Петля скорбящего

Холодно. Как же холодно. Почему я совсем один? Где все? Меня снова бросили. Воздух превращается в смесь ядов, до синяков бьёт по лёгким. Чонину плевать. Он раскрошит рëбра, чтобы лучше дышать, но не остановится. Туман забальзамировал улицы мутным формальном, поднялся выше раздробленной паникой головы подростка. Чонин чувствовал, что вот-вот в нëм захлебнется. Тело подростка пронизывала радиация поселившегося в мозгу страха. Ещё немного и лучевая болезнь возьмёт верх. Ему бы только найти их. Тени рвали на куски сумерки. Чонин слышал разносящееся кругом ликование, боль и голод. Жатва выманила их, придала сил. Марфаноподобные фигуры из перетертого угля, гангрены и отравляющей скорби царапали туман сухими кривыми пальцами, ползали по стенам домов, припадали к асфальту. По улицам, утопая в полупрозрачном мареве, шагала беспощадная ночь Жатвы, треща гуттаперчевыми костями сумерек. Она скоро догонит подростка. Но так нельзя! Я ещё не нашёл! Не нашёл их! Чонин понимает, что всë кончено, когда его взгляд разбивается о пережëванное тело Сынмина. Подросток валится на колени, которые больше просто не держат его. Асфальт глухо урчит, впитывая кровь парня. В глазницах Сынмина однажды совьют из пуха и хлопка гнезда колибри, а Фемида может наконец снять повязку. Тени вернут ей украденные очи. Чонин рассекает радужку об острые края торчащих обломков рёбер, разбивает хрусталик об остановившееся сердце, выжигает на сетчатке изуродованное лицо. Он впивается пальцами в асфальт, пытается загнать кровь обратно в труп, роняет голову, сжимается в комок обезумевшей от боли плоти. В ушах пульсирующий грохот. Наверное череп расходится по швам. Подростка хватают за плечи, заставляют выпрямиться, встряхивают. Над ним нависает Хëнджин. - Я пошутил, - парень едва дышит, слова льются с его губ струйками ализарина; брови гнутся от боли - ты меня не бесишь, ты не противный, не... Чонин видит, как гаснут обесточенные галактики в глазах Хëнджина, как тяжело ему даются слова. - Не уходи, - ревёт подросток, цепляясь за футболку, обезображенную кровью; сколько же на нём ран, не сосчитать. Слезы выедают глаза, пытаются украсть у Чонина последнюю улыбку Хëнджина. - Я должен найти Феликса, - усталый шёпот, немеющие руки - мы поклялись умирать рядом. Ни одна сила не смогла бы удержать парня. Пальцы подростка провалились сквозь его футболку, выпустили. Хëнджин разложился на любовь и пятна крови, побрёл искать Ëнбока. Чонин запоздало вскакивает и несётся за ним. Я тоже! Я тоже не хочу умирать один! Чёрная кожанка бьёт под дых эфемерным облегчением. Подросток кричит что-то Чанбину, тот оглядывается, вопит в ответ: - Придурок! Убирайся отсюда! Парень окружён чёрными вестниками смерти. Его бита крошится деревянными щепками и звонкими гвоздями. Крошатся кости, стонут разрываемые суставы. Чанбин падает на асфальт по частям - семенами в безжизненную почву. Тени топчут и обгладывают ошмётки его жизни. Чонин воет, хватается за волосы липкими от крови Сынмина пальцами, разворачивается. Чанбин приказал бежать. Ноги вбиваются в дорогу с такой силой, будто хотят разбить асфальт в крошку. Подросток мечется по улицам пораженной рабической инфекцией псиной. Изогнуться бы и искусать себя за горло. Крис! Умоляю, будь живым, Крис! Вопреки всему, будь! Неминуемое завершение близко. Чонин слышит, как разваливаются иссушенные дома, голосят немые Тени, трещит льдина неба, грозясь рухнуть на голову. В стремительно разлагающимся хаосе ему необходимо найти Бан Чана. Мимо подростка проносятся обломки домов, ощетинившиеся Тени, улицы, но Криса нигде нет. Чонин спотыкается, оставляет кусочки кожи и миллилитры крови в многочисленных колючих зубах асфальта. Рыдает навзрыд, почти не борется с желанием навсегда остаться рядом с остывающими телами Феликса и Хëнджина. Неизлечимо больное детство и его человекоподобный гроб из любви и костей. Не умирай, Крис! Не умирай без меня! Подросток будет бежать даже если ему отрежут ступни, даже если в крови не останется гемоглобина, даже если сдохнут все нейромышечные синапсы, закончатся медиаторы. Гордый Минхо разбитой скульптурой с перебитым позвоночником, в мясо растерзанной спиной тянется к схваченному Тенями Джисону так отчаянно, что, кажется, через мгновение превратится в стрелу или яркохвостую комету. В глазах Хана восторг от ужаса Минхо и зубодробительная боль. Голова Ли с хрустом разламывается под ногой Тени, шея Джисона ломается в холодных, вязких пальцах. Почему? Почему они умирают?! Я не хотел, чтобы всë было так! Чонин не замечает выбоину в асфальте, падает, раздирает лицо. Кое-как садится, льёт слезы и кровь. Подросток обессилен, но встанет вновь, чтобы найти Криса. Ночь больше не любопытная, тайны ей теперь не интересны. Царственная Никта гладит бесплотными пальцами экзальтированных Теней, презрительно давит останки друзей. Неумолимая, грозная вестница конца. - Ян Чонин. Душа рвётся и падает куда-то в ноги. Подросток поднимает голову, подставляет туману кровоточащее лицо. Бан Чан смертельно-бледный, бледно-уставший, устало-смертный подбредает к Чонину, придерживая израненное плечо, падает на колени. В его улыбке всë, что искал подросток, всë, что у него отняли и всë, чего ему никогда не вернут. - Крис, - разодранные губы кривятся горестью. Бан Чан, проклятый инсомнией, скоро скинет своё бремя. Но он терпит, откладывает желанный сон. Ладони Криса шершавые и едва тёплые. Кровь Чонина пытается безрезультатно приклеить их к щекам. - Я всегда буду рядом, - затухающим, но твëрдым голосом обещает парень, пытается поймать обезумевший от слез взгляд - до тех пор, пока ты не будешь готов отпустить нас. - Не надо всегда, - мотает головой подросток, давится слезами, попавшей в рот кровью - будь сейчас! Бан Чан улыбается так безнадёжно, что Чонин понимает - он сейчас умрёт. Ладони соскальзывают со щëк, Крис закрывает глаза и медленно заваливается на землю. Подросток ломается пополам, бьётся лбом об асфальт, стачивает об него ногти, рвёт горло криком. Глаза колет, будто Чонин плачет солью, из рта льётся в след за кровью неясный хрип. Он безвозвратно сорвал голос и всех потерял. - Да помоги мне уже! - воет подросток, молотя кулаками об асфальт. Туман колеблется и отступает, когда перед Чонином на одно колено опускается колосс. Подросток чувствует ложно-молчаливое присутствие Мëбиуса, сипло скулит: - Верни мне друзей... Верни, умоляю... - Отпусти их. Они устали. Мёбиус говорит тысячами немых голосов. Бесстрастно и сочувственно. Проклиная и благословляя. Раня и исцеляя. - Но я не могу! - стонет Чонин, сжимает пальцами кофту на месте, где не хочет биться его сердце - Не могу без них! - Это не так. Они считали иначе. Подросток не хочет в это верить, возвращаться в мир, где нет друзей, нет Криса. - Они в тебя верили. Ян Чонин знает. Ян Чонин сжимает уже совсем холодную ладонь Бан Чана. Ян Чонин вытирает слëзы и выходит из комы. Здравствуй мир, где я остался один.