Наследник

Он шел за ней до самой хижины так близко, что иногда, кроме звука шагов, Нана слышала дыхание Люциуса. При всем при том, вопреки ожиданиям Наны, Малфой ни разу ее не окликнул. Значит, так тому и быть, и хотя женщина была уверена, что Люциус следует за ней не просто так, она не собиралась заговаривать первая. С этой мыслью Нана шла всю дорогу, с ней же она открыла дверь своего дома. И вот тут-то рука в черной перчатке грубо стиснула ее локоть, и Малфой вошел в хижину, втянув женщину за собой. Глаза Наны округлились от изумления, несколько мгновений она, потеряв дар речи, смотрела на то, как Малфой без приглашения снял свою теплую мантию и водрузил ее вместе с тростью на край стола, а затем произнес, как ни в чем не бывало: — Я очень надеюсь, что вы простите меня, мисс Салливан, за то, что я зашел к вам без приглашения, но мне очень нужно с вами поговорить. — О чем же? — настороженно спросила Нана. — Может, сначала вы предложите мне присесть? — Конечно, мистер Малфой, — язвительно сказала женщина, указывая на кресло возле камина. — Извините, я не думала, что вы окажетесь столь церемонным в этом вопросе, особенно после того, как так беспардонно ворвались в мой дом. Малфой устроился в кресле и снова заговорил: — Я не думал, что это в какой-то степени возможно… не уверен, правильно ли были истолкованы факты… но я узнал, что вы были подругой Темного Лорда. Он испытывающе посмотрел на Нану. Та передернула плечами. — Интересно, мистер Боргин будет сообщать об этом всем и каждому, или вы у него на привилегированном положении? — Я бы даже сказал — на исключительном. Однако, я жду ответа. — Да, — коротко ответила Нана, понимая, что было бы бессмысленно отрицать. — Я и Том были друзьями. — Только ли друзьями? — Люциус улыбнулся понимающе, окинув взглядом женщину, все еще кутающуюся в верхнюю одежду. Нанауатцин вдруг стало непереносимо жарко от пламени камина, а может от этого самого взгляда. — Я не собираюсь обсуждать это с вами, — отрезала она, резко снимая и откидывая в сторону плащ. — Если это все, что вы хотели узнать, то выход там. Нана указала на дверь, но Малфой только уселся поудобнее. — К несчастью, существуют кое-какие определенные обстоятельства, выяснение которых настолько для меня важно, что вынуждает еще какое-то время надоедать вам своим присутствием… Он снова улыбнулся, и с легким содроганием Нана внезапно поймала себя на мысли, что, разглядывая гостя, все больше попадает под его вызывающее обаяние, хотя по идее должна испытывать исключительно неприязнь. Его странные светлые глаза выказывали недюжинный интеллект и излучали весьма дружелюбную насмешливость, что заставляло женщину насторожиться еще больше. — Что же это за обстоятельства, требующие столь срочного выяснения? — Ну, прежде всего: что думает Дамблдор о ваших отношениях с Волдемортом? Нана облегченно вздохнула. Если обстоятельства, интересующие Малфоя, касаются лишь этой темы, то она может разрешить себе успокоиться. Именно так женщина и поступила, позволив себе даже опуститься во второе кресло у камина, стоящее совсем близко от того, в котором расположился Люциус. — Логично было бы спросить об этом у него самого. От себя могу добавить, что он знает о нашей дружбе и обо всем, что с ней связано, с самого первого дня. — Да неужели? — деланно удивился Малфой. — Какая жалость. А мне так хотелось открыть глаза добрейшему профессору Дамблдору на то, какую змею он пригрел на груди. Для Наны услышать подобное было чересчур даже от профессора Зельеделия, который не скрывал своей неприязни, а уж от Малфоя, который всегда глядел на нее, как кот на сметану, и по идее должен бы был прилагать все усилия, чтобы ей понравиться, тем более. — Я всегда знала, — протянула Нана. — Что ваше отношение ко мне весьма своеобразно, мистер Малфой. Все же, я думала, что оно несколько иного свойства… Может быть, объясните, почему вы так неприязненно ко мне относитесь? Или это отличительная черта всех Упивающихся Смертью? — Что вы имеете в виду? — Ну, профессор Снейп, а теперь еще и вы… в такой степени меня ненавидите… — Как вы могли такое подумать, — театрально возмутился Малфой. — По-моему, с нашей первой встречи должно было стать понятно, что мои испытываемые к вам чувства прямо противоположны. Ненавидеть такую соблазнительную женщину… Нана уже собиралась по привычке прервать этот очередной страстный монолог, но Люциус вдруг сам замолчал на полуслове с видом человека, пораженного догадкой. Однако огонек в глубине глаз подтверждал, что и это удивление — игра. — О, вижу, вы уже изучили список. Показываете свою осведомленность? Или желаете попытаться шантажировать меня в ответную? Боюсь, в отличие от меня, у вас точно ничего не получится. Не скажу за профессора Снейпа, но о моей принадлежности к Упивающимся Смертью знают все, как и об искреннем раскаянии… Нана никогда не предполагала, что слово «искренний» можно произнести с такой почти непристойной интонацией, но, похоже, Малфою было подвластно все. И это его заявление, но разве можно было ждать чего-то иного от персоны, которой Дамблдор дал такую характеристику, как Люциусу, тем более после того, как Нана сама дала ему в руки козырь. — Вот мы и назвали вещи своими именами! Оказывается, вы собираетесь меня шантажировать, мистер Малфой… — Люциус, можно просто Люциус. К чему эти церемонии? — разрешил тот. — По имени я обращаюсь только к тем людям, которые мне нравятся, мистер Малфой. Пока что вы не относитесь к их числу. Ответом на эти слова Наны была еще одна улыбка Малфоя, точно у школьника, которому не достался кусок торта. — Как пожелаете, мисс Салливан, — спокойно ответил он. — Не в моих правилах отрицать очевидное. Да, я собираюсь вас шантажировать и по вашим глазам вижу, что другого вы от меня и не ожидали. Полагаю, сейчас ваши мысли целиком заняты анализом собственных финансовых возможностей. — Теперь, когда акценты расставлены, — с сарказмом начала Нана, — Потрудитесь сообщить, чем, кроме дружбы с Волдемортом, вы намерены меня шантажировать? Малфой ухмыльнулся и произнес преувеличенно таинственным голосом: — А книги вы тоже уже прочли? О них Дамблдор в курсе? И прежде чем женщина успела помешать ему, Малфой встал, сосредоточенно огляделся и решительно прошел в комнату Наны, вернувшись оттуда через несколько минут с несколькими книгами, полученными женщиной от мистера Боргина. Снова расположившись в кресле, он принялся рассматривать их долго и глубокомысленно, прежде чем сказал: — Я не предлагаю начать обсуждение, хорошо это или плохо — заниматься черной магией. Я лучше сразу вернусь к уже заданному вопросу, что будет, если профессор Дамблдор узнает о вашем увлечении? Вы умны, и это заставляет меня думать, что я скорее добьюсь своей цели, если сразу выложу все свои карты на стол. — А для меня совершенно безразлично, что вы сделаете. Вы тоже не глупы, и потому должны понимать, что факт пребывания у меня этих книг еще ничего не значит, — внешне Нана оставалась спокойной, но внутри… — Все, что делается в секрете, естественно, приобретает репутацию чего-то нехорошего. Думаю, что, несмотря на все свои таланты, Дамблдор не чужд предрассудков, и вряд ли я ошибусь, если охарактеризую реакцию профессора на эти книги, найденные у вас, именно у вас, как крайне негативную. И все члены Ордена Феникса будут тут же подняты по тревоге… — А они-то тут при чем? — раздраженно произнесла Нана. — А почему, думаете, эти книги считаются запрещенными? — в тон ей спросил Малфой и сам же ответил. — Потому что именно они сделали Темного Лорда тем, кем он стал. Он выжидательно посмотрел на Нану, но та молчала. — Вот и прекрасно. Я был уверен, что смогу вас заинтересовать. Пожалуй, теперь вы охотнее уделите мне несколько минут? — Малфой снова сделал паузу, и, не дождавшись реакции, продолжил. — Итак, вы собирались продолжить дело Темного Лорда, своего… друга? — Можно сказать и так, — уклончивости в ответе Наны нельзя было не заметить, но, казалось, именно это и было нужно вопрошающему. — Тогда мы оба понимаем, что эти книги и ваше ими увлечение следует держать в тайне? — голос Люциуса приобрел какие-то новые, почти интимные интонации. Нана задумалась. Самое неприятное, что Малфой был прав. Сейчас, убедившись, что Дамблдор не был с ней полностью искренним, даже намеренно вводил ее в заблуждение относительно судьбы Тома, владение этими книгами не просто окончательно лишит Нану доверия профессора, который и так-то в ней слегка сомневается, но и сделает крайне подозрительным факт ее пребывания в Хогвартсе. Можно сказать, выявит реальную причину. — Да, так оно и есть, — выдавила, наконец, женщина слова согласия. — Теперь вы не будете возражать, если я скажу, что МОИ усилия по сохранению ВАШЕЙ тайны должны быть, некоторым образом, оплачены? Малфой посмотрел на Нанауатцин насмешливым взглядом. Всем видом он демонстрировал свою уверенность, что в данном случае предпочтут заплатить названную им цену, нежели отказаться. Как бы ни противилась этому Нана, как бы ни хотелось ей сломить уверенность сидящего напротив мужчины, она вынужденно выдавила: — И что же вы хотите за молчание? — Вас, моя дорогая, исключительно вас! Точно убаюканные красивым голосом Малфоя, глаза Наны затуманились и закрылись, но уже в следующую секунду они снова были широко распахнуты. С воинственным видом она произнесла, подавшись вперед: — Я должна была догадаться, что бывший Упивающийся не будет слишком разборчив в выборе средств для достижения целей. Ваше увлечение мною похоже на навязчивую идею. И хоть много вас, таких, по весне оттаяло, вы первый, кто добивается меня подобным образом. Шантаж — весьма действенное оружие, но вы не на ту напали, мистер Малфой. Вам лучше уйти, прежде чем я… — Но, мисс Салливан! — увещевающе заговорил Малфой. — Подумайте! Он встал и наклонился над Наной. Она в стремлении отодвинуться откинулась назад и оказалась прижатой к мягкой мебельной спинке. А Малфой продолжил, приблизив губы к ее уху и взявшись руками за подлокотники ее кресла. — Подумайте, какой у вас выбор, — мягко убеждали его слова. — Либо раз и навсегда потерять любую возможность действовать в выбранном направлении, либо сохранить спокойную жизнь, продолжить свою работу, плюс, и я это вам обещаю, испытать неземное блаженство в моих объятиях… Нанауатцин вдруг подумала, что речи Малфоя меньше всего похожи на шантаж, пожалуй, ни одну Еву ни один Змей-искуситель так не увещевал, обрисовывая выгоды ее согласия. Он говорил еще что-то, но Нана уже не вникала в смысл слов, достаточно было тепла щеки возле ее лица, звука голоса, убаюкивающего, очаровывающего. И гораздо более странными для нее были те ощущения, которые она сейчас испытывала. В один момент ее руки и ноги, казалось, совсем перестали ее слушаться, а веки стали тяжелыми. От шеи вниз по телу до самых кончиков пальцев волнами прокатилась невероятная расслабленность. По какой-то непонятной причине Нана почувствовала непреодолимое желание забыть обо всем и поддаться уговорам. Дамблдор был не совсем прав, говоря, что Малфой не понимает слова «нет». Вернее будет, совершенно невообразимым образом он воздействует на других так, что никто не в силах отказать ему, даже она… Эта мысль вернула женщину к действительности. Огромным усилием Нана преодолела одолевшую ее слабость, и посмотрела на Малфоя, все еще нависающего над ней и наблюдающего за ее реакцией со слабой улыбкой. Сейчас она была под его влиянием, и он знал это. — А вы — страшный человек, мистер Малфой. — тихо произнесла Нана с усмешкой. Люциус проигнорировал ее замечание, но огонек удовлетворения промелькнул в глубине его глаз-льдинок. — Как называл тебя Том, когда вы были вместе? — спросил он, переходя на «ты», Нанауатцин сделала то же самое. — А с каких пор Волдеморт стал для тебя Томом? — Вот с этих самых… И губы Люциуса впились в ее рот. Все протестующие доводы рассудка повисли в воздухе. Разум вернулся к Нане только с первыми лучами солнца, осветившего комнату. Она осторожно повернула голову, чтобы взглянуть на мужчину, который спал рядом, сжимая ее в объятиях. Руки Наны, буквально против воли хозяйки, тоже обнимали Люциуса. Женщина вернулась к событиям минувшей ночи и вздрогнула от нахлынувших воспоминаний. Малфой пришел, имея целью обладать ею любой ценой, и с триумфом исполнил свое желание, совершенно не смущаясь, прибегнув к шантажу. Но разве можно сказать, что он принудил ее силой? Он ее убеждал, она, как ей казалось, нехотя сдалась. Но при этом ни Люциус, ни тем более сама Нана, не ожидали, что он встретит в ней такого активного партнера. Чем светлее становилось в комнате, тем мрачнее становилось лицо Нанауатцин, и тем яснее она понимала, что уступила Люциусу Малфою не в качестве платы за молчание, а потому что сама хотела этого. Очень хотела. Иначе как еще можно объяснить эти сцены, услужливо подсовываемые памятью и наглядно демонстрирующие ее инициативное участие в исполнении желаний Малфоя? Всех его желаний. Меньше всего она была похожа на ту характерную в подобном случае, находящуюся в безвыходном положении женщину, вынужденную уступить неприятной необходимости в целях сохранения собственного спокойствия, образом которой сейчас пыталась оправдаться в своих глазах. Видимо, именно по принуждению она была так восприимчива к его прикосновениям, буквально таяла в его объятиях, возвращая Малфою поцелуи с не меньшей, чем его, страстью. Он обещал ей блаженство, и разве она не блаженствовала этой ночью? Даже если бы Нана захотела соврать, это ей бы не удалось. Ее выдавали руки, благодарно поглаживающие мускулистое тело неожиданного, и это еще мягко сказано, любовника. Придя в ужас от предательства собственных рук, Нана замерла. — Почему ты остановилась? — секунду спустя раздался голос Малфоя в утренней тишине. — Продолжай, мне нравится… Нана не ответила. Она была несколько обескуражена теплыми интонациями в голосе Люциуса. Не так в ее понимании должен был звучать голос мужчины, получившего, наконец, свое. И еще Нанауатцин была уверена, что ему не следует долго задерживаться в постели заполученной женщины, поэтому она произнесла, стараясь говорить как можно более безэмоционально: — Возможно, миссис Малфой привыкла к подобным ночным отлучкам своего мужа, но пора и честь знать… Она посмотрела в лицо Малфою и, заметив вопросительно приподнятую бровь, уточнила: — Тебе пора. — Откуда столько холодности? Ночью ты была куда более нежна со мной, — говоря это, Люциус осторожно пропустил между пальцами длинную темную прядь волос Наны. — Значит, ты остался доволен? — почти промурлыкала Нанауатцин, отвечая мужчине тем же. — Вполне… Малфой довольно прищурился, а Нана продолжила, на этот раз тон ее был официален: — То есть я могу считать, что сполна расплатилась за твое молчание? Малфой отстранился ровно настолько, чтобы иметь возможность окинуть взглядом лежащее рядом стройное женское тело, едва прикрытое атласной простыней, и произнес с усмешкой: — Неужели ты думаешь, что, проникнув с таким трудом в твою постель, я столь быстро ее оставлю? Нане страшно захотелось стереть с этого красивого лица появившуюся самодовольную улыбку, и она не придумала ничего лучше, чем сказать: — Но рано или поздно тебе придется сделать это, когда вернется тот единственный, для которого предназначены и моя постель, и мое сердце! — Кто же он, этот счастливчик? — Том Риддл, Темный Лорд. О, как была вознаграждена Нана. Вознаграждена и удивлена: ведь она не сообщила Люциусу ничего нового, но имя Тома не просто стерло раздражающую улыбку с его лица, но и заменило ее выражением страха. Имя Волдеморта напугало Малфоя так же, как некогда имя Кинтано напугало Рима Кастлера, но Рим-то был обычным магглом. — Полагаешь, он еще может вернуться? — глухим голосом спросил Малфой, вставая. — Я сделаю все, чтобы так оно и было. Малфой взял себя в руки, его лицо опять приняло бесстрастное выражение. Он быстро оделся и вышел из комнаты Наны, погруженный в размышления. Нана тоже встала, завернувшись в простыню, но, прежде чем она успела надеть на себя что-то более подходящее, Люциус вернулся, держа в руке свои мантию и трость. Подойдя к женщине, он привлек ее к себе и произнес: — Я ни в коей мере не претендую занять место Темного Лорда в твоем сердце, мне нужно только твое тело, и за этим я еще вернусь. Малфой отпустил Нану так резко, что она еле сохранила равновесие. — Не провожай меня, — ирония вновь зазвучала в голосе Люциуса. Отвесив легкий поклон, он удалился. — Он мне не поверил, — пробормотала Нана. — Может это и хорошо. Привыкшая в последнее время получать поддержку от него, Нанауатцин машинально подошла к зеркалу, но сразу же поняла, что не желает слышать ни один из тех вопросов, которые жаждало задать ей отражение. Посмотрев в его ошеломленные черные глаза, Нана строго сказала: — Если сейчас ты произнесешь хоть слово, я точно тебя разобью!