Твой самый преданный фанат

Урарака как раз поправляла шлем своего костюма, когда Мидория подошёл ближе, и тут же обернулась к нему с яркой улыбкой. – Деку-кун! Привет! – Привет! – помахал Изуку. Похоже, искрящееся в груди счастье норовило выскочить на веснушчатое лицо, потому что Урарака усмехнулась и поставила руки на талию: – Кажется, случилось что-то очень хорошее! Колись! – Да ничего особенного, – небрежно пожал плечом Мидория, загадочно прикрыв глаза. Урарака тут же ущипнула его в бок: – Ай! Ладно, ладно. Он повернулся к ней, улыбаясь так, что девушке захотелось зажмуриться. – Я тренировался с Каччаном! И он показал мне свои упражнения! – Здорово! – кивнула Урарака, хлопнув в ладоши, и вернулась к приготовлениям своего костюма. Мидория только хмыкнул себе под нос, поправляя собственные перчатки: если бы он рассказал подруге о своих чувствах, реакция была бы, конечно же, более бурной. Что-то по-прежнему его останавливало – скорее всего, страх перед неизвестным, погружающим его в темноту даже тогда, когда всё казалось залитым дневным сиянием. Что если ответная реакция Бакуго ему почудилась? Он даже не уверен, нравятся ли ему парни. Они не были нормальными друзьями в полном смысле этого слова уже очень давно, неужели возможно было сразу же перескочить уровень и перейти на следующий, тот, где от близости у Мидории огнём скручивало в животе? Да, он смутил Бакуго комплиментами, это было слишком очевидно, но это не походило на попытки сократить между ними дистанцию, скорее, попытку заткнуть, как обычно... – Деку-кун, ты опять бормочешь. – Ой! Извини! – воскликнул Мидория, чуть покраснев. Как много она слышала? Но Урараку, даже если она и уловила что-то компрометирующее, заботило другое. Она сделала недовольно-выжидающее выражение лица, и Изуку точно знал, что оно означает: – Да, точно. Извини. Блин! – Почему, когда просишь людей не извиняться, они всегда за это извиняются? – Я не... – Эй, Деку! – окликнули его позади, и Мидория обернулся так резко, что потянул шею. Бакуго направлялся к ним с видом до того решительным, что Урарака отвела глаза, попытавшись частично нырнуть за Мидорию. Впрочем, он не обратил на неё внимания, не сводя глаз с вопросительно вскинувшего брови Изуку. – Не тормози, – бросил он, шурша ботинками по сухому асфальту, и прошёл дальше, к воротам. Мидория не успел и слова вымолвить, а Бакуго уже отошёл к воротам, деловито поправляя ремни на перчатках, удерживающие гранаты. – Мы что, опять вместе в патруль? – удивлённо пробормотал Мидория. – Я ещё не успел посмотреть... – Повезло, получается? – хмыкнула Урарака. – Значит, у Бакуго-куна всё в порядке? – А? А, да, – Мидория потёр кончик носа. – Мы поговорили. Он запнулся, залившись румянцем, и решил не рассказывать, как именно закончилась их тренировка. Казалось, закрыв глаза и сосредоточившись, он ещё может ощутить горячее тяжёлое дыхание Бакуго на своём лице. – Всем удачи! – громыхнул Иида, пробегая мимо на невероятной скорости, и Мидория, махнув на прощание подруге, поспешил к воротам. Бакуго нервно притоптывал ногой, скрестив руки на груди, но не ушёл вперёд, не заставил догонять, и в груди Изуку снова конфетно засверкало. Может, он уже надумывает? Подрисовывает то, чего на самом деле и нет? В смятении закусив губу, Мидория перешёл на бег, чтобы поравняться с Бакуго. В ответ на выжидающий взгляд тот молча дёрнул плечом, словно веля следовать за собой, и они вышли за ворота вместе с остальными, стараясь игнорировать удивлённые перешёптывания. В любую водную гладь рано или поздно прилетит камушек. – Эй, вы что, опять дружите? – очень громко воскликнул Каминари, бросив горсть жара в лицо Мидории. В одно мгновение все головы бесхитростно повернулись к ним! – Хлебало схлопни! – тут же рявкнул Бакуго, разворачиваясь и безошибочно находя друга в толпе. Он рычал, как обычно, преисполненный пепельного раздражения, и Мидория не заметил, как уголки его губ непроизвольно сползли вниз. Ему настолько противна идея дружбы? А ведь только показалось, что между ними всё наладилось... – Так я же ничего не сказал! – жалобно крикнул Каминари, которого моментального утащила Джиро, махнув рукой Мидории. Слабо улыбнувшись, он помахал ей в ответ. Ребята расходились по разные улицы и кварталы, крича друг другу что-то на прощание, привычными движениями поправляя костюмы, гораздо более внимательными и серьёзными глазами окидывая окрестности – все они действительно повзрослели за очень короткий промежуток времени. Сложно было теперь узнать беспечных школьников, только-только поступивших в академию, не имеющих ничего, кроме с перебоями посверкивающей причуды и багажа глобальных целей в рюкзаке. Мидория вздохнул себе под нос, чуть опустив голову, и закусил губу – теперь идти с прямой спиной было ни к чему, Бакуго шёл впереди, как обычно, и не видел его усилий. А может, тут и усилия не помогли бы: похоже, сама кандидатура Мидории на посту "друга" была ему омерзительна. В горле распускалась чёрная гниль, и он крепко стиснул зубы, чтобы не закашляться и не привлечь к себе лишнего внимания. Похоже, две его победы с пунктами оказались чистейшим везением – а может, и правда результатами приложенных усилий, только вот цель оказалась гораздо дальше, чем думал Мидория. Сейчас, протирая слезящиеся глаза от набившейся пыли, он понимал, что оказался обманут жестоким миражом оазиса. – Эй, задрот, – окликнули его грубым хрипловатым голосом, и Мидория вскинул голову. – Чё кислый? – Ничего, – по привычке выпалил он, не в силах отвести взгляд от Бакуго. То ли показалось, то ли случайно, но его волосы сегодня лежали не в хаотичном беспорядке, как обычно, а казались немного более... Зачёсанными? Он выглядел потрясающе, так, что Мидория нервно сглотнул от досады. – Уже не рад, что попал в патруль со мной? – спросил вдруг Бакуго, шагая спиной вперёд. Почему он спрашивает? С десяток маленьких Изуку в его голове запаниковали: им совсем не дали время на размышления! Пришлось выпалить то, что на уме, как и гласила изначальная стратегия. Поэтому он слабо, но искренне улыбнулся: – Почему же? Очень рад. Бакуго смерил его недоверчивым взглядом и снова повернулся спиной, но сбавил шаг, и теперь Мидория не мог незаметно отстать, чтобы спрятать лицо. Он взволнованно закусил уже ноющую от повреждений губу. Несмотря на горестную досаду, противную, как размякшее печенье, Мидория оставался самим собой – его большое сердце билось сильно и жарко, и он снова вспомнил несчастные два пункта, которые пока что так и не смог дополнить. Это заставило его выпрямить спину и глубоко вздохнуть: может, цель и оказалась гораздо дальше, за семью замками и тремя крепостями, но когда это его вообще останавливало? – Неужели решил наконец помолчать и дать моим ушам отдохнуть? – спросил Бакуго, глядя вперёд, на улицу. Мидория хмыкнул: – Просто задумался. Это секрет. Это прозвучало так по-детски и глупо, что Изуку покраснел от удовольствия, поймав на себе пристальный алый взгляд, и услышал недовольное фырканье. – Не больно-то и хотелось. *** Нет, ну надо же? Бакуго разглядывал на улице всё, что можно было, лишь бы не смотреть на чудо, вышагивающее рядом с абсолютно невинной улыбкой от уха до уха. Несмотря на то, что идиот тут был только один, Бакуго сейчас себя им и чувствовал. Впрочем, как и во всём, что касалось Мидории Изуку. С самого утра он был в паршивейшем настроении. Главным образом потому, что начал осознавать, что теперь Мидория просочился не просто в огромную сторону геройства, а во всю его жизнь, как вода, жидкий и неуловимый, затыкающий его смехом каждый раз, когда Бакуго пытался схватить его и вытравить вон. Парные патрули теперь слишком сильно напоминали что-то более интимное, личное, они ведь были вдвоём и практически наедине, как... Как на свидании? Бакуго скорее съел бы спальный мешок сенсея, чем сказал это вслух. К искреннему его изумлению, невовремя появившееся нежное тепло к веснушчатому задроту не помешало ему вполне честно раздражённо скрипеть зубами на всё, что с ним было связано, по-прежнему, будто ничего и не изменилось. Мидория, как и раньше, светился направо и налево, весь такой милый и добрый, и все его любили, кричали ему приветствия со всех сторон коридора, и рюкзачок свой несчастный он сжимал обеими руками, как школьник, и на тренировках выделывался, так, что под грудью дрелью свербило. А ещё заваливал Бакуго комплиментами. И ему каждый раз хотелось врезать сначала Мидории, а потом и самому себе, потому что это было чертовски приятно, но Бакуго одёргивал себя, как псину на коротком поводке, и глухо рычал потом, брызгая в лицо ледяной водой. Словно издевался. Словно пытался показать всем, чем мог, что он лучше, чем Бакуго. Словно кричал ему, что у него нет ни одного шанса поравняться с ним. Словно он теперь ничем не лучше того же Минеты, ловит его сияющие улыбки, предназначенные Круглолицей и Очкарику, и рыскает глазами в поисках зелёных вечно спутанных кудряшек. Киришима, конечно, говорил, что Мидория с ним искренен, как и со всеми остальными, но Бакуго всё ещё не в силах был прорубиться через тревожно-пурпурные заросли, покрывавшие в груди всё, до чего могли дотянуться, из-за чего он не мог нормально вдохнуть и успокоиться. Напряжение всё время подкручивало винтики в животе, и Бакуго бессильно впивался ногтями в свои же ладони, сжимая кулаки и размышляя, как же он до всего этого докатился. Он и раньше всё время преследовал Мидорию повсюду. А теперь это доходило до абсурда. Бакуго думал об этом всю дорогу от раздевалок до главных ворот. "Плохому танцору всегда что-то мешает," – фыркала его карга, когда он жаловался на отличников в школе, обходивших его на тестах и контрольных. Неужели Бакуго докатился до того, что перебирает в рассеянных выжженных злостью мыслях житейские премудрости своих стариков? Ещё до завтрака он уговаривал себя, что не собирается смотреть, с кем сегодня пойдёт в патруль, ни в жизнь не пойдёт, но как-то оказался возле стенда в тот самый момент, когда Айзава менял лист с именами. А после, – срань! – переодеваясь в геройский костюм, проводил расчёской по волосам секунд на десять больше, чем нужно было, и в сердцах сломал её, шарахнув о пол, но причёску обратно так и не растрепал. Почему Мидория всегда выглядел так очаровательно? Ничего для этого не делая? – Вон в том книжном мне как-то удалось купить последний блокнот с Всемогущим, – пискнул вдруг Мидория откуда-то справа, и Бакуго невольно посмотрел в ту же сторону. Обновлённая вывеска переливалась белым. – Там была летняя коллекция, и её почти всю разобрали, а мама была против, чтобы я поставил тут палатку... – Ну хоть у твоей мамы есть мозги, – фыркнул Бакуго. Единственным, пожалуй, минусом его костюма были гранаты на перчатках, из-за чего он не мог сунуть руки в карманы штанов – так можно было хотя бы спрятать то, как нервно они сжимаются в кулаки. – Слушался бы её больше, не стал бы таким задротом. Мидория пожал плечами, по-прежнему вертя головой, как на шарнирах. – Ты тоже по нему фанател. – Да, в детском саду, – ехидно ухмыльнулся Бакуго и с удивлением увидел ответную хитрую улыбочку Изуку. – Я видел у тебя брелок на рюкзаке в средней школе. В тёмно-зелёных глазах сверкнуло что-то до ужаса красивое, а треклятые губы растягивались в улыбке, и на них что-то блестело. Бальзам? Бакуго готов был прыгнуть в ближайший разлом в земле, ведущий прямиком в Ад. Всё-таки быстро отвести взгляд от его искусанных блестящих губ было тяжелее, чем казалось. – Ты на что-то нарываешься, – фыркнул он с плохо скрываемым интересом. – Который день мне уже дерзишь. – Скажи, если против, – как-то неуверенно повёл плечами Мидория, складывая руки за спиной. Бакуго честно попытался не задерживать взгляд на линии мягких бёдер. – О, а сюда я убежал как-то от твоих друзей после уроков и случайно нашёл десять йен. Так хвастался потом маме! Из груди Мидории вырвался короткий весёлый смешок, и Бакуго крепко стиснул зубы, призывая всё своё терпение. Ему нужно было как-то срочно отвлекаться, потому что такой Деку – улыбчивый, болтливый, прямой, с солнечным блеском в глазах – одним мощным ударом сбивал в голове Бакуго все настройки. Он пытался много раз не смотреть на него, не думать, ещё до того, как понял свои дурацкие, вообще не упавшие ему чувства, не анализировать каждый его бой по вечерам – и всё впустую. Теперь от него вообще было нечеловечески сложно отвести взгляд. Злость усеивала кожу красными пятнами. – Ты так много раньше не болтал, тупица. Мидория вскинул голову к небу, задумчиво поджав губы. Бакуго захотелось проломить асфальт, лишь бы он оставил свой идиотский рот в покое. – Ну да. В детстве обычно болтал ты. Хвастался игрушками или ещё чем-нибудь. – У меня хотя бы было, чем хвастаться, – самодовольно буркнул Бакуго. В странной словесной перепалке, в ходе которой улицы не ослепил ни один взрыв, они прошли ещё несколько кварталов. Бакуго даже не пытался разобраться с тем, что бушевало в груди; казалось, разделить это ещё труднее, чем крупы, которые мачеха рассыпала Золушке в сказке. Только сейчас он начал понимать, почему люди вообще начинают ходить к мозгоправам. Разговаривать с Мидорией вот так запросто, меряя шагами асфальт, смотреть на мелькающие кудряшки и веснушчатые круглые щёки было здорово. В груди приятно теплело, и чем больше проходило времени, тем больше Бакуго понимал, что хотел этого слишком давно – но задумываться, насколько давно, отказался наотрез. А ещё ему хотелось убежать, выжечь взрывами все мысли о Мидории, крутившиеся под кожей болезненной пульсацией, как мысли о собственном ничтожестве – сейчас ему казалось, что, не будь Деку, он не ненавидел бы себя так сильно. Может, он остаётся позади, потому что всё время смотрит в его спину? Бакуго сердито сплюнул на асфальт и промычал на удивлённый вопрос Мидории. Карга была права? Всё это время ему надо было заниматься самим собой, а не наблюдать за Деку? Выходит, теперь нужно бежать не за ним, а от него, в противоположном направлении и как можно дальше, но... – Каччан! Взгляд появившихся перед ним глаз заставил внутренности сконфуженно сжаться, и Бакуго, тяжело вздохнув, потёр переносицу. А как теперь-то от него удрать? – Каччан, у тебя рука взрывается. Он вздрогнул, резко вскинув руку, и понял, что не заметил влажного жара под перчаткой. – Дерьмо, – фыркнул Бакуго тихонько, встряхнув рукой, и торопливо зашагал дальше. – Может, ты... – Извините! – раздалось вдруг сзади скрипучее, и Бакуго резко развернулся, когда его потянули за ткань костюма на спине. Правда, в следующую же секунду мускулы расслабились, а руки рассеяли красноватое сияние: перед ним стояла низенькая бабулька, опиравшаяся на клюку, и на вид ей было лет сто двадцать. Она отчаянно щурилась, пытаясь вглядеться в лицо Бакуго, и он неуютно повёл плечом. – Подскажите, пожалуйста, молодые люди, где находится Седьмой перекрёсток? – Конечно, – улыбнулся Мидория, с готовностью подходя ближе. Он призадумался, забавно морща лоб, и Бакуго едва подавил сердитое фырканье. – Так... Седьмой... – Подумать страшно, – пробормотал Бакуго, пока старушка, соловьём заливаясь о том, что у неё туда переехал внук, принялась искать свои очки. – Что будешь работать героем и единственное, с чем придётся сталкиваться каждый день – вот такие ископаемые. Мидория обжёг его таким взглядом, что на лице против воли расползлась широченная ухмылка; раздражённый Деку казался таким смешным, таким необычным, даже, пожалуй, очаровательным, и Бакуго отвернулся, поставив руки на талию и терпеливо дожидаясь, пока старушка наконец от них отцепится. И вдруг сморщился. Он моментально забыл о том, что собрался свести все контакты с ним на минимум, и без зазрения совести, не задумавшись ни на миг, поделился тем, что было в голове; хуже всего то, что это оказалось весело. Мидория тем временем виновато почесал в затылке, выуживая телефон. – Извините, я не помню, сейчас посмотрю по картам! – Ничего, ничего, попробуй, – положительно скрипнула бабулька, упираясь на трость обеими руками. Она была настолько низенькой, что Бакуго чувствовал себя небоскрёбом. Пожалуй, даже не успеет наклониться, если она вдруг начнёт падать. – Так... Седьмой... Ага! Вам нужно будет сейчас пройти вот туда до первого перекрёстка, а потом, на светофоре, повернуть направо. Там будет магазин с большой красной вывеской. – Так, – старушка задумчиво шамкнула губами, задумчиво посмотрев в указанную сторону. – Прямо... Направо. Запомнила, кажется. Мидория отвратительно мило просиял. Бакуго сцепил зубы, и внутри у него тоже всё сжалось; как назло, почему до него дошло так поздно? Почему он понял, что ему нужно позабыть о Деку именно тогда, когда захотелось проводить с ним как можно больше времени? Может, это очередное испытание, которое он должен пройти, чтобы доказать всем, что он сильнее? – Спасибо, ребята, – крякнула бабушка, погладив обоих по рукам – там, куда смогла дотянуться. Бакуго удивлённо моргнул. – Вот спасибо вам. Храни вас Будда. Я б плутала тут до самого заката. Спасибо. Дай вам Небо всех благ, мальчики. Она легонько похлопала их по рукам сухонькими пальчиками, такими, что Бакуго подумал, что она сейчас рассыпется, как сигаретный пепел, и, шоркая тростью по асфальту, удалилась в указанном Мидорией направлении. Сердце неловко смялось, как бумага. Какое-то время они молча смотрели ей вслед – Бакуго успел заметить, что Деку помахал ей вслед, и это тоже показалось ему ужасно милым. – Я думаю, любая помощь – это здорово, – искренне выдохнул Мидория. – Может, это и мелочи, а для неё это оказалось очень важно. Нет. Бакуго необходимо было как можно скорее отделаться от Мидории. И от его огромного сердца, слишком огромного для такого маленького тела. Иначе он не сможет стать настоящим героем, а будет только вечность смотреть ему вслед. Иначе вся его жизнь будет вертеться только вокруг этой широченной улыбки и ямочек на веснушчатых щеках. Отныне и впредь. Сказать оказалось проще, чем сделать. Во всех отношениях. Слушая болтовню Мидории краем уха (после встречи со старушкой он, казалось, прочёл ему целую лекцию о рядовой помощи людям, не включавшей непосредственно борьбу со злодеями, чем напомнил Очкарика), Бакуго размышлял. Если ему так нравится внаглую копировать его стиль боя и наблюдать за тренировками, пусть развлекается. Он, Бакуго Кацуки, окончательно отказывается иметь что-то общее геройское с этим маленьким кудрявым засранцем, постоянно сбивающим его с пути. Раздирающий горло огонь досады преследовал Бакуго с самого вступительного экзамена, а может, и ещё раньше – сейчас трудно было вспомнить. Изнутри всё подгорало, как после мерзкой изжоги, заставляло сглатывать насухую и морщиться, будто кожа там сыпалась колючим песком, и всё из-за Деку. Деку, который ещё и посмел влюбить его в себя, предательски подобравшись как-то настолько близко, что Бакуго спохватился слишком поздно. Потерял бдительность, а для героя такое непозволительно, значит, сам виноват. Он нечасто думал подобным образом, и сейчас эта мысль заставила его зло скрипнуть зубами. Нужно сосредоточиться на тренировках. Бежать вперёд, а не за ним. Бежать к горизонту. Бакуго судорожно втянул воздух сквозь сжатые зубы, и горло, казалось, обожгло ещё сильнее; хотелось ругаться и хорошенько кого-нибудь отметелить, а на Деку, как назло, сейчас и рука не поднималась. Хотя он всё и испортил. – Сука, – пробормотал Бакуго, едва не закашлявшись от клокочущей злобы. – А? – Ничего, – буркнул он, не глядя на Мидорию. – Ты всё ещё читаешь мангу? – вдруг спросил он, так, что Бакуго невольно повернул голову. Смотреть на него всё равно было приятно, как бы сильно когти не царапались изнутри. Недовольно рычащего кошака хотелось пнуть ногой, если б он только знал, где именно он находится. – Да, – подумав, кивнул Бакуго. – Мне нравится "Магическая битва". – О, здорово! – воскликнул Мидория, и его глаза снова засветились. – Я пока смотрю аниме, но это крайний сезон, который вышел на данное время, потом буду читать мангу. Бакуго злорадно ухмыльнулся. – Ты знаешь, в манге Годжо... Как и ожидалось, Мидория тоненько вскрикнул и замахал на него руками: – Нет! Каччан, не смей! Не буду слушать! Он и сам не заметил, как хрипло рассмеялся, глядя на то, как Деку демонстративно заткнул себе уши, а потом посмотрел вперёд, на ворота академии, возле которых собрались другие ученики, вернувшиеся с патруля, и тихонько выругался. Влип ведь по-настоящему, и провалиться бы ему на этом месте, если ему когда-то было настолько интересно просто проводить с ним время – без попыток поколотить или утопить в унитазе. Неловко кивнув Мидории на прощание, Бакуго торопливо отошёл на приличное расстояние, достаточное, чтобы наконец-то остудить вспотевшие от волнения ладони. В спину ему, конечно, полетело "пока, Каччан!", и сердито-смущённая краснота ещё долго не оставляла его лицо. Он и правда издевается. К чему все эти комплименты и попытки заново завести хорошую дружбу? Он думает, что они смогут дружить, как ни в чём не бывало, после всего этого? В особенности Бакуго? Похоже, он даже не предполагает, какими взглядами его одаривал напарник, когда слишком быстро шёл впереди. Бакуго сердито потёр глаза. Наивный, чересчур доверчивый и такой дурацкий, что брала перчёная досада: почему из всех людей именно он? – Эй, Бакубро! – раздался весёлый голос Киришимы, и он незамедлительно хлопнул его по плечу. – Ого, ты горячий, как печка. Что, опять поругались? – Нет, – проворчал Бакуго. И, подумав, сказал: – Пойдёшь сегодня на тренировку? – Спрашиваешь, – хмыкнул Киришима, тоже прислонившись бёдрами к забору и скрестив руки на обнажённой груди. – Хотя я думал, вы теперь с Мидорией будете тренироваться. Вам, наверное, должно быть интересно? Интересно. Бакуго стиснул зубы как можно крепче, услышав звонкий голос где-то недалеко, и в висках болезненно заныло; его грудь снова опалила такая ярость, что он замотал головой, пытаясь не сжимать пальцы на оградке слишком сильно. Кажется, металл уже начал плавиться. – Пошёл он. *** После первого глотка прохладной воды задышалось легко и свободно, и Бакуго с наслаждением выпил половину бутылки за раз. Во рту и горле теперь не было пустынно-сухо, и он облегчённо выдохнул, прикрывая глаза и прислушиваясь к тишине коридора. Разве что одна из ламп на потолке тихонечко гудела, и от этого эхо собственных шагов казалось ещё громче. В мускулах пела приятная усталость, и он, закинув тоненькое полотенце на плечо, неспеша направился прямо по коридору, в крыло общежития. Киришима оставил его немного раньше, сказав, что хочет забежать к Каминари, пока тот не завалился спать, и из душевых Бакуго выходил в тихом и спокойном одиночестве. Подумать было над чем, пожалуй, но после хорошей тренировки голова приятно опустела, кровь перестала бурлить, горло не драло от злости, и Бакуго даже позволил себе задумчивую полуулыбку. Да, всё так и должно быть. Нечего ему заниматься с Мидорией. Даже если этот задрот хочет просто смотреть его упражнения и всё остальное, Бакуго уделяет ему слишком много внимания. Невыносимо уже было смотреть на лопатки вечно маячившей впереди маленькой, но крепкой спины, а сейчас он был сам себе хозяином, и так должно было быть с самого начала. Карга, пожалуй, была права – и хорошо, что Бакуго совершенно необязательно ей об этом рассказывать. Он отхлебнул ещё, поднимаясь на второй этаж – коленки немного дёргались от усталости. Он станет сильнейшим в академии и вообще – в Японии. Как всегда и хотел. И колючка Деку больше не посмеет к нему прилипнуть. Да и вообще, ничего такого выдающегося в нём нет, подумалось вдруг Бакуго, и он сердито протопал оставшийся пролёт на этаж жилых комнат. Он вполне легко может представить свою жизнь без нудного пищания под боком. И его воплей про Всемогущего. И про самого Бакуго, раз уж на то пошло. Он, конечно, милый, и красивый, и бёдра у него, как оказалось, просто охренительные, и с ним иногда бывает действительно интересно, и спарринговать с ним тоже здорово... Но это всё не означает, что он без него не сможет, решил Бакуго, поставив прямо на здравом смысле жирную красную точку. Он распахнул дверь в общую гостиную и застыл на пороге, услышав комариный звук разбитых только что мыслей. На диване спал Мидория. Больше в комнате никого не было, как убедился Бакуго, быстро обернувшись по сторонам, и, зайдя в комнату, плотно закрыл за собой дверь. На уши надавила глубокая тишина, прерываемая едва слышным сопением уснувшего Деку, и он, сжав бутылку и вздрогнув от скрипа пластика, подошёл ближе. На коленках Мидории, наполовину прикрытых тёмно-шоколадным пледом, лежали конспекты по технической безопасности – на носу висел очередной зачёт по ненавистной Бакуго зубрёжке, про который он благополучно забыл. А задрот, конечно, помнил, поэтому, видимо, и занимался тут до потери пульса – только почему здесь? Неужели... Нет. Бакуго встряхнул головой и, невольно затаив дыхание, подошёл ещё ближе, неловко замирая перед диваном и рассматривая расслабленные во сне черты. Сейчас Мидория казался ещё более очаровательным, чем обычно, как волшебное существо из сказки, очень спокойный во сне, весь нежный и мягкий, как шёлковые весенние цветы; растерянный взгляд Бакуго прыгал от искусанных обветренных губ к веснушкам, и он зачем-то попытался их посчитать, наклонившись ещё ближе, пока не чертыхнулся беззвучно. Грудь Мидории размеренно вздымалась, а под глазами сгущались тени усталости. Бакуго разомкнул губы, пытаясь вдохнуть как можно глубже и тише; он и впрямь перестал дышать, а сейчас чувствовал, как сильно и жарко забилось только успокоившееся после тренировки сердце, и покраснел от досады. Даже если он перестанет с ним тренироваться, ходить в патруль, наблюдать за его приёмами и причудой со стороны – Деку останется Деку. Его Деку, в конце концов. Бакуго сжал губы, чувствуя, как ладони снова нагреваются злыми искрами. Что ты будешь делать... Из-за Мидории он чувствовал себя неразумным зверем, который не в силах себя контролировать. Он принял такие важные решения, мужественно и уверенно отказался наконец от всего, что помешало бы ему стать сильнейшим – а сейчас стоит и думает только о том, что мог бы осторожно поцеловать Мидорию так, чтобы он не проснулся. Всего раз. Бакуго знал, что принял верное решение – за эти несколько лет он никогда не чувствовал себя свободнее, чем на тренировке с Киришимой, даже смеялся в ответ на его дурацкие шутки, дышал полной грудью и почувствовал себя по-настоящему сильным, таким, что искренняя гордость затопила лёгкие, как свежий ночной ветер; он знал, что больше не будет тренироваться с Мидорией. И даже проворачивая это в голове снова и снова, не мог отвести взгляд от его губ. Наклониться чуть ближе, затаить дыхание и коснуться приоткрытых губ в мелкую царапинку от укусов. Они не выглядели нежными, но хотелось так, что в животе скручивало оголёнными проводами, и Бакуго захотелось задышать ещё чаще. Посмотрев на него ещё какое-то время, он жёстко сжал пальцами переносицу, провёл ладонью по лицу и, осторожно поставив бутылку на столик, кончиками пальцев приподнял плед, накинув его на плечи Мидории. Тот лишь причмокнул пересохшими губами во сне, безмятежно расслабив веки, и Бакуго, жмурясь и проклиная себя, развернулся и торопливо ушёл в свою комнату. Ещё чуть-чуть, и он бы не выдержал. *** Не то чтобы обход был чем-то обязательным, но сегодня Айзаву как в бок кольнуло, и он, поглубже укутавшись в шарф, отправился в общежитие. А, может, причиной тому послужил Мик, слишком шумно зазывавший его пойти развлекаться в такой поздний час, пригодный, по мнению Айзавы, только для крепкого сна. Его класс был шебутным до непрекращающейся мигрени, и проверить учеников не было лишним; он бесшумно поплыл по коридорам, придирчиво прислушиваясь к любому шороху, но всё стихло так, что в голове наконец успокоилось, и Айзава вздохнул с облегчением, осторожно толкая дверь общей гостиной класса А. И немного нахмурился, чувствуя в мышцах невероятную усталость, ещё тяжелее, чем до этого, пока скидывал с плеч загребущие руки Мика: гостиная была пуста, все ученики спокойно спали в своих комнатах, один только наиболее проблемный ребёнок сопел на диване, изо всех сил кутаясь в плед по самую кудрявую макушку. В полумраке пушистые волосы казались совсем тёмными. Рядом лежала стопка тетрадей, и Айзава тяжело вздохнул. Несмотря на то, что в патруле этот несносный ребёнок уже не так сильно рисковал собой, его стремление стать лучше превосходило все мыслимые пределы. Может, ставить их с Бакуго в патруль было не такой хорошей идеей? Ребёнок заворочался, кряхтя себе под нос, и Айзава неловко поджал губы. В гостиной было довольно холодно, так, что он, отправившись бороздить общежитие в футболке, повёл вздрогнувшими плечами: Мидория простудится, если будет спать здесь всю ночь. Он присел на корточки рядом с диваном и, протянув руку, легонько потряс его за плечо. – Мидория. Эй, Мидория. Парнишка дёрнул ногами, путаясь в пледе, и попытался отвернуться к спинке дивана. Айзава потряс сильнее. – Эй, ребёнок, просыпайся. – Ммм, – промычал Мидория, едва разлепив веки. – Айзава-сенсей? – Ага, – вздохнул он, снова поведя плечами. Тут было и впрямь как-то слишком уж зябко. Сообщить, что ли, директору об отоплении? – Не спи здесь. – Ой, – наконец очнулся Мидория, захлопав ресницами, и попытался резко сесть, осоловело тряся головой. – Я уснул? – Похоже. – Я просто ждал... – Он вдруг зарумянился и потёр след от обивки дивана на щеке. – Н-неважно. Который час? Айзава вскинул запястье. – Половина первого. Иди спать к себе в комнату, тут холодно. – Да, хорошо, – торопливо закивал Мидория, быстро осмотревшись в поисках своих тетрадей и откинув плед. – Странно, я вроде не укрывался пледом, когда засыпал... Может, забыл... Айзава со вздохом посмотрел на его взъерошенную, как гнездо, макушку. Сколько кошмарных мыслей там роится? Ждал Бакуго, ясно, как день. Может, поговорить с ними обоими завтра? Выцепить только по отдельности, вряд ли будут честны в присутствии друг друга. Особенно Бакуго. Айзва поскрёб щетинистый подбородок. – Мидория, как у вас с Бакуго дела? Сегодняшний патруль прошёл нормально? Вот в чём дело. Услышав это имя, Мидория покраснел ещё больше, неловко улыбаясь, и опустил тетради на колени. Его глаза почти болезненно ярко сверкнули, и Айзава подавил в себе желание поморщиться. У этого покорёженного придурка блестят точно так же. – Да, всё хорошо, – кивнул Мидория, нервно перебирая кончиками грубых пальцев. – Я очень рад, что мы вместе ходили в патруль! Каччан потрясающий. Я думаю, я многому могу у него научиться. Он поднял голову, улыбнувшись, и улыбка эта была такой, что Айзава на пару мгновений остолбенел. Мидория буквально светился, как портативное солнце, будто носил его в себе по ночам, чтобы утром опять выпустить на законное место на небосводе. В каждой веснушке, в крохотных морщинках у глаз прятались золотистые улыбчивые капли, и Мидория выглядел почти пламенно-счастливым, когда говорил о Бакуго. В последнее время – ещё больше. – Спокойной ночи, – неуклюже махнул рукой Айзава, когда Мидория пожелал ему добрых снов, и дверь в комнату за ним закрылась. Мужчина недовольно поджал губы, глубоко вздохнув, выключил свет и покинул гостиную. Кажется, теперь он понимал, отчего Бакуго так зол.