Наследник

— Очень жаль, но при Дамблдоре я бессилен что-либо сделать, — Квиррелл выглядел по-настоящему расстроенным, говоря это. Сейчас ему вновь не нужно было притворяться, поскольку кроме Наны поблизости не было никого. Однако оба все же разговаривали очень тихо, потому что, как гласит народная мудрость, и у стен кабинета Защиты от Темных Сил могут быть уши. — Я уже поняла, что так оно и есть, — отвечала Нана, — Можно попытаться кое-что предпринять, но я совершенно не уверена в положительном результате… — О, пожалуйста, — буквально взмолился Квиррелл, — Помогите мне хоть чем-нибудь… Мой Лорд так страдает, и я вместе с ним. Внешний вид профессора, сильно осунувшегося и ослабевшего за последнее время, говорил сам за себя. Был ли Квиррелл искренен или же преувеличивал, говоря о страданиях Волдеморта, но Нане было достаточно этого упоминания, чтобы отбросить последние сомнения и прибегнуть к единственному приходящему ей на ум способу. Сумрак Запретного леса только-только начал рассеиваться. Первые лучи солнца, мелькавшие над верхушками деревьев, окрасили небо в золотисто-розовый цвет. Нана выскользнула из постели, стараясь не нарушить неловким движением царившую в доме тишину. Неторопливо закуталась она в тонкую ткань длинного халата и подошла к окну. Глаза ее смотрели куда-то в даль, но вряд ли видели просыпающиеся деревья и небо. Нане было о чем подумать, и именно в такие спокойные утренние минуты женщине удавалось сделать это с максимальной пользой: уяснить для себя все выгоды и неприятности сложившегося положения, оценить свои возможности, придумать решение проблемы. Неизвестно сколько времени она предавалась бы раздумьям, если бы ее не отвлек шум, раздавшийся за спиной. — Так не честно, — мужской голос звучал обиженно. — Что нечестно? — отрешенно спросила Нана, резко выдернутая из пучины размышлений и потому недовольная столь несвоевременным возвращением к действительности. — То, что я всегда просыпаюсь один… — Ты бы хотел, чтобы одна просыпалась я? — Нана, наконец, удостоила взглядом вольготно раскинувшегося на ее кровати Люциуса Малфоя, но сразу же вернулась к созерцанию пейзажа за окном, — Не любишь просыпаться в чужой постели один — спи дома. Рядом с женой. — Это так необходимо, напоминать мне о моем семейном положении, в то время как я целиком в твоем распоряжении? — Какая честь для меня! — с издевкой проговорила Нана, затем обычным тоном продолжила, — На самом деле я просто пытаюсь тебе ненавязчиво намекнуть, чтобы ты не требовал от меня больше того, что я могу тебе дать. Малфой криво усмехнулся и произнес: — Разве я прошу слишком много? — Наверное, мне просто трудно соответствовать твоим потребностям, Малфой. Похоже, тебе пора сменить любовницу… — Это удивительно, какой разной тебе удается быть. Что за демон вселяется по утрам в распрекрасную женщину, с которой я провожу ночи, превращая ее в ехидну? Если бы не ты, мы были бы такой прекрасной парой, — в сказанных с насмешкой словах чуткое ухо Наны уловило некоторую долю горечи, но она не придала этому значения, — Почему бы тебе ни попробовать хоть раз проснуться позже меня? Поверь, это было бы самое прекрасное утро в твоей жизни. — Занялся саморекламой? Боюсь, у нас с тобой разные представления о прекрасном утре. — Сейчас я говорю о чашке кофе, нежных словах и поцелуях… — Да вы, батенька, романтик. Вот уж никогда бы не подумала, — ответила Нана, не пытаясь представить, что бы могли означать раздающиеся за ее спиной шорохи и скрипы. — Никому об этом не говори. Тебе никто не поверит, особенно моя жена, — голос зазвучал почти над самым ухом, — Любуешься природой? — И да, и нет, — пожала плечами Нана. От этого простого движения шелковая ткань неплотно запахнутого халата сползла, обнажая нежную кожу, и Нанауатцин почувствовала, как взгляд, которым на нее смотрел Малфой, заметно потяжелел. Она вдруг ощутила огромное желание прочитать мысли Люциуса, но отогнала его, в который раз решив повременить. Вместо этого Нана запахнулась плотнее и продолжила: — Я думала, могу ли обратиться к тебе с еще одной просьбой. — Ого, с просьбой? До сих пор мне казалось, что это больше похоже на приказы, — иронически проговорил мужчина. — Полагаю, в то, что в мире существует некто, способный приказывать тебе, тоже ни один не поверит? — ответы Наны звучали по-прежнему малоэмоционально. — Не поверит, но сути дела это не меняет. — Я не задерживаю тебя, Малфой. И если тебе надоели мои «приказы»… — начала Нанауатцин, но Люциус ее перебил: — Нисколько не надоели, даже наоборот… — его руки обвились вокруг талии Наны, — Мне нравится осознавать, что ты все же нуждаешься во мне, хоть и не признаешь этого открыто. И мне нравится, когда ты мне благодарна… Чье яйцо тебе нужно на этот раз? Нана улыбнулась. — Нет, с этим покончено. С животным миром я больше не общаюсь, — она задумалась на мгновение, — Малфой, у тебя есть знакомые в Министерстве Магии? Нана понимала, что вопрос в лоб не всегда самый лучший способ получить ответ, но на обходные пути у нее не было ни сил, ни времени. — Знакомые в Министерстве Магии? — похоже, Люциус запретил себе удивляться, — Кто же это мог бы быть? Пару минут Малфой помолчал, будто припоминая, а затем преувеличенно сомневающимся тоном произнес: — Может, Корнелиус Фадж подойдет? — Сам министр? — Нана была так удивлена, что даже не сразу заметила настойчивые попытки рук Люциуса проникнуть под ее халат, а, заметив, предупредила, — Малфой, перестань! Я ведь и стукнуть могу… Тот сердито заворчал, но остановился. Нана же целиком переключилась на деловой лад: — Корнелиус Фадж! На него я даже не рассчитывала. Конечно, подойдет. — Так что передать министру? — спросил Люциус, не скрывая своего неудовольствия от усилий, не увенчавшихся успехом, но не убирая рук с тонкой женской талии. — Пламенный привет. А так же напомни, что он давно не встречался с профессором Дамблдором. Ведь существует столько вопросов, которые можно решить только в личной беседе. — Понятно, — протянул Люциус, — Тебе зачем-то нужно, чтобы Дамблдора не было в Хогвартсе. Но зачем? Высвободившись из объятий Малфоя, Нана повернулась к нему лицом и сердито посмотрела в глаза-льдинки. — Напомни мне, я уже просила тебя не задавать вопросов? — Просила, но я не понимаю, почему ты мне не доверяешь? В глубине черных глаз засверкали грозовые молнии: — А почему, собственно, я должна тебе доверять? — Нана не скрывала своего раздражения, — С меня хватит того, что тебе уже известна одна моя тайна. Или ты забыл, каким образом оказался в моей постели? К чему бы теперь говорить о доверии и стремиться узнать другие мои секреты? А! Наверное, теперь тебе от меня нужно что-то еще, но как здравомыслящий человек ты понимаешь, что дважды одним и тем же компрометирующим фактом к стенке меня не припрешь. Я права, Малфой? Тебе мало того, что ты получил? Давай, говори, что тебе нужно, вдруг мы и без шантажа договоримся. А может быть тебе просто неинтересно добиваться желаемого по-хорошему? Тебе нравится принуждать… — даже самой Нанауатцин поначалу ее голос напоминал змеиное шипение, но постепенно она все больше и больше выходила из себя и к концу монолога вопила не хуже фурии. Понимая, что произносимые ею слова, содержащие долю правды, больно ранят самолюбие Люциуса, Нана приказывала себе остановиться, если не ради себя, то ради Тома, но только набирала обороты. Она прекрасно отдавала себе отчет, что было крайне неразумно затевать ссору с Малфоем именно сейчас, когда ей действительно необходима его помощь, но ничего не могла с собой поделать. Переживания последних дней в совокупности с постоянным страхом упустить малейшую возможность помочь Тому окончательно выбили Нанауатцин из колеи, спровоцировав этот неуместный нервный срыв. Когда ей, в конце концов, удалось заставить себя замолчать, она была готова к тому, что Люциус будет, по меньшей мере, обижен или попросту взбешен. Воображение рисовало ей картины одну мрачней другой. Она видела, как Малфой уходит, тем самым сводя на нет все приложенные усилия, как он рассказывает Дамблдору все, что знает про нее, уничтожая малейшую возможность действовать дальше. Нана ждала, что он закричит, а, может быть, даже ударит, разгневанный не только словами, но и ее резким, дерзким тоном. Словом, она ожидала чего угодно, но только не того, что Малфой будет слушать ее гневную тираду молча, и вид у него при этом будет сожалеющим, даже где-то виноватым. — Мне очень жаль, что у нас с тобой началось именно так. Тогда я не видел другого способа добиться желаемого, но с того времени очень многое изменилось, — произнес он, наконец. Нана глубоко вздохнула. — Извини, я не имела никакого права срываться на тебя, — произнесла она и вышла из комнаты. Когда спустя некоторое время Люциус, успевший привести себя в порядок, вышел вслед за женщиной, он застал ее как обычно сидящей в кресле у потухшего камина. — Думаю, сейчас мне лучше уйти, — произнес он спокойно, будто бы и не было напряженной сцены у окна. — Я тоже так думаю, — посмотрела на него Нана. Она заметила, что Малфой хотел сказать что-то еще и даже сделал движение по направлению к ней, но передумал и быстрым шагом вышел за дверь. Тут, наконец, Нана решилась. Со всей возможной быстротой, не давая себе шанса снова передумать, она проникла в мысли Люциуса. То, что она там прочитала, ввергло ее в еще больший шок: в мыслях Малфоя, касающихся ее, действительно многое изменилось. — Ты выглядишь так, будто тебе на голову рухнул потолок, — озабоченно произнесло отражение после того, как Нана буквально упала на стул перед зеркалом. — Что-то вроде того, — согласилась та и пояснила, — Я решилась прочесть мысли Малфоя. Думала узнать, что его здесь привлекает, что он хочет от меня… — Ну и как, узнала? — Узнала. — Что же тебя так поразило? Нана посмотрела исподлобья: — Нет, этого я вслух не произнесу, потому что тогда ты скажешь, что я окончательно рехнулась, — и после продолжительной паузы добавила, — А я первая с тобой соглашусь… Через две недели Дамблдора вызвали в Министерство, и он в спешном порядке отправился в Лондон. С того самого момента, как она узнала об отъезде Дамблдора, Нана была как на иголках. Ей не нужны были дополнительные пояснения, чтобы понять: сегодня профессор Квиррелл предпримет решающую попытку добраться до Философского Камня, и если все будет хорошо, то… На этом месте Нана замолкала, страшась даже мысленно произнести, чего всем сердцем ожидает от успешного похода профессора. Она желала Квирреллу удачи тем сильнее, чем отчетливей понимала, что Гарри Поттер не останется в стороне. Сам или же с чьей-то подсказки, но «Мальчик-Который-Выжил» из отъезда директора Хогвартса сделал те же самые выводы, что и Нана, но только в отношении Снейпа, а не Квиррелла. Мальчик последнее время постоянно ощущал боль в области шрама и воспринимал это, как предупреждение, что должно произойти что-то страшное. Всегда стараясь объективно оценивать то, на что Поттер может отважиться, Нана все же не ожидала, что он решит украсть Камень первым. В тот момент, когда Гарри вместе с друзьями сделал первый шаг из гостиной Гриффиндора, скрывшись под плащом-невидимкой, Нана мчалась к школе, чтобы предупредить Квиррелла, проклиная по пути профессора Дамблдора за то, что на территории Хогвартса невозможно аппарировать. Не обнаружив преподавателя по Защите от Темных Сил ни в кабинете, ни в его комнате, Нана поняла, что опоздала. Ей не удастся предотвратить очередную встречу Поттера и Волдеморта, и еще неизвестно, кто выйдет из этой встречи победителем. Нанауатцин было ясно: она должна быть там, где Том, потому что именно сейчас ее помощь не будет лишней. Через пару минут женщина уже стояла перед дверью в Запретный коридор. Дверь была приоткрыта. Нана толкнула дверь, и она со скрипом распахнулась. До слуха профессора Салливан донеслось низкое, глухое ворчание. Это было сопение спящего животного. Трехголовый пес спал, завалившись на бок возле открытого люка. Около его ног лежала арфа. Нана осторожно проскользнула мимо собаки к люку, та задергала тремя своими носами, принюхиваясь сквозь сон. Заглянув в лаз в полу, женщина не увидела ничего, кроме темноты. По-видимому, спуститься можно было только одним способом — прыгнуть, но о глубине расположенного там внизу помещения не было даже малейшего представления. Неизвестно, сколько Нана раздумывала бы над тем, что делать дальше, если бы монстр не начал ворочаться, просыпаясь, и не зарычал. У нее не было желания снова встречаться с собакой Хагрида «лицом к лицу», поэтому она решительно села на край люка и спрыгнула. Падала Нана долго и приземлилась на что-то мягкое. Задумавшись о том, что она потеряла много времени, не решаясь сразу спуститься, сразу по приземлении женщина подскочила и устремилась к тоннелю, высмотренному в темноте глазами человека, часто превращающегося в кошку, не обращая внимания на шелест веток под ногами. Быстрота ее и спасла. Уже стоя под сводами тоннеля, Нана оглянулась и содрогнулась. Мягкая подстилка, на которую она упала, была растением под названием Сети Дьявола, оплетающем свои жертвы и вполне способном их задушить. Даже сейчас, когда Нана была вне пределов их досягаемости, извивающиеся стебли пытались до нее дотянуться. Стараясь не представлять, что было бы, если б она замешкалась, Нанауатцин вошла в темный коридор. Тоннель круто уходил вниз. Стены его были настолько сырыми, что Нана в любой момент боялась провалиться в какой-нибудь водоем, но на удивление на выходе из тоннеля она увидела высокий зал со сводчатым потолком. В противоположной стене была массивная дверь. Нанауатцин не требовалось подходить к ней, чтобы понять, что дверь заперта, иначе, зачем были бы нужны все эти сверкающие ключи-птички, беспорядочно порхающие по залу. Профессор Салливан уже всерьез задумалась, каким образом она могла бы поймать нужный ключ, когда массивная дверь вдруг распахнулась сама собой. Это могло означать только одно — кто-то заполучил Философский Камень, и защита больше не нужна. Вот только кто? Задаваясь этим вопросом, Нана спешила, как могла. Она не задержалась ни на гигантской шахматной доске с обломками не менее огромных фигур, ни возле тролля с проломленной головой, ни возле стола с зельями. Остановилась она только в последнем зале, тревожно оглядываясь и постепенно теряя надежду на исполнение своих желаний. Огромный зал был пуст. Только большое зеркало в резной раме стояло у стены. Недалеко от него лежали двое: профессор и мальчик. Над Поттером склонился Дамблдор, обернувшийся на звук ее шагов. — Что ты здесь делаешь, Нана? — Что здесь произошло? Два вопроса прозвучали одновременно, и оба остались без ответа. Не обращая внимания на Поттера и Дамблдора, Нана подошла к Квирреллу и опустилась рядом с ним на колени, с ужасом вглядываясь в его обожженное лицо. Ожоги были и на руках мертвого, в чем Нанауатцин не сомневалась, профессора. Она перевела взгляд на Поттера, а затем на Дамблдора, чей пристальный взгляд ощущала на себе с того момента, как вошла в зал. — Что здесь произошло? — повторила женщина, — Кто сделал с ним такое? На этот раз Дамблдор ответил, истолковав вопрос на свой лад: — Это сделал Волдеморт. Руками Квиррелла он мечтал заполучить Философский Камень. Тут он напал на Гарри и чуть не убил его. Я еле успел, чтобы оттащить профессора… — Откуда эти ожоги у Квиррелла? — прервала Дамблдора Нана. Тот, наконец, понял, чья судьба волнует женщину на самом деле, и кратко бросил: — От прикосновений Гарри. — А Волдеморт? — Оставил Квиррелла умирать, а сам скрылся в поисках нового тела. Извини, мне нужно заняться мальчиком. Буду очень признателен, профессор Салливан, если вы подождете меня в моем кабинете. У нас будет серьезный разговор. — «Он не умер, — думала Нана, дожидаясь Дамблдора, — Если он не умер, значит остается надежда на то, что его все же удастся вернуть. Но теперь мне еще предстоит найти Тома, сам он ко мне не придет. И тут нечему удивляться. Если тогда, много лет назад, его гордость помешала ему просто задать мне вопрос, то неужели она позволит Тому предстать передо мной в виде полуматериального перисприта». Она закрыла глаза, откинулась на спинку стула и не изменила своей позы, даже заслышав тихие шаги директора Хогвартса. Только когда тот заговорил, Нана посмотрела на него равнодушным взглядом человека, знающего, что его не ждет ничего, кроме неприятностей. — Ты знала? — спросил Дамблдор. — О чем? — невозмутимо ответила Нана вопросом на вопрос. — Когда в первый день столкнулась в коридоре с профессором Квирреллом, ты знала, что он и Волдеморт — это одно лицо? — Нет. И я не лгу, как вы сейчас подумали. При той встрече во мне зародились лишь слабые подозрения, но только год спустя они подтвердились. И вы ошибаетесь, Квиррелл и Волдеморт никогда не были одним лицом, разве что одним телом. — И ты решила помочь Волдеморту возродиться? Не кажется ли тебе, что это не совсем гуманно — воскрешать к жизни фанатика-злодея? — Дамблдор серьезно смотрел поверх своих очков-половинок. — Вы полагаете, что ваше желание найти и добить более гуманно? — Читая мои мысли, Нана, ты забываешь о том, что мною движет стремление сохранить жизнь тысячам колдунов и магглов, которых твой друг непременно уничтожит, возродясь к жизни. Ты этого хочешь? — Я только лишь хочу вернуть жизнь единственному дорогому мне человеку. И мне нет дела до остальных. Можете посчитать меня эгоисткой, но это мой выбор. — То есть ты утверждаешь, что и дальше будешь предпринимать попытки по возрождению Темного Лорда? — Заявляю со всей очевидностью, что буду пытаться возродить Тома Риддла до тех пор, пока не добьюсь успеха. — Учти, теперь тебе придется туго: Философский Камень уничтожен. — Ничего, я найду другой способ. — Мне не хочется думать о тебе плохо, Нана. Искренне надеюсь, что твоя решимость вызвана исключительно неведением и пройдет, когда ты поймешь, что такой колдун, как Волдеморт, не должен существовать. Положим, ты не знаешь всех ранее совершенных Темным Лордом поступков, а мне и любому другому не поверишь, если мы начнем описывать тебе сцены жестокости и изуверства, но ты своими глазами видела, что Волдеморт сделал с мальчиком. — Я своими глазами видела, что мальчик сделал с профессором Квирреллом. — Ничего бы не было, если бы в Квиррелле не скрывался Темный Лорд. Вероятно, та неведомая сила, которая спасла Гарри от «авада кедавра», до сих пор охраняет его, мешая врагу мальчика приблизиться к нему. И все же, думаю, Поттеру это мало бы помогло, если б я не вмешался вовремя. — Ваше объяснение весьма логично. Во всяком случае, оно полностью укладывается в известную мне схему реально произошедших событий. Нана посмотрела на Дамблдора с вызовом и заметила его недоверчивый взгляд. — Да, профессор Дамблдор, почему-то в этой жизни так всегда получается, что я знаю о Томе больше, чем вы. Я считаю, что судьба обошлась с ним несправедливо еще в самом начале, поэтому и буду стараться изо всех сил это исправить. А там посмотрим… — Я не знаю, какими словами еще объяснить Нане Салливан, что она совершает ошибку, которую будет трудно исправить, — Дамблдор опустил глаза, несколько минут он пристально разглядывал поверхность стола, — Запретить тебе я ничего не могу, разве что помешать. Еще раз повторяю: надеюсь, со временем ты поймешь и изменишь свое мнение о Томе, ставшем «Тем-Кого-Нельзя-Называть». Постарайся объективно обдумать сложившуюся ситуацию не сердцем, а разумом. Ты уходишь в лагерь противника, Нана, а мне бы не хотелось, чтобы мы стали врагами. — Мне бы тоже этого не хотелось, профессор, но пока по-другому не получается. Следует ли мне понимать так, что я больше не являюсь гостем Хогвартса, и мне надлежит покинуть его территорию? — Увы, — согласно кивнул директор, — Но ты всегда можешь вернуться, если передумаешь. — Я не передумаю. С этими словами Нана покинула кабинет Дамблдора, причем отнюдь не в расстроенных чувствах. Она была на удивление спокойна и даже довольна, что теперь не нужно скрытничать. Единственное, о чем Нана жалела, так это о том, что Гарри сейчас находится без сознания, и она не может отыскать в его мыслях истинных картин произошедшего.