкой и тщательно ухоженными руками и бровями. Это заметил не он сам, а Катя, когда впервые увидела Диму Стрелкова. — Красавчик, что сказать. Но форма бровей у него лучше, чем у тебя, — захихикала она, ткнув Анджелу в плечо. Та только гордо вздёрнула подбородок. — У него есть деньги, может позволить себе и барбершоп, и маникюр. Мужчина тоже должен следить за собой. Катя только хитро посмотрела на неё. — Неужели? А помнится, что ты от Исаева нос воротила. — Это другое! — едва не взорвалась Анджела. — Исаев слишком смазливый, да и пирсинг я не люблю! А Дима… Ну вы посмотрите на Диму! Мало того, что с учёбой всё отлично, так ещё и футболом увлекается, в форме себя держит. — Ага, и на маникюр будете вместе ходить, — захохотал Тимур. — Да ну вас всех! Анджела всерьёз на них обиделась, хотя было видно, что она хотела похвастаться Димой, как дорогим украшением. За весь первый курс она ни с кем не встречалась. Были, конечно, какие-то знакомства, но постоянного парня она себе не нашла. Однако Матвей, наблюдая за ней со стороны, подметил, что эта девушка знает себе цену и с каждым вторым встречать не станет. Мало того, что она любила себя и могла позволить вкладываться в свой внешний вид, так и от партнёра требовала того же. Вряд ли её устроил бы кто-то с менее эффектной внешностью, чем у Димы Стрелкова. С тех пор она демонстративно отсела на дальнюю парту и перестала общаться с Катей и Тимуром. Те, в свою очередь, пытались несколько раз с ней заговорить, но безуспешно. Оказалось, что Анджела довольно злопамятная. Или просто хотела такой казаться. А на каждом перерыве она виделась с Димой. С её лица не сходила улыбка, и выглядела она действительно довольно счастливой. Матвей не раз становился свидетелем их воркования, объятий и поцелуев, даже когда вокруг было очень много людей. Даже когда кто-то фотографировал исподтишка. Выглядело это достаточно экстравагантно, и Матвей, пусть и не любил публичных проявлений чувств, немного им завидовал. Сам бы он вряд ли когда-нибудь решится на подобное. Да и было бы с кем… — Как думаешь, у них правда любовь или просто внимания захотелось? — спросила как-то Ева, незаметно подкравшись из-за спины. Матвей подпрыгнул от неожиданности, едва не выронив рюкзак. — Не делай так больше. — Сам виноват, что не заметил. Слишком увлечён созерцанием их поцелуя. Он поморщился и стыдливо отвёл взгляд. — Они просто красиво смотрятся вместе. Яркая пара. — А есть ли чувства? — Ну, Анджела выглядит довольно влюблённой. Насчёт Димы не знаю. — О них теперь почти весь универ болтает. Внешне друг другу подходят, оба при деньгах. Но на месте Анджелы я бы помирилась с Катей и Тимуром — друзьями просто так не разбрасываются, а ей будет тяжко без них. Полагаю, вся эта показушность ради того, чтобы скрыть образовавшуюся дыру в общении. Анджеле не хватает друзей. Одного Димы ей мало. А когда о них все вокруг судачат, это создаёт некую иллюзию. Он понимал, о чём говорит Ева. Существуют люди, которым жизненно необходимо окружить себя вниманием и общением. Без них они будто высыхают, как цветы без воды. А Анджеле высыхать было категорически нельзя — стройная фигурка, которую та всегда подчёркивала обтягивающими нарядами, и яркий блеск жизни в глазах делали её одной из самых красивых девушек университета. — Но она выбрала отношения, — пожал плечами Матвей. — Она обиделась на друзей, что те не оценили её вкус на парней. Все повели себя неправильно. Но готова поспорить, что до Нового года они помирятся. Наверняка Анджела даже бросит Диму. — Думаешь? — Думаю, ей просто похвастаться хотелось, какой красавчик на неё запал. Я вот не считаю, что она в него влюблена. И Матвей вновь перевёл взгляд на Анджелу, которая со счастливым выражением лица слушала, как Дима что-то ей говорил. Разве не так должна выглядеть влюблённость? Он помнил, как читал о ней в книге во время летних каникул — любовь всегда описывали ярко и эмоционально. Так ярко, что весь мир мерк на фоне чувств главных героев. По мнению Матвея, эти двое вполне соответствовали описанию. — В книгах и фильмах любовь обычно показывают как-то так, — задумчиво произнёс он. — Так — это как? — Ну вот так, — несуразно ответил Матвей и взмахнул рукой. — Вечно целуются, преданно смотрят, обнимаются. Ева заговорила не сразу. Матвей не поворачивался к ней, но чувствовал её взгляд. — Ты никогда не влюблялся? — тихо спросила она. Вопрос не испугал его, но заставил задуматься. — Не знаю. Если что-то и было, то это не похоже на любовь, которую описывают все вокруг. Ева помолчала ещё немного. — А что ты чувствуешь к Игнату? Матвей дёрнулся так, будто его обожгли, и с возмущением взглянул на Еву, но… В её глазах не было ни издёвки, ни любопытства. Она смотрела на него со всей присущей ей серьёзностью. Казалось, что Ева видит больше, чем все остальные. Видит его насквозь. От этой мысли по спине пробежался неприятный холодок. Он не смог ответить на вопрос. Открыл было рот, но в растерянности замер, потому как даже в мыслях не знал, как правильно назвать свою привязанность к Игнату. Это даже и привязанностью было сложно назвать — общались они редко, друзьями так и не стали. Но Матвей хотел его видеть. Хотел находиться рядом, хоть иногда. Наверное, хотел даже коснуться… — Ясно. Ты даже себе признаться не можешь, но всегда глазеешь на него то ли с тоской, то ли с нежностью. Я ещё в прошлом году заметила. Вот поцелуй он тебя на той вечеринке перед Новым годом, глядишь, уже бы давно встречались, — буднично рассудила Ева и устало махнула рукой. Матвей не стал спорить и отпираться — было даже удобно, что Ева оказалась такой наблюдательной. — У него есть девушка, — вздохнул он. — Гетеро, что ли? Тогда сложно, конечно, но не невозможно. Вы же общаетесь, пусть и мало. Общайтесь больше! Потихоньку, помаленьку, может, что и получится. И вообще, признайся ты ему — легче станет, а то второй год страдаешь. — Нет, — помотал головой Матвей, — не буду я ему ни в чём признаваться. Я ведь сказал, что у него есть девушка. Так я его только оттолкну, и потом мы даже изредка общаться перестанем. Не могу я… Лучше пусть остаётся так, как есть. — Ну и дурак, — вдруг жёстче высказалась Ева. — Себе же хуже делаешь. Страдаешь в одиночку, глядя, как он с девчонкой развлекается, и продолжаешь смотреть влюблёнными глазками. Мазохист. Это был их последний разговор об Игнате на долгое время. Ева вообще вдруг почти перестала с ним общаться, хотя в университете они в принципе редко разговаривали. Лето стало исключением — летом чаще приходилось оставаться наедине благодаря работе. Ощущение, что Матвей чуть лучше успел узнать Еву за несколько летних недель, тут же улетучилось. Однако Ева вновь заставила его задумать о том, как он выглядит со стороны, когда смотрит на Игната. Неужели в его взгляде действительно читается то самое чувство? А если это заметила Ева, заметит ли и Игнат тоже?.. Глупости. Игнат никогда этого не заметит. Он даже и думать не станет о том, что нечто подобное возможно. Всё-таки будет лучше, чтобы он никогда и ничего не узнал. Никогда…