Наследник

То, чем занималась Нана в хижине с момента возвращения из Хогвартса и до столь позднего часа, ее отец обычно называл «беседой с умным человеком». Профессор Салливан разговаривала сама с собой и делала это весьма эмоционально. Она мерила шагами пол своей комнаты, не находя себе места от беспокойных, терзающих душу мыслей. У женщины не было другого собеседника, с которым сейчас она могла бы быть откровенна, кроме собственного отражения. Нана вопросительно посмотрела ему в глаза, опустившись на стул перед туалетным столиком Филумены с большим, окантованным резной деревянной рамой зеркалом. — Что скажешь? Пальцы ее рассеянно выдвигали и задвигали многочисленные, по большей части пустые ящички стола. — А что тут можно сказать? — ответило вопросом на вопрос отражение. — Филумена была права. Он стал великим. Злодеем. Его боялись настолько, что даже в имени видели угрозу для собственной жизни. Сам — убийца, и вожак в стае таких же убийц, беспринципных и безжалостных. Стоит ли удивляться, что в пику им была создана другая группа убийц, убийц принципиальных, убийц-защитников? — И, заполучив в противники добрую, в прямом смысле, половину ведьм и колдунов, он погиб, напав на младенца. Не знаю, уместно ли будет в данном случае сказать: погиб от руки ребенка… Как там его? Гарри Поттер. Гарри… Имя-то какое жалкое. Не подходит оно для того, кто уничтожил Темного Лорда… — Ты уже уверена, что уничтожил? — отражение будто издевалось. Нана содрогнулась. Вот первопричина ее беспокойства. Что ж, Нанауатцин будет честной сама с собой. — Я НЕ уверена в том, что Волдеморт уничтожен… — Это Дамблдор зародил в тебе сомнения, ненавязчиво упомянув о том, что тело не было найдено. И это предсказание… Какую цель он преследовал, сообщая тебе про него? — А ты не догадываешься? Профессор Дамблдор знает о моих чувствах к Тому, а кто, как не влюбленная женщина, способна оказать помощь мужчине, даже если он — само воплощение ужаса для других. Директор надеялся, что если я причастна к исчезновению Волдеморта, то выдам себя, оттого и удивился столь искренне, что мне ничего не известно. — Теперь ты еще скажешь, что место преподавателя Прорицания Дамблдор предложил потому, что хочет держать тебя при себе? — отражение выглядело недовольным. — Нет, не думаю. Такого колдуна, как Дамблдор, трудно заподозрить в столь откровенной расчетливости, — произнесла Нана. — Так что пока мы правы только в том, что он виноват в поселившихся во мне сомнениях. — Только ли он? Может, ты сама? — взгляд отражения стал испытывающим. — Меньше всего я склонна винить себя за то, что отныне во всем необычном буду видеть доказательства того, что Том жив. — Ты не стала откладывать дело в долгий ящик и нашла их немедленно… — Если ты считаешь, что я ошиблась, что я сошла с ума, то где же тогда все эти белые и пушистые создания, невидимые постороннему глазу, с которыми я должна разговаривать, вызывая искреннее недоумение у окружающих? — Думаешь, что нашего с тобой диалога недостаточно? — отражение улыбнулось почти весело. — Ты не в счет, — с такой же улыбкой ответила Нана. — А я так же нормальна, как и до сегодняшнего разговора. До этой встречи… — Что ты имеешь в виду? — Профессор Квиррелл. Там, в коридоре, мне на секунду показалось, что глаза у него красные. — Что из этого? — А то ты не знаешь? У Тома были красные глаза: и в последних воспоминаниях, и раньше, когда он сердился. Именно такие красные отблески, какие я заметила сегодня в испуганных глазах молодого преподавателя по Защите от Темных Сил, — тон Наны был более чем многозначительный, когда она произносила название учебной дисциплины. — Понимаю, еще и это. Но почему ты решила, что заинтересовавшие тебя отблески естественного происхождения? — Что еще это может быть? — Причудливая игра солнечного света на витражах, отражение пурпурной мантии Дамблдора… Твое больное воображение, наконец. — И все же мне кажется, что все твои предположения не имеют никакого отношения к нашему эпизоду. Во всяком случае, мое решение остаться в Хогвартсе до выяснения всей правды тебя не удивит. — Как сказать, — отражение снова смотрело серьезным взглядом. — В стремлении узнать правду никогда не было чего-то удивительного. Настораживает твое желание узнать правду из первых уст. Нана собиралась ответить, но вдруг поняла, что сказать ей нечего, поэтому она просто встала и отошла от зеркала. Обсудив сложившуюся ситуацию столь нестандартным образом, она утвердилась в своем стремлении остаться в Хогвартсе, но что касается остального… Уверена ли она, что хочет узнать правду? Ведь нельзя исключать и возможность того, что все надежды окажутся напрасными, что Дамблдор прав. Избегая смотреть на свое отражение, чтобы не оказаться втянутой в новую дискуссию с самой собой, Нана движением руки погасила свечи, подошла к окну, раздернула занавески и, отворив створки, выглянула в ночь. Стоя у открытого настежь окна, она вдыхала прохладный ночной воздух, наполненный ароматами прошлого. Глубокая тишина опустилась на Хогвартс. Болтовня, звонки, смех, бурные возгласы, топот ног — все долетающие до хижины звуки замерли там, в огромном молчащем доме, темная масса которого виднелась даже в окружающей мгле. Какие тайны, интересовавшие Тома, скрывает уснувшая громада, взметающаяся высоко в небеса? Какой-то звук, очень слабый, но назойливый в тишине ночи, резко вернул женщину к действительности. Насторожившись, она прислушалась. — Нана… Шепот донесся, будто издалека, и был столь тихим, что мог показаться слуховой галлюцинацией, и Нана была склонна таковым его и посчитать, если бы через пару секунд он вновь не повторился, более отчетливый. — Нана!.. Женщина прищурилась, пытаясь разглядеть в темноте среди мощных древесных стволов какие-либо признаки говорившего, но напрасно. Казалось, у зовущего не было плоти, только голос, призывный и вкрадчивый, с каждым разом звучащий все ближе и ближе. — Нана! На этот раз голос будто бы родился в ее собственном мозгу и заполнил собой все вокруг. Желание откликнуться на этот зов было столь непреодолимым, что Нана с трудом удержалась, чтобы немедленно не сорваться с места. — Кто здесь? — замирающим голосом спросила она, не очень-то надеясь на ответ, но, тем не менее, вопрос возымел некий отклик. Быстрое, едва заметное движение привлекло внимание Наны — что-то расплывчатое, нечеткое, отдаленно напоминающее фигуру в длинном черном плаще, стремительно скрылось среди деревьев. Что ей руководило в тот момент, Нанауатцин не смогла бы объяснить, даже если бы очень захотела. Только она вдруг взобралась на подоконник, быстрым движением перекинула ноги за окно и спрыгнула, а, почувствовав под ногами землю, побежала вслед испарившемуся зыбкому очертанию, даже самой себе боясь признаться, кого рассчитывала догнать. Оказавшись на том самом месте, где было замечено движение, Нана остановилась и огляделась, чтобы определиться с дальнейшим направлением, и почувствовала весьма ощутимый толчок в спину, наводящий и подбадривающий. Женщина резко оглянулась, рядом не было никого. Почти одновременно где-то недалеко в том самом направлении, в котором ее подтолкнули, раздался звук, будто плотная ткань волочится по опавшей листве. Нана была уверена, что это ей не померещилось, и подчинилась, не задумываясь, бежала за звуком до тех пор, пока не очутилась возле какой-то поляны. Осторожно отодвигая спутанные ветви деревьев и стараясь не споткнуться о корни, женщина медленно продвигалась вперед, прислушиваясь, но шелестящий звук больше не раздавался. Никогда еще Нанауатцин не попадала в такую кромешную тьму. Оказавшись в самом центре поляны, Нана собралась предпринять еще одну попытку заговорить с неизвестным созданием. Она даже набрала воздуха в грудь, но вдруг ее охватил неописуемый ужас, пронизывающий с головы до ног, проникающий в самое сердце и душу, сковывающий так, что она не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Шелестящий звук раздался снова, и звучал так, точно у женщины за спиной что-то вырастало из-под земли, но теперь к нему добавилось негромкое, будто змеиное, шипение. Как в кошмарном сне, Нана не могла закричать, потому что от страха голос совсем пропал. И тут внезапно в темноте к ней кто-то прикоснулся. Чья-то холодная рука коснулась ее, она ощутила длинные пальцы, скользнувшие по ее плечам, спине и шее. Все произошло так быстро, что женщина не успела понять, встретилась ли это она с кем-то реальным среди деревьев или же отражение было право, все дело в ее больном воображении. Она ощущала только одно — холодную руку. Особенно страшно было то, что прикосновение показалось ей чем-то знакомым. О, как же Нане хотелось испустить крик ужаса и броситься прочь, но она все еще не могла пошевелиться, скованная страхом. Все закончилось так же внезапно, как и началось. Парализующий ужас отступил, и Нана обернулась. И опять она не была уверена, показалось ли ей или же правда среди деревьев удалялось что-то бесформенное, черное. Произошедшее начисто отбило у Наны охоту к дальнейшему преследованию. Наоборот, ей очень захотелось оказаться в хижине за крепко запертой дверью. Однако ей еще предстояло найти дорогу назад. Она снова осмотрелась и увидела кое-что, не замеченное сразу. Что-то светлое четко выделялось на темной земле на другом конце поляны. Приближаясь, Нана постепенно разглядела короткую шерсть цвета лунного света, витой, спиралевидный рог, туловище, точно высеченное из слоновой кости. Это был единорог, мертвый, убитый совсем недавно. Его влажные глаза застыли, но еще не покрылись посмертной поволокой, сияющая белизна тела еще не окостенела, не скрыла мускулы, мягко переливающиеся под кожей. Даже безжизненный, он был прекрасен. Совершенство единорога портила лишь рана на шее, окруженная серебристой, присущей только им одним, кровью, красноречиво свидетельствующая, каким образом жизнь покинула это гордое животное. Шорох, неожиданно раздавшийся сзади, заставил Нану вздрогнуть и обернуться. На этот раз шум имел весьма заурядное происхождение: освещая себе путь фонарем, из темноты вынырнула огромная фигура Хагрида, сопровождаемая собакой. Великан вглядывался в темноту подозрительным взглядом, а когда заметил Нану, то во взоре ко всему прочему загорелось удивление. — Мисс Салливан?.. — начал он, но женщина его перебила. — Я услышала шум в лесу, пришла сюда и нашла вот это, — произнесла Нана, не дожидаясь очевидного вопроса. — Еще один, — сказал Хагрид, поднимая фонарь выше, освещая тем самым почти всю поляну. — Жалко. Вы что-нибудь видели? — Только его, — Нана указала на неживого зверя. Хагрид некоторое время смотрел на единорога с искренним сожалением, а затем, словно сообразив, перевел взгляд на Нану: — А вы смелая женщина, если не испугались идти одна в Запретный лес, — произнес Хагрид, бросая на Нанауатцин хмурый взгляд. — Гораздо страшнее было находиться одной в хижине в полном неведении относительно того, что происходит, — ответила Нана. — Надеюсь, все в порядке? — Почти. Со мной все хорошо, но я, признаться, не представляю, как найду дорогу обратно к своему дому, — сказала Нана. — Я раньше не была в этой части леса. — Никогда не знал, что в Запретном лесу есть еще дом, кроме моего, — взгляд Хагрида прояснился. — А уж я-то знаю лес, как свои пять пальцев. Ведь я не только хранитель ключей, но и хранитель земель, то бишь лесничий. — И все же когда речь идет о магии, можно ли чему-то удивляться? Вы же учились магии, или я не права? Хагрид заметно смутился. — Учился, да не выучился. Исключили меня… — пояснил он чуть сконфужено, а потом предложил. — Пойдемте. Провожу вас, что ли. Где ваша хижина? — На краю Запретного леса, со стороны озера. — Ну, да! — лесничий состроил изумленную физиономию, но почти сразу же вернул свой невозмутимый вид и уверенно двинулся размеренным шагом. Хагрид шел медленнее некуда, но Нана все равно еле поспевала за ним. Не прошло и пяти минут, как они вышли к дому Наны, отчего та пришла к выводу, что обладатель голоса долго петлял по лесу, намеренно или же случайно путая следы. — Вот дела! — гаркнул Хагрид, заметив вдалеке хижину, от чего его собака испуганно отскочила. — Вы были правы, а я, верно, ослеп. — С глазами у вас все в порядке, просто у моей семьи есть несколько фамильных заклинаний, не известных широкой публике, — пояснила Нана и слегка прищурилась. — Хагрид, вы упомянули, что были исключены… Вас исключили из Хогвартса? Давно? — Угу, из Хогвартса и давненько. — Не будет ли сильно бестактным с моей стороны спросить — за что? Великан замялся на мгновение, но все же продолжил: — За любовь к опасным, но милым зверюшкам. Не все способны оценить их привлекательность. А тут еще у нас в школе произошел несчастный случай — погибла одна из учениц. В этом обвинили моих питомцев, а меня исключили за… Но они никого не убивали, только не они. — Вы учились в одно время с Томом Риддлом? — спросила Нана, и отметила, как внутренне напрягся Хагрид. К тому времени, как он выдавил свое сухое «да», его ответ уже не был нужен Нане. Она уже узнала все, что хотела: это Хагрид был тем самым студентом, которого Том обвинил в открытии секретной комнаты; Хагрид знает, кто его подставил; Хагрид ненавидит Тома не только за это, и за то, что Риддл стал Волдемортом, но и еще за что-то. Дальнейший разговор не имел смысла. — Спасибо, Хагрид. Дальше я уже и сама дорогу найду, — Нана махнула в сторону четко выделяющихся в темноте очертаний хижины. В тот же миг окна приветливо загорелись ярким светом. — Доброй ночи. — Доброй ночи, — ответил Хагрид, неуклюже развернулся и направился обратно вглубь Запретного леса. — Хагрид! — вдруг громко крикнула вслед хранителю ключей и земель Хогвартса Нана. Тот нехотя обернулся. — И давно в лесу стали умирать единороги? — Умирали они всегда, а вот убивать их стали недавно, — хмуро ответил лесничий и продолжил свой путь. Больше Нана его не задерживала. Неторопливо она приблизилась к хижине, прокручивая в голове только что произошедшие с ней события. У самых дверей она задержалась, устремив свой взгляд на Хогвартс, после чего решительно вошла в дом. Направившись прямиком к зеркалу, Нана вызывающе посмотрела в глаза отражению. — Можешь меня поздравить! Профессор Салливан начала сбор материала для своего нового исследования. *** Легко начинать новый этап жизни, когда настроен на это твердо и решительно. И когда для этого требуется всего лишь два письма и одна личная беседа. Первое письмо Нана отправила отцу и братьям, рассказав им всю правду. Естественно ту, которую родным следовало знать. Она ограничилась упоминанием, что будет жить в Хогвартсе, потому что хочет собрать информацию об одном старом знакомом. Кто этот знакомый, и чем он знаменит, Нана решила не уточнять. Второе письмо было адресовано Марку Девидсону. В нем не было почти ни слова истины. Марку предстояло оповестить всех в музее и генеалогическом отделе об очередной работе профессора Салливан, которая, соблазнившись поющими песками Аравии, решила посвятить несколько лет своей жизни поискам сказочного города Вабара — аравийской Атлантиды, погибшей в огне где-то на рубеже мифической и исторической эпох. Она не стала уточнять, что более реальными историческими прототипами Вабара были Содом и Гоморра, что начисто лишало ее затею какой бы то ни было романтики. Не стала она и распространяться, что профессор Нанауатцин Салливан исчезнет в процессе поисков нагромождения руин, охраняемых подымающимися песками, каменными скалами, обезьянами и злыми джиннами (вполне реальными персонажами, насколько Нане позволяло судить ее ведьминское происхождение). Дальше женщина собиралась действовать в зависимости от исхода ее поисков, не выдуманных, а действительных: если они увенчаются успехом, то профессор Салливан исчезнет бесследно, если же отыскивания не приведут к желаемому результату, о чем думать совсем не хотелось, на свет появится преемник профессора. Однако Нана настолько надеялась на успех, что детали второго варианта развития событий оставила на потом. И, наконец, личная беседа. Разумеется, с Дамблдором. Нана прекрасно понимала, что ей будет просто необходим свободный доступ к Хогвартсу и его тайнам. Она еще плохо представляла, с чего начнет, но, независимо от избранного пути, беспрепятственное перемещение по школьному зданию выступало основной надобностью, а разрешить это мог только директор. Когда Дамблдор согласился на встречу, Нана не знала, что подумал профессор о той встрече с Квирреллом, свидетелем которой он стал, и получил ли он информацию от Хагрида о ее ночной прогулке возле убитого единорога, однако первый же взгляд уверил ее, что отношение к ней не изменилось. — Порадуй меня, Нана, скажи, что ты передумала и согласна принять мое предложение, — произнес Дамблдор вместо приветствия. — Увы, профессор, — улыбнулась Нана. — Я бы очень хотела доставить вам радость, но взять на себя обязанности преподавателя Прорицания выше моих сил. Тем не менее, ваше любезное дозволение неограниченное время пользоваться гостеприимством Хогвартса обязывает меня оказывать школе и вам лично всяческие услуги, вот в этом вопросе я готова соответствовать в любое время. — Весьма неожиданно, но очень мило, — сказал Дамблдор, осмыслив услышанное. — Если вам потребуется моя помощь, вы можете обратиться ко мне без боязни получить отказ. Но взамен я хотела бы получить еще одну льготу… — Какую? — Разрешите мне свободное передвижение по Хогвартсу, — осторожно сказала Нана, и, заметив промелькнувшие сомнения в глазах Дамблдора, уточнила. — Разумеется, я не имею в виду личные комнаты преподавателей и студентов. Но, например, от посещения секретного отдела библиотеки и перемещения по коридорам после девяти вечера я бы не отказалась. — Прежде чем дать тебе такое разрешение, Нана, я должен спросить, — профессор строго посмотрел на собеседницу. — Ты просишь его, потому как надеешься на то, что Том выжил? — Нет, профессор Дамблдор, на это я не надеюсь, — ответила Нана, поднимая к лицу директора свои широко открытые, идеально честные черные глаза. С минуту Дамблдор пристально и испытывающе вглядывался в бездонный взор Нанауатцин, после чего произнес: — Я сообщу всем, кому следует, о предоставленных тебе привилегиях гостя. С этими словами Дамблдор встал, давая понять, что аудиенция окончена. Нана тоже поднялась, кивнула, прощаясь, и вышла из кабинета директора. Выйдя в холл у главного входа, краем глаза она заметила метнувшуюся за угол фигуру в фиолетовом. Подождав, пока входная дверь за ней захлопнется, Нана прошептала: — Я не надеюсь, профессор. Я почти уверена.