***
Раньше Тайлер только пробирался обратно к себе домой, обычно после ночных вечеринок с баскетбольной командой — обычные подростковые штучки, о которых его родители не обязаны знать. Проникнуть внутрь проще простого: у него есть ключ, а родители ложатся спать в одно и то же время каждую ночь с тех пор, как Джей стал достаточно взрослым, чтобы спать по относительно нормальному графику. Побег из дома вызывает больше беспокойства, возможно, потому, что (в отличие от предыдущих попыток) он достаточно трезв, чтобы замечать каждый скрип лестницы и скрежет ключа в замке, когда он закрывает за собой дверь. Обороты двигателя, когда он заводит свою машину, определенно достойны того, чтобы съежиться. Но у него такое чувство, что Джошу приходится ещё хуже. Он мысленно подготавливает себя к тому, что проедет через весь город, только чтобы узнать, что Джошу не удалось ускользнуть незамеченным, но когда он останавливается у обочины особняка Данов, дрожа от предвкушения, Джош выскальзывает из тени дома. Тайлер незаметно его осматривает: тени, похожие на синяки под глазами, мятую одежду, волосы, более растрепанные, чем обычно. Глаза Джоша опухли, и даже в тусклом свете, который появляется над головой, когда старший парень открывает дверь машины, легко увидеть, что его глаза покрасневшие от слез и усталости. — Привет, — бормочет Джош. — Привет, — Тайлер хочет сказать больше — гораздо больше, — но Джош выглядит так, словно висит на волоске, а Тайлер не хочет становится последней каплей. Он выворачивает на дорогу и ускользает в темноту. Поездка по Колумбусу в четыре часа утра — совершенно другой опыт, чем тот, к которому он привык. Обычно на дорогах царит характерный для шумного города трафик. Сейчас дороги не то что бы пустые, но вызывают абсолютно другие ощущения. Что связывает с ним этих водителей на дороге? Работа? Побег? Задаются ли они тем же вопросом о нем? Он смотрит на Джоша краем глаза. Старший парень прислонился головой к окну, прижимаясь виском к стеклу. Его глаза слегка прикрыты, он смотрит на проплывающий мимо пейзаж. Он не брился несколько дней, на подбородке отросшая щетина. Из ниоткуда Тайлер задумывается, на что будет похоже ощущение — если провести по ней ладонью. Тайлер мотает головой, как будто это поможет вытеснить странную мысль. Тайлер не из тактильных парней. Бывают ситуации, когда он прикасается к людям не из семьи, и в основном это происходит на баскетбольной площадке. Но иногда даже это вызывает у него дискомфорт, например, затяжные поздравительные объятия, когда сложная игра заканчивается в их пользу. Давать пять — нормально. Держаться за руки с семьей, когда его отец произносит молитву, — нормально. Он предпочитает только эти платонические прикосновения. Но что платонического в желании приставать к лицу другого чувака? Как будто он никогда не трогал щетину. Господи. Настолько погруженный в свои мысли, Тайлер пропускает поворот к Denny’s и вынужден разворачиваться. Ресторан пуст, если не считать мужчины за стойкой, который пьет кофе и заказывает бекон. Они осматривают свободные места и выбирают столик в углу. Тайлер позволяет Джошу сесть спиной к стене, хотя обычно это его любимое место. Официантка не задает вопросов о том, почему два молодых парня в четыре часа утра едят блины в местном Denny’s. Она просто принимает их заказ. — Один чек, — говорит Тайлер. Джош не сопротивляется, поставив локти на стол и подперев голову руками. — Ты в порядке? — добродушно спрашивает он. Джош мотает головой. — Вообще нет. — Можно спросить… что случилось? Если ещё слишком рано, не отвечай. — Всё в порядке. Мне уже лучше. Наверно, это всё сон. — Сон в смысле сон? — Джош кивает, и это заставляет Тайлера нахмуриться. — Я там был? Мне кажется, что я мог там быть… но я мало что помню. Всё было не так, как обычно. — Тебя там не было. По крайней мере… нет. Это был не ты. Это был Размытый. Одно только имя заставляет Тайлера занервничать, в его голове звучат сирены, и он весь напрягается. В последнее время это имя всплывает всё чаще и чаще. Это дурной знак. Тайлер думает о своем затуманенном отражении в зеркале, когда выходит из душа, о том, как иногда ему кажется, что он видит кого-то прямо за своей спиной. Кого-то, кто похож на него, но не является им. Даже при ярком свете флуоресцентных ламп ресторана он дрожит. — Тебе снился… он? — Кажется, пришло время поговорить о нем. — Когда Джош поднимает взгляд, его глаза ясны и сосредоточены, что совсем не вяжется с той печалью, в которой он пребывал всю дорогу до Denny’s. — Кем бы он ни был, это морочит мне голову. — Я… я не готов! — заикается Тайлер. Одна мысль о том, чтобы поговорить об этом с Джошем, вызывает у него тошнотворное беспокойство. Есть вещи, которые он пообещал унести с собой в могилу, вещи, которые он пообещал спрятать и никогда не доставать. Размытый — лишь один из них. — Я не хочу говорить о нем. Я просто… я не знаю. Ты должен, типа, уважать это. Джош трет ладонями закрытые глаза, длинные пальцы пробегают по первым нескольким дюймам его вьющихся волос и ещё больше их растрепывают. Когда он убирает руки, его губы опущены. — Хорошо, — говорит он. — Можешь не говорить. — Мысль о том, что Джош уважает его (уважает настолько, чтобы отложить в сторону свои желания и прислушаться к желаниям Тайлера), не должна быть такой революционной. Но она такова, и он чувствует себя виноватым. — Но я должен признаться, — говорит Джош. — Я должен рассказать это кому-нибудь, или моя голова взорвется. — Хорошо, — осторожно говорит Тайлер. — Выкладывай. Я весь внимание, чувак. Официантка приносит напитки, и Тайлер отпивает апельсиновый сок, в то время как Джош игнорирует свой, уставившись в окно на парковку ресторана. Выражение его лица такое серьезное, такое измученное, что Тайлер не может представить, что же такого приснилось Джошу. Не может представить, как это связано с ним. Может, если бы они были вместе во сне, как раньше, Тайлер смог бы ему как-то помочь. — Я солгал о первом домике на дереве. Тайлер пристально смотрит, пытаясь вспомнить, что именно Джош вообще о нём говорил. Казалось, это было целую вечность назад. У него не получается. Чувство вины разъедает его желудок, как кислота апельсинового сока. Какую бы ложь ни придумал Джош о первом домике на дереве, он солгал не один. Тайлер тоже солгал. Воспоминание ещё свежо в его голове: силуэт Джоша-с-голубыми-волосами в лунном свете, светлячки в лесу. Глаза, вспоминает он. — Ничего страшного. Что бы ни случилось, можешь просто рассказать. Всё нормально. Джош делает глубокий вдох, и, как бутылка шампанского с вытащенной пробкой, слова льются из него без остановки и, казалось бы, без раздумий. Выходит не очень красноречиво и немного запутанно, но Тайлер может только слушать. — В общем… первый домик на дереве. Да. Хм. Я не знаю, что случилось с тобой, но со мной всё было не так, как я сказал. Я сказал тебе, что там была просто пустая комната, но там было ещё кое-что. Маленький ребенок… сначала я подумал, что это ты. Ему было очень грустно. Мы играли в карты с покемонами. В общем, он рассказал мне кучу грустных вещей о том, как все его ненавидят, и говорят, что он уродливый и глупый, и что он остался в Домике на дереве, потому что в нём безопасно. Как я уже сказал, сначала я подумал, что он — это ты, но это было не так. Он сказал, что его зовут Размытый, и, типа, вау, потому что после этого я не мог спустить глаз со своих барабанных палочек. В общем, я оставил его там и просто продолжил подниматься. Я не думал, что когда-нибудь вернусь и увижу его снова, но в итоге я вернулся. И я знаю, почему мы больше не оказываемся в одних снах. По крайней мере, я почти в этом уверен. Всё из-за таблеток, которые я принимаю. Обычно после них я один во сне. Прости, что не рассказал тебе раньше — я не был уверен, но… Я просто не хотел всё время быть с тобой, — голос Джоша тихий, и Тайлеру кажется, что он превратился в неподвижную каменную статую. — Ничего личного. Просто у нас такие… такие запутанные сны. Наверно, мне нужно было отдохнуть от Размытого. Когда я принимал таблетки, то обычно оказывался в первом домике с маленьким Размытым. У него была путаница в голове, но он был довольно крутым парнем. Он обыграл меня в шашки, наверно, раз десять. Он был таким умным. И был напуган. Он предупреждал меня о Размытом. Я предполагаю, что у Большого Размытого какие-то ультра-острые чувства или вроде того. Когда мы в домике на дереве, он почти всегда нас слышит. Впрочем, у мальчика это тоже было, так что он предупреждал, когда разговаривать безопасно, а когда нужно помолчать. Прошлой ночью — точнее, сегодня — Размытый узнал о нашей встрече. Он пришёл. Тот, что Большой. Плохой. Он был так зол на мальчика. Я пытался защитить его, потому что он всего лишь ребенок, но Размытый был слишком сильным. Он сделал какой-то странный щелчок, и я больше не мог пошевелиться. Он скинул меня в подпол, и я там застрял. Я даже моргнуть не мог! Но я слышал… ужасные звуки удушья и короткие глухие удары, как будто мальчик пытался вырваться. Я пытался пошевелиться, но не мог. Я ничего не мог сделать, и в конце концов шум прекратился. Я понимал, что он умер, и я знал, что Размытый придет за мной следующим. Я знаю, что это всего лишь сны, но они кажутся такими реальными. Я не хотел, чтобы он нашел меня, поэтому заставил себя проснуться. И я немного запаниковал, потому что было темно, и мне показалось, что я всё ещё нахожусь там, внизу, под полом, и… я испугался. — Губы Джоша плотно сжаты, и он занят тем, что рвет салфетку в клочья, чтобы не смотреть на Тайлера. — А потом появился ты. Его взгляд метнулся к Тайлеру, но с трудом удержался на нем. — Ты встретил маленького Размытого, — говорит Тайлер, просто чтобы убедиться, потому что это звучит безумно. — Он был ребенком. Не просто миниатюрой или чем-то таким. Тайлер заливается смехом, потому что единственное, что может быть смешнее, чем представлять Размытого ребенком, — это представить его точную копию, только крошечную. Джош слабо улыбается, пожимая плечами. — Я просто хотел убедиться, что ты понимаешь, что я имел в виду. Появляется официантка с дымящимися тарелками блинчиков и теплыми бутылками сиропа и масла. Одного этого вида почти достаточно, чтобы подбодрить Тайлера (он любит блинчики — подайте на него в суд), но тяжелая тема разговора нависает над столом, как низкая туча, проливая гром и молнии на их завтрак. — Извини, что я солгал тебе о домике. Из-за того, что ты так отреагировал, когда я сказал про Размытого, я почувствовал себя… не знаю. Я просто не хотел, чтобы ты чувствовал себя плохо. Тайлер хмурится. — Слушай. Не расстраивайся из-за этого. Я… я тоже был не совсем честен. — Что ты имеешь в виду? — Свой сон о первом домике на дереве. Я сказал, что там тоже ничего не было, но это было неправдой. — Что ты видел? — Тебя. Только ты был взрослым и грустным. Теперь очередь Джоша хмуриться. — Звучит ужасно. — Так и было. Ты покончил с собой — проглотил кучу таблеток. Я ничего не мог сделать. Было слишком поздно. Я не могу перестать думать, что это… — Что? — спрашивает Джош. Их блинчики остывают, оставаясь нетронутыми между ними. — Думать, что это что? — Будущее. Возможно. — Повзрослеть, погрустнеть и покончить с собой — это мое будущее? Ни за что. — Несмотря на уверенность в своих словах, Джош всё равно выглядит потрясенным. — Но ты же понимаешь, почему я не хотел тебе этого говорить, верно? Типа, как вообще можно было начать с этого разговор. — Да, я понимаю. А что насчёт сегодняшней ночи? Ты написал, что тебе приснился сон. — А! — вскрикивает Тайлер, вспоминая сам. — Я проснулся из-за него. Мне кажется, что это был наш общий сон, но я не могу вспомнить его так, как другие. Типа, иногда все детали кажутся кристально ясными, как будто их можно будет вспомнить и через сто лет. Однако этот сон я помню только по кусочкам. Кто-то тащил меня по полу, а потом меня столкнули, и я упал. Мне кажется, я выпал из Домика на дереве. — Звучит так, как будто ты был маленьким Размытым. — Невозможно. Это бы значило, что… — Тайлер даже не хочет заканчивать предложение, не говоря уже о мысли. Нет. Невозможно. Через стол Джош стонет, спасая его от завершения предложения. — Я просто не понимаю. Я ничего не понимаю в этих снах. Они настолько сбивают с толку, что в них нет никакого смысла. Размытый говорил так, будто у него есть какой-то план или вроде того. Как будто он что-то замышляет. Тайлер молчит. Впервые он жалеет, что они с Джошем начинали оказываться в одних снах. Похоже, он открыл банку с червями, которую вообще не стоило трогать, — серьёзно, что за тупое старое выражение? Чёрт возьми, кому вообще нужна банка с червями? Тайлер не привык думать о Размытом, а тем более говорить о нем, как о реальном человеке. Это дает Размытому лицу слишком много власти и навевает Тайлеру о многих мрачных воспоминаниях. — Что бы ни происходило, волноваться не о чем. Это сны. Просто сны. — Ну, эти сны морочат мне голову. И это по-настоящему. Я чувствую себя так, словно у меня умер кто-то из близких. Это по-настоящему. Меня больше не волнует, что это всего лишь сны. То, что происходит в моей голове, кажется реальным, и для меня этого достаточно, — лицо Джоша искажается. — Тебе не пришлось слушать, как он умирает. Он был всего лишь ребенком. Звуки, которые он издавал… я не могу перестать их слышать. Тайлер чувствует укол сочувствия в животе, острый, как вилка, зажатая в его руке. — Прости. Я бы помог, если бы знал как. Джош мотает головой. — Нет. Я знаю. Знаю, что ты бы так сделал. Мне просто хочется знать, что задумал Размытый. Если бы мы знали, каким будет его следующий шаг, то тогда, возможно, я бы смог всё обдумать и подготовиться. — Повернув голову, старший парень замечает что-то на парковке. Его лицо разглаживается, беспокойство исчезает. — Смотри… солнце встаёт. Тайлер поворачивается. Небо, которое постоянно светлело на протяжении всей трапезы, окрашивается в бледно-розовый цвет с примесью холодного желтого. Улыбка Джоша, его чистое удовольствие от чего-то такого простого заставляют его казаться старше. По какой-то причине, несмотря на мирное счастье другого парня, Тайлер представляет, что Джош-с-голубыми-волосами не такая уж невозможная реальность. Эта мысль откровенно пугает. Встревоженный, Тайлер ничего не говорит, предпочитая вместо этого сфокусироваться на завтраке.***
Джош попросил Тайлера высадить его в конце улицы. Так ему будет легче пробраться обратно в свой дом. Конечности всё ещё напряжены и дрожат после утренней панической атаки, от чего он чувствует себя так, словно пробежал марафон. Глаза болят от усталости, он салютует Тайлеру сквозь темное запотевшее лобовое стекло и начинает тащиться через соседские дворы к своему собственному. Сейчас только шесть утра и в его доме все должны ещё спать. Учитывая своё везение, он бы не удивился, если бы все они уже давно просматривали записи с камер, запечатлевшие его ужасную попытку улизнуть, смеялись и придумывали ужасные наказания, которые ему предстояло вынести. Но когда он осторожно отпирает заднюю дверь ключом, лежащим под цветочным горшком, в его доме всё так же тихо и темно. Он двигается по коридору так осторожно, как только может, переступая места, которые скрипят. В своей комнате он берёт стопку одежды, проглатывает таблетку от тревоги, а затем идет прямо в душ, включая горячую воду почти на максимум. Он едва не засыпает под её потоком, закрывая глаза и позволяя горячей воде биться о его грудь. В душе есть что-то терапевтическое. Что-то на грани сверхъестественного. Жара и приглушенные звуки от кафельной плитки… Стук, стук, стук крошечных ножек по половицам, когда Маленький-Размытый пытается отбиться от нападавшего… — Джош! — Кто-то колотит в дверь. Это его отец. — Джош, в доме ещё пять человек, прибереги немного горячей воды для остальных. Дрожащими руками Джош протягивает руку, чтобы выключить воду. Кожа на пальцах сморщилась, и он понятия не имеет, как долго уже тут стоит. Он сразу же начинает скучать по теплу воды, его пробирает дрожь. Одевшись, он тащится на кухню. Он не очень голоден после завтрака с Тайлером, но ему действительно не помешал бы Ред Булл, чтобы пережить день. С волос капает, он заглядывает в холодильник, вздрагивая от холода на своей влажной одежде. За кухонным столом его мама разговаривает по телефону. — Меня не волнует, сколько дней она пропустила. Тогда она отсутствовала по семейным обстоятельствам. Вы вообще человек? Боже мой, я плачу вам деньги. Эшли болеет, она даже не может встать с постели. Я не знаю, что вы за родитель, но я не заставляю своего ребенка ходить в школу, когда он болен. О, так прогулы — это преступление? Вы знаете, что преступление? Взимать с родителей тысячи долларов только за то, чтобы их дети находились в нечеловеческих условиях. Я не собираюсь с Вами это обсуждать. Я могу поговорить с другим секретарём? Который знает, что такое человечность и компетентность? Конечно, я, блять, подожду. Джош застыл, положив палец на крышку Ред Булла, и смотрит на свою маму широко раскрытыми глазами. Обычно, его мама — воплощение нежности и терпения. Она всё ещё в халате, лицо покраснело от сдерживаемой ярости. Вид её гнева вызывает у него беспокойство, как будто ему снова пять лет и он достал все кастрюли и сковородки из тумбочки, чтобы сделать себе барабаны. Она замечает, как он пристально смотрит, и одаривает его напряженной улыбкой, на которую он пытается ответить. Всё ещё не вернулось на круги своя с тех пор, как он потерял работу (в доме царит атмосфера стресса и напряжения, похожего на сдавленную пружину, готовую вот-вот сорваться). Его родители напряжены друг с другом; он — с Эшли; а Эбигейл и Джордан — проводники, через которые проходит стресс. Всё идёт наперекосяк, но Джош планирует искать новую работу, как можно скорее. Может, даже две. Сколько угодно, лишь бы стало лучше. Он целует маму в щеку по пути в гостиную, но останавливается, когда видит, как Джордан, заламывая пальцы, расхаживает по коридору. У него явно какой-то кризис младшего возраста. Повинуясь инстинкту, Джош делает ещё шаг, чтобы его избежать, проскользнуть мимо и выйти за дверь так, чтобы брат не увидел, но затем его охватывает чувство вины. Как он может так поступить? — Джордан. Что случилось? Облегчение на лице Джордана, когда он видит Джоша, настолько сильное, что причиняет боль. Джордан смотрит на Джоша снизу вверх, как будто Джош какой-то герой, только вот Джош не чувствует себя таковым. Нисколько. — Мои шутки больше не смешные. Никто не смеётся. Видите? Кризис младшего возраста. Джош чуть не закатывает глаза от облегчения. — У тебя прикольные шутки, братишка. Не понимаю, о чем ты говоришь. Надежда загорается, как пламя, в глазах его брата. — Правда? Ты не просто так это говоришь? — Нет. Они всегда убойные. — Слава Богу! Ладно, мне пора, — он убегает в свою комнату, и Джош ждет, пока не слышит, как хлопнула дверь, прежде чем продолжить свой путь из дома. Кризис предотвращен. Может, Джош и правда в каком-то смысле герой. Вот только он не смог спасти маленького Размытого. Это было невозможно. Злой Размытый явно обладает какой-то магией, какой-то сверхъестественной силой, а Джош? Джош — это просто Джош. Он не мог с этим конкурировать. То, что случилось с маленьким Размытым, было ужасно… даже трагично, но это было ему не под силу. Это было за его пределами. Но эти звуки. Он не мог их забыть. Он машет Тайлеру, когда замечает его вместе с другими учениками у входной двери перед первым звонком. Тайлер салютует, воспоминанием отбрасывая Джоша в раннее утро. Джош отворачивается, чтобы подавить усмешку, но улыбка гаснет на его лице. София стоит рядом с ним, подняв бледное лицо и смотря на него. У неё глаза цвета океана и бирюзовый шарф, который совсем не должен сочетаться с их формой, но что Джош знает о моде? Её улыбка не такая яркая, как обычно, и внезапно Джош вспоминает о телефонном номере в кармане и о сообщении, которое он собирался ей написать. — О боже, — выпаливает он. — Эм… прости… что? — Я забыл тебе написать. Я собирался, но меня уволили с работы, и всё как-то разом навалилось… Она смеется, и её улыбка — самое милое, самое доброе, что он когда-либо видел. — Всё нормально. Я решила, что ты просто занят. Ерунда. — Не ерунда. Правда. Мне очень жаль. — Правда. Всё в порядке. Что ты сказал… уволили? Внезапно Тайлер оказывается рядом с ними, наблюдая за их переводом разговора взад-вперёд. Его внезапное появление заставляет Джоша занервничать, особенно то, как, кажется, он оценивает их темными, задумчивыми глазами. — Э-э, привет, Тайлер. Тайлер игнорирует его. — Привет, София. Как прошли твои выходные? София поднимает изящную, ухоженную бровь. У девочек с рождения такие брови, или они что-то с ними делают? Её улыбка искренняя, и она заправляет светлые волосы за ухо, слегка щурясь от ветра. — Привет, Тай. Хорошо. А твои? — Отлично, — говорит Тайлер. — Я хотел поговорить с тобой о том, чтобы сделать что-то особенное для мисс Данфри. У неё день рождения первого октября. София смотрит на Тайлера так, как будто у него только что выросла вторая голова и начала разговаривать с ней. — Мисс Данфри. Тренер по черлидингу? Откуда ты знаешь когда у неё день рождения? — Я знаю все дни рождения, ерунда. А знаешь, что не ерунда? Ей исполнится пятьдесят четыре. Это безумие. Мы должны постараться по полной. — Он обнимает Софию за тонкие плечи (Джош замечает, что рука Тайлера парит прямо над ней, избегая прямого прикосновения), чтобы увести её прочь. Он оглядывается через плечо, обнажая зубы в попытке улыбнуться Джошу. — Ты не против, бро? Круто. Спасибо, чувак. Джош моргает. Что только что произошло? Звенит звонок. Он смешивается с толпой учеников, которые по полшага движутся к двойным дверям, чтобы не спотыкаться друг о друга. Вводя комбинацию к своему шкафчику, он не может избавиться от ощущения, что он что-то забыл, что-то важное. Он ненавидит это чувство, когда что-то вертится у него на кончике языка, щекочет в глубине мозга. Второй звонок раздается, пока он всё ещё думает. Убедившись, что его телефон выключен, он оставляет его на маленькой металлической полке. Он хватает остальные учебники и закрывает шкафчик. Если он что-то не может вспомнить, значит, это не так уж и важно.***
— Ладно, в общем, я сделал основной набросок Домика на дереве. — Чувак. Это офигенно. — Правда? Я не спал допоздна, потому что работал над ним. Я заметил по твоим рисункам, что тебе нравятся уникальные цвета, и ты сам смешиваешь краски. Я подумал, что мы могли бы использовать мой набросок, а ты можешь быть ответственным за цвета. Что думаешь? — Кто это? — его палец зависает над домиком. На нём сидят смутные очертания двух фигур, одна заметно выше другой, спиной к зрителю, уставившись вдаль, в лес. Джош хмурится. Тайлер не настолько выше его. Верно? — О. Да, ну, это должны были быть мы, но теперь я подумываю о том, чтобы это был маленький Размытый и Голубоволосый Джош. Что-то вроде дани уважения. Мне кажется, что произошедшее тебя сильно задело, поэтому я изменил рисунок на втором уроке, — Тайлер выглядит неуверенным, протягивая руку назад и с тревогой потирая шею. Джош поражен, горло нехарактерно сжимается. — Чел, это идеально. А Голубоволосый…? — Ну, у тебя были голубые волосы во сне. И ещё татуировки. Видишь, у тебя вся рука в завитках? Я попытаюсь точно вспомнить, как она выглядела, но во сне было немного темно. — Голубоволосый. Маленький Размытый упоминал именно его. — Мне нравится. Потрясающе. — Правда? Ты это серьезно? В смысле, ты ведь не просто так это говоришь, да? — Что я только что сказал? Это круто. Серьезно. Эту картину выставят в Метрополитен-музее. Тайлер пожимает плечами, явно довольный реакцией Джоша. — Я рассчитывал на Лувр, но, думаю, и этого хватит. — Лувр попытается её заполучить, но у Метрополитен-музея домашнее преимущество. Тайлер фыркает. — Домашнее преимущество? Не думаю, что это важно, Джош. — Ты меня услышал. Ты наверняка откажешься от дополнительных денег и позволишь выставить её в Нью-Йорке просто из принципа. — Мы откажемся от денег, — поправляет Тайлер, ухмыляясь. Джошу действительно нравится, как это звучит. Его уши горят, это слово снова и снова отдается эхом в его голове. Мы. Тайлер и Джош. Вместе. Одна единица. Одно сотрудничество. Просто… жесть. Он старается не улыбаться, как бестолковый идиот. — Точно… мы. — В общем, мне вроде как нравится мысль о том, что они сидят на крыше Домика на дереве, пока он горит, и кажется, что их это совсем не волнует. Или, может, они просто наслаждаются тем временем, которое у них осталось. Это как-то символично, не думаешь? — Да, я понимаю, о чем ты. Лучше и не придумать. Тайлер улыбается, всё его лицо светится. Оставшуюся часть урока они просматривают портфолио Джоша, выбирая созданные им цвета, которые могут подойти к их картине. Джош составляет подробный список на листе бумаги, который он засовывает в папку, когда раздается звонок. В глубине души Джош надеется, что Тайлер пригласит его за один обеденный стол. Они могли бы продолжить обсуждение художественного проекта или просто разговаривать в целом. Беседы, которые он ведет с Тайлером, не имеющие отношения к искусству или снам, — одни из его любимых. Он хочет спросить — даже не боится унизиться, — но не решается и упускает свой шанс. Все друзья Тайлера из баскетбольной команды и группы поддержки будут там. Даже если он пригласит Тайлера за свой стол, за ним будут его собственные друзья (мог ли он называть друзьями знакомых, с которыми виделся только в стенах школы?), чему он предпочел бы не подвергать Тайлера. Если бы только они могли бросить всех и найти свой личный столик. Было бы идеально. Ну что ж, — думает он про себя. — Как-нибудь в другой раз.***
Всё летит к чертям на четвертом уроке. Одни плохие дни развиваются постепенно, а другие появляются из ниоткуда, словно рука Господа щелкает по лбу с небес. В середине последнего урока ему приносят записку с приглашением в кабинет директора. Там также сказано, чтобы он взял все свои вещи с собой. Класс реагирует ошеломляющей тишиной. В кабинет директора никогда не вызывают без веских причин. Его внутренности сжимаются ещё больше, когда в кабинете секретаря он замечает свою мать. Дверь в кабинет директора закрыта и не пропускает звуки голосов, которые могут быть внутри. Выражение лица его матери, мягко говоря, встревоженное. — Что ты здесь делаешь? — спрашивает Джош. — Может это ты мне скажешь? — холодно отвечает она. Её взгляд обращается к секретарше, которая внимательно наблюдает за ними, сложив перед собой слегка морщинистые руки. — Директор Уитлок не упоминал, что случилось настолько срочного, что мне пришлось уйти с работы посередине дня? Секретарша мотает головой, плотно сжав губы. — Нет. Если хотите, я приглашу более компетентного секретаря. Может, она знает. Вы бы предпочли это, миссис Дан? Лицо его матери белеет от сдерживаемой ярости, и ей едва удается прикусить язык. Ситуация становится только хуже, когда дверь директора открывается, и Джош мельком видит, кто находится внутри. Тайлер Джозеф. Светловолосая женщина. Мисс Тиг. Всё начинает становиться на свои места. Он поворачивается к матери и тянется, чтобы схватить её за руку. Боясь, что его хватка слишком крепкая, он отпускает её и настойчиво похлопывает по ней, как пятилетний ребенок, дергающий её за юбку, чтобы привлечь внимание. — Мама. Послушай. Неважно, что скажут — я не какой-то сумасшедший Чарльз Мэнсон. Хорошо? — Что? — Я серьёзно. Пожалуйста. Я не сумасшедший. Я против насилия… — Джошуа? Миссис Дан? Не могли бы вы зайти? Кабинет слишком тесен для шестерых человек. Директор Уитлок занимает больше всего места за своим большим дубовым столом, отполированным до блеска. Он относительно молод для занимаемой им должности, хотя и преждевременно седеет. Сегодня он выглядит ещё старше. Взгляд, который Тайлер бросает на Джоша, настойчивый и испуганный, его белокурая мама сидит рядом с ним, чопорно скрестив лодыжки. Мисс Тиг бродит в углу комнаты, веснушки резко выделяются на её бледном лице. Его мама занимает одно из двух последних свободных мест, как будто оно принадлежит ей. — Добрый день, миссис Дан. Мне жаль, что пришлось вызвать вас сюда в таком срочном порядке. Вы знакомы с нашей учительницей рисования, мисс Тиг? — Уитлок вяло представляет их друг другу. — Зовите меня Элиза, — говорит Тиг из угла. Джош отказывается смотреть на неё, опасаясь, что выражение его лица настолько жестокое, что может быть принято за угрозу. Вместо этого он смотрит на свои руки, крепко сжимая их на коленях. — Зовите меня Лаура. У Джоша плохие оценки по рисованию? — иронично спрашивает его мать. — Потому что я не понимаю, зачем ещё устраивать дисциплинарное заседание. И кто это? — Здравствуйте, миссис Дан, — говорит Тайлер. — Я Тайлер Джозеф. — Тот самый Тайлер? О, Боже. Джош хочет умереть. Он отчаянно обшаривает взглядом стол директора в поисках чего-нибудь острого, чем можно пырнуть себя в горло. Ручки выглядят многообещающе. — Это я, — тихо говорит Тайлер. — Приятно познакомиться. — Не особо, — мама Тайлера кладёт руку на плечо своего сына, чтобы остановить его от возражений. — Простите за мой французский, но какого чёрта не так с вашим сыном, Лаура? — Простите? — сдержанно отвечает мама Джоша. — Если мы не сможем вести себя вежливо, — громко говорит директор, перекрикивая голоса обеих женщин, — тогда мне придется попросить вас подождать снаружи, миссис Джозеф. Мисс Тиг… объясните. Тиг выкладывает всё, рассказывая его матери о найденном дневнике и ужасающе откровенных записях, которые она там прочитала, об ужасном насилии, которому подверг её сын вымышленного Тайлера. Её объяснение длится всего несколько мгновений, но кажется, что прошла целая вечность. Вся его жизнь проносится перед глазами. Он чувствует, что его сейчас стошнит, он очень боится. Что с ним будет? Что его мама с ним сделает? Когда мисс Тиг наконец заканчивает свой рассказ (добавляя, что Джош сказал ей оставить его нафиг в покое), в кабинете так тихо, что становится больно. Никто не двигается. Никто не дышит. — Что ж, — наконец говорит его мама. — Я вам не верю. Джош разевает рот, поднимая голову так быстро, что она начинает болеть. Тайлер кашляет. — Вы меня услышали. Я не верю. Я знаю своего сына. Он… проблемный, но только потому, что проходит через такие вещи, которые даже некоторые взрослые не смогли бы понять. — Джош опускает голову на руки, потому что, глядя на уверенность — на абсолютную уверенность на лице своей матери, он может сломаться. Он может разлететься на тысячу стеклянных осколков, которые будут втоптаны в ковер в кабинете директора и останутся там навечно. — Вы считаете, что она выдумывает? — миссис Джозеф тычет большим пальцем в Тиг. — Ну, я не вижу никаких доказательств. — Попросите своего сына показать этот дневник. У Джоша перехватывает дыхание. Дневник. Где он? В стопке книг, оставленных в кабинете секретаря? Нет… он оставил его дома. Он уверен в этом. Нет никаких доказательств. На мгновение Джош видит свет в конце туннеля. — У меня его нет, — утверждает он. — Он дома. Мисс Тиг тихо вздыхает в углу. Она наклоняется к сумке, лежащей у её ног, и вся надежда Джоша разбивается вдребезги, потому что она так же сделана из стекла, как и он сам. — Извините, но я сделала копии. Страницы передаются по кабинету. Когда они доходят до Тайлера, парень отмахивается, убирая их от себя. Джош едва видит его, снова обхватив голову руками. Его мама наконец получает ксерокопии страниц и пролистывает их, сначала быстро, потом медленнее. Её плечи опускаются. Исходящее от неё разочарование, физически ощутимо. — Теперь Вы понимаете, почему у нас есть основания для беспокойства, миссис Дан? — спрашивает Уитлок. Его мама не отвечает. Она слишком занята, глядя на своего сына в поисках ответов. Он больше не может этого выносить. Джош встает так резко, что опрокидывает стул. Он бросается к двери, распахивая её, не обращая внимания на крики позади себя. Крики директора, Тайлера, его матери. Джош выходит из кабинета секретаря и на этом не останавливается. Он начинает быстро идти по пустому коридору, задерживаясь, чтобы рывком открыть свой шкафчик и схватить пустой рюкзак и телефон. Раздается стук обуви по полу, скрип кроссовок, когда кто-то преследует его, поэтому он захлопывает свой шкафчик и начинает убегать. Он поворачивается плечом в конце коридора, толкает двери школы и набирает скорость на парковке. Стуча ногами по тротуару, он бросается бежать. Это самое нелогичное, что он когда-либо делал — он буквально, блять, убегает от своих проблем, как будто чем дальше он станет от школы, тем легче будет дышать. Но легче не становится. От бега только труднее (неужели?), пока он не оказывается, задыхаясь, за мусорным контейнером в переулке между Chili’s и долларовым магазином. Он начинает блевать, а острые боли пронизывают бока, бедра, сердце и всё остальное. Ему хочется умереть, чтобы не пришлось возвращаться и сталкиваться с разочарованием своей матери. Во что она поверит, что это был сон? Что всё это выдумки? Ну да, блять, конечно. Его посадят под замок. Отправят в больницу. После того, как к нему возвращается дыхание, он вытирает рот тыльной стороной ладони и продолжает идти. Он держится глухих переулков на случай, если кто-то решит искать его по главным улицам. В голове нет места назначения, лишь бесцельное блуждание. Он бы ушел даже из города, если бы представился такой маршрут. Он бы сошел прямо с моста, если бы мог. Вместо этого он просто блуждает. Проходят часы. Машин становится больше, давая ему понять, что уже около пяти вечера. Его телефон в кармане, но он ещё не готов его включить. Он не знает, какие сообщения может там найти. Ещё больше он боится, что сообщений вообще не будет, что его семья и Тайлер воспримут его отсутствие как благословение. Джоша нет? Кому лично не пофиг? В своем бумажнике он находит последние несколько смятых долларовых купюр и останавливается у Старбакса. Кофе переоценивают, но он всё равно покупает его, чтобы почувствовать тепло в руках. Теперь, когда солнце зашло, становится слишком холодно бродить без куртки. Онемевшие пальцы начинают согреваться, он хочет, чтобы тепло проникло прямо в его кости. Он чувствует онемение, и не может перестать дрожать. Господь, если ты слушаешь, пожалуйста, помоги мне. Пожалуйста, помоги мне. Ответа нет. Когда сотрудники начинают бросать на него взгляды за то, что он уже больше часа сидит с одним стаканом кофе, он неохотно возвращается на улицу, стуча зубами от холода. Зажглись уличные фонари, теплый, сентиментальный свет окаймляет улицы. Над головой звезды и луна, едва видимые за яркими огнями города и дорожным движением. Пока он идет, он пытается составить план. Побег кажется лучшим вариантом. В его сбережениях ещё осталось немного денег, а дети его возраста постоянно бросают школу. Он может уехать куда-нибудь в другое место, найти работу и провести на ней всю свою жизнь, до самой смерти. Конечно, мама ведь не откажется от его денег просто так? Боже, эта мысль ужасна. Он идет уже почти тридцать минут, губы пересохли, кофе остыл, ноги болят, когда рядом с ним с визгом останавливается машина. Джош только что свернул на боковую улицу с минимальным движением. На мгновение ему кажется, что его вот-вот похитят — и ему наплевать. Водительская дверь открывается, и появившееся лицо кажется знакомым и таким желанным. Джош даже не подозревал, насколько желанным, пока не увидел его. — Джош, Господи Иисусе, где, чёрт возьми, тебя носило? — Тайлер подходит, чтобы открыть пассажирскую дверь и впустить Джоша внутрь, словно они подростки из романтического фильма, а Тайлер ведет себя как джентельмен. В машине тепло, и Джош почти засыпает, пока Тайлер обходит машину, чтобы вернуться на водительское сиденье. — Спасибо, — невнятно произносит Джош. — Я думал, что заблудился. — Джош. Включи свой телефон. — М? Тайлер поворачивает, выезжая на главную дорогу. Он направляется не к дому Джоша, а вглубь города. — Мой дом в другой стороне. — Включи свой телефон, — руки Тайлера так крепко сжимают руль, что Джош волнуется, что он сломает его пополам. Он запускает онемевшие пальцы в карман и вытаскивает телефон, видя себя в его темном, пустом отражении. Удерживая кнопку питания, он вибрирует в его руке, пока появляется экран загрузки. Сообщения появляются постепенно. Двадцать один пропущенный звонок, дюжина голосовых и шесть текстовых сообщений, все от его матери. Он открывает сообщения, потому что так проще всего. Джош, возьми трубку. Эшли плохо. Срочно приезжай в больницу. Джош, где ты? Пожалуйста, позвони мне. Сколько таблеток у тебя оставалось? Доктор хочет знать. Пожалуйста, позвони мне. Ей очень плохо. Забудь про школу. Приезжай в больницу.