Наследник

Дни стремительно пробегали, а Нане так и не удалось получить ни одного подтверждения своей теории. Как она ни старалась, но даже в своем кошачьем обличии ей не удавалось приблизиться к профессору Квирреллу. По-видимому, профессор за время своей практики стал не только чрезвычайно пуглив, но и крайне суеверен. Во всяком случае, он панически убегал, едва завидев блестящий черный мех, а Нана не могла превратиться ни во что, имеющее другой вид или цвет. Но была и еще одна причина, по которой Нана теперь предпочитала покидать свой дом исключительно в своей личине анимага. И имя этой причине было — Люциус Малфой. Сегодня, по прошествии некоторого времени с ночи, проведенной с ним, Нана испытывала чувство бешеной ярости от того, что ему удалось претворить в жизнь свои касающиеся ее планы. Многое она отдала бы, чтобы исправить свой промах, но, даже имей она такую возможность, Нанауатцин не имела бы на это права. Женщина ненавидела себя тогда, когда Малфоя не было рядом за то, что проявила слабость и поддалась ему. Однако еще больше она ненавидела себя в те минуты, когда он был поблизости. Люциус сдержал свое слово и приходил к ее хижине еще несколько раз, но ни разу ему не удалось попасть внутрь. Слыша его настойчивый стук, Нана сидела тихо, как мышь, и буквально разрывалась между огромным желанием использовать на свой дом скрывающее заклинание Салливанов и внезапно охватывающим ее ужасом от желания, которое она считала противоестественным, — открыть дверь. Еще одной, посещающей ее в этот момент мыслью было удивление, что такой беспринципный маг, как Малфой, до сих пор сам не использовал на закрытую для него дверь ни «бомбарда», ни «аллохомора». И совершенно непонятным ей было то обстоятельство, что после того, как Люциус в очередной раз уходил ни с чем, она не знала, чувствовать ли ей себя польщенной, потому что снова удалось от него скрыться, или же оскорбленной, оттого что Малфой спокойно отправился восвояси, так ничего и не добившись. Неизвестно сколько продолжалась бы подобная чувственная неразбериха, если бы Нана, наконец-таки, неосторожно не заглянула в свое всезнающее зеркало. — Ты никогда не решишь проблему, пока не признаешь, что она у тебя есть, — твердо заявило Нане отражение. Сегодня оно не выглядело ошеломленным, его взгляд давал сто очков вперед любому прокурорскому. — О чем ты? — удивилась Нана так неискренне, что даже ей самой стало противно. — Как долго ты будешь избегать открытого разговора? — Мы и так слишком много разговаривали в последнее время. Не вижу серьезной необходимости говорить о чем-нибудь… — Даже о тебе и Люциусе Малфое? — Подобной темы для разговора не существует. — Неужели тебя устраивает то, что ты так много думаешь о происшедшем, совершенно не понимая, почему это происходит? Не пора ли покончить с этим раз и навсегда? Ты не можешь не признать, что твое нынешнее состояние мешает осуществлению наших планов. — Что ж, было бы глупо не признать твою правоту. Пожалуй, я тебя выслушаю. Прежде чем продолжить, отражение продолжительно и пристально вглядывалось в лицо своей хозяйки и, наконец, вынесло заключение: — Мне кажется, что Люциус по-настоящему привлекает тебя, но ты не хочешь признаться в этом даже себе. — Но как он может привлекать меня? Малфой — живое воплощение слов «терпеть не могу» и «ненавижу» в моем понимании! — Ты создала ему образ, опираясь на собственные впечатления и слова других. Ты восприняла его своим разумом. Ты заставила себя думать о нем предвзято… в сложившейся обстановке твоя реакция, не то, что ты действительно испытываешь, а то, что ты, по собственному мнению, должна ощущать в подобной ситуации… На щеках Наны появился легкий румянец. Ей не было странно слышать от отражения правду, к этому Нанауатцин уже привыкла, гораздо больше ее смущал тон, которым оно говорило. Последний раз таким тоном ей сообщили, что Том Риддл стал злым гением магического мира. Какую ошеломляющую сенсацию она услышит в этот раз? — …но, так уж получилось, что Малфой — это тот тип мужчины, который тебе соответствует, — отражение сделало многозначительную паузу, — Ты испытываешь влечение к нему. Если бы Нана уже не сидела, то наверняка просто упала бы от столь неожиданного предположения, а так она просто выдавила: — Не понимаю, почему… — Биотоки. Ты всегда была либо с Томом, либо одна, поэтому слишком мало знаешь себя с этой стороны. Тут уж ничего не поделаешь. Малфой — тот тип мужчины, с которым ты хотела бы спать. — Спать? А как же быть с любовью? Ведь я по-прежнему уверена, что люблю Тома, а к Люциусу не испытываю даже симпатии. — Том — это совсем другая история. Это твоя судьба и никто не собирается спорить с данным фактом. Но кроме судьбы есть еще и природа… Нане потребовалось несколько минут, чтобы осознать смысл сказанного и признать его справедливость, но именно в этот раз ей совсем не хотелось признавать свое поражение, поэтому довольно дерзко она спросила: — Значит, ты считаешь, что для полного спокойствия я должна признать, что хочу спать с Малфоем, несмотря на нашу взаимную неприязнь? — Боюсь, для обретения покоя одного словесного признания может оказаться мало… И с чего ты взяла, что между вами «взаимная неприязнь»? Нана тяжело вздохнула: — О, ладно! Согласна. С моей стороны неприязни нет. Я ее выдумала, потому что меня против собственной воли влечет к Люциусу, но я боюсь в этом признаться. Ну, а как быть с ним? Отражение слегка замялось, но завести его в тупик было не так-то просто: — Я, конечно, не могу говорить за Малфоя, я же не его отражение, но, если подумать… Как ты считаешь, мужчина, испытывающий неприязнь к женщине, вернулся бы к ней? — Нет. Но у господина Люциуса есть здесь определенный интерес. — А при таком раскладе, разве он ушел бы ни с чем? Это доказывает, что… — Что у мистера Малфоя относительно меня имеются какие-то неизвестные мне планы, и больше ничего. Любопытно, какую цель он преследует? — А какую цель преследовала ты, когда вела себя с ним, как трусливая собака? — опасливо, но желчно спросило отражение. — Когда?! — возмущенно вскрикнула Нана. — Тогда. Утром, — заявило отражение, — Ты вела себя, как трусливая собака, лающая из-под забора. Ты намеренно пыталась испугать Люциуса именем Волдеморта. — Я всего лишь хотела объяснить Малфою, что люблю Тома. — Этаким ударом ниже пояса? Ты знала, что произведенный эффект будет громоподобным. И никаким другим он быть не мог. — Зачем мне это было нужно? — Ты меня спрашиваешь? Так я тебе скажу… Потому что сама, без помощи имени своего друга, ты никогда бы не справилась с Малфоем. Ты испугалась, что после такой ночи ты останешься с ним на его условиях, поэтому и прикрылась Томом, как щитом. — Мне просто не хотелось выслушивать изречения Малфоя-победителя, отец учил меня всегда давать сдачи. — Что ты и сделала, не дожидаясь удара. Было похоже, что он собирается высмеивать и злорадствовать? Нана отвела взгляд. До сих пор она помнила тот тон, которым Люциус обратился к ней утром, и свои мысли по этому поводу Нана тоже вспомнила. Малфой не собирался насмехаться, именно она спровоцировала возникшее между ними напряжение. — Что? Нечего сказать? — безжалостно продолжало отражение, — Или ты, наконец, поумнела, и не будешь отрицать истину? — Не буду. Но все же Том… — Тома с тобой рядом сейчас нет, а если дальше будет продолжаться в том же духе, то он может и совсем не появиться. Если ты никак не можешь смириться с Малфоем, как со своим любовником, то смирись с ним, как с помощником, могущественным и влиятельным. Если у него, как ты думаешь, есть планы на тебя, то почему бы и тебе не иметь планы относительно него? Огонек заинтересованности, промелькнувший в глазах Наны, заставил отражение довольно ухмыльнуться: — Что-то мне подсказывает, что при следующем визите мистера Малфоя дверь не будет заперта… Первым новость Нане сообщил Хагрид. В тот довольно жаркий июльский день Нанауатцин в кои-то веки решила просто побродить в тени деревьев вместо того, чтобы отслеживать хаотичные перемещения профессора Квиррелла, даже на каникулах не покидавшего Хогвартс. Встретились они недалеко от опушки Запретного леса, и женщине сразу бросилось в глаза приподнятое настроение лесничего. — Хорошие новости? — поинтересовалась Нана по большей части из вежливости. — Еще бы, профессор Салливан. Знаете, какого выдающегося студента ожидает Хогвартс в этом году? Гарри Поттера! Хагрид сообщил это с таким видом, точно большего счастья в жизни он не переживал никогда, и был заметно разочарован, когда, вместо аналогичного восторга, Нана протянула маловыразительное: — Да? Но он тут же нашел оправдание подобному равнодушию, списав спокойствие женщины на неведение иностранки. Добродушный здоровяк не сделал себе труда повнимательнее вглядеться в лицо собеседницы, иначе он увидел бы, что отношение Наны к услышанному известию вовсе не было таким уж безразличным. Заинтересованность, промелькнувшая в черных глазах профессора Салливан, тоже можно было бы посчитать выражением восторга, вот только вызван он был вовсе не известием о приезде подросшего зеленоглазого мальчика. Раздумья, увлекшие Нану, все же позволяли ей несколько рассеянно следить за словесными излияниями Хагрида. — Подумать только, ему уже одиннадцать. Как быстро летит время! Казалось, еще вчера я подвозил его, завернутого в одеяла, к дому его маггловских родственников, и вот теперь профессор Дамблдор снова отправляет меня к нему, чтоб я объяснил парнишке, что да как, и помог собраться в школу, — по выражению лица Хагрида было видно, что это поручение директора он воспринимает, как великую честь, но вдруг он всхлипнул, — Нелегкая судьба у мальчика. Родители померли, самого отправили к магглам… — Вы повторяетесь, Хагрид, — машинально прервала Нана лесничего, тот сразу же успокоился и продолжил: — Вы, наверное, думаете, чего это он из-за какого-то мальчишки? А ведь Гарри Поттер — это «Мальчик-который-выжил». Про него и в книжках написано, что «Тот-кого-нельзя-называть» через него сгинул. — Я читала, — откликнулась Нана и тише добавила, — Ему очень повезло… — Да, — согласился Хагрид, снова пропустив мимо ушей интонацию профессора Салливан, наполненную каким-то особым смыслом. — Рада за вас и за Хогвартс, Хагрид. Огромных усилий Нане стоило чинно и неторопливо скрыться среди деревьев. Когда же она удостоверилась, что от Хагрида ее скрывает стена летней зелени, то сорвалась с места. Если бы хоть иногда у передвигающихся по земле появлялись крылья, то это был бы именно тот случай. — Вот теперь мы должны быть готовы действовать в любую минуту, — торжествующе заявила она, оказавшись в стенах своего дома, — Невозможно придумать лучшего катализатора, способного спровоцировать реакцию в профессоре Квиррелле и заставить его раскрыться. Даже если не принимать во внимание упомянутую в книге двустороннюю связь, чисто по-человечески Тому трудно будет остаться в стороне. Первый день нового учебного года в Хогвартсе преподнес Нане сразу два подарка: она смогла подобраться к Квирреллу близко, как никогда, и впервые увидела знаменитого Гарри Поттера. Впервые в жизни Нане было все равно, что подумал профессор Дамблдор, когда она попросила разрешения присутствовать в Большом Зале на сортировке и последующем ужине. Дамблдор не возражал, даже предложил ей место за учительским столом, но от этого предложения Нана отказалась. Ее вполне устраивало место возле задней двери, через которую в Зал обычно входили преподаватели, и через которую в свое время она попала на выпускной бал Тома. Оно давало необходимый обзор и, вдобавок ко всему, находилось прямо за спиной профессора Квиррелла, правда и профессора Снейпа тоже. Несмотря на то, что Нана когда-то несколько месяцев училась в Хогвартсе и сейчас прожила рядом некоторое время, она в первый раз видела Большой Зал в его парадном убранстве. На нее произвели впечатление и тысячи свечей, витающих в воздухе и освещающих Зал, и столы, сервированные посудой из золота, и шляпа-сортировщица на высоком табурете. Однако все увиденное разом померкло, когда в огромные двойные двери вошел строй из нескольких десятков первоклассников. Нана не стала лихорадочно выискивать среди них Гарри Поттера, пока они робко следовали за профессором Мак-Гонагалл к учительскому столу, неуверенно осматриваясь, и выстраивались в шеренгу лицом к остальным ученикам. Что-то, возможно, ее прорицательский дар, подсказывало, что она не должна показывать своего интереса к мальчику, особенно в присутствии директора, ведь Нана как минимум трижды чувствовала на себе его взгляд украдкой. Тем временем новичков стали по одному подзывать к шляпе, которой предстояло распределить их по колледжам. За время сортировки Нана услышала много знакомых фамилий. Чего стоили только Краббе, Гойл, Нотт… И, конечно, Малфой. — Поттер, Гарри! Даже если бы Нана повела себя менее сдержанно, этого все равно бы никто не заметил. Отовсюду послышались приглушенные возгласы, многие привстали, чтобы лучше видеть, даже преподаватели подались вперед. Нана тоже подалась, но не к Поттеру, а к Квирреллу. В тот момент, когда шляпа-сортировщица неуклюже сползла мальчику на нос, в голове профессора отчетливо промелькнуло воспоминание о встрече с Поттером в какой-то мрачного вида комнате, напоминающей паб. Не менее отчетливым было и ощущение страха, охватившее нервного профессора, и это был не тот обыкновенный страх, который испытывал Квиррелл всегда, даже глядя в зеркало. То был трепет от самой мысли, что стоящий перед ним ребенок — Гарри Поттер. Не то ли это подтверждение, которого так не хватало профессору Салливан? Нана с трудом отвлеклась от воспоминаний Квиррелла и, наконец-то, получила возможность рассмотреть Гарри, усаживающегося за стол гриффиндорцев. На ее взгляд он был такой же непредставительный, как и его имя. Если бы она не знала наверняка, то никогда бы не поверила, что этот худенький, невысокий, темноволосый мальчик был причиной ее волнений, но его зеленые глаза не оставляли вариантов. Глаза, которые она видела сама, и шрам на лбу в форме зигзага молнии, о котором Нана читала, — все опознавательные знаки на лицо. Точнее, на лице. И Нанауатцин чуть не рассмеялась своему собственному каламбуру. Больше на этом празднике Нане делать было нечего. Прежде чем покинуть непринужденно веселящихся преподавателей и студентов, Нанауатцин оглядела всех. Ее цепкий взгляд в один прием вобрал тех, кто до сих пор не спускал взгляд с Поттера. Их было трое: Дамблдор, Хагрид и Снейп. Квиррелл, против всех ожиданий, на Гарри не смотрел. Молодой профессор смотрел на нее.