Путь осилит... оживший!?

— И всё-таки мне интересно, что ты задумала, — всё не унимается Дима, не отставая от подруги, что тащила его за собой. — Всё узнаешь, не форсируй события, ладно?       Вскоре двое остановились у одной из многочисленных многоэтажек, и Дима скользнул взглядом снизу вверх по дому. — Не стой, замёрзнешь! — Оля похлопала парня по плечу, и снова потащила его за руку уже к подъезду. Стоило нажать пару кнопок на домофоне и дверь подъезда открылась.       Пока двое поднимались к нужному этажу, всё потому, что лифт по какой-то причине сломался, Оля всё не унималась и спрашивала Диму о том, что он думает о рад-феминизме, и поддерживает ли он в целом феминизм, и стал бы феминистом.       »…Каво, блять?..» — думается Диме. В его понимании феминистки — это толстые женщины, которые агрессивно высказывают свою не всегда адекватную точку зрения и упрямо придерживаются её. Конечно при Оле не нужно было бы показывать своего не слишком хорошего отношения к данному движению. Диме это всё казалось субкультурой вроде эмо или готов: в одно время челкари и готические челики были модными, и вдруг они быстро канули влету. — Ну, что думаешь по этому поводу?       «Похуй абсолютно», — хотел сказать Дима, но сдержался и выразился несколько иначе: — Индифферентно в полной мере. — Что ж, твоё право, — приняла его ответ Оля и остановилась у нужной квартиры. — Кстати, вот мы и пришли. Пошарившись в кармане сумки и достав связку ключей, девушка выбрала нужный подходящий ключ и стала вертеть им в замочной скважине двери, после, как послышался щелчок, дверь можно было со скрипом открыть. Из квартиры сразу потянулся шлейф ароматов благовоний по типу сандала. — Оо, вот это запахи, — вдохнул полной грудью Дима, но Оля его слегка толкнула локтем в бок, стоило паре зайти на порог квартиры. — Тише ты! — А что такое? — и сразу заговорил шёпотом. — Я живу не одна. Да, я живу с мамой. Вот так, — объяснила вкрадчиво «Пурпурная», разуваясь и снимая зимнюю одежду, а шапку после сунула в один из рукавов куртки. — Сорян-мусорян, — стал следом снимать с себя обувь и куртку. Все крючки на вешалке были завешаны вещами, потому Побрацкий ничего не нашёл лучше, как положить куртку на тумбочку, где хранится осенняя обувь. Шапка его упала куда-то за ту тумбу. — Пройдём со мной, но только тихо. — А шавуху брать с собой? — Шавуху брать с собой, да. — Понял, принял, обработал.       Но вот проклятый пакет с шаурмой предательски громко зашелестел, когда Дима поднял его.       С кухни донёсся подавленный голос Олиной мамы: — Оль, ты?       «Пурпурная» не знала, кого больше ненавидеть: Диму или пакет, но сделала вид, что зашла домой одна, и проскользнув вместе с гостем мимо дверного кухонного проёма, девушка с деланой улыбкой ответила: — Да, мам, я. Загулялась, вот. Молодость всё прощает, сама знаешь. Ну так как, побывала в комнате Олежи? — Побывала, дочь, побывала, но только больше вогнала себя в тоску. — О, уверена, ты очень скоро отойдёшь. Просто… просто время нужно. Вот.       А в ответ тишина да вздох печали. Пепел упал со скуренной части сигареты в пепельницу. Ароматы сандала слабо заглушают неприятный запах табака.       Оля спряталась за стену, приказав Диме помолкнуть, прижав указательный палец к своим губам. Лишь уже войдя в спальню девушки, начались расспросы: — Тебе мама не разрешает водить к себе гостей? — Ей сейчас не до гостей, знаешь ли. Ей нужно побыть сейчас одной. Ты просто не понимаешь, каково матери терять сына, а сестре — родного брата.       Острый, как бритва взгляд метнулся в сторону Димы и пригвоздил его на месте. — Ладно, — шмыгнула носом Оля, а потом отвела свой взгляд в сторону и со стыдом осознала, что оставила висеть свой лифчик на спинке компьютерного кресла. — Этого тебе видеть не нужно! — и спрятала вещь в шкаф. Ну как, спрятала… закинула его куда подальше в царство смятых и давно валяющихся футболок и джинсов.       Дима не знал, стоило ли говорить подруге, что знал Олежу, стоит ли ей говорить, что даже видит его в виде призрака. Одно ясно — для неё это больная тема, но Оля этого не показывает, старается прикрываться маской некого спокойствия, даже, кажется, равнодушия, да только та маска нет-нет, но даёт трещину.       Пока Дима гулял взглядом по комнате Оли, то заметил на одной из полочек над компьютерным столом светодиодный ночник в виде облачка. Как это мило. И пока «Пурпурная» что-то искала в захламлённом шкафу, Побрацкий то и дело находил интересные детали в интерьере девушки, и одна из таких — это личный дневник на прикроватной тумбочке. Вся в наклейках книжка не могла не привлечь внимания, а на обложке написано: «Личный дневник принадлежит Оле Душновой. Кто прочитал, тот здохнет». Именно «здохнет» и никак не иначе. Но Дима же не сыкло какое-то, и пока Оля была отвлечена в поиска чего-то там, он приоткрыл первую страницу, и на ней было написано: «Дорогой дневник, мне не подобрать слов, чтобы описать боль и унижение, которые я испытала…»       Однако тут же за спиной услышал следующее: — Нашла! — Ч-что нашла? — не понял Дима по началу. — Попрыгунчик! Я уж думала, что за долгие годы не найду его!       Да уж, находка была важной, сказать нечего, просто во. Но и это было не важно, дело обстояло в другом, а именно в том, что среди пыльных книжек, среди ГДЗ за шестой класс Виленкина, Оля откопала чёрную, в кожаном переплёте книгу, а на ней, чтобы вы думали, изображён демон по имени Бафомет. — А это что за чертовщина? — логичный вопрос задал Дима, только завидев найденную книгу. — Правильно понимаешь. — Оля сдула с древней книги слой пыли. — Это, конечно, не тетрадь смерти, но всё же. Сколько магии сокрыто под этой обложкой, только подумай! — И это говорит человек, который якобы не интересуется сверхъестественным, — не упустив возможность, Дима подколол «Пурпурную». — Я говорила, что не смотрю «битву медиумов», а не то, что не верю в это. Не перевирай мои слова. — Мне немного не по себе от того, что ты задумала. — То, что я задумала, законом не запрещено. Ну что, начнём же! — Оля открыла книгу, и пожелтевшие от времени страницы очень кстати показали варианты ритуалов по воскрешению мёртвых. — Мы что, в самом деле будем создавать зомби? — недоумевал Дима, ведь ему всё казались шутки, когда Оля собиралась проверить, возможно ли оживить человека, которого уже давно едят черви. — Как видишь, я не шутила, — с улыбкой парировала девушка. — Погоди, у меня один лишь вопрос: где ты вообще взяла эту книгу? Зачем она тебе? — Это уже два вопроса. Меньше слов, больше дела. Тащи мел!       Пребывая в лёгком недоумении, Дима так и быть собирался подать брусок мела, но без подсказки Оли бы сам не нашёл, пусть нужный предмет находился едва ли не перед носом парня.       В самом деле, без мела невозможен был бы и сам ритуал, так как он играет одну из ключевых ролей в осуществлении действа, так как мелом нужно было начертить пентаграмму на полу. Сказано-сделано. Оля одёрнула ковёр с пола, и образовалось просторное пространство, чтобы нарисовать нужную фигуру на деревянном полу. — Я вот думаю, хорошая ли это идея, — сомневается Дима, хотя пути назад уже нет, и Оля по указанному подобию в книге чертит пентаграмму. — Послушай, я никогда таким не занималась, так что не будь душнилой, а лучше помоги. Принеси тринадцать свечей. Они там, в нижнем ящичке шкафа. — Принеси, подай, иди нахуй, не мешай, — пробубнел Побрацкий, открыв нужный ящик в шкафу. — Я всё слышу.       В конце концов, все тринадцать свечей были найдены и расставлены по периметру начерченной в круге пентаграммы. Дальнейшим шагом было зажечь все свечи, что и было сделано тут же.       Двое уселись напротив друг друга, и разделяла их лишь начерченная пентаграмма. — Ну что, готов? — спрашивает Оля в свете лишь одних свечей. Шторы задёрнуты, нет ни единого другого источника света. Лишь свечи. — Я не знаю, у меня начинает крутить живот. Может, от волнения. — А может от шавухи? — девушка снова приподняла одну бровь и устало посмотрела на парня. — Не пон. — «Собери пять штук шаурмы и собери собаку». — А, пон. — Дима вспомнил свою шутку и сам кринжанул. — Слушай, мы тут забыли об одной важной вещи. Короче, для воскрешения мёртвого нужна его личная вещь. — Ах да! — по счастливой случайности, Дима прихватил с собой те самые конспекты принадлежащие Олеже. Но вот что странно — духом Олежи здесь даже не пахло, хоть и должно. Неужели эта книжка теперь не влияет на Душнова? — Вот она — та самая вещь! — Дима положил конспекты в центр пентаграммы, но так, чтобы надпись кому она принадлежат не увидела Оля. — Ох, не знаю, кого мы там будем воскрешать, но у меня уже чешутся руки, — желая начать ритуал, «Пурпурная» прошлась взглядом по тексту в чёрной книге. — Зато я знаю… — проговорил Дима, но кажется, Оля даже не придала этому значения, ведь для неё это всего лишь развлечение.       Всё происходило как в типичном американском мистическом фильме: тёмная комната освещаемая только ритуальными свечами, на полу пентаграмма, зловеще звучит заклинание, так ещё как под действиями спецэффектов засветилась и сама пентаграмма с начерченными символами около неё.       Дима ошарашенно округлил глаза, слегка отпрянув от высветившихся символов. Зато Оля, словно пребывая в трансе, читая заклинание, внезапно распахнула глаза, что светились не менее зловеще. Девушку никак не пугало происходящее. Вообще создавалось впечатление, будто она занимается подобными практиками достаточно давно и имеет некоторый опыт в этом. Но нет, это всего лишь её первый опыт.       Тем временем, погруженный в печаль Олежа, дух находящийся в общаге, ощутил как некая сила тянет его за собой, при чём с каждой секундой всё крепче. — Что происходит? — не понял Душнов, а потом как понял, но только поздно, ведь нечто тянуло его вон из комнаты и вообще из общаги. — Я не хочу в ад, я ещё недостаточно нагрешил! — вопит призрак, хватаясь полупрозрачными руками за пол, дальше за порог, но в итоге неведомая сила вытаскивает Олежу и за пределы общежития.       По завершению ритуала Оля произносит последнюю фразу из загадочной магической книги: «Отныне оживший в мир живых явись!»       А Дима теперь обладатель нескольких седых волос на голове и пердечного сриступа. Но зато как эффектно выглядел ритуал! — Да будет так! — в довершении, девушка прикрыла глаза, захлопнув чёрную книгу. Символы и пентаграмма тут же прекратили своё сияние. Изображение на полу стало просто изображением, не более.       Выдохнув, Оля вновь открыла глаза и посмотрела на Диму, что спиной прижался к стене позади. — Испугался? — спросила «Пурпурная». — Обосрался, — в шутку ответил Побрацкий, держась за сердце, бешено колотящееся в груди. — Хах, ладно, забей, это всего лишь глупый ритуал, который ничего не решит. В самом деле, зомби существуют только в фильмах.       Оля почувствовала запах палённой бумаги, а после посмотрела вниз, в центр пентаграммы, и к своему удивлению заметила, что личная вещь умершего — превратилась в пепел. — Вот чёрт! Чёрт! — вместо сердца, Дима теперь схватился за голову, да только теперь ни к чему поднимать панику. В надежде он пытался в горсти пепла отыскать хотя бы фрагмент какой-либо страницы, но ничего не вышло. Горсть сгоревшей бумаги и есть горсть, хоть горстью назови её, хоть нет.       Послышался стук в дверь комнаты Оли. Это стучала Апполинария — мама «Пурпурной». — Оля, у тебя всё хорошо? — обеспокоенно спрашивает женщина. — Да, конечно, скоро буду собираться ложиться спать, — отвечает девушка, но не без волнения в голосе. — Да нихрена не хорошо! — полушёпотом восклицает Дима, собирая в ладони горсти пепла, но и тот утекает сквозь пальцы как песок. — Тсс, ты! Не ори вслух! — шёпотом пригрозила Оля, бросив взгляд на Диму. — А как? — Ори в себя!       Замечательная мысль, вот только как исполнить это в действие — вопрос отдельный. — Знай, я волнуюсь за тебя, — вновь послышался чуть подрагивающий голос Апполинарии. — Ты ведь теперь у меня единственная. — О, будь уверена, всё в полном порядке, мам. — Что ж, как знаешь, — послышались после неспешные шаги, что всё отдалялись от двери комнаты девушки.       Оля вытерла пот со своего лба, и выдохнув, бросила мимолётный взгляд на парня рядом. У Димы был такой взгляд в этот момент, словно всю его семью убили в Афганистане, хотя на деле была сожжена тетрадь с конспектами. Хотя на деле Олежа и был его семьёй все эти месяцы. Как же странно называть призрака частью своей семьи. — Слушай, ты так убиваешься по этому пеплу, который раньше был тетрадкой. Боюсь спросить, кто был её владелец, — осторожно спросила Оля. — Твой друг?.. Твой близкий друг? Посмотри мне в глаза, — девушка взяла в свои руки лицо Димы, чтобы создать зрительный контакт.       В зелёных глазах расширились зрачки, так, что радужки почти не было видать. — Что происходит? — хотела знать Оля. — Будто эта книжка влияет на чьё-то существование. — Ты даже не представляешь, насколько эта книжка влияет на чьё-то существование, — не повышая тона в голосе, Дима осторожно, не отрывая взгляда от девушки, убрал её руки от своего лица, после резко встал с места, и собрался уже уходить. — Постой, куда ты? — не понимала Оля, поднимаясь в полный рост. — Прости, но мне надо в общагу. Срочно. — Что ж, ну хорошо. Но ты ничего не забыл? Как бы сегодня день Святого Валентина, и вот… Ну… — она мялась, опускала взгляд в пол, кусала губы. — Точно, забыл! — спохватился Дима. — Дай мне пакет. Целлофановый. — …Чего? — Мне нужно как-то унести этот пепел с собой.       Максимально странная просьба, но Оля надеялась на невинный поцелуй в щеку. На её памяти это самый странный день всех люблённых. Ни валентинки, ни романтики, ни черта. — Держи, — девушка отдала Диме пакет с пеплом, который раньше был конспектом. — Благодарочка! — Я тебя всё же провожу до порога, раз уж ты собрался уходить.       Наспех обувшись и одевшись, Дима так и не подарил Оле заветного поцелуя в щеку. Зато прощаясь, помахал девушке рукой, спускаясь по лестнице вниз. А стоило гостю скрыться из виду, Оля проговорила: — Поехавший, но прикольный.       Что думала о нём «Пурпурная», Диму на данный момент мало волновало, сейчас у него в мыслях было одно: «Хоть бы не случилось то, о чём я думаю.»