Наследник

Тщетно пыталась Нана разглядеть знакомые черты под полупрозрачным покровом фигуры. Кроме глаз она не видела ничего, да и те два светящихся пятна с трудом можно было назвать глазами в традиционном понимании. Только голос, доносившийся глухо, будто издалека, был легко узнаваем и не вызывал сомнения в личности полуночной гостьи. Все же, хоть она теперь и знала, что видит перед собой призрака или нечто подобное, имеющее весьма необычный вид, Нана не могла отделаться от ощущения, что рядом с ней находится реальный человек, до которого при желании можно дотронуться. Но даже если где-то в глубине души у Наны и возникало подобное желание, она не торопилась претворить его в жизнь. Уж очень ей не хотелось испытать разочарование, ощутив под пальцами пустоту вместо живого тела. Изучающим взглядом скользила она по неясному силуэту и окутывающему его черному покрову, драпирующемуся мягкими складками, будто настоящая ткань. Действительно ли это было так или же Нанауатцин себя просто убедила, попав под влияние голоса, но постепенно она стала находить в фигуре некую схожесть с Филуменой. Ей даже стало казаться, что пылающие глаза смотрят на нее знакомым пристальным взглядом бабушки. — Как ты живешь, Нана? — спросил призрак после продолжительного молчания. Голос его опять прозвучал тихо, будто только для одной Наны. Но Нанауатцин не была уверена, что сможет ответить так же, поэтому она осторожно посмотрела на Волдеморта, желая убедиться, что он крепко спит. Заметив ее опасения, призрак Филумены проговорил: — Не бойся, он не проснется, пока я не уйду. Ответь — ты счастлива? — Да, бабушка, я счастлива. Разве может быть иначе, если следуешь своей судьбе? Я, наконец-то, вместе с Томом, а ты знаешь, какое место отведено ему в ней. Нана приподнялась, спустила ноги с кровати. Теперь она сидела рядом с Филуменой, ощущая веющий от фигуры холод. Серьезность момента Нана почувствовала интуитивно, понимая, что бабушка неспроста явилась ей впервые за столько лет. Вот только причины столь неожиданного визита были ей неизвестны. Филумена тем временем продолжала: — Настолько счастлива, что тебя не пугает потеря способностей? — С чего ты взяла? — Нана ощутила, как внутри нее что-то сжалось. Впервые вслух было произнесено то, что она неоднократно отмечала про себя, заслуживающее беспокойства, но тщательно изгоняемое на задворки сознания. — Неужели в последнее время ты не замечала за собой никаких странностей? Все ли так, как всегда? Ты по-прежнему легко читаешь мысли других? — вопросы Филумены следовали один за другим, но как же не хотелось на них отвечать, тем более правду. Нана выдавила: — Да… — и была готова убить себя за эту неуверенность в голосе. — Ты можешь сколько угодно лгать себе, но меня ты никогда не обманешь. Тем более теперь. Я знаю, что это не так. Находясь рядом с Томом, ты уже не можешь проникать в мысли и воспоминания других, даже находящихся близко, не говоря уже про тех, кто от тебя далеко. Нана не могла не признать справедливость замечания Филумены, но поверить в серьезность и необратимость происходящих в ней изменений она все еще не могла, хоть и думала о них не раз в последние дни. — Ну, если и так, — ответила она чуть более резко, чем следовало бы, — Я слышала, что с женщинами-ведьмами такое бывает. — С беременными — да, но это не твой случай, — казалось, призрак Филумены с какой-то намеренной безжалостностью старался усугубить переживания внучки. — Неужели тебя это настолько встревожило, что ты не поленилась вернуться с того света и сообщить мне о столь прискорбной потере? — Нана чуть было не прокричала это, но быстро взяла себя в руки. Осмыслив слова, брошенные в порыве раздражения, Нана поняла, что возмущение было не единственным чувством, зародившимся глубоко внутри и мгновенно захлестнувшим все ее существо. Нанауатцин испугалась. Ей стало страшно, когда она на мгновение представила, что ее предположение верно — Филумена пришла к ней по этой причине. Ведь если все действительно так, значит это непоправимо. Или все же у нее есть шанс исправить ситуацию, и потому бабушка пришла? Какой бы из двух причин подсознательно не отдавала она приоритет, Нанауатцин не ожидала следующего вопроса. — Ты все еще не желаешь заглядывать в будущее? — Это имеет какую-то связь с потерей мной способностей? — Способности теряются и тогда, когда ими не пользуются… Жаль, если с тобой случилось именно это. — Действительно жаль, но я… Я считаю: это не так уж необходимо — заранее знать, что ждет меня или же кого-то другого впереди. — Тогда на каком основании ты утверждаешь, что живешь, следуя своей судьбе? Ты, которой просто необходимо все знать о будущем… — Чем же я отличаюсь от остальных? Филумена замолчала, точно задумалась. — Ты помнишь, как я умерла, Нана? — Разве можно такое забыть? — проговорила та, даже через столько лет ощущая предательскую дрожь во всем теле от мгновенно нахлынувших воспоминаний. — Ты помнишь, что чувствовала тогда? — Ярость, беспомощность, боль… Меня будто вывернули наизнанку. — Ты помнишь, что ты думала в тот момент? — Помню. Я думала — почему! Почему ты позволила сделать с собой такое, когда могла легко справиться с ситуацией, даже учитывая, что одним из твоих убийц был колдун. Филумена кивнула. — Я очень часто повторяла тебе, Нана: ведьмы нашего рода всегда знают, что готовит будущее им или их близким, и это одно из самых страшных наказаний. Я никогда не спрашивала тебя, но сейчас спрошу: в чем же наказание, Нана, как ты думаешь? Нанауатцин снова почувствовала себя маленькой девочкой, внимающей наставлениям бабушки. — Просто это тяжело — знать, что через некоторое время тебя ждет какая-нибудь неприятность, — ответила она, не задумавшись. Филумена с сожалением покачала головой: — Разве так ужасно знать, что тебе предстоит споткнуться? Ведь можно просто пойти другой дорогой. Увы, дорогая моя, сейчас ты сделала неправильный вывод, в отличие от того времени, когда тебе было восемнадцать лет. Вот уж не знаю, интуитивно или обдуманно высказала ты предположение, но была права: для таких, как мы, наказание состоит в том, что мы знаем поджидающее нас впереди, но не имеем права вмешиваться, пытаясь изменить ситуацию. И здесь речь идет не о каких-то мелочах, перемены которых не повлекут за собой серьезных последствий. Мы говорим только о том, что действительно важно. Если бы ты систематически заглядывала в будущее, то со временем научилась бы отличать одно от другого, но ты поступила иначе. Предпочла жизнь в неведении, как обыкновенный человек, знанию своей судьбы. А твой отец позволил это, хотя что тут странного, его всегда мало интересовало что-то, кроме археологии. Послушай меня, Нана! Нравится тебе это или нет, но ты — Нанауатцин Салливан, и по рождению должна знать, что ждет тебя впереди, особенно сейчас, когда ты с Томом. — Это так важно? — Важно. Если бы он был просто колдуном, таким, как тысячи других, это было бы несущественно, но… Ты собираешься прожить жизнь рядом с необыкновенной личностью, а их судьбы всегда предопределены свыше, особенно если они… пользуются такими методами, как Том. — Хорошо, что Том тебя не слышит. Уж он бы, я думаю, возразил по поводу «методов». Нана поймала себя на мысли, что установившаяся атмосфера все больше и больше напоминает ей прошлое, то время, когда Филумена была жива. Ощущение внутреннего трепета от факта разговора с призраком исчезло, сменившись безмятежным покоем, обычно сопутствовавшим ее беседам с бабушкой, даже на самые неприятные темы. — Да, ты права, — продолжала Филумена, — Его самолюбие и амбиции заметно выделяли Тома из толпы еще в детстве, а теперь, взлетев на недосягаемую высоту, он способен устремиться только еще выше. И ты последуешь за ним сначала вверх, а затем… — А затем… — повторила Нана, судорожно сглотнув. — Больше я ничего не скажу. Остальное ты можешь узнать только сама. — Что я должна буду сделать? — голос Нанауатцин прозвучал обреченно, потому что она знала ответ. — Узнать свое будущее, дорогая. И самым лучшим будет, если завтра ты отправишься в хижину и там, в моей комнате, найдешь старую колоду карт Таро. Дальнейших пояснений Нане не понадобилось, со знанием дела она спросила: — На кого я должна буду гадать? — На себя, прежде всего. А еще на Тома… И того мальчика, которого он пытался убить. То, что скажут карты, ты воспримешь, как должное. Это означает, что тебе запрещено вмешиваться и что-то менять в ожидающем вас троих будущем. — Как же я смогу гадать, пусть даже на твоих картах, если мои способности не те, что прежде? — горько усмехнулась Нана. Филумена вздохнула: — Можешь упрекнуть меня в хитрости, нечестности, подлости или в чем тебе будет угодно, но ты не могла читать мысли других, потому что я мешала тебе делать это. — Разве такое возможно? — Колдуны-призраки, как и живые колдуны, обладают разными талантами и возможностями, будучи в загробном мире. Все зависит от желания. Мне нужно было на время лишить тебя дара, и это удалось. Тебе необходимо знать, что ждет впереди тебя и его, — Филумена кивком указала на спящего Лорда, — Но ты категорически отказывалась заглядывать в будущее. Как еще я могла подтолкнуть тебя? Только закрывая мысли тех, кто тебя интересовал. Я полагала, что ты проанализируешь ситуацию и догадаешься о причине потери способностей. Их не так уж много и именно игнорирование, намеренное неиспользование дара лежало на поверхности. — Но я оказалась настолько глупа, что не догадалась. — Мало того, ты даже не попыталась докопаться до причины. И тогда я пришла сама… — Что же будет теперь, когда ты растолковала мне все в деталях? — Утром, после моего ухода, ты поймешь, что все по-прежнему, все твои способности такие же, как и раньше. А вот память… Надеюсь, ты помнишь те несколько условий, которые обеспечивают правдивость гадания? — Конечно, помню. Главное из них: карты должны быть согреты теплом рук тех, о ком им предстоит рассказать. Я и Том… Это не проблема… Но как я найду Поттера? — Находила же ты его раньше. Так ты поняла, что должна сделать, Нана? — Поняла. Я все сделаю так, как ты сказала. Похоже, это действительно важно, раз ты прибегла к таким уловкам, хоть некоторые из них и были напрасны. — Напоследок еще один совет: до тех пор, пока не узнаешь, что скажут карты, не принимай никаких решений. — Решений? — Подожди немного, и ты все поймешь. — Мне только кажется, или ты уже все знаешь? Ну так расскажи мне сама, чтобы наверняка… — Найди мои карты, Нана, и сделай все, как мы договорились. С этими словами Филумена встала и, развернувшись, направилась к окну. На фоне проникающего сквозь стекло света звезд ее фигура приобрела почти реальную четкость. — Я чувствую, ты стала менее упряма, но все такая же смелая и рисковая. Не пытайся изменить судьбу, Нана, даже если она тебе не понравится. Это еще никому не удавалось, так что не трать свои силы напрасно. Прощай, девочка! Нана не мигая смотрела на фигуру Филумены, но все же не заметила, как та исчезла. Просто в один момент призрак растворился, будто его и не бывало. Пережитое, пусть маленькое, но потрясение несколько выбило Нану из колеи. Ей, конечно, приходилось общаться с привидениями, но это были призраки посторонних людей, поэтому не вызывали в ней особенных эмоций, но тут… Приход Филумены вызвал много эмоций, но все их перевесило разочарование: как Нана не старалась, ей не удалось избежать несимпатичной обязанности предсказательницы собственного будущего. Понятное дело, такому приказу ей придется подчиниться. И дело было не столько в страхе перед явлением призрака, сколько в уважении и доверии, испытываемом Наной к бабушке еще при жизни последней. Снова и снова проигрывая в мыслях то, что ей предстоит завтра сделать, Нанауатцин не заметила, как заснула. Проснулась Нана с первыми лучами солнца, абсолютно выспавшаяся, несмотря на полуночное пробуждение. Но хоть она и чувствовала себя бодрой и отдохнувшей, на душе было тревожно. Нанауатцин дословно помнила разговор с Филуменой, а, следовательно, и помнила, что ей предстояло сегодня совершить. Что же она узнает, когда выполнит все, что следует? Каждой своей частичкой Нана противилась неизбежному, но с другой стороны понимала, что все правильно: нельзя бесконечно закрывать глаза на неприятные вещи. Нане не терпелось проверить на деле обещание Филумены, что способности вернутся к ней прямо с утра, но что-то ее останавливало. Она никак не могла избавиться от ощущения, что все, что она сделает в этом доме, не останется незамеченным, даже если ее силы станут прежними. В конце концов, она решила подождать до того момента, как окажется в хижине. Без промедления она начала собираться в Запретный лес, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Волдеморта. Однако, бросив на него очередной быстрый взгляд украдкой, Нана заметила, что Лорд не спит. — Ранняя пташка, — проговорил он, принимая полусидячее положение и протягивая к женщине руку. — Хорошо, что ты сам проснулся. Было жалко тебя будить, но пришлось бы, — Нана присела на край кровати, — Я намереваюсь отправиться в хижину, и собиралась предупредить тебя об этом. — В хижину?.. Какую… Ах, да… Прямо с утра? К чему такая спешка? — Вспомни, когда я была там в последний раз, и сразу же перестанешь удивляться… — Хм, я там не был еще дольше… — Ты — это совсем другое дело. Твой дом тут, а мой — там… И он уже, наверное, забыл, как выглядит его хозяйка. — Насколько я помню, он прекрасно справляется со всеми домашними делами и без своей хозяйки, даже без домовых эльфов, в отличие от моего. — В маггловских домах, увы, домовых эльфов не бывает, — с притворным сожалением вздохнула Нана, — Да и зачем они тут, если у тебя есть Петтигрю и я?.. Она многозначительно улыбнулась, окидывая спальню выразительным взглядом. — Да уж, — хохотнул Лорд, — Не каждый колдун может похвастаться, что пыль в его доме вытирает наследная принцесса-ведьма. Он ухмыльнулся не менее многозначительно, и Нана поняла, что еще чуть-чуть, и она снова окажется в постели. Не то чтобы Нанауатцин этому сильно противилась, просто момент был неподходящий. Слегка отодвинувшись, она спросила: — Так я пойду? Взгляд Лорда посерьезнел, и голос потерял непринужденно-игривые интонации. — Я бы хотел, чтобы ты отложила визит еще на день… — фраза прозвучала так сурово и деловито, что Нана непроизвольно насторожилась: — Какова же причина нынешней задержки? — Сегодня ты опять нужна мне здесь, — Лорд довольно сильно сжал пальцами руку женщины. — О, Том! Только не еще один прием! Вчерашних сюрпризов вполне достаточно, — умоляюще проговорила Нана, мысленно поймав себя на том, что к сюрпризам она причисляет и разговор с Филуменой. Лорд не ответил, поглощенный созерцанием нежной кожи ее левого предплечья. Это был не тот обычный взгляд, которым он всегда смотрел на нее. Его глаза были устремлены на Нанауатцин, но создавалось впечатление, что ее-то он и не видит, но зато видит нечто, постороннему взгляду недоступное. Проследив за его взглядом, Нана заметила, скрывая за легкой усмешкой охватившую ее тревогу: — Конечно, я всегда предполагала, что у меня красивые руки, но о том, что при взгляде на них можно потерять дар речи, даже не подозревала. Почему ты ТАК смотришь? Волдеморт перевел свой странный красный взор с рук на лицо Нанауатцин и продолжал молчать. Удивленная, Нана призвала зеркало в ажурных завитках серебряной оправы, довольно старинное на вид, и внимательно в него посмотрела: — Может, у меня и взаправду выросли змеи вместо волос? Я как-то не так выгляжу? Волдеморт переместился, чтобы в зеркале они отразились вдвоем, и приобнял Нану за плечи. Их взгляды встретились на зеркальной поверхности, и Нанауатцин подумала, что ей, конечно, трудно объективно судить о себе, но Том… Благодаря ее оборотному зелью, он выглядел красивым. Нана заметила, что в ее обществе он предпочитал выглядеть именно так, тем не менее, являясь своим Упивающимся в куда более устрашающем виде. Но и в том, и в другом случае глаза его выражали одно и то же: высокомерие и надменность. Несомненно, Волдеморт считал себя властелином собственного мира, и эта уверенность отчетливо читалась во всех его словах и жестах. — Ты выглядишь вполне достойной… меня, — сказал он, наконец, с самодовольством точно в подтверждении ее предположения. — О, ну раз ты так говоришь, — снова усмехнулась Нана, — То я и в самом деле хорошо выгляжу, но тогда мне не понятно… — Я просто пытался представить, как бы красиво здесь смотрелась моя Метка… — Лорд неторопливо провел пальцами по руке Наны, — Мне кажется, тут ей самое место. — Тебе так кажется? — Почему бы тебе не пополнить ряды Упивающихся? Ты могла бы показать им пример верного служения своему Лорду. Как тебе мое предложение? — Немного неожиданно, — ответила Нана, не покривив душой. Филумена предостерегала, что ей предстоит принять решение и что лучше всего повременить с тем до поры, но Нанауатцин не ждала ничего подобного так скоро, тем более от Темного Лорда и тем более такого. — Каким будет твой ответ? — спросил Волдеморт. Он привык, что все его предложения воспринимаются как приказы, им подчиняются, и не важно, насколько они странны, непонятны, циничны или страшны. Вот и сейчас всем своим видом Лорд выражал уверенность, что ему не откажут, поэтому он не совладал с удивлением, отразившимся на лице, когда Нана ответила: — Я должна подумать… и лучше в одиночестве. Разреши мне уйти сейчас, если я была нужна тебе только за этим. — Не только, — Лорд плохо скрывал охватившее его недовольство, — Возможно, вчера ты заметила, что помимо общего сбора, было еще собрание для избранных. — Допустим, так оно и было. — Некоторое время назад ты интересовалась моими планами, так вот: сегодня я собираю тех Упивающихся Смертью снова. Пойдем со мной, и ты узнаешь кое-что новое о моих намерениях, касающихся, ни больше ни меньше, Министерства Магии. Между прочим, в этих планах и тебе отводится не последняя роль. Лорд внимательно следил за выражением лица Наны, пытаясь разглядеть то впечатление, которое произвели на женщину его слова. Однако Нанауатцин удалось скрыть за маской невозмутимости обуревающие ее удивление, интерес и сожаление, так что Волдеморту пришлось уточнить: — Так как? Остаешься? — Нет, Том, — ответила Нана. Она видела, что Лорду не понравился ее ответ, но не могла ответить иначе. Как бы не были ей интересны планы Волдеморта в Министерстве, и особенно ее место в этих планах, она понимала, что Филумена не стала бы зря настаивать, чтобы именно сегодня первым делом Нана забрала из хижины колоду ее карт. Наверняка это имеет значение, поэтому женщина примирительно улыбнулась, накрыв руку Волдеморта своей ладонью: — То, что ты сейчас сказал, безусловно, важно, но попасть в хижину для меня еще важнее. На мгновение женщина замолчала и задумалась, не стоит ли рассказать Лорду о ночной гостье и ее требовании. На это не было никаких запретов от Филумены, и, кроме того, ей все равно придется посвятить его в подробности, когда она подойдет к нему с картами. И все же Нана решила пока ничего не объяснять, сказав: — Я не смею просить тебя перенести собрание, но, может, ты согласишься рассказать то, что меня касается, когда я вернусь, просто так, без всякого собрания Упивающихся? — В принципе, мне все равно, но было бы лучше, если бы ты передумала и осталась, — с наигранным равнодушием проговорил Лорд. — Не могу, Том. Поверь, это не просто каприз, мне действительно нужно попасть в хижину, чем раньше, тем лучше. По возвращении я тебе все объясню. Уверяю, причина уважительная. — Ну, ладно. Верю, что это действительно важно, раз ты так настаиваешь, — протянул Волдеморт. Все же он был недоволен, но Нана надеялась, что последующее объяснение послужит достойным оправданием ее упорному отказу остаться. На этот раз все сложилось как нельзя лучше. В Хогсмиде Нана не повстречала ни одного нежелательного свидетеля своего прибытия, и, без спешки миновав деревню, углубилась в Запретный лес. Когда она шла промеж деревьев и через лужайки при ярком свете дня, Нанауатцин не чувствовала, что за ней следят чьи-то внимательные глаза, и это радовало. Значит, по отношению к ее персоне нет ни излишнего интереса со стороны Дамблдора, ни обидного недоверия со стороны Волдеморта. И все же с минуту она постояла среди густых ветвей рядом с хижиной, прислушиваясь к шороху листьев, но совсем не для того, чтобы убедиться в отсутствии преследователей, а чтобы осознать, как все изменилось. Разумеется, речь шла не о доме, лесе или Хогвартсе, Нана имела в виду исключительно себя саму. Перешагивая через порог, женщина не могла не признать, что между ее старой и новой жизнью уже пролегла четкая грань, рискующая превратиться в глубочайшую пропасть после того, как она выполнит задание Филумены. Задерживаться в хижине надолго Нана не собиралась, ведь рвалась она сюда, исключительно стремясь проникнуть в мысли Поттера и Дамблдора, полагая, что близость Тома мешает ей сделать это в его доме. Теперь же, зная истинную причину неудач, место имело второстепенное значение, и хижина, если не учитывать вторую причину ее визита сюда — карты Филумены Орилья, могла быть предпочтительна разве что из соображений безопасности, спокойствия, уверенности, что здесь Нане никто не помешает. Карты бабушки Нанауатцин нашла быстро, удивляясь, как это раньше они не попались ей на глаза. Она с детства помнила эти потрепанные, полустершиеся карточные изображения. Карт в колоде было семьдесят восемь, но Нану привлекали всего двадцать две старшие, и стоило зажмуриться, как сразу же по первому требованию в ее мозгу возникал их стройный и правильный ряд от «Мага» до «Глупца». Бабушка была чрезвычайно благожелательной наставницей, а Нанауатцин — прилежной ученицей. Этому способствовало и то, что большая часть ее детства прошла в уединении, среди красной пыли мексиканской прерии, где не было не только сверстников, но и никаких других людей, кроме бабушки. Именно в то время Нана узнала от Филумены много такого, что для ее возраста считалось преждевременным. То, что когда-то давно привлекло к ней внимание Тома. — «Филумена верила своим картам, но будут ли они столь же правдивы с ее внучкой?» — с этой мыслью Нана положила стопку карт на стол рубашкой вверх и накрыла их ладонью.