Наследник

Нана стала замечать, что с каждым днем Лорд становится все раздражительнее, напряженнее. Он старательно сдерживался в ее присутствии, но у него плохо получалось. Он словно разрывался между двумя вещами и подсознательно, ведь у нее не было возможности прочитать его мысли, Нана понимала, что это как-то связано с ней. Может он, наконец, узнал обо всех подробностях ее путешествия в Азкабан? А может Нарцисса по-прежнему гнет свою линию? Или Белла? Строить догадки можно было бесконечно, но ситуацию это не проясняло. В конце концов, она не выдержала: — Том, так больше не может продолжаться! Если я опять в чем-то виновата, то скажи мне это в глаза. Я не могу спокойно смотреть на то, как ты кипишь изнутри, переживая в себе очередную кляузу. Кто на этот раз? Неужели опять Нарцисса? Лорд посмотрел на нее испытывающе-серьезно и произнес: — Дело совсем не в этом. Не буду отрицать, я думал о тебе, но Нарцисса тут ни при чем, да и кто-либо другой тоже. — Так в чем же дело? — Исключительно в тебе. Вернее в нас с тобой, — Лорд помолчал, поудобнее устраиваясь в кресле. По его сосредоточенному виду Нана поняла, что разговор предстоит долгий и обстоятельный, поэтому она наколдовала себе табурет и опустилась на него у ног Волдеморта, положив руку тому на колено, и приготовилась слушать: — Нана, тебя долго не было рядом, а сейчас ты со мной, — наконец, начал Лорд, — Но я так до сих пор и не спросил тебя, что ты думаешь о моей жизни. Ты живешь с Темным Лордом, но никогда не говорила о том, как тебе с ним живется. Ты никогда не отказывала мне в помощи, но и никогда не высказывала желания оказать мне содействие. Ты не высказывала своего отношения… Почему? Нана задумалась. Она будто вспоминала прожитые дни, чтобы дать точный ответ. — Я бы не сказала, что никогда не высказывала своего отношения, вероятно, ты просто не обратил на это внимания, — начала она после нескольких минут раздумий, — И если ты думаешь, Том, что сейчас найдешь в моем лице человека, который станет тебя хвалить или ругать, то ты обращаешься не по адресу. Я слишком люблю тебя, чтобы быть объективной. Кроме того, мне все равно, какой ты там, — и она указала на дверь, ведущую из спальни в другие комнаты, в том числе и мраморный зал, — Мне важно, какой ты здесь, со мной. — И тебя не смущает, что весь остальной мир считает меня бесчеловечным, безжалостным, маньякоподобным, сумасшедшим и этот список можно продолжать бесконечно? — Ты предлагаешь мне его продолжить? — Нет, но иногда я и сам думаю, что Темный Лорд Волдеморт — сумасшедший. Но в этом-то и вся прелесть, когда все так думают, но на самом деле это неправда… А ведь я еще и тот, кто направо и налево убивает и заставляет других делать то же самое. — Признаться, от этого мне немного не по себе, но главное, чтобы ты меня не заставлял убивать направо и налево. Ты пока что не попросил от меня ничего невозможного. — А если я попрошу тебя уехать? Нану точно громом поразило. Хоть карты Таро и предупреждали ее о подобном неприятном событии в ее жизни, так скоро на подобную развязку она не рассчитывала. Ошеломленная, Нанауатцин не нашла ничего лучше чем спросить: — Куда? — Домой, в Техас. — Теперь я, наверное, должна спросить: почему? — мертвым голосом продолжила женщина, ее погрустневшие глаза укоризненно смотрели на Лорда. — Потому что так будет лучше для нас обоих. Лорд замолчал, давая Нане возможность что-либо сказать, но та молчала, тогда Волдеморт заговорил снова: — Ты не могла не заметить, что после убийства Дамблдора ситуация обострилась до предела. Найдены почти все мои хоркруксы, и сейчас, как никогда, я должен быть собранным и сильным. Я не могу позволить себе отвлечься ни на минуту, в то время как решающая битва не за горами. Целиком сосредоточившись на подготовке к ней, я все же не могу забыть о тебе. — А что я? — Ты — мое единственное слабое место. Я чувствую себя уязвимым, пока ты рядом со мной, потому что постоянно боюсь, что ты не в безопасности. — Я в состоянии постоять за себя, если вдруг возникнет какая-либо угроза для меня. — А я не хочу, чтобы она возникла. Не хочу, чтобы в самый ответственный момент меня приперли к стенке угрозами твоей жизни. Будет лучше, если в это время ты окажешься там, где тебя не достанут. И, пожалуйста, не спорь, не возражай. — Хорошенькое дело! Ты собираешься снова отправить меня в бессрочную ссылку, оторвать от себя, а я еще и не должна возражать, живя на другом континенте, в другом конце света, в полном неведении относительно твоего состояния. — Ну почему же в неведении? На этот раз между нами будет связь. С этими словами Лорд запустил пальцы за ворот и достал из-под одеяния медальон — точную копию того, что висел на шее Наны. Мужчина снял его и протянул Нанауатцин: — А ты отдашь мне свой, — проговорил он, — И мы всегда будем знать, что чувствует другой. Это я тоже почерпнул из твоего справочника Энкосса. Удобное заклинание. Нана сняла свой медальон и, следуя примеру Волдеморта, одела его ему на шею. Оказавшееся у нее украшение Лорда было теплым на ощупь, когда Нана сжала его пальцами, и она ощутила легкое покалывание, вызвавшее целую бурю эмоций, захлестнувших в мгновение ока все ее тело. — Теперь, надеюсь, ты чувствуешь, как на самом деле я не хочу тебя отпускать? — тихо спросил Лорд, дотрагиваясь до ставших вдруг такими непослушными пальцев женщины, вцепившихся в диск. — Тогда и ты должен чувствовать, что я не хочу уезжать, но подчинюсь твоему желанию, потому что ты прав. Я не должна тебе мешать. Когда ты хочешь, чтобы я аппарировала? — Прямо сейчас, без особых сборов. Дома, полагаю, ты найдешь все, что нужно, а вещи, оставленные здесь, послужат залогом твоего возвращения. Никогда еще стены мраморного зала и прилегающей к нему комнаты не казались Нане такими мрачными и пугающими. У нее не было для этого никаких оснований, кроме предчувствий и догадок, но ей почему-то казалось, что она видит в последний раз и эти черные стены со змеиным орнаментом, и эти высоченные колонны, и трон… и его владельца. Сознание последнего доводило ее буквально до слез, и это было чем-то новым в ее состоянии, обычно ей всегда удавалось легко сохранять невозмутимость и спокойствие. Она, конечно, знала причину как таких изменений, так и прежних недомоганий, но ей совсем не хотелось, чтобы и Лорд их узнал, ведь неизвестно до каких пор простирается чувствительность медальона. Нане страшно не хотелось портить последние минуты рядом с Томом банальной истерикой. Он, по-видимому, почувствовал ее неустойчивое состояние, потому что всю дорогу до мраморного зала не выпускал ее руки из своих ставших страшно холодными ладоней, и едва они пересекли порог комнаты при зале, крепко прижал ее к себе. — Ну же, аппарируй, чего ты ждешь? — выдавил он, наконец, ни капли не ослабляя хватку. — Тогда отпусти меня, Том, — ответила Нана, и до боли в пальцах вцепилась в мужчину. Волдеморт прижал голову Наны к своей груди и прикоснулся щекой к ее волосам. — Я хочу, чтобы ты исчезла из моих объятий. Нанауатцин вдруг поймала себя на мысли, что так и не смогла до конца понять, какие мысли населяют совершенно непохожий на остальные разум Лорда, а теперь ей кажется, что никогда уже она не узнает это. Запрокинув голову, Нана коснулась губ Лорда легким прощальным поцелуем и прошептала: — Тогда на счет «три»… И снова уткнулась лицом в грубую ткань его мантии, произнесла отчетливо, обреченно и безжалостно: — Один… Возвращение Наны вызвало в гасиенде настоящий переполох, что черезвычайно устраивало ее братьев, поспешивших скрыться в неизвестном направлении. Нанауатцин не обиделась на них. Мало того, что заботы и интереса отца и Магдалены было достаточно, женщине вообще не хотелось какого-то бы ни было внимания к своей персоне. Сейчас ей хотелось побыть одной, чтобы опять подумать. И было над чем. Из Англии в Техас Нана увезла с собой два подарка. Первый — медальон — она всегда носила на груди и по прикосновению металла к коже понимала, что Лорд жив и здоров, доволен или же разгневан, что он готов к решающей битве, как никогда. Она помнила предсказание Таро, помнила увещевания Филумены, просьбы ее не вмешиваться, смириться с неизбежным, но чем дальше, тем больше утверждалась Нана в том, что не сможет остаться в стороне. Чем не повод для размышлений в одиночестве: поиск пути спасения Лорда? Она ненавидела себя за эти мысли о плохом, но помнила прописную истину: рассчитывая на лучшее, готовься к худшему. И она должна быть готова. Второй подарок Нанауатцин пока не могла увидеть, да и потрогать не могла, разве что почувствовать его требовательные толчки изнутри. Совершенно не имеющая представления о взглядах отца относительно своего положения, ставшего очевидным для Наны незадолго до расставания с Лордом, женщина не намерена была скрывать его от окружающих. Однако, и отец, и братья, и старая Магдалена, и посещающие гасиенду друзья семейства Салливанов с пониманием и даже некоторым умилением отметили неизбежные изменения, произошедшие с ее фигурой. Единственным, кто переживал по этому поводу, даже больше самой Наны, был Марк Девидсон. Его переживания и стремление вызвать женщину на откровенный разговор были для Наны столь очевидны, как горошина на раскрытой ладони, однако она не стремилась облегчить задачу старому приятелю, потому что не очень-то хотела этого разговора. С другой стороны, подобная информированность дала Нане возможность обдумать еще не озвученное предложение Марка и принять решение. В тот день, когда Девидсон позвал Нану в музей якобы для того, чтобы помочь классифицировать кое-какие новые находки, та поняла, что сквиб решился. По выражению лица мужчины Нанауатцин поняла, что он весьма серьезно относится к данной ситуации, много серьезнее, чем она сама, и решила, наконец, приблизить ответственный момент. — Признайся, Марк, ведь ты позвал меня не для того, чтобы веселее было сортировать глиняные черепки. Для чего же? В глазах Девидсона она прочла радость. По-видимому, если бы не ее вопрос, он еще не скоро рискнул начать разговор. — Нана, — начал Марк, — Нана, послушай… Ты беременна… — Я заметила, — усмехнулась Нана по-доброму. — Да, конечно… Девидсон заметно смутился, и Нанауатцин решила попридержать язык, чтобы не затянуть беседу до бесконечности. — Я понимаю, что не имею никакого права допытываться у тебя, кто отец ребенка и почему ты вернулась одна в таком положении… Но я не могу допустить, чтобы местные кумушки злословили на этот счет. — Меня это мало трогает, но продолжай… — Я подумал: почему бы не намекнуть общественности, что ты ждешь ребенка от меня? Нана вскинула глаза. Даже зная, о чем будет говорить Марк, она не смогла пересилить изумления. Заметив ее расширившиеся от удивления глаза, Девидсон затараторил: — Ни для кого не секрет, что я тебя люблю. Очень люблю… Поэтому все безоговорочно поверят в то, что я отец малыша, и ты будешь избавлена от лишней нервотрепки. Понимаю, для тебя это неожиданно… — Вовсе нет, Марк. Я знала то, что ты только что мне предложил, уже в течение достаточного времени, чтобы быть готовой дать ответ немедленно. Ты — настоящий друг, Марк. Ты заботишься о моей репутации больше, чем я сама и мои родственники. Понимаю, что в глазах многих, не знающих правды, как и в твоих глазах, я выгляжу брошенной глубоко беременной женщиной, одинокой и несчастной, но это не так. Меня не бросили, меня спрятали на время в безопасное место, чтобы позднее, и надеюсь, что так оно и будет, вернуть, если все получится так, как задумывалось. Но даже если этого не будет, и я останусь одна, я не приму твоего предложения, Марк. Помощь — да, но не эту ложь. Если хочешь, Девидсон, ты можешь быть рядом со мной, оказывать поддержку, но по-прежнему как друг, а не как что-то большее. Нана видела, как меняется лицо Марка по мере того, как ее слова доходят до его сознания. Как все меньше и меньше становится надежды в его глазах, постепенно сменяющейся горечью, сожалением и смирением с подобным положением вещей. Последнему Нана была особенно рада, потому что совершенно не хотела терять такого друга, как Марк, хотя и была готова к полному разрыву. Она сдержала вздох облегчения, когда Девидсон с разочарованной улыбкой проговорил, спустя пару минут после ее пламенной речи: — Увы, твое отношение ко мне не изменилось. Жаль, я-то надеялся, что у меня появился шанс. Значит, останемся друзьями… Состоявшийся разговор избавил Нану от необходимости разбрасываться мыслями и временем на посторонние темы, и она целиком сосредоточилась на главном. Ни на минуту Нана не прекращала думать о своих нехороших предчувствиях и строить планы по спасению Лорда, если те предчувствия справедливы, если интуиция не обманывает ее. Однако принять такое решение было проще, чем выполнить. Кроме того, что Нана плохо представляла, что ей надо сделать, она даже не знала, сколько времени у нее осталось на поиски. В конце концов, когда она нащупала кое-что, способное помочь ей в ее планах, она решилась на несложный обряд, опять-таки позаимствованный у ацтеков, — вызвать вещий сон. Но даже такой простой обряд требовал определенной подготовки, в частности обеспечения полного уединения. Это только кажется, что в гасиенде много места и мало народу, а только захочешь остаться одна, как сразу же твоего общества ищут все, от отца до Розы, молоденькой ведьмы-служанки, нанятой в помощь старой Магдалене, ведь старухе в ее возрасте будет трудно следить за всем, когда родится ребенок Наны. Проще всего было избавиться от братьев. Тут вообще не требовалось никаких усилий. Не особо желая сидеть в четырех стенах, Лан и Аль сами испарились в нужный Нане момент. Отец до последнего сопротивлялся, отправляемый дочерью в маггловский круиз, и только тогда согласился, когда узнал, что путешествие будет отнюдь не развлекательным, а «морским лекторием» по его любимой археологии с лекциями, экскурсиями и тому подобным. С Розой, Магдаленой и Марком, в последнее время почти поселившимся в гасиенде Салливанов, Нана особенно не церемонилась, отослав их в город с таким списком поручений, что даже с помощью колдовства те не справятся быстрее, чем дня за три. Избавившись от нежелательных свидетелей и дождавшись вечера, Нана достала заранее заготовленную миску с амарантовым семенем, почитаемым ацтеками и применявшемся при совершении многих обрядов, зажгла без малого сотню коричневых свечей и десяток палочек благовонных курений в глиняных плошках, но огонь разводить не стала — она не собиралась заглядывать в дымное зеркало. Сегодня ей больше подойдет млечный сок агавы — он не причинит вред ребенку и пробудит в ней дар видеть то, что сокрыто от других. Удобно расположившись на собственной кровати, все же, перевалив на девятый месяц беременности, Нана не хотела рисковать, разлегшись на холодном полу или голой земле, она сделала несколько глотков сока. Их и горсти семян оказалось достаточно. Нана почувствовала легкое головокружение и шум в ушах, полную расслабленность и, едва коснувшись подушки, отключилась. Она увидела СОН. Легко узнаваемые картины Запретного леса: деревья, ее хижина, озеро, знакомые тропинки, мощеные дорожки, ведущие к школе, сама громада магической школы. Ночное небо… Бледный свет звезд… Но все вокруг виделось с потрясающей четкостью. Еще ей снились Упивающиеся Смертью, беспорядочной толпой подтягивающиеся к Хогвартсу. Темного Лорда Нана не видела, но чувствовала, что он среди них. Нападавших ждали, и среди тех, кто ждал, Нана не видела знакомых лиц, хотя должна была бы, кроме одного — юного мальчишеского лица со шрамом в форме молнии на лбу. Он был самым главным врагом Волдеморта и имел право ненавидеть того, кого Нана любила. Две армии — Добра и Зла — стояли напротив и несколько бесконечно-долгих минут смотрели друг на друга. И вот темноту прорезала первая вспышка — первое заклинание. Сцена дальнейшего сражения слилась у Наны в беспорядочную массу мелькающих лиц, рук, тел, волшебных палочек, вспышек. Она не различала подробностей. Однако, когда высокая фигура в черном плаще с капюшоном и маске беспомощно рухнула, инстинктивно выставив вперед руки, чтобы смягчить падение, сотни крошечных игл вонзились в ее плоть — она поняла, что это Темный Лорд. Кто и что сделал с ним, Нана не видела, но была уверена, что это Поттер, как и была уверена, что это мальчишка сейчас приближается к упавшему. Ночное небо было полно ярких магических вспышек, почти полная луна поднималась все выше и выше, но яркую зеленую вспышку увидели все, и только Нана, находясь за тысячи миль, почувствовала слабую судорогу, прокатившуюся по телу, которое покидала жизнь… Нана проснулась. Она рывком села и схватила дрожащей рукой медальон на своей груди. Всегда откликающийся на прикосновение металл безмолвствовал. Это могло означать только одно — сон и вправду был вещим. Темного Лорда больше нет. Том Риддл умер. Предчувствия Нану не обманули, но лучше бы они ее подвели. Так тяжело было осознавать, что она опять права. Нана отдавала себе отчет, что ее сон не является подлинным описанием событий. На самом деле все могло быть не так. Единственное, чего не стоило подвергать сомнениям, так это то, что Том погиб. Не удержавшись, Нана в голос застонала. Радость для других, для нее это было страшным горем. Темным Лордом Волдемортом, жестоким и всеми ненавидимым, он был для других, а для нее он всегда был Томом Риддлом, одиноким мальчиком, встреченным в осеннем лесу, что бы он ни делал и как бы не поступал. Сильная боль пронзила тело Наны вместе с тем, как разум ее осознал смерть любимого человека. Доли секунды понадобились, чтобы понять — начались схватки. Страдания души и тела соединились в единое целое, и в глубине души Нана была этому рада. Теперь ей легче будет сопротивляться как тем, так и другим.