Твой самый преданный фанат

Ну, может, после осознания того, что Мидория залип на парня, Америка для него и не открылась. Механизмы в голове заработали поскрипывающими шестерёнками уже на следующий день, утром, когда он вылез из постели, чувствуя босиком холод пола. Смывая зубную пасту с щётки, Мидория пытался вспомнить, когда ему вообще кто-то нравился, и пришёл к выводу, что он непроизвольно любовался как девушками, так и парнями. Скорее всего, в его желании нарастить мускулы были не только желание управлять Одним за всех или зависть, решил-таки Мидория, застёгивая пуговицы форменного пиджака. Голод крутился в животе чёрной дырой, а во рту страшно пересохло, и Изуку, всё ещё пытаясь собрать обрывки мыслей вместе, подхватил свой рюкзак. Проблема была в том, что из всех парней его выбор пал именно на Бакуго Кацуки. Он знал его буквально всю жизнь. Со смущением и светлой улыбкой вспоминал, как цеплялся за его ручку своей, когда их только-только привели в садик, они оба растерялись, вертя головой по сторонам в поисках своих мам, и Бакуго неловко сжимал его ладошку, чтобы Мидория не ревел на весь дом. Помнил, с какой гордостью Бакуго вышагивал по коридорам начальной школы, собрав за собой маленькую боевую группировку поклонников, в числе которых бежал и маленький Мидория, на тот момент ещё не понимавший, что остальные над ним в открытую смеются. В груди грустно сжалось, и он вздохнул, закрывая дверь своей комнаты на ключ. Они давно выросли. Каччан больше не выбирает каждый день новые оскорбления – он вообще не поднимает его на смех, не пихает плечом, когда проходит мимо. Шипит только, как рассерженный кот, когда Мидория забирается по успехам, как по ступенькам, выше, чем он. Он улыбнулся себе под нос, сжимая лямку рюкзака: выходит, он достоин. Беспричудный, бесполезный Деку – которого сейчас Каччан рассматривает в качестве своего полноценного соперника, разъярённым тигром кружась вокруг своего же хвоста каждый раз, когда терпит поражение. Подумать только... Теперь он может уложить Каччана на лопатки. Эта мысль наполнила его грудь смущённой гордостью, как воздушным зефиром, и Мидория залез в боковой кармашек рюкзака, выудив свой блокнот. Ручка была вставлена в белые колечки на переплёте. Он открыл пункты, которые вчера писала Урарака своим мелким, завитушечным почерком, и поставил кончик ручки на первый. "Упорство". Одно слово. Мидория снова закусил губу, сминая нежную кожу. Ему невероятно повезло. Со Всемогущим, на фестивале и вообще очень много ещё где. Но не просто удача сделала его тело достаточно крепким, чтобы противостоять Каччану. Каччану, который тренируется с самого детства, доводя свой организм до совершенства. Мидория заколебался на мгновение, но всё же написал ещё одно слово. "Смелость". Может, это было и не совсем точно, но этим словом точно можно было выразить тёплый ураганчик, поднявшийся внутри, и Мидория, кивнув себе с удовлетворённой улыбкой, снова убрал блокнот в рюкзак. Эти два качества были вполне себе неплохими, и Урарака, и Иида думали так же, и Тодороки... И, наверное, все его друзья. Мидория нервно сглотнул, невольно считая ступеньки лестницы, ведущей на учебный этаж. Может, эти качества – как раз то, что смог бы уважать в нём Каччан? Есть ли у него вообще шанс? Невинная фантазия Мидории тут же подсунула ему заставку мелодрамы с канала, который любила смотреть его мама, в которой Мидория кладёт руки на плечи Бакуго, а тот наклоняется и нежно-нежно целует его в губы. На фоне какого-нибудь розово-апельсинового заката под красивую инструментальную музыку. – Эй, ты в порядке? – спросила проходившая мимо Джиро, окинув его спокойным взглядом. – У тебя лицо на помидор похоже. – П-привет, да! – встрепенулся Мидория, быстро помахав девушке рукой. – Извини! О чём он вообще думает?! Потерев щёку, чтобы хоть как-то соскрести с неё стыдливый румянец, Мидория вошёл в сегодня особенно шумный кафетерий. Некоторые ученики пропускали завтраки – кто досыпал, кто выходил на пробежку, и обычно ряды столов пустовали, но сегодня у стоек была настоящая давка. Поведя плечами, Изуку быстро протиснулся в конец очереди и, привстав на цыпочки, дотянулся до свободного подноса. Не было никакой гарантии, что Бакуго вообще нравятся парни. Конечно, при первом взгляде на него можно было подумать, что ему в принципе никто не нравится, но... Должен же кто-то? Мидория и не заметил, как снова ссутулил плечи, потихонечку передвигаясь вместе с очередью маленькими шажками, и потянул искусанную кожу губ зубами. Он ни разу не слышал, чтобы кто-то говорил об отношениях Бакуго с кем-то. Может, спросить у Киришимы? Они довольно близко общаются, и Киришима – один из тех немногих в академии, кто вообще не боится ни гнева Бакуго, ни его взрывов, ни кулаков. Он может что-то знать. Правда, нужно будет пятьдесят раз попросить, чтобы он никому не рассказал, что Мидория его спрашивал... Киришима не такой рассеянный, как Каминари, но с него тоже станется... Мидория тяжело вздохнул. Появившееся было в груди воздушное чувство потихонечку набирало кремовую плотность. Может, он и не узнает, пока не попробует? Сломанными костями его теперь точно не удивить, усмехнувшись, подумал Мидория, и свой собственный настрой зажёг в его мышцах адреналиновую искру. А что? Чего ему бояться? Разбитого сердца? Каччан уже это делал, не в таком смысле, конечно, но всё же. Мидория уставился на плошку с салатом и замер, вспоминая яркую улыбку Урараки или решительный командный голос Ииды. Что бы они ему посоветовали, признайся им Мидория в своих чувствах к Бакуго? Урарака точно сказала бы действовать. Он попытался представить её бодрый весёлый смех, и веснушки на его лице подпрыгнули от невольной улыбки. Может, шанс всё-таки е– Сильный удар отпихнул его от стойки, и Мидория, покачнувшись, по инерции отскочил в сторону. Боль разошлась сильной волной, словно в воду рухнул тяжёлый камень. – Извините, – вырвалось у Изуку раньше, чем он успел подумать. Слово спрыгнуло с языка и исчезло. – Чё стоишь, дебил, – огрызнулся кто-то, проходя дальше и скрываясь за спинами толпившихся в очереди учеников. Он не увидел – или не узнал Мидорию. А тот застыл, как вкопанный, чувствуя, как плечо ноет неприятной пульсацией, а язык прилип к горлу. Кто-то посмотрел в его сторону, но неловко промолчал, проходя дальше, а Мидория втянул голову в плечи, невидящим взглядом уставившись в свой поднос. Слёзы обиды обожгли горло, и он замер, не в силах вдохнуть; воздух так и застрял в лёгких со всем невысказанным. Какой у него вообще может быть шанс. Он же... жалкий. *** Иида подобрался так, что едва не выронил палочки из рук. Он нахмурился, и глаза под стёклами очков блеснули искренним гневом. – Тебе не за что корить себя, Мидория-кун! Как можно быть таким грубияном! Он повёл себя крайне неуважительно и бескультурно! Мидория был уверен, что его обед давно испортился из-за кислого выражения, с которым он в него уставился. Сначала он, конечно, смотрел на друзей, сидевших напротив, но едва в глазах Урараки загорелось острое, как солнечные блики, сочувствие, комок тошноты подкатил к горлу, и аппетит тут же испарился. Слова Ииды будто по-доброму потрепали его сердце. И всё равно оно свернулось в комочек где-то у ребра, подпинывая Мидорию так, что на ресницах то и дело выступали досадливые слёзы. – Это позорище. Я позорище, – пробормотал он, уронив голову на руки. Светлый кафетерий тут же сменился темнотой, обступившей, казалось, со всех сторон сразу. – Я... – Деку-кун, разве можешь ты быть виноватым в том, что ты вежлив? – покачала головой Урарака, и Иида, жуя мясо, закивал так активно, что очки сползли к кончику носа. – К сожалению, люди бывают очень злыми, но твоей вины тут совсем нет, и... – Есть, – глухо отозвался Мидория куда-то под стол, и ребята, не сговариваясь, наклонились чуть ближе. – Да, я стал гораздо сильнее, я иду к своей цели, но я по-прежнему просто жалкая тряпка, которая совсем не умеет постоять за себя. – Ну-ка не говори так о нашем друге, – с притворным возмущением сказала Урарака, и уголки искусанных в кровь губ Мидории невольно дёрнулись вверх. – Я тебе не позволю. – Я провалил пункт про извинения. – Это не так важно, – уже мягче продолжила Урарака. – А то, что ты о себе говоришь – неправда. Ты чудесный человек, Деку-кун, так скажут все, кто тебя знает. Кроме Каччана, подумал Мидория, слизнув с губ капельку выступившей крови. – Постоять за себя важно, – сказал Иида. – Но также важно делать это правильно, а не как Бакуго-кун, к примеру. – Каччан всегда верит в себя, – пробормотал Мидория, и его голос уродливо вздрогнул. – Каччан потрясающий. А я просто... Он замолчал вовремя. Может, проще было бы объяснить ситуацию, сказав о своих чувствах, но что-то его останавливало, держало за кончик языка, вталкивая обратно. Может, он всё-таки скажет, но потом. Не сейчас. – И ты тоже потрясающий, просто другой, – покачала головой Урарака. – Мне стыдно, что вам приходится меня сейчас утешать, – признался всё-таки Мидория, гулко всхлипнув. – Как будто я даже этого сделать не в состоянии. – Это единичный случай, Деку-кун, – более решительным тоном сказала Урарака, возбуждённо щёлкая палочками; она позабыла про свой обед. – Не надо так говорить, а думать – тем более. Я уверена, даже у Бакуго-куна бывают дни, когда он слишком расстроен, чтобы с кем-то ругаться. Мидория попробовал представить. Не вышло. В голове сидела холодная, презрительная ухмылка на красивом лице Каччана, от которой сердце обливалось ледяным потом, и он зажмурился, пытаясь выкинуть это из головы. У них ведь спарринг сегодня. Комочек сердца оступился и упал куда-то в живот. Если так продолжится, он снова будет смеяться над ним. И никогда- никогда-никогда уже не подумает, что они могли бы встречаться. Даже статус соперника развеется серым пеплом – как настолько жалкий отброс может хотя бы соревноваться с Бакуго на равных? Как он ответит на его удары, если постоянно извиняется за своё существование, кивая, как болванчик? Голова игрушки однажды оторвётся и покатится по полу, а Мидория уже не успеет её поднять. Он сглотнул и поднял голову. Лица друзей горели состраданием настолько искренним, что жгучий стыд выскочил на щёки, а глаза снова увлажнились, и Мидория принялся быстро вытирать лицо рукавом, пока не заметил никто из сидевших за соседними столами. – Деку-кун... – жалобно позвала Урарака. – Я хочу следовать твоим советам, – сказал Мидория. Конечно, красные заплаканные глаза, скорее всего, красоты ему не прибавляли, но, думая об этом, он и не подозревал, каким малахитовым огнём они блестели, когда он сжимал под столом покрытые шрамами кулаки. На мгновение опустив взгляд, Изуку снова подумал о светлых волосах и грозном рыке. Если есть шанс... Хотя бы самый крошечный... Он ухватится за него и ни за что не упустит, до самого конца. Чтобы Каччан смотрел на него с таким же восхищением, а оскал сменился тёплой улыбкой, от которой так сильно трепетало что-то глубоко в груди. Иначе какой из него герой? Мидория шмыгнул носом и широко улыбнулся. – Я хочу стать увереннее в себе, – сказал он, и Урарака улыбнулась ему, как зеркало. – Если упорство – моя главная положительная черта, нужно вытянуть из неё всё, что я смогу! *** Несмотря на туман усталости в голове, прыгающий с каждым резким движением, на тренировке Мидория выложился на полную. Он прибежал к финишу в числе первых, судорожно хватая ртом воздух и чувствуя, как невидимое копьё больно тычется бок; напряжённые мускулы бёдер отзывались мелкой дрожью, но Мидория смотрел прямо перед собой, терпеливо выжидая, когда закрывавшие дорожку тёмные пятна рассосутся, и сосредоточенно дышал. Он по-настоящему гордился своим сегодняшним результатом. На паре после обеда Мидория, достав блокнот из рюкзака, хотел было вычеркнуть второе качество, но ручка замерла, коснувшись бумаги и оставив на ней лишь неровную точку. Он стиснул зубы и решительно закрыл обложку, закинув его обратно между исписанными тетрадками. Угодив в ловушку собственных мыслей, оказавшись связанным по рукам и ногам и перекушенным посередине медвежьим капканом, оставалось только повторять мысленно необходимые слова, и сегодня он уже услышал их от Урараки и Ииды, поэтому Мидория неслышно бормотал их раз за разом, вытесняя из разума тревожно сверкающие зубы и кроваво-алые глаза. Он не собирался сдаваться, и именно с этой мыслью Мидория закрыл за собой дверь спортзала. Бакуго тут же обернулся, отходя от покачивающейся боксёрской груши. Едва заметив его лохматые светлые волосы, Мидория со вздрогнувшим сердцем подумал, теперь для него всё будет по-другому – после того, как он понял, что действительно влюбился в Каччана. Теперь даже воздух между ними чувствовался совсем иным, сгущался над головой Мидории беспросветными кронами турмалиновых деревьев, накрывая всё угольной тенью. – Привет, – выдавил Мидория, подходя ближе и невольно сжимая дрожащие пальцы в кулаки. Бакуго сегодня был одет в чёрную майку и спортивные штаны, и мышцы на его руках красиво перекатывались под кожей, когда он начал хрустеть костяшками пальцев. Теплота разливалась в груди, и мурашки на спине уже не жалили так сильно. – Задрот, – кивнул Бакуго, приближаясь медленно, почти бесшумно, как лев на охоте. Мидория сглотнул вязкую слюну, бесшумно вздохнув, и без лишних слов принял боевую стойку. Может, молчаливым он понравится ему больше? Тренироваться с Каччаном всегда было весело, и сейчас, глядя прямо в его тёмно-красные сощуренные глаза, Мидория чувствовал себя так, словно летит на велосипеде с крутой горки, а встречный ветер бьёт в самую ямочку на горле, заставляя задыхаться. Это пьянило. Громко скрипнув кроссовками, Бакуго напал первым, и Мидория рефлекторно поставил блок предплечьями, скрестив их. Удар ногой тут же прилетел справа, и он едва успел среагировать, чтобы защититься и от него, как град прямых обрушился на в последний момент вскинутые руки, и каждый раз костяшки тяжёлых кулаков Бакуго размазывали по коже ноющую боль. Мидории сразу пришлось уйти в оборону. Он даже не успел подумать, почему после такой изнурительной тренировки у Бакуго осталось столько сил; он кружился яростным зверем, низко порыкивая на особенно резких ударах, выбивающих воздух из лёгких, и бил, бил много, быстро и сильно, наотмашь и точно, как выстрелами из пистолета, а Мидория прыгал, закрывался, блокировал, отталкивал, пытался подставить подножку и тяжело дышал, стараясь игнорировать алые пятна под веками, когда он на доли секунды закрывал глаза. В груди ураганные крылья взметали сухие листья и ветки, царапающие изнутри, и Мидория крепче стиснул зубы, едва не пропустив удар в челюсть. Злость набухла весенними почками, готовая раскрыться в любое мгновение. Бакуго словно нарочно показывал ему, насколько он великолепен по сравнению с ним, с обычным неуверенным в себе Деку. Алые глаза изумлённо распахнулись, когда Мидория гибко изогнулся и взмахнул ногой по кругу, едва не задев торс Бакуго. В последний момент он отпрыгнул, не успев поставить блок, и Мидория, чувствуя прилив сил в напряжённых мышцах ног, прыгнул вперёд, как резиновый мячик, выбросив кулак вперёд. Отчаянное желание ударить захлестнуло его с головой, и от поднятой пыли в груди крылья заслонили небо. Во рту пересохло. Молчаливому шанс больше понравиться? Глаза Изуку вдруг расширились, и знакомый огонёк с размаху врезался в самый центр груди. – Почему ты решил со мной сегодня потренироваться? – выдавил он, когда они оба попытались провести захват – одновременно, как по команде. Бакуго удивлённо моргнул, тут же переставая злобно щуриться. Его плечи задрожали, пытаясь сломать сопротивление Мидории. – Ты чё... Во время боя языком чешешь? – возмутился он, заметно растерявшись. Мидория набрал в грудь побольше воздуха и рывком оттолкнул Бакуго. Пошатнувшись, он позволил себе лишь мгновение, которое едва хватило Изуку, чтобы проморгаться; он едва не пропустил мощный удар, снова блокировав и зашипев от усилившейся боли. Синяков точно наставил столько, что образуется узор, как на шторах у мамы в спальне. – Не отвлекайся! – прорычал Бакуго так, что по животу Мидории вдруг прошла тёплая приятная волна; он покраснел, изо всех сил стараясь думать только о новом граде ударов, на который немедленно нужно было отвечать – провести по бедру, тут же попытаться пробить колено, попытаться скрутить, – но хриплый голос соперника уже прошёлся по вспотевшей спине мурашками, и Мидория зажмурился, ударив Бакуго локтем в живот, когда он, увернувшись, оказался справа. "Боже, прекрати немедленно, Деку! О чём я думаю!" Что-то в груди издало воинственный крик, несмотря на пунцовую тяжесть в круглых щеках. – Мне стало интересно! – закричал Мидория, понимая, что краснеет ещё больше, но уже не только от того, насколько Бакуго красиво и несдержанно рычит, а ещё и от злости, и от стыда, и от того, насколько сильно он устал глотать тошнотные комки, думая о самом себе. Он присел ещё немного ниже, прижав один локоть к торсу, и ударил так, что всё-таки пробил блок Бакуго, вызвав громкое шипение в ответ. – Почему?! – Поколотить тебя! – взревел Бакуго, и в этот раз сильный удар пропустил Мидория; блок оказался не достаточно сильным, кулак со всей силы обрушился на кисть, пронзив её болью, как стрелой, и проехался по челюсти, не прямо, но достаточно сильно для того, чтобы Изуку скривился, отклонившись назад и избежав нового удара. Отлично, он разозлил его ещё больше. Замечательный способ покорить человека, в которого влюблён. А ведь в начале учёбы казалось, что ничего более странного с ним произойти уже не может! Они обменялись несколькими прямыми ударами, уклоняясь совершенно одинаково, настолько, что это напоминало сражение с собственным отражением, от чего оба скрипели зубами от злости. Мидория избежал блока, ударив по шее, а Бакуго, в свою очередь, угодил ему коленом в живот, и это было его единственной ошибкой. Резко выдохнув, Мидория зажмурился от боли, прошившей насквозь до самой поясницы, и согнулся, стараясь хотя бы немного её ослабить, но тело включилось раньше. Он схватил запястье Бакуго настолько, насколько хватило длины пальцев, и изо всех сил дёрнул на себя, почти с удивлением чувствуя, что он не устоит на ногах. Напрягая мышцы пресса, Мидория прижался к нему всем телом, заводя руку Бакуго за спину и с силой нажимая между лопаток, подставив неуклюжую, скользкую подножку, которая, впрочем, сработала, и в следующую секунду Изуку больно ударился коленом о пол, вцепившись в руки Бакуго. Получилось! Мидория лишь краем глаза увидел опасно блеснувший алый взгляд, как в следующую секунду Бакуго извернулся небо знает каким способом и навалился сверху, дёргая оба запястья Изуку за его спину к пояснице, прижимаясь бёдрами, и Мидория резко вскинул ноги, с силой зажимая бока Бакуго коленями. И, несмотря на то, что запал боя превратил мозг в огненный туман, он не мог не понять, насколько близко они сейчас находились. Ещё ближе, чем в кресле на вчерашней вечеринке. Бакуго тесно прижимался к нему, нависал сверху, глядя прямо в лицо и тяжело дыша, и Мидория проклинал ситуацию всеми известными ему ругательствами. Он не должен был попасть в неё. Не должен был. Сильные руки Бакуго держали его запястья с невероятной лёгкостью, обхватывая их пальцами с грубоватой кожей, мускулистая грудь, видневшаяся в вороте свободной майки, тяжело вздымалась, а губы разомкнулись, и над ними блестел пот. Мидория резко втянул воздух сквозь сжатые до боли в висках зубы. Самым худшим в этом было то, что бёдра Изуку держали крепкий торс Бакуго, и он буквально чувствовал напряжённые мышцы и разгорячённую схваткой кожу, и от всего этого перед глазами плыло, а в животе забулькал просыпающийся вулкан. Нужно было прекращать всё это, и немедле... Хватка на его запястьях ослабла на считанные секунды. Бакуго посмотрел на него как-то очень странно, почти изумлённо, брови дёрнулись, будто не зная, нахмуриться или нет, и Мидория, сгорая от ощущения нереальности происходящего, собрал все силы в кулак. Ему хотелось остаться вот так, близко, вплотную, так, что от мест соприкосновений тел во все стороны разбегались звёздочки, но остатки здравого смысла изо всех сил треснули по ноющей изогнутой шее, и Мидория сжал бёдра ещё сильнее. И выдернул рывком руки, буквально откидывая Бакуго назад, напрыгивая сверху, как на пружине, и скручивая снова. Бакуго перестал вырываться. Он загнанно дышал, прижавшись щекой к полу, и Мидория, подержав его ровно три секунды, выпустил его кисти из своих, отстранившись. Теперь он точно тут же отвёл взгляд от рельефной напряжённой спины Бакуго, чтобы хоть как-то прийти в чувство. Смущение путами стянуло дыхание и выскочило на лицо уродливыми красными пятнами. Бакуго рывком вскочил на ноги, и Мидория поднялся следом. Он молчал, стоя спиной, только дышал глубоко, восстанавливая сбитый ритм, и Изуку нахмурился. Он догадывался, что происходит. Он задел его поражением? Но Бакуго, скорее всего, победил бы, если бы не замер тогда? – Каччан... – сорвалось с языка раньше, чем Мидория успел подумать. Это была не обычная его привычка, не крутящееся чувство вины перед каждым встречным за то, что он забылся и задел кого-то локтем. Это было нежное рассветное беспокойство, вступающее в сердце резко и сильно, то, что заставило его пойти по пути героя – и, как оказалось, началось тогда, когда в садике Каччан впервые сжал его ладошку в ответ. – Отвали, – обронил Бакуго, опалив его взглядом через плечо. Мидория замер, в нерешительности вскинув дрожащие от перенапряжения руки, то и дело отдающие морозной болью, и смотрел, как Бакуго, засунув руки в карманы штанов и сгорбившись, быстрыми шагами покинул спортзал. За захлопнувшейся дверью куполом рухнула тишина. Мидория снова закусил губу, глядя куда-то сквозь дверную ручку, и в его успокоившейся голове крутилась одна глупая мысль. Бакуго не всегда ходит с прямой спиной. *** Теперь небо затягивалось чернилами раньше, чем пару недель назад. Звёзды попрятались по полупрозрачным облакам, а холодный воздух, обдающий кончики ушей и шею, бежал по асфальту, пиная опавшие желтеющие листья. – Приятель, – вздохнул Киришима, закручивая крышку бутылки. – Ты сам не свой. Вы что, ругаетесь с Мидорией? Больше, чем обычно? Бакуго низко прорычал, вскинув взгляд к небу цвета синяков под глазами. Так и знал, что в предложении проветриться есть какой-то подвох, даже Киришима, прямой, как палка, умеет таиться. А вот он, видимо, нет. – Почему меня вообще должно заботить, что там с этим задротом, – огрызнулся Бакуго, глубже сунув руки в карманы куртки. Уже по-настоящему осенний холодок забирался всё глубже, хотя на душе и без того было скользко и гадко, как после размазанной дождём грязи. – Потому что вы важны друг другу, разве нет? – пожал плечами Киришима. Важны? В следующее мгновение Бакуго развернулся и схватил его за шиворот светло-серой толстовки. Невидящий взгляд вонзился в широко распахнувшиеся глаза. – Возьми свои слова назад, мать твою! – вскрикнул Бакуго, чувствуя, как заледеневшие ладони начали прогреваться взрывчатыми искрами. На его руки сверху с опаской легли ладони Киришимы. – Остынь, – решительно сказал он. – Это правда. Ты всё время за ним наблюдаешь, и вы дружили в детстве, так? И он называет тебя "Каччаном", – хихикнул вдруг Киришима, совершенно, как показалось Бакуго, беспечно. – Это очень мило. Бакуго рывком отпустил чуть не вспыхнувшую ткань и сжал кулаки так, что все кости в них болезненно хрустнули. Он чувствовал так много, что мог лопнуть, и виновата в этом была бы не причуда; казалось, нитроглицерин побежал по крови со всеми её составляющими, и каждый раз, думая о Мидории – в особенности о том, что произошло сегодня, – Бакуго превращался в ходячий пылающий факел. – Он очень тобой восхищается, – продолжил Киришима, внимательно изучая хмурое лицо друга. Он даже наклонился чуть ближе, пытаясь проследить направление взгляда, и зря – Бакуго смотрел в зияющую пустоту перед собой. Точнее, в зелёные глаза, которых тут и быть сейчас не могло. – Несмотря на то, что вы часто ссоритесь. Всё время ведь копирует твои атаки, как маленькая повторюшка! – Повторюшка, – эхом повторил Бакуго, и Киришима ухмыльнулся: – Ну, когда ты таким голосом говоришь милые слова, это звучит жутко. Волны жара всё ещё расходились вокруг, а Бакуго всё ещё разрывало пополам, но он невольно усмехнулся. Деку важен для него. Если кто сказал бы Бакуго пару дней назад, что эта мысль будет вполне осознанно рисоваться у него в голове, то он скорее зубами выгрыз бы дыру в бетонной стене. Крошка так и скрипела на зубах, когда он стиснул челюсти, запустив руку себе в волосы и с силой взлохматив их. Он снова оказался слабаком. Мидория выиграл честно. А Бакуго снова проиграл. Позорно уткнулся лицом в пол, чувствуя резкую боль в руках и спине, которые мёртвой хваткой держали маленькие грубые ладошки Мидории. Ни рост, ни комплекция никак не помешали ему одержать уверенную победу, и Бакуго готов был изо всех сил ударить себя о ближайший камень, раскроить на части, чтобы выпустить всё, от чего сердце полыхало в разгоревшемся от ярости огне. Рука сильнее зарылась в волосы и потянула их. Слабак. – Не может он мной восхищаться, – зло вырвалось у Бакуго. Жалкий. Никчёмный. Тупой. Дебил. Придурок. Идиот. Он не знал, кого из них обоих сейчас пытался оскорбить. – Это почему же? Продул. Оказался позади. Увидел его напряжённое лицо близко-близко, почувствовал на себе тёплую мягкость тела, застыл, как олень в свете фар, и проиграл. Олень, настоящий олень. Проиграть такому бесполезному и... Бакуго дёрнул себя за волосы изо всех сил, и несколько светлых волосинок остались на пальцах. – Эй, бро, полегче ты! – возмутился Киришима. – Да что с тобой? Что тебя так расстраивает? – Как он может мной восхищаться, – прошипел Бакуго, чувствуя, как глаза наливаются кровью. Вечерний тихий мир застилала пелена. – Если я... Если я проигрываю ему! Киришима замер, замолчал, и Бакуго прорвало. С горла снесло плотину. – Если я слабый! – завопил он, сгорая от желания ударить по чему-то со всей силы. – Если я проиграл! Если он оказался сильнее! Как он может считать меня сильным? Он! Деку! Кусок дерьма! Какого хрена он о себе возомнил? Думает, что сможет смотреть на меня сверху вниз?! Думает, что я не стану лучше?! Сильнее?! Он остановился, вдыхая так тяжело, будто на плечи по кусочкам просыпалась гора. Киришима смотрел на него, поджав губы, и терпеливо ждал. Кулаки Бакуго безвольно разжались. – Бро, по всем пунктам херня, – негромко сказал Киришима. – Я не так хорошо знаю Мидорию, как ты, но я уверен на все сто тридцать, что он не смотрит на тебя сверху вниз. Кровь громко стучала в ушах, но Бакуго, отвернувшись, пытался разбирать каждое слово. Сердце колотилось, как после бега. – Ты силён! – искренне воскликнул Киришима. – Чертовски силён, и все об этом знают! А особенно Мидория. Он же буквально о тебе не затыкается. И знаешь, вряд ли можно врать с такими щенячьими глазами, как у него. Он даже когда Айзаву-сенсея пытался тогда обмануть, покраснел, как рак, и начал заикаться, даже Урарака не успела... – Брешет, – пробормотал Бакуго едва ли громче собственного пульса. – Дебил мелкий. Деку. Если я... Если я силён... – он сглотнул. – Почему я проиграл? И замер. "Каччан?" – Потому что он не поддаётся, – Бакуго поднял голову. С забора перед ними вспорхнула птица, раскрыв чёрные крылья, и тут же затерялась на окончательно закрывшемся небе. Поднявшийся ветер прошёлся осенним холодком по шее, и Бакуго передёрнул плечами. – Вот видишь, – хмыкнул Киришима, хлопнув его по спине. – Кончай заморачиваться по этому поводу. Сегодня победил, завтра проиграл, разве это делает тебя героем? Это. Но ему этого не объяснишь. Бакуго закрыл глаза, делая глубокий вдох, и расплавленная сталь внутри начала медленно остывать. – Хочешь пить? – Киришима протянул ему бутылку, и Бакуго уставился на неё так, словно забыл, что такое вода. Рёбра не впивались больше так сильно, и дышать холодеющим ночным воздухом стало свободнее. Может, взрываться иногда бывает даже полезно. Особенно когда рядом скалятся широко острыми зубами. Он кивнул, принимая бутылку, и начал откручивать крышку. Это было обычное поражение? Ничего больше? Мидория дрался в полную силу. Неужели Дерьмоволосый прав и он над ним не издевается? Он действительно им восхищается? Думая о широко распахнутых глазах и лице, которое было так близко, что Бакуго мог бы сосчитать веснушки, он не мог злиться. Гнев на самого себя сжирал изнутри, а вот от мыслей о Мидории сердце только дёргалось, как от вспышек. Он попытался представить, как Деку смотрит на него глазами влюблённой дурочки, и с ужасом понял, что ему бы понравилось. Очень даже понравилось бы. В следующем спарринге он уложит его на лопатки. Он покажет, что всё ещё сильнее. Сильнейший из всех. И, может, сможет снова сжать запястья Деку, прижимаясь всем телом, так, чтобы почувствовать его через одежду, как он тяжело, по-заячьи загнанно дышит, увидеть, как он совсем близко приоткрывает искусанные губы, делая рваные вдохи. Теперь от спаррингов будет двойная польза. А от таких мыслей в горле снова пересохло, и Бакуго, окончательно отдышавшись, сделал несколько жадных глотков. Он не знал, как выразить благодарность Киришиме, поэтому, протягивая бутылку обратно, кивнул ему и несильно стукнул по плечу. Тот кивнул в ответ с широченной улыбкой, и они оба задрали голову, глядя в небо – облака размыло усилившимся ветром, и теперь на чернилах замерцали редкие крошечные звёзды. Бакуго нахмурился. Он не может позволить Мидории оставить его позади. Несмотря ни на что.