Наследник

Малфой сдержал свое обещание и ровно через три дня вечером возник на пороге хижины. Нана встретила его вопросом: — Как себя чувствует твой сын, Люциус? Тот скрыл секундное замешательство и ответил: — С ним все в порядке. А почему ты спрашиваешь? — Получить удар копытом от гиппогрифа дело не шуточное. А уж если ты развил такую бурную деятельность, что бедному животному даже собирались отрубить голову, значит, твоему сыну особенно не повезло. — Признаю, я несколько преувеличил опасность, угрожающую Драко. Кстати, «бедному животному» удалось непонятно как сбежать на радость этому недоумку-леснику. Нана улыбнулась, прежде всего, потому, что знала, как удалось сбежать гиппогрифу, а еще ей было очень интересно наблюдать за настороженным выражением лица Малфоя, который определенно не понимал, к чему она клонит. — С чего вдруг тебя так заинтересовало здоровье моего сына? — похоже, Люциус не на шутку обеспокоился, и Нана решила больше не томить его неведением: — Я просто подумала, что только очень серьезные проблемы с самочувствием твоего отпрыска могли привести к тому, что в прошлый раз ты забыл рассказать мне кое о чем. — О чем же? — О том, что в прошлом году снова открывалась Тайная Комната. Малфой вновь принял невозмутимо-надменный вид, только бровь, на секунду взлетевшая вверх, подсказала Нане, что он несколько запамятовал о ее умении читать мысли, но уже все вспомнил: — Пожалуйста, я могу рассказать тебе об этом сейчас, — ответил Люциус, как ни в чем не бывало. — Благодарю покорно, я уже и сама узнала все, что хотела. Что касается чисто исторических фактов и домыслов о непримиримых разногласиях между Слизерином и остальными тремя основателями Хогвартса по вопросу особой избирательности при принятии учеников в школу, результатом чего и явилось создание Тайной Комнаты, скрывающей ужас, призванный очистить школу от недостойных, так они были мне известны еще со времен прошлого открытия. Что же касается этого раза, то я не знаю только одного: как дневник Тома Риддла попал… — К девчонке-Уизли? — Нет. Как дневник попал к Люциусу Малфою… Тот на мгновение отвел взгляд, но сразу же вновь спокойно посмотрел на Нану, сидящую с выражением искренней заинтересованности. — Скажем так, за время службы Темному Лорду у меня собралась неплохая коллекция принадлежащих ему вещей, некоторые из которых он отдал мне сам. Дневник был самым особенным из всех предметов. Такой же самостоятельный, как и твоя хижина: он отвечал, если его спрашивали… Однако я до самого последнего момента сомневался, что сила дневника заменит силу живого Наследника Слизерина. — Для чего же ты подкинул дневник? Неужели тебе столь близки идеи Лорда о чистой крови? — Во-первых, действительно близки. Из Хогвартса давно пора вымести весь маггловский мусор, но самим при этом лучше оставаться как бы ни при чем, — глаза Малфоя яростно сверкнули, — А, кроме того, я надеялся, что монстр из Тайной Комнаты сделает нечто такое, что приведет к отстранению Дамблдора, это и произошло, правда, на короткое время. Нана понимающе улыбнулась: — Попробовало бы оно не произойти, когда ты лично убедил некоторых членов попечительского совета в необходимости сместить профессора. Уж я-то знаю, каким убедительным ты можешь быть при необходимости… Чем же тебе так насолил директор Хогвартса? Резко и нетерпимо Малфой начал перечислять: — Его образ мысли сильно противоречит подходящему для такого чистокровного мага, как я. Его лояльность к грязнокровкам и сквибам просто выводит меня из себя. А еще, — Нанауатцин был послан многозначительный взгляд, — Он сильно мешал исполнению планов одной небезразличной мне женщины, вынужденной даже уехать из-за него. — А Хагрид? — Тут я ни при чем, — быстро ответил Люциус, но, заметив красноречивое выражение лица женщины, поправился, — Почти ни при чем. По большей части подозрение пало на него еще за прошлый случай, когда была открыта Тайная Комната, так что и без моего намека министр додумался бы до ареста привратника, только чуть позже. Я не хотел, чтобы он слонялся по Запретному лесу и заметил твое возвращение. — О, Люциус! — Нана воздела руки к потолку хижины, — Так мы договоримся до того, что, сама того не подозревая, именно я виновна в освобождении монстра. — Если кто в чем и виноват, так это Гарри Поттер в том, что ничего не получилось. Настоящая заноза… Что тебя так развеселило? — Нет, ничего. Просто я подумала, что не один Темный Лорд сломал зубы о Гарри Поттера. Добро пожаловать в наш клуб! — заметив удивленный взгляд Малфоя, Нана пояснила, — Лорд, ты, я… Косвенно я тоже пострадала, ведь мальчишка помешал претворению в жизнь и моих планов. Твой сын, между прочим, тоже не сильно преуспел. Ну, а ты вообще лишился своего домового эльфа. Невосполнимая потеря. Надеюсь, он у тебя был не один? — Эта неблагодарная скотина меня предала, заполучив носок Поттера. Он посмел поднять руку на своего хозяина… — Ты уже не был его хозяином. И твой эльф предал тебя много раньше, еще до того, как ты подбросил дневник девочке. Я, конечно, делаю сейчас то, чего в свое время обещала не делать никогда: рассказываю мысли одного человека другому, но… Твой Добби пытался предупредить Гарри об опасности еще в маггловском мире. Он считал, что именно против мальчика повернется вся эта кампания с открытием Тайной Комнаты. И, между прочим, он был прав. Том Риддл из твоего умного дневника сам признался, что цель его несколько изменилась с попаданием в поле зрения мистера Поттера. Нана пристально посмотрела на Люциуса. Она очень хотела узнать, насколько действительно Малфой был посвящен в «самостоятельность» дневника Тома, в частности знал ли он, что дневник был, по-видимому, тем самым хоркруксом, о существовании которых женщина догадывалась, но не решилась спросить, удовольствовавшись тем, что лично ей это известно. Том, чей образ она нашла в мыслях Поттера, упомянул, что пытался перелить душу в девочку и, что более существенно, передал ей часть своих способностей, без которых она никогда не смогла бы открыть Комнату. Это было достаточным подтверждением. — Надо отдать тебе должное, Люциус, — продолжила Нана, наконец, — Ты все же доставил Поттеру несколько неприятных минут. Даже представить себе не можешь, как он переживал, когда все узнали, что он — змееуст, и считали его Наследником Слизерина, выпустившим монстра. А еще, и это уже в порядке предупреждения, случайным образом Поттер присутствовал при твоем разговоре с мистером Боргином. Поскольку ты лучше меня знаешь о подробностях этой беседы, то и сам догадаешься, чем тебе грозит тот факт, что мальчик не собирался держать язык за зубами и сразу же сообщил о твоем визите отцу многочисленного рыжеволосого семейства. — Тогда понятно, почему в нашем особняке вдруг ни с того ни с сего рискнули провести обыск. Уизли постарался. Как удачно, что у меня под гостиной есть своя «тайная комната». — Послушай, а эта ссора в книжном магазине с Уизли-старшим действительно была необходима? — Вообще-то она была призвана отвлечь внимание от процесса передачи дневника… — глаза Малфоя заблестели, — Представь, если бы все получилось, как задумано, насколько раньше ты бы вернулась. Такое возвращение ты не скоро бы забыла. — Я и так его надолго запомню: дементоры, оборотни, анимаги… Сколько интересного прошло мимо меня. А ты заявил, что новостей нет. — Оборотни? Анимаги? Ты это о чем? — Не бери в голову. Сам скоро узнаешь. В глазах Малфоя отчетливо читалось, что он не очень-то верит словам Наны. Во всяком случае, когда Люциус заговорил, в его голосе звучало искреннее недоверие: — И тебе совсем не страшно было здесь одной, когда ты узнала обо всех этих ужасах? — Нет, — ответила Нанауатцин, вставая и подходя к Малфою, — Я, вроде как, не ребенок и в состоянии позаботиться о себе. Может, я и не самая великая волшебница, но моих сил все же хватит, чтобы приструнить дементора, не говоря уже об анимаге. Повернувшись, Нана сделала шаг от мужчины, но сразу же отскочила назад, вцепившись в Малфоя, завизжав: — Ай, крыса! Люциус расхохотался: — О, моя храбрая Нана! О каких дементорах может идти речь, если достаточно обыкновенной крысы? — он явно был рад хоть так отомстить Нанауатцин как за начальственный тон в только что состоявшейся беседе, так и за ее осведомленность, — Успокойся, она уже удрала. Эта тварь сама тебя боится. Нана отпустила рукав Люциуса и обиженно насупилась: — Многие боятся крыс, но не падают в обморок перед вампирами, драконами и дементорами. А я вскрикнула не от страха, а от неожиданности. Недовольная показанной слабостью, тем более в присутствии посторонних, она отошла к окну, возле которого и заметила крысу, и сердито уставилась в него, скрестив руки на груди. — Конечно, — тихо, успокаивающе заговорил Малфой, подходя к Нане и заключая ее в объятия, женщина попыталась вывернуться, но, как всегда в случае с Люциусом, безуспешно, — Конечно, от неожиданности. Кто здесь говорит о страхе? Мне просто жутко становится, когда представлю, что ты сделаешь с этой мерзостью, когда она снова попадется тебе на глаза. — Боюсь, твои нервы этого не выдержат, — ответила Нана, адресуя Малфою испепеляющий взгляд исподлобья. — Надеюсь, ты будешь настолько добра, чтобы избавить меня от подобного потрясения? — Вообще-то ты не заслуживаешь снисхождения, но так и быть… Как бы в задумчивости она провела кончиком языка по верхней губе и, обернувшись, вызывающе взглянула на Малфоя, удовлетворенная появившимся на его красивом лице выражением, в котором читалась понятная ей напряженность. Так что еще неизвестно, за кем останется последнее слово. Через пару часов, когда свечи в спальне оплыли и погасли, а на небо поднялась луна, Нана все еще не спала, прислушиваясь к ровному дыханию крепко спящего мужчины, по-хозяйски удерживающего ее в железном обруче своих рук. Впервые в жизни женщину мучила бессонница, и она лежала, уставившись в ткань полога. Глаза просто не желали закрываться, пристально всматриваясь в темноту. Возможно, это было исключительно возрастное явление, ведь Нана не могла не признать, что хоть и выглядит слегка за двадцать, реальный ее возраст чуть не в три раза больше. Но, скорее всего, все дело было в мыслях, ее собственных и почерпнутых из воспоминаний других, которые роились в ее голове, постепенно выстраиваясь в определенную, более-менее логичную последовательность. Вопросы, которые она задавала Малфою несколько часов назад, абсолютно не были важны для нее, и не только потому, что у Наны и так были на них ответы, а еще и потому, что были вообще не по теме, интересующей женщину. Так что остается признать, что задавала она их больше для того, чтобы проучить Люциуса за попытку утаить информацию, и он имел полное право отыграться за это. То, о чем Нана разговаривала с Малфоем, было только верхушкой айсберга. Ей было не важно, сам ли Люциус решил пустить в ход дневник Тома, или же умная вещь ему как-то намекнула. Важнее было, что даже в отсутствие материального тела часть души Риддла стремилась найти себе тело-носителя и уничтожить Поттера, дублируя действия перисприта, который в настоящий момент был несколько занят с Элвудом, хоть Дамблдор и считал, что он где-то в Аравии. Жаль, что все окончилось очередной неудачей, но как приятно было увидеть снова прежнего Тома, пусть даже всего лишь в чьих-то воспоминаниях. Куда более существенную часть позаимствованных сведений Нана не собиралась обсуждать с Люциусом, подозревая, что он не в курсе дела. Вряд ли он входил в число посвященных Гарри Поттером в подробности второго подлинного предсказания профессора Трелони, поэтому не мог что-либо знать о кандидатах на роль слуги-помощника Лорда, призванных помочь ему возродиться. Вот этот вопрос ее действительно интересовал, именно он сейчас не давал ей уснуть. У нужного Нане колдуна имелся только один известный ей отличительный признак: он двенадцать лет должен был находиться в заточении. Это было весьма существенное отличие от остальных, но и его оказалось слишком мало для чего-то определенного. Стоит ли удивляться, что поначалу Нана, попав под влияние общественного мнения, обратила внимание не на нужную ей личность. В принципе, для того, чтобы получить полную картину произошедшего в ее отсутствие, Нане хватило бы воспоминаний Поттера, поскольку у того был талант впутываться в истории, быть всегда в центре событий, но она все же обращала внимание на воспоминания других, просто ради объективности и дополнительных деталей. Естественно, именно в воспоминаниях мальчика Нана нашла упоминание о Сириусе Блеке, сбежавшем из Азкабана, где он пробыл двенадцать лет. Одного этого было достаточно, чтобы выделить Блека, а когда Нанауатцин вспомнила, что видела эту фамилию в списке Упивающихся Смертью, полученном от мистера Боргина, она стала особенно внимательно выделять все мысли, где фигурировал беглец. То, что она узнала о Сириусе, только утвердило ее в предположениях: Блэк был Хранителем Секрета родителей Гарри, он должен был сохранять информацию об их местонахождении, чтобы Темный Лорд, охотившийся за ними, не смог найти Поттеров, но предал своих друзей. Оставшись после исчезновения Волдеморта в весьма неприятном положении, пытаясь скрыться, Блек ухитрился одним проклятьем поразить тринадцать человек, в том числе и еще одного своего бывшего друга, но все же попал в руки представителям Министерства Магии и, естественно, в Азкабан. Так думали все. Виновата ли Нана, что подумала так же и даже стала всерьез задумываться о том, где ей стоило бы искать страшно худого человека с копной длинных грязных слипшихся волос и глубоко посаженными, лихорадочно блестящими глазами, чей портрет висел на стенах всех домов и был напечатан на первых страницах всех газет магического мира? Однако, к счастью для себя, Нана недолго пребывала в заблуждении, вскоре она нашла воспоминания об очень интересных событиях, произошедших буквально на днях в Визжащей Хижине. После подсмотренной сцены она и поняла, что ошибалась. Там, в Хижине, помимо Поттера (куда же без мальчишки) и его друзей, были беглый узник Сириус Блек, очередной преподаватель по Защите от Темных Сил и по совместительству оборотень Ремус Люпин, профессор Снейп, появившийся несколько позже и большую часть разговора проведший в бессознательном состоянии, и кое-кто еще, оказавшийся еще одним подходящим кандидатом на роль помощника Темного Лорда. Поначалу Нана, хоть ей и не имело смысла этого делать, но все же не поверила словам Блэка, что настоящим Хранителем Секрета Поттеров был Питер Петтигрю. Когда же женщина своими глазами увидела то жалкое создание, которое Блек и Люпин назвали «двойным агентом», сдавшим Волдеморту родителей Поттера, и двенадцать лет скрывавшимся от Упивающихся Смертью и членов Ордена Феникса в образе крысы, она стала не верить в это еще больше. Однако ей пришлось поверить, тем более что, в конце концов, и сам Петтигрю перестал отрицать вышеупомянутое. А потом, и это было самым верным доказательством его виновности, Питер Петтигрю сбежал, превратившись в крысу. — Крыса, — прошептала Нана. Озаренная догадкой, она осторожно высвободилась из объятий Малфоя, закуталась в халат и вышла из спальни. Бесшумно, в полной темноте добралась она до кресла, машинально нащупав по дороге свою волшебную палочку, и уселась с намерением ждать до последнего. Но дожидаться пришлось недолго. Едва ли минуло четверть часа, когда Нана заметила легкое шевеление у окна, и в пятно лунного света на полу выскочила мохнатая тварь. Это была та самая тощая крыса, которая напугала ее вечером, себе-то Нана могла в этом признаться. — А вот и ты, — произнесла Нанауатцин негромко, но отчетливо, направляя на крысу палочку. Та заметалась в лунном прямоугольнике и начала видоизменяться. Через пару минут перед Наной предстал мужчина невысокого роста с нездоровой, обвисшей кожей человека, бывшего некогда упитанным, но сильно похудевшего. Его тонкие, белесые волосы растрепались и не скрывали лысину на макушке. Что-то крысиное оставалось в его лице: острый нос, маленькие бегающие глазки. — Пожалуйста, не делайте этого, именем Темного Лорда! — пронзительно, тоже как-то по крысиному заверещал он. Нана бросила опасливый взгляд на дверь спальни и по-прежнему тихо, но твердо осадила анимага: — Не шуми. Кто ты такой, чтобы взывать ко мне именем Волдеморта? Она заметила, как вздрогнул человечек при звуке произнесенного ею имени. — Вы же и так знаете… — уже тише заскулил анимаг. — Отвечай, — приказала Нана, настороженно прищурившись и все еще держа палочку нацеленной на незваного гостя. — Я — Петтигрю, Питер Петтигрю. Слуга Темного Лорда. Он прислал меня к вам… — Где он? — Я не могу сказать, Лорд запретил мне. И не ищите ответ в моей памяти. По приказу моего господина я временно удалил эти воспоминания. — Когда же ты успел увидеть Лорда, если только-только сбежал от своих друзей: оборотня и беглого узника? И как ты его нашел? — Лорд вызвал меня через Метку, едва я сбежал… — Через Метку? — Ну… еще мне помогло мое крысиное чутье… Я говорю вам правду, — залопотал Петтигрю, заметив недоверчивый взгляд Наны, — Лорд меня предупредил, что вам нельзя врать, когда отправлял, потому что, говорил, вы и так уже все будете знать. Нана не стала выводить Питера из заблуждения, и не проболталась, что действительно знала многое, почти все, кроме как раз того факта, что Петтигрю видел Лорда. — Зачем же Лорд прислал тебя ко мне? — Нана опустила, наконец, палочку и, встав с кресла, стала неторопливо прохаживаться по комнате. — Передать слова какого-то Азотоса Элвуда о том, что он выполнил свою часть работы. Нанауатцин всем корпусом повернулась к анимагу так резко, что Петтигрю трусливо сжался в комок и закрыл лицо рукой с короткими пальцами, чем еще больше напомнил ей крысу. — Ты ничего не перепутал? — уточнила женщина, зажигая заклинанием свет на конце палочки. — Нет, — ответил Питер, не сводя с нее внимательного взгляда. Задумчиво закусив губу, почти не задумываясь над тем, что она делает, Нана схватила свиток Элвуда, нетерпеливо, точно впервые, развернула его, но сразу же снова свернула и сжала пальцами, как спасительную соломинку. Мельком взглянув на Петтигрю, она заметила неприкрытый алчный интерес в его глазах, уставившихся на нее, отчего почувствовала знакомое ощущение покалывания во всем теле, как в день возвращения. — Мне не нравится этот взгляд, которым ты на меня смотришь, — сказала Нана, которую посетило еще одно предположение, возвращая пергамент на место, — Как ты попал в мой дом? Как справился со скрывающим заклятием? — Я шел за вами в день приезда, но хижину видел и раньше. Наверно, скрывающее заклятие не действовало на меня, потому что не считало за человека после двенадцати лет жизни в облике крысы. — Допустим. А теперь объясни, как без удаленных воспоминаний ты собираешься проводить меня к Темному Лорду? — Отвести вас к… Но… — Никаких «но»! Ты завтра же проводишь меня к своему господину, — тоном, не терпящим возражений, проговорила Нана, — А сейчас иди за мной. Петтигрю несмело последовал за женщиной, которая отворила дверь в комнату Филумены. — До утра ты пробудешь здесь, — обратилась Нанауатцин к анимагу и напомнила, — Только без шума. И, пожалуйста, не превращайся обратно в крысу. Питер юркнул в комнату и закивал. Закрыв дверь, Нана блаженно улыбнулась. Вернувшись в свою спальню, она также тихо скинула халат и скользнула обратно в кровать, милостиво позволила руке что-то невнятно пробормотавшего сквозь сон Люциуса обнять себя и, наконец-то, спокойно заснула. С первыми лучами солнца Нана проснулась, невыспавшаяся, но довольная. — Смею надеяться, что это я — причина твоего прекрасного настроения, — с легким недоумением проговорил Малфой, пристально вглядываясь в ее улыбающееся лицо. — На твоем месте я не присваивала бы себе все лавры, — ответила Нана, стараясь не сильно показывать свое нетерпение остаться в одиночестве. Ну, почти в одиночестве… Когда за Малфоем захлопнулась входная дверь, Нана торопливо распахнула дверь в комнату Филумены. — Питер! — нетерпеливо позвала она, оглядывая помещение. Комната была пуста и не содержала никаких следов присутствия в ней ночного гостя. — Не надо играть со мной в прятки, Петтигрю, — в голосе Наны появилось плохо скрытое раздражение. Едва уловимая тень беспокойства мелькнула где-то на самом краю сознания. Руки Нанауатцин опустились, когда ее охватило очередное предчувствие. Нервно сцепив пальцы, она бросилась к шкафу. Нана остановилась перед книжными полками и осмотрела их, будто то, что она искала взглядом, сразу можно было не заметить. Ее черные глаза сузились. Свитка Элвуда на месте не было. На всякий случай Нанауатцин заставила себя вспомнить подробности ночной беседы, во время которой брала свиток, чтобы уточнить, куда после она его положила. Затем решительно развернулась и стала методично разыскивать свиток везде: во всех комнатах, на всех столах и полках. Нана уже понимала, что ничего не найдет.