Петля скорбящего

Из липкого, густого сна Чонина выдернули так резко и бесцеремонно, что он не сразу понял, что испугал своим криком Джисона. Подросток лежал на продавленном диване, впившимся в рёбра и бедро пружинами, и растерянно бегал взглядом по изумленному лицу Хана. - Йо, прости, малыш, - извинился парень, не спеша, впрочем, вставать с лодыжек Чонина, на которые с размаху плюхнулся - думал, Хёнджин и Феликс здесь опять свою одежду покидали. Сначала подростку показалось, что Джисон издевается, но приподнявшись, игнорируя мерцающую боль по всему телу, он заметил, что кто-то накрыл его большим клетчатым пледом. Вот значит почему Чонину впервые за долгое время не было холодно спать. Подросток поморщился, пытаясь сесть, и случайно перенёс вес на травмированное плечо. От неожиданности Чонин вскрикнул и завалился обратно, схватившись за куртку на месте травмы. - Выглядишь не очень, - со знанием дела покивал Хан, отпивая энергетик из жестяной банки. Подросток поджал губы, почувствовал как вернулась тупая боль в затылке. Собравшись с силами, Чонин аккуратно коснулся подушечками пальцев раны. Холод рук приятно остудил припухшие, пульсирующий жаром и болью затылок. - Да, Минхо очаровательно хорош в разрушении, - усмехнулся Джисон и, отведя края куртки, задрал оранжевую футболку; на рёбрах неровными пятнами темнели гематомы - вчера он не на шутку разозлился. - Так ты же сам его разозлил, - буркнул подросток, соображая, как бы скинуть парня с затëкших лодыжек. Неожиданно оба удивлённо переглянулись. Хан, похоже, не ожидал, что Чонин с ним заговорит. Подросток тоже. - Чего пялишься? - Чонин отвёл глаза; под чужим взглядом ему никогда не было уютно. - Вау, да ты просто очаровашка, - Джисон не шутил; это пугало, потому что радовало. Парень вскочил с лодыжек подростка, потрепал по бирюзово-металлическим волосам. От встряски Чонина затошнило. Он поморщился и хотел приложить ладонь ко рту, но Хан опередил его. Не шибко аккуратно схватив подростка за нижнюю челюсть, Джисон запрокинул его голову. В глазах Чонина взорвалась и подохла целая вселенная, да так, что чуть осколки звёзд из зрачков не посыпались. Чернота настала страшная и с гулом нарастала боль в затылке. Подросток подумал, что его сейчас вырвет, но вместо этого во рту стало ежевично-приторно. Зрение вернулось, Чонин закашлялся и кое-как оттолкнул Хана слабой рукой, вытер липкие губы порванным рукавом. - Взбодрился, - энергично заметил парень и не глядя отбросил за спину недопитую банку. Та пару раз отскочила от бетонного пола, звякнула, эхом разбежалась по огромному пространству цеха. Звук кругами на воде разбежался по сознанию подростка, наконец заставил проснуться. Он сел, неспешно опустил ноги в дырявых носках на кроссовки. Чонин не помнил, чтобы разувался, а значит это, вероятно, было делом рук того же, кто укрыл его пледом. Подросток ощутил знакомое чувство тревоги. Сцепил пальцы в замок, рассеяно обнаружил на запястьях синяки, прикусил внутреннюю сторону щёк. Внезапное радушие со стороны бродяг пугало. Чонину, в какой-то степени, было бы спокойнее, проснись он от того, что его пытались бы задушить подушкой или зарезать. Доброта пугала. За ней всегда что-то крылось. Поглощая с воздухом тяжёлые мысли, подросток осматривался по сторонам. Сейчас, при свете утра, проникающего через высокие окна, цех можно было разглядеть полностью. Он мало чем отличался от других заброшек. Живущим здесь парням, очевидно, было не до порядка. Неподалёку от протертого задницами дивана, в котором едва ли угадывался бордовый, располагался протяжённый стол, заваленный инструментами, ножами, ржавыми кусками металла и банками энергетиков. Посреди микрохаоса, его центром, гордо выделялось красное радио с видавшей виды антенной, перемотанной разноцветными кусками изоленты. В углах цеха и между большими конструкциями неясного происхождения натянуты покрывала и одеяла. Чонин интуитивно догадался, что это своего рода комнаты. На дальней стене степлерным швом выделялась ненадёжная лестница, ведущая на второй этаж, куда вчера свалился подросток. Как его только оттуда спустили? - Вот так и живём, - подтвердил Джисон, правильно угадав причину мельтешения чёрных глаз - скоро остальные проснутся, если никого из них не сожрала Тень. Хан отчего-то нашёл свое предположение забавным и рассмеялся. Тут же приподнялось красное покрывало в ближнем к ним углу цеха, и оттуда выглянул заспанный Минхо. Недовольно сверкнув глазами, он вышел на свет в домашних тапочках, пижамных штанах и футболке. Чонин поëжился. Не от страха. На Минхо холодно смотреть. А вот самому парню, казалось, было вполне комфортно. Он неспешно подошёл к подросткам, лениво окинул их безразлично-придирчивым взглядом. Сначала усмехающегося, непозволительно свежего для утра Джисона, затем бледно-зелёного Чонина с чернющими мешками под глазами и засохшими корочками крови в уголках губ. Грациозно вздохнул и повëл плечами, подошёл к напрягшемуся подростку, снисходительно произнёс, будто выпустил изо рта птичку: - Я посмотрю рану. - Чтобы добить? - то ли действительно интересуется, то ли бросает вызов. - Что? - черты лица Минхо на миг застыли, глаза стали кукольно-стеклянными и невыносимо острыми. Чонин ощутил почти физически, как лезвия впиваются в кожу, срезают лоскуты, захотелось извиниться. Хан громко засмеялся, получил убийственный взгляд от Минхо. Не скульптурный, живой и от того менее пугающий. Несмотря на странное поведение, гематомы на рëбрах и изящный цинизм почему-то складывались у подростка в мягко-искристое нечто. Чонин чувствовал, что отношения между этими двумя не ограничиваются самоубийственными подтруниваниями и тягой к насилию. - Я смешной? - с прохладцей поинтересовался Минхо, заставив Джисона икнуть и перестать будить остальных парней. - Иногда, - натурально спас Хана Бан Чан. Чонин вздрогнул, услышав за спиной его голос и звук приближающихся шагов, на рефлексах резко развернулся. Ну, по крайней мере, попытался. Голова тут же взорвалась мучительной, яркой болью. Череп распирало изнутри. Подростку казалось, что мозг вот-вот вытечет из ушей и носа. Он согнулся, впился пальцами в волосы, стараясь сдержать взрыв взбесившихся нейронов. Широкие ладони опустились на плечи тяжёлым одеялом из детской спальни, едва ощутимо помассировали. На прикосновения тело Чонина отвечало чуть ли не тетаническими судорогами, но пальцы Бан Чана будто провалились под кожу, легли на лопатки, зацепились за ключицы. Подросток настолько изумился тому, что его нутро не выворачивает от чужих и чуждых прикосновений, что не успел возмутиться, когда лидер обратился Минхо: - Я его держу, осмотри рану. Скажи это кто-нибудь другой, Чонин бы до смерти испугался, начал вырываться, кусаться, кричать. Но насмешливо-спокойный голос Бан Чана мягкий и тёплый, как прогретые после дождя комья земли. Совсем не страшно. Но только сейчас, потому что подсознательно подросток понимал: сделает неверный шаг и эти комья запляшут на крышке его гроба, задавят, забьют ноздри и лёгкие . Пальцы Минхо коснулись затылка, развели волосы в стороны. Неожиданно бережно, почти заботливо. - Будь аккуратнее, - укорил друга Бан Чан, немного поглаживая Чонина по плечам - он дрожит. - Да куда аккуратнее? - возмутился Минхо; врозь с тоном пальцы парня стали совсем уж невесомыми - Белка, тащи аптечку. Продолжая мелко дрожать, подросток решал чему стоит удивиться в первую очередь. Тому, что у бродяг есть аптечка или тому, что они собираются тратить на него ресурсы. Джисон прискакал удивительно резво, гремя жестяной коробкой, раздавив брошенную банку энергетика и запнувшись о притащенный кем-то неподъемный кусок металла. Гордо вручив свою ношу под осуждающе-суровым, иконописным взглядом Минхо, Хан подмигнул ему и стремительно присел на корточки, уходя от удара товарища и заглядывая в искажённое испугом и нервными подергиваниями лицом Чонина. - Смею предположить, - тёмные глаза Джисона гипнотизировали подростка, вытаскивая из зрачков едва сдерживаемые слезы и панику - что вы его пугаете.  Бан Чан и Минхо переглянулись с лёгкой растерянностью и какой-то патологической мутацией смущения.  - Бастет всемогущая, ну подумаешь врезал разок! - театрально возмущался Ли, роясь в аптечке и причитая - Чего теперь из-за этого шугаться? У тебя ни малюсенькой трещинки на черепе нет! Слышишь? Мелкий, я к тебе обращаюсь!  Чонин сдавленно всхлипнул и пару раз несильно кивнул. Подбородок и губы дрожали, всë тело тоже.  Подросток не любит прикосновения, не верит в заботу.  - Начнëшь хныкать я тебе перекись в рот залью, - Минхо успокаивает угрожая; умопомрачительная комбинация - знал бы ты, как мы Хëнджина разукрасили при первой встрече. Он был похож на содержимое мясорубки. Вместо лица - ошмётки, клянусь.  Мокрый ватный диск прошёлся по вспухшим краям раны холодным языком огромной собаки. Минхо ловко отводил слипшиеся от крови волосы и чуть ли не дул на склоненный затылок Чонина.  Подросток кусал щëки, слушал шипение перекиси, старался не смотреть в излишне любопытные глаза Джисона и перестать дрожать.  - Как твоë плечо? - Бан Чан ощупывает травму через куртку; хочет отвлечь Чонина.  Подросток не отвечает. Его касаются шесть рук: собственные, забытые в волосах; Минхо, прекрасного в разрушении и пугающего в созидании; Бан Чана, всесильного и обессиленного. Шесть - это очень много. Хватало своих, не хватало материнских. Они пугали, но были предсказуемо цикличны. Жестокость сменялась нежностью и так по бесконечной, замкнутой петле.  От рук Минхо и Бан Чана Чонин не знал чего ждать. Неизвестность - зеркальное отражение многоликого страха.  - Похоже, что я ему нравлюсь больше вас, - победно усмехнулся Джисон, поиграв бровями и взглянув на старших - он мне аж два раза ответил.  Гордость так и пëрла из Хана под полуосуждающие взгляды Минхо и Бан Чана. Наконец лидер тихо рассмеялся, его руки соскользнули с плеч подростка. Ли очень выразительно посмотрел на друга и, оттянув ворот его футболки, высыпал ржавые от крови холодные ватные диски за шиворот, те тут же прилипли к спине Джисона.  Парень вскочил, задергался, начал быстро-быстро, скороговоркой ругаться на Минхо. Поднявший голову Чонин, тут же отвёл глаза, заметив на лице Ли картинную, загадочную улыбку и солнечное тепло во взгляде на вертящегося волчком друга. Это предназначалось не ему.  - Молись, чтобы не было сепсиса, - Ли по щелчку невидимых пальцев вновь вернул себе незаинтересованное выражение, посмотрев на подростка с пыльной безразличностью.  - А как мы поймем, что молитвы не сработали? - Хан вытряс медицинские отходы из-под футболки и, судя по озорным морским ежам в глазах, вернулся за добавкой.    - Он превратиться в зомби и сожрет тебя, - Минхо грубо оттолкнул Джисона, привередливо наморщив нос.  - Разве это не будет означать, что наши молитвы сработали? - подал голос Бан Чан.  Старшие рассмеялись с самым искренним, беззлобным злорадством. Хан начал красочно ругаться, заламывать руки и отыгрывать разочарование в лучших чувствах. Шум отдается в висках ядовитой пульсацией, заполняет внутренности тошнотой. Чонину очень плохо. Напоминает о себе жажда, усилившаяся после пары глотков энергетика. И в то же время подростка закутывает в мягкое одеяло смех Бан Чана и перепалка Минхо и Джисона. Смесь эмоций настолько причудливая, что анализаторам души не разобрать, что Чонин должен чувствовать.  - Ты так и не назвал своё имя.  Подросток не повторяет ошибок и поворачивается медленно. Лидер опирается локтями о спинку дивана, рискуя посадить занозу, и с непринуждённой проницательностью вглядывается в Чонина серовато-лунными глазами. Парень будто уже и так знает о подростке абсолютно всë, но даёт шанс рассказать самому, чтобы он не ощущал себя совсем уж беспомощным и ничего не значащим.  Жест доброй воли. Чонин хмурится, Бан Чан безнадёжно светло улыбается одними губами. Доброй воли? - Нам надо как-то к тебе обращаться, малыш.  Подросток уже давно не хочет слышать ни из чьих уст своë имя. Оно обладает нематериальной силой. Проклятой или благословенной. В зависимости от того, кто позовёт.  Для Чонина имя - цепь, петля, гаррота. Если мама обращалась к нему по имени, это значило, что как только слепые люди перестанут смотреть, она загонит ему под кожу корсажную булавку с цветным шариком. Каждый микроскопический шрамик на теле - его имя.  "Ян Чонин" размашисто написано на виске, укрытом волосами. Мама столкнула его с качелей и те вернулись, разбив голову.  "Ян Чонин" оставлено на коже поцелуем вырвавшейся подышать зубастой ключицы. Мама с размаха опустила ему на плечо чугунную сковородку.  "Ян Чонин" размазанный след белых стяжек ожога на спине. Мама наступила ему на шею тапком и лила кипяток, пока мальчик лил ещё более горячие слезы на ледяной кафель кухни.  Бан Чан бы звал подростка иначе. Чонин понимал это. Его имя не осталось бы после парня временными татуировками гематом.  - Ну хорошо, - мягко вздохнул Бан Чан, вновь не дождавшись ответа, и, протянув руку, вывернул воротник куртки подростка, прочëл бирку; "I.N" - Айэн. Запомни и откликайся.  Парень улыбнулся ещё шире и Чонин не сразу понял причину. Оказывается, он кивнул ему. Запомнит и откликнется.