Наследник

Ни один мускул не дрогнул на лице Уолтера Салливана, когда Нана выложила перед ним на стол фигурку с балюстрады «Черного трона», но женщина и не ждала какой-то особой реакции от отца, входя в его кабинет с последним ударом часов, пробивших полдень, для очередной беседы. На этот раз она была настроена решительно, чтобы не позволить тому уйти от разговора. — Нравится? — спросила Нана, усаживаясь напротив отца. Тот спокойно взял фигурку и принялся вертеть ее между пальцами. — Надо же, он позволил тебе взять сувенир… — Я нашла это утром в своей постели. — Наверное, там мало что изменилось, — отвечая каким-то своим мыслям, произнес Уолтер Салливан, все еще рассматривая фигурку, — Азотос уже знает твое желание? — Он дал мне срок до следующего полнолуния, чтобы я определилась, чего хочу попросить. Рассеянно, но, по-видимому, согласно кивнув, Уолтер отвлекся от причудливого «веретена». По виду отца Нана поняла, что он готовится сказать ей что-то значимое, по крайней мере, для него. — На самом деле тебе предстоит решить нечто более важное. Ты должна определиться не только с тем, чего ты хочешь попросить, но и с тем, на что ты готова пойти для исполнения своего желания, какую цену ты готова заплатить за его осуществление. — Если я не ошибаюсь, в книге речь шла о бесплатном совете. Кому же я должна платить? — Не Азотосу, нет. Ты должна будешь заплатить тем силам, которые призовет Элвуд. — Может ты, папа, наконец-таки, расскажешь, что меня ждет, если, конечно, ты не связан какой-нибудь клятвой? Наши желания весьма схожи, так просвети меня относительно того, что будет дальше. Какую плату с тебя потребовал Азотос, если ты отступился?.. — Слишком высокую, по моему мнению. Уолтер замолчал. Он молчал довольно долго, сосредоточенно всматриваясь в узоры, которыми была испещрена поверхность «веретена», и Нана только сейчас заметила, что в свете одного солнца фигурка не кажется серой, переливаясь всеми цветами радуги. — Скажи, Нана, — произнес, наконец, Уолтер Салливан, — Согласишься ли ты ради исполнения своей прихоти пожертвовать чем-либо по требованию Элвуда? — Мое желание — не прихоть, отец! И для его исполнения я готова пожертвовать всем, даже жизнью. — А если тебе потребуется пожертвовать чужой жизнью? — испытывающе продолжал Салливан, — Стремишься ли ты достигнуть желаемого настолько, чтобы для его претворения в жизнь убить? Нана глубоко вздохнула: — Ты забыл, папа. Эту грань я уже перешагнула. — Я имею в виду не возмездие и не оборону, а убийство, как лишение жизни какого-нибудь незнакомого человека, увиденного тобой впервые. Сможешь ли ты убить просто потому, что Элвуд этого потребует? Уолтер Салливан вопросительно смотрел на дочь. Нана потупилась. Надо ли говорить, что в таком свете подобный вопрос вставал перед ней впервые. Она даже не предполагала, что в данном случае это может оказаться нужным — готовность убить. Хотя чего же еще она ожидала? Разве обрывки из воспоминаний Тома не давали ей точного представления о плате за исполнение заветных желаний? Вот и ей стоило бы догадаться, чем могут грозить ее стремления. Она довольно внимательно прочла книги мистера Боргина, и описанные в них кровавые обряды, чтобы представить себе необходимость и способ оплаты, несмотря на обещание «бесплатного совета». Но действительно ли убийство — это единственный выход? — Знаешь, папа, я никогда над этим не задумывалась, поэтому не готова ответить тебе сейчас, — медленно проговорила Нана после осмысления услышанного от отца, — Спасибо за предупреждение. К счастью, у меня есть еще время подумать… И если тебя действительно интересует мой ответ, то после того, как я все обдумаю, спроси меня еще раз… С этими словами она решительно забрала переливающееся «веретено» у отца и вышла из его кабинета. То, что двадцать восемь дней — много, только кажется. Нана убедилась в этом, когда столкнулась с необходимостью искать ответ на неожиданно возникший вопрос. Если для того, чтобы четко определить для себя, чего же она все-таки желает, Нане потребовался от силы час, то на обдумывание реальной перспективы еще раз стать убийцей времени ушло значительно больше. Поначалу она решила положиться на судьбу, предоставив ей сделать за себя выбор. В ожидании неких таинственных знаков во сне или же наяву Нана провела несколько дней, пока, наконец, не поняла, что в данном случае решение может принять только она сама, и Провидение ей тут не помощник. Тогда она стала снова и снова мысленно возвращаться к событиям, последовавшим за смертью Филумены, и пришла к выводу, что было слишком опрометчиво с ее стороны утверждать, что Нанауатцин Салливан убивала. Нет, с одной стороны, она, конечно, доказала, что способна на убийство. Но, с другой стороны, Нана не могла не признать, что хоть и существовали в ее жизни полтора десятка трупов, ни одного из них своими руками она не убила: с большей частью убийц Филумены разделался огонь, Педро Кинтано пострадал от своих собственных инфери, Кастлера же убило заклинание Аля. За все эти годы Нанауатцин ни разу не говорила с ним на эту тему, негласно она считалась закрытой между нею и братом, так что Аля не стоит звать в советчики. И все же это значительно облегчило бы ей задачу — зажмурившись, послать заклинание в жертву, выбранную Элвудом, обязать его тем самым возродить Тома, а потом ударить крепким многочасовым сном по мукам совести. Однако Нана слишком хорошо помнила слова Азотоса, что в «Черном троне» действует только его магия, а это означает, что ей не будет позволено, собрав всю волю в кулак, послать со взмахом палочки не только то самое фамильное заклинание Салливанов, но и более традиционное, если можно так выразиться, «авада кедавра». Из всего вышеперечисленного следует, что она должна быть готова не просто убить, причем убить собственными руками, а еще и убить предложенным Элвудом образом, не исключено, что это будет какой-нибудь маггловский способ. За всю свою жизнь Нана прочла много маггловской литературы, поэтому воображение опиралось на реальный материал, когда с пугающей отчетливостью рисовало женщине картины тех ситуаций, в которых она может оказаться по воле Азотоса. В ответ на все возникающие в голове сомнения и колебания Нана приводила один очень убедительный довод — Том. Но даже его образ порою мерк перед осознанием того, что ей предстояло сделать. — Не расслабляйся, несчастная! — твердила она себе тогда, — Как ты смеешь в своей тупоумной трусости сомневаться в необходимости принятия положительного решения? Если нужно будет убить хоть десять человек, ты убьешь их всех, даже если тебе придется перегрызть им горло своими собственными зубами. Неужели тебе больше нравится влачить одинокое существование, когда шанс вернуть Тома с каждым днем становится все реальнее? Но если ты откажешься от помощи Азотоса Элвуда, то уже неизвестно, найдешь ли новые возможности возродить своего Лорда. Все в твоих руках! Ты не будешь больше сомневаться, и прикажешь себе в нужный момент не думать о том, как тебе противно то, что ты делаешь! Поскольку можно и льва убедить в том, что он — осел, если постоянно твердить ему об этом, то нечему удивляться, что, в конце концов, Нана примирила себя с ожидающей ее трагической развязкой. Ей даже казалось, что чем ближе подходит назначенный Элвудом срок, тем меньше ее пугала печальная обязанность. Она не просто свыклась с мыслью, что ей придется кого-то убить, но даже стала воспринимать это, как гарантию скорого возвращения Тома, и однажды поймала себя на мысли, что желает ускорить события. Поэтому Нана уже не удивилась себе, когда отец обратился к ней: — Между прочим, полнолуние уже завтра… А она ответила: — Я знаю, папа, и жду его с нетерпением. Надеюсь, Азотос Элвуд оправдает мои ожидания, уж я-то его оправдаю. В этот раз, оказавшись у подножия лестницы «Черного трона», Нана не стала дожидаться Нергала, а сама решительно начала подниматься в кабинет Элвуда, не обращая внимания на режущую слух «музыку» города. Однако, не дойдя даже до середины лестницы, она вдруг ясно осознала, что, поочередно ступая то левой, то правой ногой, она приближается к роковому для нее месту. Где-то глубоко внутри нее возникло некое сильное ощущение, первоначально это было тягостное, гложущее чувство страха, сменившееся паникой. Нана на мгновение остановилась, но сразу же двинулась дальше, казалось, взлелеянная ею маниакальная решимость буквально притягивала женщину к массивной двери, и ей оставалось только принять неизбежное и медленно, но верно идти туда, где ждет ее Азотос Элвуд и его поручение. Элвуд ждал Нану. Его глаза смотрели на нее с любопытством и каким-то непонятным ей восторгом. — Итак, Нанауатцин Салливан, вот и вы… Это значит, что желание души обрело словесную форму и сейчас будет высказано мне, как руководство к действию. Не будем терять драгоценное время, которого и так было потрачено впустую слишком много. Так чего же вы хотите? С этими словами Элвуд уселся в свое массивное кресло, внимательно вглядываясь своими алмазно-голубыми глазами в лицо гостьи. Последовав примеру Азотоса и присев на край стула, Нана произнесла медленно, подбирая слова, точно не твердила их про себя целые четыре недели: — Я хочу, чтобы вы вернули к жизни одного перисприта, некогда потерявшего свое материальное тело. Это маг, его зовут Том Риддл, и он мне очень дорог. — Эмоции опустим. Мне достаточно конкретики первой части вашей просьбы, — брови Элвуда сдвинулись к переносице, — Из всех трех, ваше желание самое трудновыполнимое… — То есть вы отказываетесь? — Нана не могла определить, чего было больше в захлестнувших ее чувствах, разочарования, возмущения или радости с некоторой долей облегчения, что убивать не придется. — Ни в коем случае! — эмоционально отреагировал Элвуд, — Иначе, каким бы я тогда был всемогущим? Просто, видите ли, от серьезности и сложности вашего желания зависит то, какие силы мне придется призвать, и в вашем случае это будут очень нешуточные силы, которые не будут действовать просто так. Нана насторожилась: — Что значит «не будут»? Разве не утверждается, что вы подчинили себе ВСЕ силы и можете им приказывать ВСЁ, что угодно? Элвуд назидательно поднял палец: — Но это не означает, что они откликнутся на мой приказ за просто так… — То есть ваше обещание бесплатного совета не более чем рекламная уловка? — язвительно проговорила Нанауатцин. — Нет. Мой совет действительно бесплатный, а вот призванным мной силам вам придется заплатить. И речь здесь идет не столько о плате, сколько о подпитке. Духам тоже нужно питаться, вы не находите? — Поверю вам на слово. Чем же питаются ваши духи? — задавая этот вопрос, Нана надеялась, что ее голос не задрожит в самый неподходящий момент и не выдаст то, что ей известно, чем Азотос Элвуд питает своих духов. — Духам нужна энергия. Энергия, улавливаемая и накапливаемая в специально подготовленном месте, чтобы позже быть направленной в нужное русло, — вот ядро их жизни. Кровь — это Жизнь. Когда льется кровь, в окружающее пространство выпускается энергия. Кровавое Жертвоприношение — это один из самых старых магических ритуалов. Неужели вы, ведьма Нанауатцин Салливан, этого не знали? — Знала, но всегда считала этот обряд банальным и необязательным проявлением языческой жестокости, совершенно не нужной в нашем новом магическом мире. — Да, мир стал другим, но силы, передвигающие его, остались прежними. Так вы согласны с моим единственным условием, Нанауатцин Салливан? Вам будет не трудно решиться, если то, что вы просите, действительно вам нужно, но должен предупредить — ваше согласие отрезает вам путь к отступлению. Гипнотизирующие глаза Азотоса ни на секунду не отпускали взгляда Наны, приковывая его к себе, и теперь Нанауатцин окончательно уверилась, что уготованной ей участи не избежать. Силы, которые ей предстояло подкупить и склонить на свою сторону еще не пришли, не получили свою плату, но уже держат какую-то ее часть мертвой хваткой. Ненавистный ей ритуал все-таки свершится, как не надеялась она все это время где-то в глубине души, очень глубоко, что все обойдется, как ни противились этому ее тело и душа. Вопреки воле и разуму, Нана поднялась и голосом, самой ей показавшимся чужим, произнесла: — Я согласна. — Замечательно, Нанауатцин Салливан. Вы будете посмелее своего отца. Подождите здесь, в нужную минуту Нергал подскажет вам, что делать. Нана оглянулась, за ее спиной тихо стоял неизвестно когда появившийся «лама». С тенью изумления в глазах она повернулась обратно к столу Элвуда, но его там уже не было. Сколько времени она просидела в кабинете Азотоса в молчаливой компании Нергала, Нана не знала. Иногда до ее обостренного слуха долетали невнятное бормотание откуда-то снизу, какая-то возня и скрипы. Вдруг в одну секунду все исчезло, воцарившаяся полнейшая тишина показалась Нане зловещей. — Вас ждут, — проговорил Нергал своим глубоким голосом, и Нана заметила, что указывает он на открывшийся проход, хотя была готова поклясться, что буквально мгновение назад там ничего не было. Осторожно, точно ожидая нападения из-за угла, Нана вошла в проход. Через несколько шагов она оказалась в менее просторном помещении, освещенном фиолетовым светом, в котором было трудно что-либо рассмотреть. Постепенно ее глаза привыкали к необычному освещению, и она стала разбирать, что ее окружает. Прежде всего, Нана увидела Элвуда. На нем был накинут странный темно-фиолетовый плащ. Лицо его против всех законов природы казалось бледным в необычном освещении, а взгляд недвижимых голубых глаз пронзал ее, как лезвие кинжала. Он неподвижно стоял, вперив в Нану загадочный взор. В опущенных углах рта скрывалась легкая насмешка. Вдоволь наглядевшись на хозяина «Черного трона», Нана перевела взгляд на стол, возле которого он стоял, и ей показалось, будто чьи-то ледяные руки, словно тиски, сжимают ее сердце: на небрежно разостланном куске черного полотна на столе покоилось крошечное белое тельце младенца. Маленькая грудка, плотная, округлая, наподобие бочонка, гордо выпячивающийся животик, коротенькие, худенькие ручки и ножки, казалось отстающие в развитии, и большие ясные глаза, смотрящие на нее так доверчиво, что у Нанауатцин защемило сердце. Выражение непередаваемого ужаса читалось на лице Наны, когда она вновь посмотрела на Элвуда, еще страшнее ей стало после того, как она заметила, что насмешка Азотоса сменилась улыбкой, кажущейся откровенно злобной в необычном освещении, а сам он протягивал ей острый сверкающий нож с причудливой рукояткой. Какие-то остатки готовности убить против желания заставили Нану протянуть руку к ножу. От холодного прикосновения ее передернуло. Она почувствовала, как что-то ледяное и липучее исходит от ножа, заполняя каждую клеточку ее тела, вытесняя из него ее собственную силу и волю. Мысли Наны путались, она напрасно пыталась собраться с духом и выпустить острое лезвие из судорожно вцепившихся в рукоять пальцев. Как со стороны увидела она собственную руку, занесенную над беззащитным ребенком, который определенно не понимал, что его ожидает. Нана снова и снова переводила умоляющий взгляд с Элвуда на младенца и обратно, и последняя надежда избежать самого страшного для женщины, по ее мнению, преступления, таяла на глазах, особенно когда она отчетливо ощутила, что пути к отступлению нет, потому что ее скованное страхом тело отказывалось ей подчиняться. — Сейчас или никогда! — яростно вскричал Элвуд, и рука Наны, сжимающая нож, начала неумолимо опускаться к белой детской грудке. — О, нет… я не могу… — простонала Нана, задыхаясь от безуспешных усилий остановить смертоносное лезвие, постепенно ее стон перерастал в крик, — НЕТ! То, что осталось от ее рассудка, отказывалось верить, что это ее рука опустила нож, и тот с кромсающим звуком вонзился в незащищенное тельце, что это кровь младенца густыми темными каплями стекает на черную ткань. Нана продолжала кричать, но звука собственного голоса не слышала. С невероятным усилием она перевела взгляд на лицо малютки и почувствовала приступ тошноты: вместо ясных младенческих глаз на нее осознанно смотрели огромные черные зрачки, окруженные светлыми кружками, и в этих глазах не было ни капли чего-то человеческого… Больше Нана ничего не видела. У нее закружилась голова, она почувствовала, что падает, последнее, что женщина запомнила, был звон выпавшего из ослабевших пальцев ножа, и … проснулась в холодном поту с ощущением острой боли во всем теле. С минуту Нана восстанавливала сбившееся дыхание, мужественно рассматривая мысленные картины только что произошедшего обряда. — Ненавижу, — наконец, отчетливо произнесла она, относя это слово и к себе, и к Азотосу Элвуду, и даже к Нергалу. — Напрасно, — раздался где-то рядом знакомый низкий голос. Резким агрессивным движением Нана приняла сидячее положение и огляделась. Это была ее постель, ее комната, но за ее столом с видом хозяина сидел Элвуд. Нана смотрела на него, сохраняя неподвижность и молчание, только потому, что находилась в состоянии ступора от снедающих ее мыслей о содеянном, иначе неизвестно чем обернулось бы для нее подобное смешение сна и реальности. Тем более неизвестно, чем все это обернулось бы для Азотоса, а так, собравшись с силами, Нана всего лишь мрачно произнесла: — Что вы делаете в моей комнате? — Почему же в вашей? — невозмутимо ответил Элвуд, и Нанауатцин обнаружила себя сидящей на уже ставшем родным мягком стуле в кабинете Азотоса. — Извините, это была вынужденная необходимость, — отреагировал Элвуд на вопросительный взгляд Наны, — Я не знал, как вы поведете себя, если, очнувшись, обнаружите, что по-прежнему находитесь в «Черном троне», поэтому создал вокруг более привычную обстановку… И не смотрите на меня так хмуро! — Хмуро? Да скажите спасибо, что я выронила тот нож, иначе вам сейчас пришлось бы иметь дело с более ощутимой угрозой, чем мой взгляд. Только особо извращенное воображение могло придумать сценарий действа, произошедшего только что. Я до смерти буду помнить этого младенца с жуткими, нечеловеческими глазами. У него было имя? — Было. Его звали Нергал. — Нергал? Имя, как у вашего слуги. — Это и был в некотором роде мой слуга. Я думал, что вы более сообразительны и догадаетесь. В мое время все, даже женщины, знали «Лемегетон» и знали, что Нергал — это демон, предводитель адских полчищ. Конечно, демон — слишком громко сказано. На самом деле Нергал был просто незаурядным человеком, возможно, сейчас он был бы колдуном. Это именно его кожей обтянут ваш экземпляр «Сефер Йецира». Азотос внимательно посмотрел в ничего не выражающие глаза Наны и поинтересовался: — Вы понимаете, что я говорю, Нанауатцин Салливан? — С трудом. Так я убила или нет? — Формально — да. Но это был не настоящий ребенок, так что можете перестать винить себя. Ничего предосудительного вы не совершили. Надеюсь, вы не будете долго сердиться на меня за пережитые волнения? Я должен был проверить, так ли нужно вам то, что вы просите. И я сразу понял, что ваш отец расскажет все, и уж если вы придете ко мне, то с готовностью убить человека… но не ребенка… Нана продолжала смотреть на Элвуда недоверчиво. Тот раздраженно всплеснул руками: — Нергал! Покажись этой потрясенной барышне и подтверди мои слова! — Не надо, я вам верю, — с видом человека, утопающая совесть которого хватается за тонкую соломинку оправдания, проговорила Нана, — Какую проверку вы устроите мне теперь? — Теперь наступило время проверки для меня. Я и подчиняющиеся мне силы к вашим услугам. Если я правильно понял, вы хотите, чтобы я вырастил материальное тело для некоего Тома Риддла, ныне перисприта? — Именно, если вы так поняли мою просьбу вернуть его к жизни. — Не будем вникать в речевые тонкости, просто обсудим, что должен сделать я, а что — вы. — Я должна буду сделать что-то еще? — Нана не скрывала своего опасения. — Заключительный этап обряда может быть произведен только в вашем мире, ведь там предстоит жить вашему Тому Риддлу. Работу по созданию тела я начну здесь. Мне предстоит вырастить нечто, вроде эмбриона, куда поместится перисприт… — Но я не знаю, где он сейчас, — предупредила женщина, вклиниваясь в монолог хозяина «Черного трона». Элвуд, сбившийся с мысли, недовольно и непонимающе посмотрел на Нану: — Не проблема, — произнес он секунду спустя, — Нергал его найдет, где бы он ни был. О чем я говорил? Да… Выращивание эмбриона — это весьма трудоемкий и длительный процесс, в подробности которого я не буду вникать, потому что вас они не касаются. Скажу только, что именно силам, творящим новую оболочку, вы и заплатили цену кровью. Так вот, с определенного момента в дело должны будете вступить вы: соблюдая ряд условий, вы закончите создание тела. Вот из этой книги вы сейчас перепишете то, что должны будете сделать и сказать. И Элвуд указал Нане на чудовищных размеров книгу, раскрытую на столе. Тем временем Нергал, появившийся на зов хозяина, вложил ей в руку огромное серое гусиное перо и протянул чистый пергамент. Нана добросовестно переписала указанный Элвудом текст, почти не вникая в его смысл. Более подробно она изучит его дома без пристального взгляда Азотоса, который мешал ей сосредоточиться. Когда женщина закончила, Элвуд продолжил: — Постарайтесь не сильно болтать, где и от кого получили помощь. — Ну, я же еще не совсем спятила, мистер Элвуд, чтобы кричать на каждом углу, что мне помогли вы. Однако чтобы вас успокоить: даже если бы такое и случилось, то мне все равно никто бы не поверил. В нашем мире вас считают выдумкой. Я сама была такого же мнения еще месяц назад. Улыбнувшись, Элвуд благосклонно кивнул: — Убедитесь еще раз, что переписали текст без ошибок, иначе вы рискуете не только жизнью своего перисприта, если можно так сказать, но и своей собственной. Затем можете уходить. Запаситесь терпением, ждать своего часа вам придется долго. — А как я узнаю, что мое время пришло? — Поверьте, вы узнаете. Знаки, долженствующие сообщить вам об этом, вы не пропустите, даже если очень захотите… Прощайте, Нанауатцин Салливан! На этот раз Элвуд не стал сталкивать Нану в бездну. Он просто накрыл ее голову полой своей темно-фиолетовой накидки. Когда темнота перед глазами рассеялась, женщина обнаружила, что лежит в своей постели, крепко сжимая в руках пергаментный свиток и остатки гусиного пера. И снова потянулись дни в ожидании. Период вынужденного бездействия тянулся так долго, что Нана, вопреки некогда придуманному плану, всерьез задумалась о возвращении в музей, тем более Девидсон склонял ее к тому же со всей доступной ему настойчивостью. Она даже приготовила еще одну порцию оборотного зелья и время от времени ловила себя на том, что воображает новое лицо ассистентки Марка. В конце концов, чтобы скоротать время, Нана напросилась в помощницы к отцу и изо дня в день терпеливо вычерчивала фамильное древо своей семьи, в чем ей очень пригодился опыт работы в генеалогическом отделе при университете. Минуло почти полтора года, прежде чем Нану снова стали беспокоить ее сны. Она даже решила, что таким способом судьба навязывает ей ее собственное будущее в отместку за то, что Нана вот уже много лет откровенно игнорирует свои провидческие способности, намеренно ими не пользуясь. Несколько ночей подряд Нане снился Гарри Поттер. Мальчик повзрослел, но был легко узнаваем по приметному шраму. Сон был таким навязчивым, что пропустить его мимо внимания не представлялось возможным. Единственным, доступным в настоящий момент способом узнать что-либо о Поттере, было проникнуть в его мысли, что Нана и сделала. Буквально сразу же после того, как она прочитала мысли «Мальчика-Который-Выжил», Нана принялась упаковывать вещи для возвращения в Хогвартс. Она была уверена, что нашла в голове Гарри так долго ожидаемый знак, обещанный Элвудом: Сибилла Трелони сделала еще одно предсказание про Поттера и Темного Лорда. Оно гласило: верный слуга Темного Лорда, на протяжении двенадцати лет пребывавший в заточении, вырвется на свободу и отправится искать своего господина, с помощью своего слуги Темный Лорд восстанет вновь, более великий и более ужасный, чем прежде… Мало того, что Нане было очень интересно узнать, кто этот слуга, так она еще и недоумевала, как же он справится без того свитка, который она так заботливо уложила среди других вещей, хотя за столько времени успела выучить наизусть. Словом, ей хотелось знать, кто же прав: Трелони или Элвуд.