Путь осилит... оживший!?

      Когда Олежа открыл глаза, то первая мысль, которая пришла ему в голову всё была одна и та же — что там с утюгом. Вероятно, его уже давно выключили. Не Олежу, а утюг, хотя и Олежа тоже выключился на полгода.       На секунду забыв, что находится в закрытом тёмном помещении, где воздуха и так критически мало, Душнов по привычке хотел резко подняться, но несильно ударился головой о крышку гроба над ним, хотя гроб просторный, просто малогабаритная квартира. — Я же забыл, где нахожусь, — негодовал воскресший, потирая макушку. Теперь, скрестив руки на груди, Олежа всё обдумывал план выхода отсюда. В принципе, вариантов не много: а) никого не дождаться и умереть снова, и б) тоже никого не дождаться, но умереть, но на этот раз от обезвоживания и голода. — Нет, так дело не пойдёт! — делано психанул Олежа, прикинув самые нелепые способы выбраться со своего же гроба, а потом обнаружил, что в кармане его штанов лежит… мобильник!       Некто позаботился об Олеже, всё же отчаянно и наивно полагая, что парень не умер, а просто надолго уснул. Ох, как же кстати была та забота того «некто». — Это же папин телефон! — с радостью заметил Олежа, а с радостью именно потому, что этот мобильник был специализирован на долгие походы и командировки, где зарядить это устройство впрочем негде будет, и потому телефон может и полгода держать зарядку полностью, если им, разумеется, не пользуешься. — Какое счастье, боже!       До этого момента Олежа никогда не верил в бога, но как говорится: «Ты атеист до первой тряски в самолёте», в случае Душнова, он атеист до своего первого погребения заживо… Замертво. Не важно.       Проблема только в том, что телефон всё же не держит полностью зарядку все полгода, потому процентов на нём осталось около трёх. Это ничтожно мало, но тем не менее дозвониться можно, чем и воспользовался Олежа. В контактах был лишь один человек — Оля. Почему был только её телефон — очень непонятно. — Прошу, ответь! — просил Олежа, немедля нажав на номер и всё ожидал, когда трубку возьмут.       Не возьмут. Оля поставила мобильник на беззвучный режим, да и тем более, ей не до звонков. «Пурпурная» уснула в объятиях Димы. Свечи окончательно погасли, как огоньки надежды в глазах Олежи. Три процента на телефоне. Ныне теперь два. — Пиздец… — догадывался Олежа после нескольких безрезультативных дозвонов на телефон сестры.       Воздуха катастрофически стало не хватать, и посему Душнов в который раз психанув, через секундную паузу сильно бьёт кулаком по крышке гроба над собой. — Ненавижу! — и вдруг как снег на голову ему на лицо падает небольшая горсть земли. Что за шутки? Олежа не то, что в шоке, он в ахуе пребывал от происходящего. Решая посмотреть, почему земля упала ему в лицо, включил фонарик на телефоне, и каково же было удивление, когда пришло осознание того, что крышка гроба закрыта не полностью. По какой-то счастливой случайности крышка была приоткрыта меньше, чем на сантиметр, то есть пальцы в ту щель просунуть можно. А что, если это шанс? А что, если это и есть выход? Огонёк надежды вновь зажёгся в глазах Олежи, только вот настоящий выход труден и тернист, ведь нужно прорыть два метра землёй над собой, чтоб глотнуть свежего воздуха.       Так как на телефоне осталось два процента зарядки, а толку на данный момент от устройства никакого, Олежа положил телефон обратно в карман штанов, и с силой несколько раз пнул ногами по крышке гроба. И, о чудо, на парня ещё упало приличное количество земли. Начало побега из земляного плена положено. Белая рубашка и аккурные некогда штаны уже сейчас станут почти единым цветом с землёй, но Олежу это ничуть не беспокоило, накону стоит иссякающий запас воздуха. Когда с крышкой было покончено, осталось прорыть путь наверх. Желание скорее выбраться было сильнее усталости.       И пока кто-то прорывал себе путь сквозь промёрзлую землю, кто-то спокойно себе нежился в постели. Эти кто-то были Дима и Оля. За окном уже светало, свет солнца проникал через занавески в спальне, а один из лучей попал на лицо Димы. Сквозь закрытые веки свет казался розовым, а стоило едва поднять веки, солнечный свет слепил глаза. — Ненавижу эти тупые утры, — пробубнел по привычке Дима, тыльной стороной ладони прикрывая лицо.       Так, стоп. Что-то не то. Кровать слишком мягкая. Совершенно другая комната. Светильник в виде облачка на одной из полок.       «Это же не комната в общаге», — догадывался Дима. А потом посмотрел на лежащую спиной к нему девушку. — А, ой, — и тут же покраснел как маков цвет.       Так хорошо вчера набрался виски, что забыл, где уснул и с кем. И так как свой телефон Побрацкий забыл в общаге, то решил узнать который час, заглянув в телефон Оли. Она ещё спала, и вроде бы не заметит, что в её мобильник заглянули. Только Дима коснулся пальцем экрана чужого телефона, как высветилась заставка. Та самая фотография, где изображены Олежа и Оля. Почти сразу и высветился номер абонента, который так и не смог дозвониться.       «Что за уроды ей звонят?» — подумал Дима, но не придал этому сильное значение и смахнул пальцем это уведомление. Но всё же обратить внимание на время стоило, ибо на часах половина девятого утра. — Я же опаздываю! — внезапно осознал Дима, быстро став собирать свои вещи около кровати.       Под весь этот шум и бормотание проснулась «Пурпурная». Оля приподнялась на локтях и сонно и лениво наблюдала за каждым движением Димы. — Вот же блять! — выругался Побрацкий, когда не попал ногой в штанину и забавно упал. — Уже уходишь? — спросила девушка, зевая. — Мог бы ещё поспать, чего в такую рань вставать? — Ты не понимаешь, я опаздываю! Пары уже начались.       Свитер был надет задом на перёд. Ну и чёрт с ним. — Ты такой смешной, когда злишься, — призналась Оля, показав улыбку. — Лучше скажи, что вчера было? Голова гудит. — Мы выпили с тобой виски. Совсем чуть-чуть. Половину бутылки выпили, — в подтверждении этого, она достала из-под прикроватной тумбы пустую бутылку. — Ну и потом… сам знаешь, что было. — Ой, нет. — Ой, да.       Оля, будто издеваясь, встала с кровати совершенно нагая.       Дима почти сразу отвернулся, хотя и мог посмотреть. Но что-то будто против этого. Вот никогда ему раньше не было стыдно, а сейчас краска стыда не сходит с его лица. Подобрав быстро с пола верхнюю часть пижамы, он отдал одежду девушке, не глядя в её сторону. — На, одень. — Надень, — поправила Оля неправильное сказанное слово. — Я опаздываю, — напомнил Дима, и так и быть, «Пурпурная» не стала испывать его терпение. — Тебя проводить до порога? — Да нет, я сам. — Если что, дверь открывается на два оборота! — вслед сказала ему Оля, и сама стала одеваться в свою повседневную одежду.       И как на зло, в коридоре, уже в прихожей, Дима столкнулся с Апполинарией. — Доброе утро, — нелепо улыбнулся Побрацкий, всё ближе пробираясь к двери из квартиры, наспех обуваясь и надевая куртку. — Доброе… — не поняла женщина, потому что ей казалось, что видела этого парня буквально вчера. — До свидания! — попрощался Дима, уже уходя из квартиры. -… До свидания, — также попрощалась Апполинария, когда дверь захлопнулась. — Так, кажется, меня настигло дежа вю. Или нет. Оля! У меня к тебе пару вопросов!       Примерно в то же время Дима уже во всю спешил сначала в общагу, а потом на пары. — Только бы не придти под конец лекции! — негодовал он, запрыгнув в такси.       Вау! Такси! Ну хотя бы не пешком. Побрацкий делает успехи.       Такси доехало достаточно быстро, и стоило машине остановиться, Дима вылетает из неё, скорее торопясь в общагу. К своей комнате он подлетает ровно с такой же скоростью. — Олежа, привет! — по привычке здоровается Дима, но только уже не с призраком, а с воздухом.       Быстро собрав сумку, Побрацкий снова разговаривает, но вновь куда-то вникуда, снова его слушатель только воздух. — Эй, опять обидку пустил? Послушай, мне некогда вымаливать у тебя прощения, так что… — и чтобы дух снова появился рядом, Дима решил, что лучшей идеей будет достать из холодильника очередную банку энергетиков и сделать пару глотков из неё. Олежа триггерился каждый раз, как видел в руках Димы эту злосчастную жестяную банку.       Но в этот раз ничего не было. Вообще ничего. Не возражения, ни одобрения. Ничего. — Слушай, я ведь вообще всё могу выпить.       И снова тишина. За окном только усилился февральский ветер. — Я ведь могу и тетрадь достать! — пригрозил Побрацкий, но тут же вспомнил, что теперь это только пепел в целлофановом пакете в кармане куртки. — Олеж?..       Только секунды погодя его внимание приковал листок, что лежал у кровати Душнова. Это тот самый список, с теми самыми пунктами, что нужно сделать. Самое интересное, что этот листок каким-то чудом уцелел, а вот тетрадь сгорела. А что, если дух Олежи был прикован даже не к самой тетради, а конкретно к этому списку. — Ладно, потом обсудим! — Дима перестал разглядывать список и поспешил на пары. И действительно, он опоздал, но не так это было критично, так как половину студентов отсутствовало по ряду причин.       Однако не одной учёбой были полны мысли Побрацкого, были и другие на то причины, одна из которых сам Олежа. На самом деле без него стало пусто, а где-то в глубине своей души, Дима подумал, что стоило бы попросить у духа прощения за всё, нормально, по-человечески, вот только чем теперь это поможет — сказать сложно. Почти всю пару, всю лекцию, что длилась, Дима думал: «а поднимутся ли цены на энергетики в ближайшее время?»       Нашёл о чём размышлять. Но львиная доля мыслей была об Олеже. А кстати и нём самом: выглядит как реальный зомби. За ночь, изрядно уставший, уже когда только-только начало светать, Душнов выбрался из своего заточения. Земля была везде: в одежде, в волосах, в обуви, частично в ушах и носу. Руки и лицо придётся отмывать пол-дня, если будет где, и если удастся дойти до общаги. — Со вторым днём рождения меня! — выбравшийся Олежа, не мог не поделиться этой радостной новостью с ближайшими соседями. Да, действительно, соседи такие хорошие слушатели, никогда не перебивают, молчат, скромные, наверное. А может быть молчат, потому что мёртвые.       Первое, что почувствовал Душнов, когда поднялся на ноги, это не голод или холод, а икоту. Кто-то непрерывно его вспоминал. — Не может быть, кто-то меня вспоминает, — делает он шаг один за другим, сходя с земли на белый, снежный полог. — Неужто кому-то я нужен? Какое счастье, что я не забыт.       Шаги давались с трудом, и причина тому пол-года без движения. Одно хорошо, что никто не видел это восстание из мёртвых, иначе бы сообщили бы куда нужно. Путь до общежития не близок, но Олежа помнил маршрут, пусть и с небольшими провалами в памяти. Миссия: найти майонез общагу.       Опомнился Дима не сразу, аудитория почти пуста, и он предпоследний, кто её покинул. Создаётся ощущение, что учёба наконец-то начала его интересовать, но вовсе нет. Причина лёгкой заторможенности Димы всё та же — обиженный, не появляющийся призрак. А что, если он больше вообще не появится? — Да не, ерунда какая-то! — как и всегда отмахнулся Дима и отправился закупаться энергетиками и дошиками. А чем ещё питаться студенту?       Но счастье от покупок было не долгим. Вновь придя в комнату, Дима по привычке говорил с воздухом, и никакой призрак ему не ответил, хотя мог бы, будь тот призрак не находился в своём теле.       Вновь демонстративное выпивание энергетиков не вызвало гнева теперь несуществующего призрака.       Кладбище уже давно позади, впереди показались очертания Москвы. Уже вечер, пусть и темно как ночью, и забыв точную дорогу, Олежа пытался понять, как вообще добраться до нужного места, и очень вовремя ему на пути попался старый дедуля, вероятно, он также возвращался к себе домой. Странно, что он один. — Извините, — почти загробным голосом произнёс Олежа, чуть дотронувшись до плеча дедка, — не подскажите, как добраться до общежития №12?       Тут-то дедулька и схватился за и так пошаливающее сердце. Он перекрестился, увидев всего в земле парня и быстро стараясь уйти, что-то фыркал себе под нос. На самом деле и его можно понять, ведь не каждый день видишь восставших мертвецов.       Тяжело вздохнув, Олежа побрёл дальше, в поисках верной дороги. Чуть ранее он надыбал где-то накидку, чтоб не холодно было, но так или иначе, зубодробительный холод проникал под подол той накидки. И голод. Безумно хотелось поесть, если бы было за что. Но мир не без добрых людей, на одной из остановок, Олежа нашёл себе компанию, которая состоит из… бездомных. Как бы странно и смешно это не звучало, но Душнов нашёл в них нечто, чего нет в других людях. И нет, эти бездомные — не алкаши, просто жизнь с ними поступила жестоко: по большей части вся эта компания из нескольких людей была своего рода бывшей интеллигенцией, бывшие учителя и врачи. Кого-то сократили, кого-то жена при разводе оставила без рубля в кармане и прочие ситуации, в которых люди просто сломались. Олежа не стал кому-то лезть в душу, разузнавать, кто и как покатился по наклонной. Он просто слушал этих людей, сидя под мостом, перед костром, где его хоть и угостили просроченными продуктами, но хотя бы было видно, что отношение человеческое, пусть и условия жизни здесь говорили об обратном.       Но вдруг один из бездомных спросил: — Кстати, ты так и не сказал, откуда ты такой — чумазый, но при параде: в брюках, туфлях, белой рубашке. — Ну, — замялся Олежа, придумывая с ходу, — у меня украли все деньги и документы. Теперь, скорее всего, я тоже никто. — Не отчаивайся парень, улыбнётся тебе удача! — поддержал его другой бездомный, который подкидывал в костёр ненужные, старые газеты.       Столько поддержки Олежа не получал от обычных, вполне обеспеченных людей.       Тем временем, Дима набрался уже не энергетиков, а кое-чем покрепче. Кто бы мог подумать, что сутки без призрака могут его сломать. Вновь на глаза попался список из сгоревшей тетради, в которой раньше были конспекты. Дима от нечего делать сложил лист пополам, и в тот же момент Олежа почувствовал резкую боль в спине, словно бы кто-то на расстоянии ломает его пополам. — Что с тобой, парень? — поинтересовались некоторые бездомные, увидев, как изменился Олежа в лице. — Что-то рано стареть начал, — отшутился тот, — спину защемило. — Главное духом не стареть! — поддержал его кто-то из бывших интеллигентных людей. — Держи, — и ему подали чай в чуть треснутой кружке.       То, что происходило с Димой, можно было назвать как стадии принятия неизбежного: отрицание, гнев, торг, депрессия, принятие.       Отрицание — не принимал того факта, что дух больше никогда не появится в этой комнате в своём привычном виде.       Гнев — отчего-то бросил пустую бутылку из-под крепкого алкоголя о стену.       Торг — всё ещё, как бы наивно не звучало, надеялся, что дух не покинул эти стены.       Депрессия — осознание того, как неправильно поступал с духом и с окружающими людьми в целом.       Принятие — понимание, что решается на некоторые поступки с опозданием.       В то же время Олежа поблагодарил своих новых знакомых за то, что дали погреться ему у костра и накормили. Теперь пора снова отправляться на поиски общаги. Путь, кстати, тоже ему подсказали, ведь мир не без добрых людей. И чем скорее Олежа доберётся до места назначения, тем лучше. Ох, какой же сюрприз ожидает других проживающих в общаге!       Уснул Дима, забывшись под влиянием алкоголя. Осколки разбитой бутылки всё так же лежат на полу. Пары, учёба, экзамены? Да шли бы они куда подальше.       Шёл и Олежа, находясь уже несколько ближе, и бывало, добирался автостопом. Очень повезло с водителями, которые понимали, что денег у пассажира нет, и оплатой служили разговоры, какие-то истории из жизни. Так Олежа и не замечал, как был очень близок к общаге.       Ночь сменилась ранним утром, ветер за окном поутих, только голова от выпитого немного разболелась. Так Дима и провёл весь день в комнате, и лежа на кровати, тупо глядел в потолок. Он почти не выходил из комнаты, не убирая из рук стакан с аспирином. Сколько бы не стучались ему в комнату его одногруппники, в ответ те получали игнор.       День сменился ночью. В эту ночь, которая вот-вот переходит в утро Побрацкий едва заслышал в коридоре, прямо по направлению к его комнате, тяжёлые шаги. Создавалось впечатление, что это кто-то из студентов. Бывает, некоторым ночью не спится, но сейчас особенный случай, и другие студенты либо спят, либо на вписках.       По какой-то непонятной причине, Дима оставил двери не закрытыми, словно ждал кого-то. Будто знал, кто и когда явится на порог комнаты, но на самом деле думалось о ком угодно, кроме…       Дима вскакивает с кровати, стоило двери открыться, а у порога комнаты высокая фигура, лицо которой скрывала тень, протяжно прохрипела: — ДИМООООН!