Наследник

Нана огляделась и поняла, что для нее, в отличие от участников Турнира, на сегодня испытания еще не окончены. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять — она промахнулась. Ориентирование исключительно по карте, пусть самой подробной, какую только женщина смогла найти, не дало точных результатов, вследствие чего вместо ожидаемых гранитных и мраморных плит, поросших мхом и еще каким-то плетущимся растением, Нана увидела утрамбованную землю проселочной дороги и злополучный указатель «Малый Висельтон», который с таким трудом увидела в памяти пса-посланца. Что же касается Поттера, то из его мыслей Нанауатцин поняла, что он-то как раз попал туда, куда следует. Ей тоже НУЖНО быть там. Единственное, что в данном провальном положении утешало Нану, так это то, что она все же знала куда идти, благодаря все той же собаке. И ей нужно было даже не идти, потому что чисто географически она сейчас находилась на противоположном от кладбища конце поселения, а бежать, что женщина и сделала. Однако двигаться с желаемым проворством ей не удавалось, потому что приходилось периодически замедлять шаг в поисках очередного ориентира. Еще одной «путеводной звездой» служили мысли Гарри, с каждой секундой чувствуемые все отчетливей и отчетливей, заставляющие женщину торопиться изо всех сил. Самой себе она напоминала большую черную птицу, которая не может взлететь, и только размахивает развевающимися крыльями — полами плаща. У Наны был повод спешить. По-видимому, на этот раз Темный Лорд решил не останавливаться ни перед чем, когда перспектива благополучного возрождения так близка. Во всяком случае, первым его распоряжением, отданным Петтигрю сразу же после того, как тот появился перед Поттером, было: — Лишнего убей! Червехвост отреагировал мгновенно, слишком хорошо его выдрессировал Волдеморт, чтобы Питер посмел промедлить. — Авада Кедавра! — визгливо выкрикнул он, и Седрик Диггори, освещенный характерной зеленой вспышкой, упал, раскинув руки и уставившись невидящими мертвыми глазами в стремительно темнеющее небо. Нане было немного жалко этого красивого мальчика, ставшего жертвой не только жестокости Лорда, но и в какой-то мере благородства Гарри Поттера, но она мгновенно забыла про все, сосредоточившись на видении того, что держал в руках Петтигрю. Это был сверток, шевелящийся сверток, который при беглом осмотре можно было принять за ребенка. Но, когда через некоторое время Питер развернул ткань, Нана поняла, что кроме размера от младенца у существа красно-черного цвета испорченного сырого мяса, безволосого, покрытого чем-то, напоминающим чешую, не было ничего. Руки и ноги представшего взору Гарри, а через него и Наны, создания были непропорционально тонки и беспомощны, а лицо было жутким. Эту плоскую безжизненную маску, оживленную только горящими глазами красного цвета и лицом-то можно было назвать с большой натяжкой. Нана чувствовала недоумение с некоторой долей отвращения, испытываемое Поттером, ей же самой не нужны были дополнительные пояснения, чтобы догадаться — это тот самый «эмбрион», выращенный Азотосом. Нанауатцин мгновенно прониклась к Элвуду еще большим уважением и трепетом перед его силой. С горькой усмешкой женщина подумала, что даже представить не могла, что больше года назад в «Черном троне» произошла, оказывается, знаменательная встреча двух великих людей, заключивших договор на возрождение перисприта Тома: великого мага Азотоса Элвуда и великой неудачницы Нанауатцин Салливан. Именно неудачницы, теперь Нана была в этом уверена. Потратив столько сил на поиски возможностей для возрождения Тома, самый решающий и ответственный момент данного события она проводит за кулисами, если не сказать — в оркестровой яме. Сейчас Нане было очевидно, что она не успеет не только к началу обряда, но и окончание его с большей вероятностью пропустит, слишком переоценила женщина свои умение аппарировать и прыткость и недооценила размеры деревни. Это только в написанном виде обряд казался продолжительным, наяву все оказалось так быстро. Но Нана все равно спешила, как могла. Ей казалось, что внутри нее будто мерцают заряды электричества от сдерживаемого напряжения. Пусть она предназначала себя для другой цели, теперь это не имеет значения. Судьба распорядилась иначе, вклинившись в исполнение честолюбивых планов женщины. Но ведь планы на то и существуют, чтобы их менять, это можно, а иногда и нужно делать, например, сейчас. Она не смогла сделать так, чтобы Том возродился только ее стараниями, но кое-что еще Нана Салливан может — она может помешать ему снова скрыться, спрятаться от нее. Нанауатцин Салливан решила, что с этого момента она будет рядом с Темным Лордом, даже если тот будет против. Убедив себя в том, что она права в своем стремлении, Нана продолжила считывать мысли Поттера отрешенно, даже слишком спокойно, просто для констатации происшедших событий, будто они не волновали ее до крайности еще несколько минут назад. Вместо лихорадочного, нерешительного бега она перешла на уверенный быстрый шаг. Нана не сбилась с выбранного ритма ни тогда, когда Червехвост схватил оцепеневшего Поттера, подтащил его к старому мраморному надгробью, чтобы привязать мальчишку наколдованными веревками, и она прочитала еле видную надпись «Том Риддл», ни тогда, когда увидела гигантских размеров каменный котел, доверху наполненный прозрачной жидкостью, напоминающей воду, смесью крови единорога и змеиного яда, который Петтигрю сначала толкал с неимоверным усилием, а потом разжигал под ним огонь. Сердце Наны только тогда чуть сильнее забилось, когда жидкость забурлила и заискрилась, будто живая, а Червехвост осторожно погрузил в котел выращенную Элвудом оболочку Тома. Сердечный ритм еще убыстрился, когда до крайности испуганный Питер пробормотал дрожащим голосом: — Кость отца, без ведома данная, — возроди своего сына! И из могильного холма под ногами Гарри из внезапно образовавшейся трещины возникло облачко праха, некогда бывшего отцом Темного Лорда, порывом ветра его перенесло на искрящуюся бурлящую поверхность. Жидкость приобрела ядовито-голубой цвет. Пульс стало зашкаливать, когда отчаянно всхлипывающий Питер вытянул над котлом свою правую руку, а левой сжал длинный тонкий серебряный клинок. От жутких подробностей зрелища того, как Петтигрю отсек себе кисть руки, Нана была избавлена, потому что Поттер зажмурился, но ничто не могло ее избавить ни от пронзительного визгливого крика, ни от еле слышной сквозь всхлипы фразы: — Плоть слуги, с желанием данная, — оживи своего господина! Ярко-красный, новый оттенок жидкости был способен ослепить смотрящего на нее. По венам, казалось, побежал живой огонь, когда все еще стонущий Червехвост приблизился к Гарри и вонзил тот же клинок в сгиб правой руки мальчика, собрал в какую-то склянку его кровь и вылил ее в котел со словами: — Кровь врага, силой отобранная, — воскреси своего противника! Жидкость сделалась ослепительно-белой. Бурление ее дошло до крайней точки и вдруг улеглось. Из котла повалили клубы белого пара, сквозь него, как сквозь туман, проступал черный силуэт высокого худого человека. Силуэт вышел из тумана, и Нана глазами Гарри Поттера увидела бледное лицо с широко расставленными красными глазами, по-змеиному плоским носом и широкими прорезями ноздрей. В этот момент Нана осознала, что уже какое-то время стоит на месте, не в силах пошевелиться. Внезапно ее охватила страшная слабость, и как она не пыталась заставить себя, но не могла сделать ни шага. Столь раздражающая ее неподвижность была тем более неприятна, что вдали Нанауатцин разглядела кладбищенскую ограду. Лорд уже достиг своей цели, а она так близка к своей, что же мешает ей двигаться дальше? Неужели она испугалась? Но чего? Уж не того ли, что на месте, которое она определяла для себя, был Червехвост, и Том припишет ему все заслуги, а ей… ей достанутся одни упреки? Нана отчаянно пыталась собраться с духом. Осторожно проникая в мысли только что возродившегося Волдеморта. Это ей удалось, что обнадежило женщину. Кое-что она, наверное, пропустила, но то, как Лорд схватил стонущего Червехвоста за невредимую руку и откинул с нее рукав, обнажив ярко-красную Метку, Нана увидела. — Снова проявился, — вкрадчиво проговорил он, — Они должны были понять… вот сейчас мы и увидим… Лорд прижал к Метке свой указательный палец, и она почернела. Волдеморт задумчиво посмотрел в ночное небо и прошептал: — Интересно, сколько найдется смельчаков, которые явятся, как только почувствуют. И сколько найдется глупцов, которые осмелятся не явиться… Никаких особых интонаций не было в сказанной фразе, но у Наны при этих словах неприятно защемило в груди. На несколько секунд она прижала руки к солнечному сплетению и, закрыв глаза, попыталась остановить неожиданное головокружение. Затем, сделав несколько глубоких вздохов, Нана заставила свое тело подчиниться и сделать еще один шаг вперед. Когда Нана, в конце концов, миновала ограду кладбища, ей снова пришлось остановиться. Окружавшие ее маггловские надгробья были похожи одно на другое, как же тут выделить увиденные в голове собаки, призванные указать дорогу ориентиры? Это уже не лезло ни в какие ворота — заблудиться в трех могильных камнях. Нана яростно топнула ногой и беспомощно огляделась. Уже через пару секунд она продолжила путь, ориентируясь на характерные вспышки — результат произносимых заклинаний, легко узнаваемые любым волшебником. А вскоре в темноте Нанауатцин разглядела самый главный опознавательный знак — дом на холме. Осознав, что теперь-то уж она точно близка к цели, Нана шла, стараясь ступать как можно тише, но даже если бы женщина топала, как стадо мамонтов, этого все равно никто бы не заметил. Судя по перехваченным мыслям, и Волдеморту, и Поттеру, и рискнувшим прибыть на зов господина Упивающимся сейчас было не до нее, да и не до кого-либо вообще: между Лордом и мальчишкой проходила дуэль. Даже если бы Нана очень захотела, она не смогла бы однозначно определить свое отношение к происходящему. С одной стороны, женщина понимала, что ей следовало ожидать от Тома чего-то подобного, разве мог он упустить еще одну прекрасную возможность разделаться с Поттером? Именно «еще одну возможность» в череде многих других, окончившихся неудачей, что, собственно, и составляло один из аспектов другой стороны сложившейся ситуации. Смешно, но ей казалось неразумным поведение еще одного мужчины — на этот раз самого Темного Лорда. Нана считала, что со стороны только что возродившегося Волдеморта было весьма неосторожно доказывать свое превосходство, свою силу таким способом. Он увидел разочаровавших его слуг. Он знал о них все, чего те явно не ожидали. Он обвинял их и, естественно, хотел доказать свое могущество, в котором слуги посмели усомниться. Как? Единственное, что ему пришло на ум — убить Гарри Поттера, считавшегося причиной его падения, в их присутствии, но не просто так, а как-нибудь поэффектнее, чтобы ни у кого не осталось сомнений, кто из них двоих сильнее. Как ни странно, но лучше всего предъявляемым требованиям отвечала обыкновенная дуэль волшебников. «Обыкновенная», если не принимать во внимание имена участников. Внезапно Нане подумалось, что приснопамятная Рита Скитер наверняка отдала бы полжизни, чтобы описать происходящую сейчас перед ее глазами дуэль, вот уж развернулось бы ее журналистское воображение… То, что стало происходить что-то необычное, Нана, казалось, раньше догадалась, чем заметила нечто, действительно невероятное. Лучи от заклинаний Лорда и Гарри неожиданно превратились в тонкую золотую нить, соединяющую между собой волшебные палочки и постепенно оборачивающуюся в тысячи высоко поднявшихся тонких золотых арок, паутинным пологом накрывших соперников, отгораживая их от толпы стоявших вокруг Упивающихся. Те кричали что-то неразборчивое, но явно вопросительное, беспомощно оглядываясь друг на друга. Осмотрелась и Нана. Сразу же ее внимание привлекло что-то яркое, определенно постороннее традиционному кладбищенскому пейзажу. Своим «кошачьим» зрением Нанауатцин разглядела Кубок-портшлюс, приз Турнира теперь, учитывая смерть Диггори, точно Трех Волшебников, а может быть — пока еще Трех Волшебников, если принять во внимание то, что судьба Гарри Поттера тоже еще окончательно не определилась. Не теряя из виду Кубок, Нана подошла к месту дуэли так близко, как только смогла, не выходя все же из тени близлежащего надгробья. Машинально отметила она еще одно выделявшееся в темноте светлое пятно на черной земле неподалеку от портшлюса. Нанауатцин не стала разглядывать внимательнее тело несчастного студента Хогвартса — Седрика Диггори. Не задержался ее взгляд ни на впечатляющем мраморном могильном камне надгробия предков Тома, ни на гибком змеином теле Нагайны, женщина была целиком поглощена звуками неземного пения, раздающимися в голове Поттера, и центральной группой, смысловым центром представшей ее глазам мизансцены — закрытыми от постороннего вмешательства золотой паутиной лучей Волдемортом и Гарри. По смятению, отчетливо читающемуся на лицах как участников, так и свидетелей дуэли, Нана поняла, что столь редкое явление, как эти связанные некой магической силой волшебные палочки, встречается впервые не только ей. В «Большой Книге Магии» Филумены Нанауатцин читала о реверсивном заклинательном эффекте, который может возникнуть при противостоянии палочек, изготовленных из одного дерева или содержащих магическую составляющую, взятую от одного волшебного существа. — «Поистине, сегодня особенный день…» — подумала Нана, которая не могла не подивиться подобному стечению обстоятельств. Редкое событие (встреча двух волшебных палочек-«родственников», вероятность чего ничтожно мала) совпало с еще одним не менее редким событием (противостоянием таких неординарных противников, как Темный Лорд и Гарри Поттер), что вызвало появление третьего редкого явление. О том, что Лорду снова не повезет, Нана подумала быстрее, чем успела сама себя осадить. Как всегда не вовремя память подбросила ей несколько фактов, способных поколебать ее уверенность в победе Волдеморта и на этот раз. В частности, она вспомнила, что подобное явление в большинстве случаев сопровождается исторжением одной палочкой из другой выполненных той заклинаний в обратном порядке. Начиналось все либо с более слабого соперника, либо с того, чья связь с палочкой не была достаточно сильна. Никто не стал бы противиться утверждению, что в паре сегодняшних дуэлянтов более сильным соперником должен был бы считаться Волдеморт, и так бы и было, если бы он возродился хотя бы вчера, а не несколько минут назад. Осознание этого, да еще то, что связь Лорда с палочкой была прервана на многие годы, а возможно и Петтигрю хватал ее своими руками, привело к тому, что Нана совершенно не удивилась, когда именно из палочки Лорда появились эфемерные тени, жертвы его любимого заклинания. Она всего лишь мельком подумала, что насколько невезучей оказалась ведьма Нанауатцин, настолько удачливой является профессор Салливан. Ни одному ученому не удавалось за столь короткое время лицезреть столько феноменальных явлений: сначала исключительный случай выживания после «авада кедавра», затем перисприт, проявление уникальной двойственной связи, а теперь вот реверсивный заклинательный эффект и то, о чем ни один ученый мира даже мечтать не мог — тени погибших от руки Лорда, извлеченные из палочки Волдеморта, сплотились против своего убийцы и помогли мальчику бежать. Будто во сне Нанауатцин наблюдала, как Гарри Поттер отвел палочку, еле сохранив при этом равновесие, как подбежал он к телу Седрика и завопил: — Ассио, Кубок! Ни удерживаемый тенями Лорд, ни пришедшие в себя Упивающиеся Смертью, поначалу опешившие, но затем предпринявшие несколько напрасных попыток остановить мальчика, не смогли помешать Поттеру воспользоваться портшлюсом. От вопля, испущенного Волдемортом, земля точно содрогнулась. Он оглянулся на Упивающихся так резко и агрессивно, что те отшатнулись, некоторые даже упали на колени. На лице Лорда появилось зловещее выражение, он шумно втянул воздух трепещущими от гнева ноздрями и прошипел: — Я упустил мальчишку! Он пристально вглядывался в стоящие перед ним фигуры, боявшиеся пошевелиться или произнести хоть звук, позволявшие себе лишь дрожь ужаса. — Теперь вы еще больше виноваты передо мной… Я опять упустил мальчишку, когда он был уже в моих руках, и ни один из вас даже не подумал помочь мне. Вы не стремились помогать мне ни сейчас, ни раньше! Вы оказались не в состоянии ни удержать Поттера, ни найти меня после исчезновения. Вы страшно разочаровали меня, — Волдеморт медленно стал переводить свой тяжелый взгляд с одного Упивающегося на другого, — И ты, Нотт… И ты, Эйвери… И даже ты, Люциус!.. Голос звучал обманчиво мягко, точно добрый дядюшка распекает не в меру расшалившихся племянников, но подрагивающая рука, готовая в любой момент пустить в ход волшебную палочку как ничто другое свидетельствовало об обманчивости данного впечатления. Когда же рука Лорда взметнулась над головой Малфоя, а с губ уже готово было сорваться нечто более неприятное, чем все сказанные до этого слова, Нана поняла, что пора бы и вмешаться.