Наследник

Нана действительно не собиралась спрашивать позволения у кого-либо, чтобы навестить Малфоя. Единственное, что ей было нужно, — это одно секретное техасское зелье, приготовить которое не составляло для нее труда, разве что требовалась некоторая информация о нынешнем виде самого Малфоя и его камеры, что она, приложив некоторые усилия, почерпнула в мыслях узника, и немного удачи, везения, которые тоже возможно было закупорить в бутылку с этикеткой «Феликс Фелицис». И с первым зельем и со вторым Нанауатцин справилась быстро. Больше времени ей понадобилось для того, чтобы добраться до Азкабана. Естественно, сразу в магическую тюрьму она проникнуть не могла, оказавшись только лишь на берегу моря, в середине которого и находился остров и Азкабан. Нана не имела ни малейшего представления, как она попадет на этот остров, но Феликс Фелицис еще никого не подводил. — Нет, Артур, ну это же надо! Нана услышала голос совсем близко за деревьями и еле успела превратиться в кошку и спрятаться за камень. На пустынный каменистый берег вышли двое мужчин в темных мантиях. В одном из них Нана узнала Уизли-старшего. — В кои-то веки я позволил тебе уговорить себя воспользоваться этой маггловской переделанной машиной, как она на полпути выходит из строя. И ты заявляешь, что понятия не имеешь в чем дело. А потом добиваешь меня окончательно заявлением, что магией поломку не исправишь. Признайся, ты просто боишься влететь в Азкабан на своей таратайке. — Не бухти, Сэм, — хитрый блеск в глазах Уизли подтверждал, что его спутник был не так уж и не прав в своих подозрениях, — Мы прекрасно доплывем на лодке. У тебя же нет морской болезни? — Теперь будет, — буркнул тот, кого звали Сэм. Нервным раздраженным движением он взмахнул палочкой, и у берега появилась лодка. Ничего лучше и придумать было нельзя. Улучив момент, Нана под прикрытием складок мантий проскользнула в лодку и спряталась под скамьей на носу. Там было темно, душно и почему-то пахло рыбой, но Нанауатцин надеялась, что ей не придется терпеть долго, ведь не на веслах же они пойдут. Так и получилось, по воде лодка заскользила быстро не без помощи магии. По дороге из разговоров она так и не узнала, что нужно было Уизли в Азкабане, но поняла, что как минимум три часа у нее есть, если она не хочет снова ломать голову, чтобы на этот раз придумать, как ей выбраться с острова. Спустя четверть часа Нана была уже в стенах магической тюрьмы. Отсутствие дементоров не делало веселее ее мрачные сырые коридоры, каменные стены, массивные решетки на окнах, а также заменяющие двери камер и коридоров. Все проходы были похожи один на другой, вряд ли новому посетителю мыслимо сориентироваться без посторонней помощи, но у женщины не было возможности спросить дорогу, и Нана пошла буквально «на запах», доверившись кошачьему чутью и счастливой руке Феликс Фелицис, которые и привели ее к нужной решетке. Заглянув за нее, Нана разглядела маленькое помещение с единственным источником освещения, если не считать свет факелов, проникающий из коридора, — небольшим зарешеченным окном под самым потолком, каменным и невысоким, давящим. Ворох соломы да закрепленная на цепях к стене откидная доска, то ли лавка, то ли лежанка — вот и все, что женщина рассмотрела. И даже в этой убогой обстановке Люциус Малфой смотрелся аристократом, несмотря на потрепанный внешний вид: истрепавшаяся грязная одежда, осунувшееся лицо, тело, еще не тронутое неестественной тюремной худобой. Но не это взволновало Нану. Гораздо больше настораживал его взгляд, устремленный в никуда, пустой. Тревожно вглядывалась Нана в отрешенный взор мужчины и не сразу решилась переступить порог, протиснувшись между прутьями решетки. Люциус не сразу заметил, что в его камеру проникла черная кошка. Сначала он хотел ее прогнать, но потом передумал и подозвал к себе. Кошка подошла неторопливо, но охотно. Внимательно смотрели на него светло-зеленые глаза. Взгляд ее совершенно не был похож на звериный, таким он был серьезным и осмысленным. Животное благосклонно отнеслось к его попытке погладить бархатистый угольно-черный мех, и даже замурлыкало, охотно подставляя шею под чешущие пальцы. Всем своим видом она будто прислушивалась, ожидая от него слов. — И что ты тут делаешь? — спросил Люциус, и добавил, обращаясь в пустоту, — Неужели я схожу с ума? Ненадолго же меня хватило. Дожил — с кошкой разговариваю. Хотя, с другой стороны, почему бы и нет? Ну не с аврорами же беседовать? Их мне на допросах хватило. Уж лучше с кошкой, а то, глядишь, совсем разговаривать разучишься, и будет еще хуже… Мужчина встал, приблизился к решетке, затем резко развернулся и направился к противоположной стене, устремив взгляд в крохотное окошко. Кошка села, не сводя с него внимательных глаз, будто дожидалась продолжения. — Хотя, что может быть хуже этих каменных стен? — пробормотал, наконец, Малфой и вздохнул. Пессимистические настроения на лицо, и Нана не могла себя заставить осуждать мужчину за них. Она пробыла в этих стенах несколько минут, а уже жалеет, что как анимаг превращается в кошку, а не волка, так ей хотелось завыть от тоски, что же говорить про Малфоя, проведшего здесь год, да еще в компании дементоров. Задумавшись, мужчина уже не обращал на нее внимания и, в принципе, она могла бы уйти, убедившись, что с мужчиной все в порядке (если в данном случае уместно это «в порядке»), но Нана не ушла. Наоборот, она поторопилась принять обычный вид и заговорила: — Люциус, тюрьма — это не только каменные стены и цепи, можно быть узником и без них. Даже в последние минуты своей жизни человек не перестает строить планы на завтрашний день. Поистине, нет предела для полета надежд. Малфой обернулся и уставился на нее немигающим взглядом. Казалось, что сейчас он зажмурится и затрясет головой, чтобы отогнать пригрезившееся видение, всерьез опасаясь за свой рассудок. — Только не говори, что ты меня не узнал. Мы не виделись всего-то год, — произнесла Нана. На мгновение она тоже задумалась, а стоило ли подвергать Малфоя подобному потрясению. Она хотела его поддержать, а теперь, не в силах предсказать, какую реакцию вызовет ее появление, засомневалась — не сделает ли хуже расстроенной психике узника. Малфой продолжал ошеломленно смотреть на нее и по-прежнему молчал. — Приди же, наконец, в себя! Это действительно я, Малфой, а не игра воображения. Кошка — это я. Послушай, у меня не так уж много времени, чтобы тратить его на созерцание твоей удивленной физиономии. В ожидании, пока Люциус придет в себя, Нана решила не тратить времени даром и достала принесенные с собой нож и склянку с зельем. Она подошла к решетке и острым лезвием процарапала на каменном полу вдоль нее бороздку, а затем осторожно стала лить на процарапанную линию густое, медузоподобное зелье. — Что это? — спросил Малфой. Нана оглянулась и облегченно вздохнула, заметив, что взгляд мужчины, осмысленный и живой, не имел ничего общего с тем насторожившим ее выражением в самом начале визита. Она ответила: — Галлюцинаторное зелье. — Никогда о таком не слышал. — Немудрено. У вас, в Старом Свете, оно не популярно. Не то, что у нас. Любой уважающий себя бандит имеет его при себе. Мы с братьями часто пользовались им, когда хотелось гулять, а нужно было заниматься. — Как оно действует? — В течение ближайших трех-четырех часов любой, приблизившийся к решетке твоей камеры, будет видеть тебя спящим крепко, но беспокойно, и слышать твое дыхание. При этом ему даже в голову не придет тебя разбудить. Она спрятала нож и полупустую склянку и обернулась к Малфою. — Ты, я вижу, не рад моему приходу? — Я уже давно не жду визитов, способных меня порадовать. Посещения авроров и… других визитеров меня только раздражают… Он замолчал. Нана внимательно изучала обращенное к ней лицо, все еще надменное, но уже из последних сил, не скрывающее в полной мере охватывающие мужчину отчаяние и боль. — Ты заступилась за моего сына. Спасибо, — проговорил Люциус после минутного молчания. — Откуда ты знаешь? — Нана была удивлена. — От Нарциссы. Уж она-то расписала все в красках. И то, насколько Лорд был сердит, и то, как туго пришлось Драко… И то, как ты соблаговолила проявить милосердие, — Малфой сделал паузу, взглянув на Нану, следя за тем, какое впечатление на нее произвели резкие слова. Но, вступаясь за мальчика, Нана и не ждала от Нарциссы ни неожиданно возникшего дружелюбия, ни чувства признательности или элементарной благодарности. Меньше всего она думала о ней. И еще она чувствовала, что этот упрек в большей мере предназначался мужу, нежели его бывшей любовнице, поэтому она просто спросила: — Ты виделся с Нарциссой? — Да, иногда мне разрешают свидания с женой. Последнее было как раз на днях, так что я прекрасно осведомлен о том бедственном положении, в котором оказалась моя семья по моей вине… Против них и Министерство, и Лорд. Говоря это, Люциус вновь отвернулся от женщины, застыв с безукоризненно прямой, напряженной спиной и неестественно высоко вздернутым подбородком. — Это ее слова? — осторожно спросила Нана. — Да. Порывисто приблизившись к Люциусу, Нана обняла его и прижалась щекой к напряженной спине. Отправляясь в Азкабан, она не только не знала, как тот ее встретит, но и не предполагала, какие чувства он вызовет в ней после стольких дней, что они не виделись. Сейчас же она почувствовала, что ей до смерти жалко этого высокомерного аристократа, теряющего остатки выдержки в каменном мешке Азкабана. Она могла себе представить, как издевались над ним авроры, мстя за его былое могущество и амбиции, объясняя свои действия тем, что Упивающийся Смертью не заслуживает другого обращения. Она ясно осознала, что если бы сейчас кто-нибудь, пусть даже сам Темный Лорд, спросил, кто ей более дорог — Том Риддл или Люциус Малфой, Нана без колебаний назвала бы второго. — Не обнимай меня, — проговорил Люциус, и голос его звучал глухо, — Если Лорд узнает, то тебе не поздоровится. Мне-то уже все равно. Нана встрепенулась. Только-только она решила, что хоть на время вытащила Малфоя из моря уныния, как он снова нырнул туда с головой. И вот стоит — потерянный, опустошенный, потерявший надежду. Нет, так дело не пойдет. — Не рано ли ты отчаялся, Малфой? — Нана выговаривала слова намеренно грубо, — С чего ты взял, что Лорд узнает? Уж не ты ли собираешься ему все рассказать? Замысел Нанауатцин удался. Услышав последние слова, Малфой дернулся, высвобождаясь из ее объятий, и посмотрел ей в глаза взором, плохо скрывающим неожиданно вспыхнувшую ярость: — Вот так-то лучше, Люциус. Роль умирающего лебедя тебе не подходит. Малфой усмехнулся в ответ, но озабоченно добавил: — Все же Лорд очень сильный окклюмент. — Но не сильнее меня, а даже мне было трудно прочитать твои мысли на таком расстоянии. Следовательно, Лорд этого тоже не сможет сделать. А моих мыслей он не может прочесть в силу некоторых обстоятельств, даже если я рядом. — Но он может заметить твою отлучку и догадаться. — А вот тут я тебя успокою: Лорд сам разрешил мне навестить тебя. — Тогда он и так уже знает, чем это закончится… — Как он может это знать, когда даже я сама ни в чем не уверена? Про тебя я вообще молчу. Знакомые интонации зазвучали в голосе Малфоя, а в глазах замерцали привычные лукавые искорки, как когда-то давно в хижине, и Нана успокоилась. Похоже, Люциус забыл об обреченности, вот только как надолго. — Говоришь, сам разрешил? — сказал он, — В это правда трудно поверить. Люциус обхватил ладонями лицо Наны и поцеловал сначала осторожно, точно вспоминая забытые ощущения, постепенно делая его все более страстным. Отвечая на поцелуй, Нана подумала, что не будет сейчас задумываться о моральной стороне своего поступка, она сделает это потом… как-нибудь. Отстранившись после долгого поцелуя, Люциус проговорил с ноткой торжества в голосе: — Я знал, что рано или поздно это произойдет. — Что? — Ты снова в моих объятиях. Я так часто представлял этот день. Жаль, что все произошло так поздно… — Почему поздно? — Будь я на свободе, то вполне мог бы осыпать тебя лепестками роз и драгоценными камнями… А сейчас могу предложить на выбор: гнилые доски или ворох старой соломы. Нана отошла на шаг от Люциуса, внимательно осмотрела оба предложенных мужчиной варианта, переведя взгляд с одного на другой, а затем скинула плащ и ловким движением разостлала его на соломе. Хитро улыбнувшись, она посмотрела на Малфоя: — Неплохое ложе для девчонки, выросшей среди полупустынной прерии… — Трудное детство? — подколол Нану Малфой, снова обнимая ее. — О, более чем трудное… — в тон ему ответила женщина, — Так что все замечательно. А вот романтические штучки с драгоценностями и цветами я бы вряд ли оценила… Обратное путешествие в кошачьем обличии под лодочной скамьей показалось Нане еще более коротким, потому что по дороге она думала о том, что совершила. Она изменила Лорду, обманула его доверие, и когда он об этом узнает, если узнает, Нана отдавала себе в этом отчет, ей уже не удастся обойтись пощечиной, но женщина ничуть не жалела о содеянном. Возможно, случившееся не единственный способ пробудить в отчаявшемся человеке интерес к жизни, но требующий меньше всего усилий и самый приятный. Но чем дальше отплывала Нана, тем отчетливей понимала, что отдалась Малфою не потому, что в ней воскресли какие-то чувства, а из внезапно проснувшейся жалости. Как он там сказал? «Будь я на свободе, то вполне мог бы в этот момент…» Правда ли он верил в то, что сказал, Нана не знала, но ей-то было понятно: будь Малфой не в Азкабане, такого момента бы не было. Сейчас, когда она уже не видела Люциуса и могла объективно оценивать произошедшее не сердцем, а разумом, она чувствовала это особенно остро. Но если Лорд догадается обо всем, она не станет ничего отрицать. Лорд ничего не спросил и ничего не сказал о поездке Наны в Азкабан. Он вообще вел себя так, будто не было этого визита. Ему не было все равно, Нана в этом скоро убедилась, просто вокруг него происходили гораздо более важные события, и он не хотел отвлекаться от них даже из-за нее. В предвкушении желаемого, Лорд все сильнее волновался и беспощадно отметал все постороннее. Ясное небо, яркие звезды, прохладный ночной ветерок — все располагало к спокойному сну, но в эту ночь Нана почему-то не могла заснуть. Последние дни женщина чувствовала себя не очень хорошо, но к чисто физическому недомоганию сегодня добавилось и кое-что другое. Она не могла отделаться от чувства тревожного ожидания. Наверное, так она должна была бы ощущать себя в темноте, ожидая удара в спину. Интуитивно она догадывалась, что удар предназначен не ей, а Лорду, но кем и где он будет нанесен, она не знала. Уже давно, с того самого момента, как Нана пообещала Волдеморту не вмешиваться в его дела, она не следила за Поттером и Орденом Феникса так ревностно, как раньше, и, очень может быть, взамен тому судьба подсказывала ей особенно опасные моменты. Возможно, этому способствовало и внутреннее состояние Наны, когда она перестала сопротивляться знанию своего будущего и была готова узнать его, каким бы неприятным оно ни было. Теперь, хоть она и не прибегала к Таро или другим способам предсказаний, она чувствовала, что ее ждет. Жаль только, что предчувствия не сулили ей ничего хорошего. Вот и сидела она сейчас на кровати, обхватив колени руками, и вглядывалась в лицо спящего Лорда, далеко не такое безмятежное, как обычно во сне. Ему снился кошмар, и это было так очевидно, как если бы Нана сама видела страшный сон Лорда. Лоб мужчины покрылся испариной, голова металась по подушке, как в бреду, и все попытки разбудить его были напрасными — снотворное «Глоток живой смерти» в действии. Вдруг он резко дернулся, распахнул глаза и сел, распрямившись, точно пружина, которую сначала сжали до предела, а потом неожиданно отпустили. — А-а-ах! — выдохнул он, хватаясь за голову. — Все хорошо, Том. Это был только сон, — Нана обхватила Лорда руками, — Успокойся. Волдеморт как-то нехорошо обмяк в ее руках, вцепившись в нее ледяными пальцами. — Нет, Нана! Это был не просто сон. Я видел… — Не думай об этом. Утром ты все мне расскажешь. Сейчас нужно спать. Кошмаров больше не будет, обещаю… — Если бы ты знала… — начал Лорд, но, подчиняясь действию заклинания, которое Нана прошептала ему на ухо, он быстро уснул. Поначалу сон его был беспокойным, как отголосок минувшего кошмара, но затем он забылся, прижавшись к ней, успокоенный теплом ее рук. Нана продолжала укачивать его, как ребенка: — Я знаю, Том, знаю… — шептала Нанауатцин, — ОНИ нашли еще один из хоркруксов. Именно эти слова она повторила Лорду утром, когда он всерьез вознамерился поведать ей свой сон. Волдеморт кивнул в ответ и не стал ничего рассказывать, только задумчиво произнес: — Дальше медлить нельзя… Пора поставить точку.