Петля скорбящего

Мощный пинок с птичьим хрустом снëс нижнюю челюсть, кровавая роса окропила асфальт, крупными бусинами застучали о землю выбитые зубы. Били не Чонина, но воздуха в лёгких подростка не осталось вообще. Он не дышал, сходя с ума от увиденного. Тоническая судорога стянула мышцы, грозилась выгнуть Чонина мостиком. Незнакомый парень с невинными глазами и залитым кровью лицом ползал по асфальту, пытаясь собрать обломки зубов. По его взгляду подросток понял - тот обезумел от боли и не соображал, что делает. Он не издавал ни звука, не плакал и не сопротивлялся, когда на голову сокрушительным ударом опустилась бита Феликса. Парень рухнул на землю, заскреб обломавшимися ногтями по асфальту. Закровоточило отражение неба в его нежно-голубых волосах. На чёрной толстовке появлялись всë новые грязные отпечатки подошв, а парень даже не старался отбиться. Он только глухо скулил и дрожал. Предрассветное утро влажным холодом лезло под распахнутую куртку выброшенными на берег медузами. Чонин пытался научиться заново дышать и взять власть над своими руками, чтобы закрыть глаза и не видеть происходящего. Чанбин, Ëнбок и Хёнджин безжалостно ломали такого же, как они подростка. Резали пальцы ножами с наклейками, пинали раздолбанными кроссовками, отбивали почки инкрустированной гвоздями битой. На лицах всех троих - безумное, безудержное, безобразное веселье. Выражение без всего и со всем одновременно. Пламенный, горький, жестокий порыв завладел ими и заглушить его можно было лишь кровью, летящей во все стороны. Чонин чувствовал, что они не успокоятся, пока не оставят от парня ошмётки мяса, обломки костей и разорванные внутренности. Если ты не против, то за. Соучастник. Подросток не хочет им быть. Он вообще не уверен, что желает быть хоть кем-то, но с разбегу врезается в Чанбина, занесшего биту над головой парня. Его потом убьют за это, наверное. Чанбин падает, а Чонин отпихивает Хëнджина, кромсающего сухожилия ладоней несчастного. Главное не думать, а то полные мёртвой тишины глаза Феликса, с которым сцепился подросток уничтожат остатки самообладания. - Беги! - кричит изо всех сил Чонин, сжимая Ëнбока и пытаясь завалить его на асфальт. Волосы Феликса щекочут лицо. Он пахнет лисами, утром и кровью. А ещё подросток чувствует яростный стук сердца через его свитер. Оно требует жертвы, кровоточащей и изломанной. - Что он творит?! - вскочив, взревел Чанбин; его глаза бешено вращались. Хëнджин смертельно побледнел от заструившегося по венам гнева. Он медленно поднимался, крепче сжимая в пальцах нож. Чонин оцепенел, ощутив на себе их жажду. Подросток верил, что люди произошли от богов, ведь только они способны на столь всепоглощающую, беспросветную ненависть. Эта ненависть раздавит его и разрушит их, сожрëт. - Посмотрите на этого ублюдка! Он встал! - Чанбин зло машет битой, но жертва уклоняется и бежит прочь. Чонин слышит нечеловеческий, злорадный хохот. Парни знают, что подросток с сотканными из неба волосами не убежит далеко. - Куда же ты, Субин?! - радостно кричит ему в спину Хёнджин, пинает рассыпанные зубы - Добро своë забыл! Парни смеются. Падальщики. Жадно вцепились глазами в шатающуюся фигуру в грязной толстовке. Они будут идти следом, слизывать кровь с асфальта и улюлюкать. Наверное, не только Бан Чан прочëл "Повелителя мух". - Йена, - ласковый голос Феликса ластится к Чонину большой кошкой - отпусти меня. Мы не будем сердиться. - Не решай за всех, - фыркнул Чанбин, закидывая биту на плечо и на миг отворачиваясь от убегающей жертвы - я-то точно вломлю разок. - И у меня подобное желание имеется, - согласно кивнул Хëнджин, недобро глядя на вцепившегося в Ëнбока подростка. - Давай же, Йени, - мурлычет Феликс; ему так бесконечно хочется превратить глазные яблоки Субина в морских ежей из булавок. Чонин жмурится до выжигающих мозг вспышек под веками, видит на них растерзанный с детской безжалостностью труп и крепко-крепко сжимает Ëнбока. Слышит его удивленно-болезненный выдох, чувствует на плече стальную хватку Хëнджина. - Поторапливайтесь, - скучающе зовёт Чанбин - этот гад сейчас реально сбежит. Соучастник. Это слово пугает больше окровавленного ножа и ощерившейся гвоздями биты. А потому подросток не глядя нашаривает носом голую шею Феликса и впивается в неë зубами. Сухие губы щиплет пот, рот наполняется солëной кровью. Захотелось пить. Ëнбок дёргается, сдавленно кричит, но Чонин лишь сильнее вгрызается в шею. В подбородок неприятно врезается изящная ключица. Хëнджин пытается оттащить подростка, но делает только хуже. Феликс бьётся в руках Чонина стеклянным окунем среди осколков разбитого аквариума. - Отойди! - Чанбин отталкивает теряющего самообладание Хвана и ударяет рукоятью биты по затылку подростка. Тело Чонина потяжелело, обмякло, перед глазами поплыло. Чанбин схватил его за плечо и, резко рванув, развернул к себе. Взгляд подростка сосредоточился ровно на мгновение, чтобы увидеть, как парень заносит руку. Удар Чанбина отозвался в голове гулким взрывом и яркими вспышками. Чонин не был уверен, прикусил ли он язык или просто кровь Феликса ещё жжёт ему рот. В шею впился воротник кофты, подростка куда-то поволокли, пиная и раздражённо шипя.

* * *

Когда парни заволокли Чонина в цех, Бан Чан и Михо уже ждали их, инстинктивно почувствовав неладное. Они встали с диванов, напряжённое глядя на безвольно повисшего в руках подростка. - Что произошло? - утренний холод материализовал вопрос Криса едва заметным облачком пара. Никто не понял, когда из своих убежищ неслышно выползли хмурый Сынмин и встревоженный Джисон. Ноги Чонина давно превратились в протухший студень и не давал ему упасть только Чанбин, крепко державший за воротник. Даже если бы он и хотел что-то сказать, язык отказывался шевелиться. - Мы встретили того ублюдка, Субина, - начал Чанбин, зло встряхнув подростка - но поганец дал ему уйти. Лицо Минхо исказилось треснувшим зеркалом. Его ярость разгоралась, поглощая кислород, так что рядом невозможно стало дышать. Джисон отшатнулся. В его сумасшедшую палитру эмоций закрался страх. - Феликс? - Бан Чан кивнул в сторону Ëнбока, прижимающего к шее окровавленную шапку и взгляд Хëнджина. - Да, это он его так, - подтвердил Чанбин, с некоторой опаской посмотрев на Минхо. По далёкому потолку бегали чёрные сколопендры, щелкали жвалами, травились ненавистью подростков и травили сами. Цех наполнен предрассветными, бледными сумерками. В узкие окна, треснувшим витражем, вставлены кусочки шёлкового неба. Интересно, тот парень сейчас в безопасности? Или лежит на мусорных пакетах, облитый запахом гниения, крови и беспомощности. Чонину слишком хорошо знакомо это ощущение. Минхо не успевают остановить. А может никто и не хотел этого сделать. От удара Ли лицо подростка разносится в щепки, в клиновидной и решётчатых костях с шипением вскипает серная кислота. Носоглотку заполняет кровь и Чонин открывает рот, пытается глотнуть воздуха. Немного, просто чтобы не отрубиться. Но в солнечное сплетение врезается настолько сильный удар, что нервную систему подростка каротит. Чонин падает на четвереньки, теряет кровь, кислород и самоуважение. С лица на пыльный пол непрерывно капает, почти льётся. Хан не врал. Минхо действительно прекрасен в разрушении неистовством и искренностью. Подросток поднимает на него одуревшие от гипоксии и боли глаза. Минхо держат Сынмин и Джисон, хмурые и бледные. Чанбин нервно переводит взгляд с Ли на Криса, отстукивает на бите азбуку Морзе. Хëнджин обнимает Феликса, вплетая свои пальцы в его, сжимающие шапку. Ëнбок не мигая смотрит на Чонина с застывшей в смеси эпоксидной и сигаретных смол ненависти. Бан Чан думает. Кносский лабиринт мыслей однажды выведет его к Минотавру. На свободу Крис, наверное, никогда не хотел. - Успокоились. Голос Бан Чана звучит резко и холодно. А ещё так, будто его нельзя ослушаться. Даже лёгкие подростка расправились. Чонин зашёлся долгим, мучительным кашлем. Его эхо рассыпалось по нутру цеха, преданно возвращалось назад, ввинчиваясь в уши. Подросток сплëвывал кровь через окрасившиеся вишнёвым зубы, хватался за горло, пытаясь раздавить механических пауков, царапающих изнутри трахею. Чонина ждали. Он понял это, когда наконец поднялся с четверенек, сел на пятки и огляделся, вытирая грязным рукавом окровавленный рот. Минхо тяжело дышал, расстреливая подростка автоматной очередью в лицо. Подросток будущий фарш, точно. Джисон и Сынмин стоят рядом с ним, чуть поодаль, готовясь вновь остановить его, если кинется. Хёнджин смертельно бледнеет, глядя на рваный укус под приподнятой шапкой. Ëнбок хочет убить Чонина. Или всех присутствующих. По его неестественно широким зрачкам не понятно. Чанбин - вспыльчивый и перегорающий - кажется, уже отошёл и с тревогой смотрел на сгущающуюся ненависть, падающую на парней с потолка. Крис раскладывал подростка по клеткам, расщеплял по молекулам. - Зачем ты влез, Ян Чонин? Взгляд подростка остекленел. Это было подло. В сотни раз подлее, чем он смог бы вынести. С ржавых рельс американских горок со скрежетом слетает вагонетка здравого смысла. По щелчку выключается хрупкий, ранимый Ян Чонин. Его швыряют в пыльный ящик старых, потрёпанных детских игрушек и безжалостно накрывают темнотой. Там этому Ян Чонину самое место. - Какая разница, что тот парень забрёл на вашу территорию? - лицо подростка ныло и начинало неметь; говорил он хрипло, с трудом, но ровно, не дрожа - Они напали на него втроëм, первые. Бан Чан почувствовал мутации, понял их причину, но виду не подал. Ждал, что ещё скажет Чонин. - К чему была та жестокость? - продолжил подросток; почувствовал тошноту и головокружение - кислота добралась до мозга - Они бы его убили. - Это мы и собирались сделать, - голос Феликса настолько глубокий, что, кажется, исходит из-под диафрагмы. Ян Чонин глотает нафталин и задыхается в коробке. Ян Чонин смотрит в глаза детству и умирает, потому что того тоже уже давно нет в живых. - Вы действительно собирались убить его? - подросток переходит на шëпот, потому что чëртовы пауки переломали хрящевые полукольца трахеи; укалывая острыми лапками поползли ниже, в бронхи. - О, уж поверь, - язвительность Минхо настолько губительная, что однажды она убьёт его; Ли делает шаг к Чонину, тут же запутывается и замирает в руках Джисона, но продолжает уничтожать - нравится заступаться? Превосходно. Я сделаю с тобой всë, что не успели сделать с ним. - Он один из нас, - возразил Сынмин, не вложив в голос ни капли симпатии к подростку; скупая рациональность - ты не можешь так поступить. - Защищаешь его? - не поверил своим ушам Феликс; рана на шее вновь закровила. Голоса парней слились в единый шум, гигантской сколопендрой поползли по стенам. Чонин не хотел ничего слышать. Его будто швырнули в реку, где тронулся лëд по весне. И он, увлечённый потоком и скованный холодом, всё бьётся и бьëтся о льдины. Ломаются кости, рвутся ткани и органы, дубеют мышцы и разум. Это какая-то пытка. Лучше бы мама убила его тогда. Зачем он бросился обнимать её колени и умолять сквозь слезы не делать этого? Да, она не смогла бы закончить всё одним ударом. Ножи в их доме никто не точил. Материальные, по крайней мере. Заколоть человека, даже ребëнка, не так просто. В первую очередь, мама бы ударила его в грудь, надеясь попасть по сердцу. Промахнулась бы наверняка, пропорола лёгкое. Если бы ещё смогла попасть в межрëберный промежуток, а не застрять в самом ребре или грудине. Это было бы адски больно. Поняв, что не получилось, била бы в шею, глаза. И продолжала бы пока вся-вся кровь не вытекла на мягкий серый ковёр с красными машинками. Вместо этого они с мамой договорились, что Чонин покажет, как её любит и сам упадёт с лестницы в подъезде. Всем мальчикам в девять такое нравится. Ян Чонин начал плакать ещё до того, как вышел из квартиры, а закончил, когда лежал в крови и рвоте, пачкая половичок соседки снизу, дававшей ему на прогулках мятные леденцы. Мама их ненавидела и давила дома, втирала в скрипучий паркет. Мальчик тогда почувствовал себя одним из этих леденцов, ощущая лишь пульсацию в разбитом виске да покалывание в теле, абсолютно в каждом сантиметре. Мама стояла наверху. Очень большая и так тепло улыбающаяся, что Ян Чонин её тогда даже, кажется, любил. Как же он тогда ошибся, что не позволил убить себя. - Мальчишка вечно нарывается! - Минхо умел орать не повышая тон, возвышаясь над голосами парней - Я сломаю ему рёбра так, что сам дышать не захочет! Подросток упёрся в колени, медленно встал, оглядел взбешенных и слегка напуганных от самих себя парней. - Вперёд, - один Ян Чонин в коробке и слишком напуган, чтобы жить, а другой умер на лестничной площадке и ничего больше не боится - убейте меня. У Минхо слетает резьба. Хан зеленеет и прячется в руках Сынмина. Хёнджин и Феликс сплетены Сциллой и Харибдой. Чанбин чертовски обеспокоен, Крис просто спокоен. - Ты сам попросил, - Минхо уже даже не шипит, клокочет. - Я срежу ему веки, - пальцы Хëнджина созданы для искусства и парень искусен в самом аморальном смысле этого слова. - Будет забавно на это посмотреть, - звезды и планеты на лице Феликса отвлекают от правды; чёрный космос зрачков враждебен человеку. - Заткнулись все нахрен. Бан Чан говорит - все его слушают. Никак иначе быть не могло. Крис выжидает, срастается кожей с тишиной. - Ян Чонин, ты недавно здесь и некоторые наши поступки могут показаться тебе... - Да мне насрать. Среди всеобщего молчания голос подростка, кажется, имеет вес. Парни уставились на него с немым изумлением, шоком. Ян Чонин подыхает в коробке. Ян Чонин сдох давно. - Просто убейте меня, - подросток разводит руками, практически бросает вызов. - Проветрись, - Бан Чан просит по-хорошему, предупреждает прохладой могильных глаз. Он единственный, кто по-настоящему спокоен. И это раздражает. Раздражает так, что Чонину хочется его ударить. - Да с чего бы мне... Подросток не успевает закончить. Бан Чан вскидывает брови и подбородок, вбивает взглядом сваи и Чонина в пол. Не запугивает, но приказывает. Невозможно ослушаться. Ян Чонин слишком большой для коробки, чтобы в ней спрятаться. Ян Чонин слишком мёртвый, чтобы защитить себя. Подросток вдруг почувствовал, что сейчас расплачется синичками, а сквозь его волосы прорастут ветки голубых елей. Когда страшно - беги. Беги, пока не окажешься в безопасности. И Чонин подчинился рефлексу, позволил взять над собой контроль. Это было самое болезненное бегство в его жизни.