Наследник

Пальцы Тома Риддла нервно сжимали пергаментный свиток — его диплом выпускника. Вряд ли можно было более блестяще окончить курс обучения в Хогвартсе: превосходные результаты экзаменов, награда за Особые Услуги Школе. Чего еще желать? Однако Том хотел еще одного, кое-чего такого, что должно было затмить успехи в учебе. Риддл ждал появления Наны Салливан. Он ждал ее с самого утра, хоть и понимал, что до вечера ей тут делать нечего. Но вот уже настал и вечер, а ее все не было. — «Она же обещала! — думал Том, старательно скрывая переполняющие его разочарование и обиду. — Она не могла меня обмануть!» Огонек недовольства в глазах Тома был заметен всем, поэтому подойти к нему никто не решался, даже его приятели-посвященные опасались приближаться к своему главе. Риддл мог пережить то, что Наны не было на вручении дипломов, даже то, что без нее прошел торжественный ужин. Однако он видел, что директор уже готов был дать сигнал к так долго ожидаемому всеми началу танцев, а парень все еще оставался в гордом одиночестве. Остаться на балу без партнера — пережить подобное трудно даже простому человеку, а уж такому самолюбивому, как Том, практически невозможно. В напрасной надежде Риддл снова и снова осматривал присутствующих выпускников и преподавателей, все лица — знакомые до боли, но нет среди них того единственного, которое сейчас хотелось бы увидеть больше всего. Краем глаза Том заметил, как Дамблдор вдруг поднялся из-за преподавательского стола и вышел, стараясь быть незамеченным. Парню это показалось подозрительным, но даже данное обстоятельство сейчас не имело значения, потому что сигнал был подан, столы исчезли, и зазвучала музыка. Несколько самых смелых выпускников вышли на середину освобожденной для танцев площадки и стали совсем неплохо вальсировать. Единственное же, чего хотелось Тому, это исчезнуть. Чтобы отвлечься, он развернул свой диплом, будто никогда еще не видел его, и погрузился в чтение. То, что что-то произошло, он сначала услышал, и только потом увидел, как в парадный зал вошел Дамблдор. Он был не один. Танцы прекратились, все замерли, даже музыка замолчала. Сотни глаз уставились на спутницу профессора — девушку лет восемнадцати, невероятно красивую. Не обращая внимания на шепот, волной прокатившийся по рядам присутствующих, она вежливо улыбнулась Дамблдору и направилась в зал. Тому потребовалось несколько секунд на осознание того, что темноволосая красавица в темно-красном вечернем платье необычного покроя с золотой вышивкой и черными стразами идет к нему, но до последнего момента, когда девушка протянула ему руку знакомым жестом ладонью вниз и посмотрела Риддлу в лицо черными, как безлунная ночь, глазами, молодой человек отказывался ее узнавать. — Добрый вечер, Том! Поздравляю тебя с более чем успешным окончанием Хогвартса, — сказала девушка, и сомневаться дальше было бессмысленно. — Здравствуй, Нана! Ты все-таки пришла, — ответил Том и сжал девичьи пальцы в своей ладони. — Это было эффектное появление, — произнес Том, когда они с Наной танцевали под пристальными, откровенно завистливыми взглядами бывших соучеников. — Притворщик, разве ты не мечтал о чем-то подобном? — хитро улыбаясь, ответила девушка. — Я даже о похожем мечтать не мог, а уж чтобы ко мне подошла такая красавица. И этот наряд… Том окинул взглядом ладную фигуру, обтянутую темно-красным шелком. Ни на одной из девушек в зале больше не было настоящего вечернего платья, тем более такого нестандартного. Все выпускницы, равно как и выпускники, были одеты в полагающиеся к случаю парадные мантии. — Знал бы ты, во сколько обошлись твои мечты моей семье… — шутливо нахмурилась Нана. — Одни услуги колдовского салона красоты «Цирцея» стоили целое состояние, не говоря уже об эксклюзивном наряде… Однако, это того стоило. Видел бы ты глаза Терезы Пим, я полностью отомщена за все распущенные ею обо мне сплетни! Оба засмеялись. Во время танца Том рассматривал девушку. Без сомнения, он имел право сомневаться, что она — это ОНА. В двенадцать лет Нана была обычной девочкой, которую с натяжкой можно было назвать милой, сейчас же она была не просто красива — она была прекрасна. Девчоночья угловатость исчезла, превратив трогательного птенца в ослепительную сказочную птицу. Черты лица сохранили непропорциональность, и при желании в облике девушки можно было бы найти кучу недостатков, но искать их никому даже в голову не приходило. Будучи не по возрасту самостоятельной и в детстве, сейчас Нана распространяла вокруг волны уверенности в себе, в своих силах, в собственной исключительности. Риддл понял, что при всем своем желании не может относиться к ней так же, как раньше. Он уже не мог просто так смотреть в бездонные черные глаза, осененные вызывающе длинными густыми ресницами, не мог не осознавать, что в танце его руки обнимают стройный стан, не мог не выходить из себя, когда другие парни, пусть даже из числа его друзей, непроизвольно засматривались на глубокий вырез платья или несравненные ноги в черных бальных туфельках, изредка мелькающие в довольно скромном разрезе. — Ну как, я творчески подошла к претворению в жизнь твоих фантазий? — произнесла Нана, и в ее голосе зазвучали какие-то новые интонации, от которых по спине Тома пробежал холодок. — Трудно представить, чтобы ты смогла так хорошо прочитать мои мысли на разделявшем нас расстоянии. — Разве мое появление не является достаточным доказательством? — Ты так можешь с любым? — поинтересовался Риддл. — Нет, только с самым близким… другом. Оба замолчали, но ненадолго. Тому казалось, что от ладоней девушки, одна из которых лежала у него на плече, а другая — в его руке, исходит жар, заставляющий сердце биться сильнее, а его хозяина просто выводивший из равновесия. Чтобы не выдать своего состояния, Риддл снова заговорил: — Нана, твои письма… Я не отвечал на них, но ты… Ты знала все… — Да, и это еще одно доказательство, что расстояние для меня не помеха, чтобы покопаться в твоей голове, — с этими словами Нана выразительно постучала указательным пальцем себе по виску. Вглядываясь в лицо танцующей с ним девушки, Том не мог не погрузиться в пучину воспоминаний хотя бы на пару мгновений, и не вспомнить, пусть мельком, всего того, что было связано с Нанауатцин. И, конечно же, он вспомнил ее бабушку. Это казалось странным, но Нана-девочка гораздо больше походила на Филумену Орилья, чем Нана нынешняя. — Скажи, Нана, а как дела у тетушки Филумены? В последних письмах ты ничего не писала о ней, — спросил Риддл и тут же осекся. Нана побледнела и остановилась так резко, что танцующая с ними рядом пара из Гриффиндора чуть было не налетела на них. — Что с тобой? Тебе плохо? — озабоченно сказал Том. — Нет, просто здесь очень душно. Давай выйдем на свежий воздух? — ответила Нана, постепенно бледность сходила с ее лица. Выйдя на крыльцо, молодые люди увидели, что они такие не одни, кто нуждался в вечерней прохладе, поэтому Том и Нана, не сговариваясь, не остановились на крыльце, а направились через двор Хогвартса по знакомому с детства маршруту. Они вновь, как и раньше, остановились у воды под деревом, и Нана погладила старый ствол, как родное существо. — Тебе лучше? — спросил Том. — Да, — ответила Нанауатцин. — А здесь мало что изменилось за пять лет. — Ничего не изменилось, если быть совсем точным. — Ничего, кроме нас… Мы очень сильно изменились, Том. И ты, и я. — Достаточно одного взгляда, чтобы убедиться, как ты права. — Внешность — это только оболочка, ее смена не играет существенной роли. Измениться внутри… вот, что имеет значение… Почему ты не отвечал на мои письма? — Сначала не мог решиться написать о том, что со мной происходило, а потом понял, что в этом вообще нет необходимости. Ты же все знаешь, разве можно было ЭТО доверить бумаге? — Конечно, ты прав. Однако, Том, ты даже не представляешь, как иногда не хватает вещественного подтверждения того, что ты не один в этом мире… — Что случилось, Нана? Что произошло там, в Мексике или этом твоем Техасе? — в голосе Риддла появились стальные нотки, а глаза, казалось, приобрели красноватый оттенок, он вспомнил так насторожившее его «у меня не все нормально…». — Расскажи, кто тебя обидел, и клянусь, ему придется плохо! — Теперь это уже не имеет значения… Нанауатцин поежилась, обхватив плечи руками, и Том вдруг понял, что в таком открытом платье девушке, наверняка, холодно от ночного ветра. Он снял мантию и хотел набросить ей на плечи, но Нана остановила его. — Не надо. Идем, — и увлекла юношу за собой вглубь Запретного леса, но на этот раз Том знал, куда они идут. — Странно, — сказал Риддл, когда они подошли к старой покосившейся хижине, выглядевшей сейчас еще более заброшенной. — За прошедшие пять лет я не раз пытался найти ее, но мне это никогда не удавалось. — Маленький секрет семьи Салливан — скрывающее заклятие, — ответила Нана. — Найти наш домик можно только с разрешения хозяина или хозяйки. Когда мы уезжали пять лет назад, бабушка оставила дом за мной, теперь я здесь главная. Она подошла к хижине, и двери гостеприимно распахнулись ей навстречу. — Значит, тетушка Филумена не приехала, — подытожил Том, следуя за подругой. — Нет, не приехала, — ответила Нана, и парень снова почувствовал, как напряглась она, словно стараясь не выпустить на свободу что-то, сокрытое внутри. — Здесь тоже ничего не изменилось, — произнес Том. — Даже пыли не прибавилось за прошедшее время. — Это опять-таки заслуга бабушки, — отозвалась Нана. — К приходу хозяина в доме сама собой делается генеральная уборка. Словно повинуясь безмолвному приказанию, в кухне разгорелся очаг, а в комнатах зажглись свечи, озаряя мягким светом знакомую Тому обстановку библиотеки, спальни Филумены с опустевшим аквариумом Гекаты, комнаты Нанауатцин, где двенадцатилетние Том и Нана провели много часов за рассматриванием древних фолиантов, разговорами ни о чем и занятиями окклюменцией. Риддл застыл на пороге комнаты девушки и осмотрелся. Все в ней ассоциировалось с детством и Наной. Ведь именно ей он обязан тем, что владеет искусством модификации памяти в совершенстве, на гораздо более высоком уровне, чем все другие. Он намеревался превзойти подругу, и, хотелось верить, у него получилось. Именно здесь он узнал, что является змееустом, возможно, как раз это обстоятельство стало исходной точкой всех его последующих похождений. — Ты действительно гордишься всем тем, что сделал за последние годы? — неожиданно спросила Нана, резко повернув к Тому свою хорошенькую головку с необычной прической, как у светской дамы. Риддл не ждал подобного вопроса. Мало того, он даже никогда не задумывался об этом. Гордился ли он? Скорее это была уверенность в своей силе, удовлетворение от ощущения власти над жизнью других людей. Странное, ни с чем не сравнимое ощущение могущества. Но сейчас Том не собирался обсуждать с Наной свою жизнь, поэтому не стал отвечать на вопрос девушки, а просто сказал: — Тебе очень идет эта прическа, но с распущенными волосами ты мне больше нравилась. В тот же самый момент руки Наны взметнулись вверх. Несколько ловких движений, и густые черные пряди рассыпались по плечам девушки. — Так лучше? — спросила она. Том кивнул. Сейчас он больше, чем когда-либо осознал слова Наны о том, как они изменились и не только внешне. Что-то новое появилось во взгляде, которым она на него смотрела, и от этого взгляда Тому делалось не по себе. — Ты не ответил на мой вопрос, — настойчиво повторила Нана, подходя к юноше вплотную. — А ты что, — подхватил Том. — Позвала меня сюда, чтобы устроить вечер вопросов и ответов? -Нет. Нана проскользнула мимо Тома в свою комнату, оглядела ее так, словно впервые видела заполняющие помещение вещи: стол, стулья, полки с книгами и прочими мелочами, кровать с балдахином. По-видимому, девушка осталась довольна результатом придирчивого осмотра, потому что, обернувшись к Риддлу, улыбнулась ему и поманила к себе. Когда Том приблизился, Нана положила руки ему на грудь и спросила: — Знаешь, какой сегодня день, Том? — Выпускной бал в Хогвартсе, — ответил парень, не понимая, к чему она клонит. Нана отрицательно покачала головой. Ее глаза, наполовину прикрытые пушистыми ресницами, горели загадочным огнем. Том облизнул мгновенно пересохшие губы. — Сегодня мой день рождения, — продолжила Нана. — И вечером здесь состоится торжественный прием в честь этого знаменательного события. Том огляделся. Хижина не казалась ему подходящим местом для торжественных приемов, слишком уж она проста и мала. — И много гостей ожидается? — поинтересовался Риддл. — Пока что приглашен всего один — ты. Ведь ты же останешься на мой праздник? — Если ты хочешь, чтобы я остался, — улыбнулся Том. Его быстрая улыбка лучше всяких слов выразила, что он прекрасно понял: Нана этого очень хочет, и что он сам мгновенно не менее пылко возжелал того же. — Да. Ты единственный, кого я хочу… — откликнулась Нана, умышленно помедлив перед тем, как добавить с таинственной улыбкой, —…видеть на своем празднике. — Чем же я заслужил подобную честь? — глаза Тома загорелись ответным огнем. — И почему именно здесь? Нана отступила в центр своей комнаты, раскинула руки, словно хотела заключить в объятия весь мир, и, запрокинув голову, закружилась со словами: — Я люблю эту хижину. Здесь произошло столько всего хорошего. Я была здесь счастлива. — Я тоже, — сказал Том, неожиданно для самого себя. Нана остановилась так резко, что потеряла равновесие. Риддл устремился к ней, чтобы поддержать. — Осторожнее, а то упадешь, — произнес он, приобнимая девушку. — Не упаду. Ты меня удержишь, — медленно проговорила Нана и глубоко вздохнула. Тому вдруг показалось, что весь мир для него сконцентрировался в этом плавном колыхании девичьей груди. Ему страшно, до покалывания в кончиках пальцев, захотелось прикоснуться к смуглой коже Наны. Его улыбка исчезла, теперь он смотрел на девушку не отрываясь, стремясь прочесть, если не в мыслях, то в глазах, как она относится к тому, что он обнимает ее просто так, не в танце. А еще Тому очень захотелось сказать Нане, что за несколько последних часов, проведенных рядом с ней, он ясно осознал, насколько ему не хватало ее все эти пять лет, что он думал о ней не переставая, даже себе не отдавая в этом отчет, но не находил подходящих слов. Слишком мало в его жизни было испытываемых к кому-либо добрых чувств, чтобы Риддл мог запросто о них говорить. Однако прежде чем он успел вымолвить хоть слово, заговорила Нана: — Знаешь, Том, — она сделала несколько шагов назад и повернулась спиной к молодому человеку. — Я так часто за эти пять лет заглядывала в твои мысли, что иногда мне казалось — ты где-то рядом. Я говорю это для того, чтобы ты понял, почему Нана Салливан приняла именно такое решение, какое приняла. Нана вновь обернулась к Тому, и он увидел, как сцеплены между собой ее пальцы, выдавая неуверенность и волнение девушки, однако голос ее звучал решительно: — Ацтекской принцессе Нанауатцин сегодня исполняется семнадцать лет, и она должна, следуя традициям своего народа, выбрать того, кому будут безраздельно принадлежать ее мысли, ее сердце, ее любовь… Важность момента Том осознал мгновенно, но, что более важно и более удивительно, он почувствовал, что для него это мгновение не менее значимо, чем для девушки. Неожиданно он понял, что подсознательно с самого начала ожидал чего-то подобного. Ему не пришлось долго раздумывать, прежде чем приблизиться к Нане, разъединить ее судорожно сцепленные ладони, нежным, но повелительным жестом положить их себе на плечи и задать совершенно ненужный вопрос: — Кого же ты выбрала? Нана улыбнулась и слегка вздрогнула, когда руки Риддла так осторожно обхватили ее талию, будто она была фарфоровой статуэткой и могла сломаться от более грубого прикосновения, и медленно заскользили по ее спине, нащупывая застежку платья. Девушка придвинулась еще ближе, если это вообще было возможно, и погрузила пальцы в густые слегка вьющиеся волосы юноши. Ее губы обожгли горячим дыханием щеку Тома: — Я выбрала тебя…