***
За окнами давно стемнело. Валил густой снег, своей пеленой укутывая вечерний городок, убаюкивая его сонных жителей. Биби собиралась после репетиции, забирая из гардероба свою куртку. Она немного задержалась сегодня, поэтому в театре уже почти никого не было, кроме нее и старенькой гардеробщицы. Натянув курточку с большой, пушистой опушкой, в которую Биби любила утыкаться носиком, пряча его от холода, девочка посмотрела на себя в зеркало и уже собиралась уходить, как к ней бесшумно подлетел Хельвин. Парень уже выворачивал рукава своей куртки, как бы невзначай неподалеку, но убедившись, что никого больше нет, кто мог бы подслушать их разговор, организовался рядом с Биби. — Биби, — в его голосе были непривычные нотки серьезности вперемешку со все той же бесноватой лукавостью, — Ты же помнишь, какой завтра день? Девочка даже перестала копошиться, останавливаясь и глядя в пол. В ее голову ничего не приходило, кроме странных вопросов. Неужто она снова что-то упустила и проворонила новую дату премьеры? А может еще что похуже? Поднимая глаза на рыжего мальчишку, та молча поджала губки и покачала головой. Хельвин вскинул брови и напыщенно закатил глаза, вытягивая уголки губ. — Биби Бланко, вот от кого-от кого, а вот от тебя я ожидал меньше всего! — в глазах Биби еще ярче заблестели огоньки неприятной тревоги и непонимания, поэтому хореограф продолжил, — Завтра у нашего ненаглядного день рождения! Ай-яй-яй, Биби... В голове Биби вмиг вспыхнула лампочка, она вспомнила ту прогулку у реки, которая была, казалось бы, так недавно... И вправду, сегодня было одиннадцатое число. В груди девочки зародились одновременно азарт, приятное волнение, но в то же время мандраж и беспокойство. Все эти чувства так быстро смешались, что образовали убойную смесь. Биби почувствовала укол вины и раздражение разом: она и вправду совсем забыла про день рождения друга, но в то же время это случилось из-за невероятной загруженности! Да и Хельвин не имеет права ей выговаривать за это! Хотя, по правде говоря, хореограф и не собирался этого делать. Тайтор продолжил, попутно надевая куртку: — Короче, я уже все купил. От вас от всех потребуется только прийти в театр пораньше, чем Мортис, чтобы успеть все сделать до его прихода. Я понимаю, что сделать это почти нереально, но... — И как быть? — Биби очень заинтересовалась тем, что придумал парень. В этот момент глаза Хельвина загорелись, он несдержанно улыбнулся. Кажется, мальчишке очень льстило то, что его идея интересует кого-то, ведь он считает ее поистине гениальной. — В общем, я еще месяц назад нашел в сценарии таку-ую сюжетную дыру, что Мортис будет возиться с ней пол ночи, это уж точно! Даже если не так, то он точно сразу запрется в своем кабинете и выйдет оттуда, к счастью, к обеду. Так что, план надежный про-осто как швейцарские часы! Он либо проспит, либо просто мы его не увидим до того, как он подлатает все неполадки в нашем сценарии, — Хельвин растекся в улыбке, подмигивая, — Уж я знаю, где их найти побольше. Биби сдержанно улыбнулась. Ей понравился план друга, она вдруг почувствовала, как здорово будет обрадовать Мортиса, представила его счастливую улыбку и искорки в уставших глазах от неожиданного сюрприза друзей. Сердечко девочки забилось чаще в предвкушении завтрашнего дня, стремясь выпрыгнуть из груди. По правде говоря, даже если сейчас у нее такая знаменательная дата и выскользнула из головы, то раньше Биби была твердо уверена, что купит Мортису подарок с зарплаты. Зарплата за ноябрь, конечно, была объемной, которой девочка даже не ожидала, но вся она ушла не только на долги перед хозяйкой квартиры, которые так и не удалось покрыть, но и на элементарные нужды, и, в конечном итоге, под конец месяца Биби все равно еле-еле сводила концы с концами. Обсудив с Хельвином еще несколько деталей, девочка уже спешила домой, чтобы ее совсем не замело снегопадом. Несмотря на зимний холод и все еще трудное положение, ее сердце пело в предвкушении завтрашнего дня, в приятном волнении Биби размышляла, понравится ли режиссеру эта затея, как он на нее отреагирует. Больше всего девочке хотелось увидеть его улыбку, ради которой она была готова на все. То, как он щурит глазки, пряча в них заводные огоньки удовольствия, ведь в последнее время Мортис казался ей таким уставшим и измотанным, что Биби бы непременно хотела привнести в его непростую жизнь чуть больше радости и, пусть и мимолетного, но такого искреннего, детского веселья. Вернувшись домой, Биби закончила все свои вечерние приготовления и, зарываясь носом в одеяло, снова оказалась мягко укутанной в теплых объятиях приятного волнения, стискивающего что-то внутри в районе груди. Она осталась наедине с тишиной и темнотой, которые смели нарушить только блики фар проезжающих под окнами машин и шум от них же. Ну и куда они все спешат? Когда дома тебя ничего не ждет, и возвращаться туда не очень хочется. Наверное, только чтобы поскорее уснуть, и завтрашний день наступил быстрее, который будет наполнен новыми живыми ощущения вдали от места, называющегося домом. Комкая подушку в своих руках, обнимая ее как можно крепче, Биби уткнулась в прохладную наволочку щечкой, сразу согретая под теплым одеялом после зимнего холода. Ей казалось, что завтра девочку ждет очень насыщенный день, к которому нужно подготовиться и хорошенько выспаться. Мысли Биби быстро утонули где-то в глубине, перемешиваясь с представлениями о том, что будет завтра. Искорки забегали перед глазами, перемещая девочку в сладкий, спокойный сон.***
Наутро Биби проснулась совсем рано, даже до надоедливого будильника оставалось не меньше часа. При этом, девочка не чувствовала ту усталость и вялость, которая ощущалась при каждом, даже позднем пробуждении, а, наоборот, даже бодрость. Говоря по правде, Биби наснилось много кошмаров. Она спала плохо, постоянно просыпаясь и мечась по кровати, комкая одеяло в своих руках. Ей снилось что-то ужасное, что разрывало ее изнутри, предвещающее что-то плохое. Да и душевные терзания всегда страшнее физических: тело, особенно хрупкое и неподготовленное к испытаниям, быстро умрет, а душа — никогда, обреченная на страдания, длиною в вечность. Говоря о Биби, то не сказать, что страшные сны случались с ней часто. Обычно девочка спала крепко и долго, при этом спокойно, а какая-то ночная тревожность, резкие и ранние пробуждения для нее были новшеством. Биби резко приподнялась на кровати, сдавленно и хрипло выдыхая, пытаясь отдышаться и успокоить бешеное биение сердца. В ее разуме одна за одной мелькали картинки последнего сна, который уже уползал из памяти, оставляя за собой только склизкий след дегтя. Руки девочки мелко подрагивали, а за окном было все еще темно, словно Биби и не спала вовсе. Делая несколько глубоких вдохов и выдохов, девочка прошипела сквозь зубы какие-то слова, неразличимые даже в тишине, откидываясь обратно на подушку. Но сон не шел, как бы Биби не вертелась, уснуть у нее больше не вышло, пусть ее голова заметно побаливала от недосыпа, а тяжелые глаза так и норовили закрыться. Чувство приятного волнения разрослось в сердце и груди в огромное ощущение ужасной тревоги, ожидания чего-то плохого. Биби поняла, что больше поспать ей не удастся, поэтому нехотя поднялась с кровати и направилась в душ. Списывая все на то, что вчера она слишком разволновалась из-за дня рождения Мортиса, и усталость поглотила ее взбудораженное сознание, девочка мотнула головой, чтобы прогнать все тревожные мысли и настроиться на позитивный лад, ведь все основные события были только впереди. Но, если игнорировать это неприятное, саднящее ощущение в груди, исчезнет ли оно?***
Добравшись до театра, Биби и вправду пришла слегка рановато, как и рассчитывал хореограф. Тихо просачиваясь в репетиционный зал, девочка не заметила никаких внешних изменений, но и режиссера здесь тоже не было. Похоже, план Хельвина действительно сработал, и бедный, уставший Мортис и вправду проспал сегодня работу. Разбираясь со своими вещами, Биби юркнула в небольшую каморку прямиком справа от входа. Это было небольшое помещение, вроде подсобного, где Мортис хранил всякий хлам, бумаги, которые никак не сдаст в макулатуру, а также старые, списанные в утиль костюмы и прочую театральную лабуду. Засовывая голову в дверной проем, Биби заметила, как Хельвин корячился над тортом для режиссера, что-то выстраивая и поправляя. Увидев девочку, хореограф отвлекся, мотнув головой, чтобы та подошла. Поравнявшись с ним, Биби оглядела его рабочее место. Хельвин старательно устанавливал свечку посередине торта. — Привет. А почему только одна? — В магазинах таких цифр нет, сколько ему лет. Оба прыснули со смеху, наполняя небольшую комнату тихим, но безумно ехидным хихиканьем. Когда все было готово, Хельвин закончил с доведением торта до совершенства, а Биби уже стало скучно наблюдать за этим, Тайтор поднялся, прислоняясь к небольшому окну, в отличие от остальных окон в театре. После нескольких секунд просмотра, рыжий парень свистнул, мигом оборачиваясь на девочку. — Вон, идет. Глянь. Резво подбежав к окну, отодвигая от него своего приятеля, Биби выглянула. И вправду, за пеленой только начавшейся метели был различим силуэт Мортиса, который, убрав руки в карманы и уткнувшись носом в свои ботинки, брел по территории театра. — И еще не торопится ведь. Девочка хихикнула. Когда режиссер пропал из виду, Хельвин отскочил от окна, последний раз глядя на торт, а после удалился с ним из каморки. Не задерживаясь там же, Биби поспешила за ним. Неброско оставив торт на одном из невысоких шкафчиков, Тайтор, довольный собой, уселся на стул, закидывая ногу на ногу и зарываясь пальцами в свои рыжие волосы, выжидающе глядел на дверь. Не сказать, что Биби сильно заволновалась: в ее груди появилось приятное чувство ожидания, потому что вдруг она была целиком уверена, что небольшое поздравление с важным праздником от друзей Мортис оценит по достоинству. Послышались шаги: режиссер, по обычаю, заглянул в свой кабинет и оставил верхнюю одежду там, а уже после, громко топая небольшими каблучками на обуви по лакированному полу, приближался к репетиционному залу. Когда большая дубовая дверь отворилась, через образовавшийся проем Мортис неловко просунул голову, словно опоздавший ученик, побоявшийся заявиться в класс. Кажется, на его поздний приход никто внимания и не обратил, поэтому режиссер просочился вовнутрь. Поначалу, словно никто и не заметил его появления, но уже через несколько мгновений незаметно Мортис оказался в кольце из своей труппы. Биби старалась протиснуться вперед, и, спустя небольшое время, у нее это вышло. Она стояла прямо перед слегка озадаченным режиссером. Даже сквозь расстояние от него еще веяло морозным холодом наступившей зимы. Через небольшое скопление людей протиснулся Хельвин. — Мортис, неужели ты надеялся, что мы забудем про столь важный для тебя день? — Тайтор начал в своем репертуаре, — Ты же наш любимый, единственный, неповторимый режиссер, самый лучший во всем мире, просто самый невероятный, ценный, драгоценный, незаменимый... — поймав взгляд от получателя, адресат-хореограф осекся, — В общем, не могли мы тебя порадовать и забыть про твой день рождения. Смотри, это для тебя. Хельвин взял со шкафчика торт, поднося его режиссеру. Мортис не смог сдержать улыбки, потому что, как бы он ни хотел казаться стойким и суровым, его внутренний "я" был очень рад такому, пусть и с издевкой, но теплому поздравлению от близкого круга. Достав из кармана зажигалку, Хельвин поджег единственную свечку посередине торта, слегка протягивая сладость навстречу имениннику. Мортис оглядел присутствующих, словно вопрошая, действительно ли они хотят, чтобы он уподобился празднеству, но уже через мгновение, немного задержавшись над свечкой, словно и впрямь загадывая какое-то желание, режиссер задул ее, вмиг оказавшийся в одобрительном гуле своей труппы. Хореограф только поддержал радостные возгласы, а после достал из торта свечу, откладывая ее в сторону. Вмиг с лица Мортиса спала довольная улыбка, натянулась какая-то нервная, не предвещавшая в будущем ничего хорошего. Друзья смотрели друг на друга, словно общались на телепатическом уровне, но никто иной из присутствующих не понимал их разговор. Хельвин подался вперед, режиссер отшагнул, в свою защиту выставляя руки вперед, отгораживаясь от хореографа. Флатовласый парень пролепетал: — Тайтор, только попробуй... Не... Мне сегодня ещё рабо... Не успел Мортис договорить, как Хельвин прямо рукой заграбастал довольно приличный кусок торта и с размаху влепил его в режиссера. Так как Мортис был наготове, тот смог отвернуться, и сладость прилетела ему в щеку, вписавшись в один глаз. Пока режиссер пытался избавиться от торта на своем лице, Тайтор залился в радостном смехе, подначивая присутствующих поддержать его аферу. Но он потерял бдительность: Мортис сгреб все остатки торта и впечатал их в ответ в лицо хореографа, прямо посередине.***
Оставшаяся часть дня прошла как никогда здорово. Мортис пытался заставить всех намотать сопли на кулак, но поселившееся в театре приподнятое настроение не хотело никого покидать. Что уж таить греха — казалось, что режиссер и сам уже был бы не против забыть о заботах в важный для себя день и просто-напросто отдохнуть от всей серьезной суеты. Наверное, поняв, что ничего продуктивного из них сегодня не выйдет, Мортис сдался и отпустил всех пораньше, объявив короткий день по такому поводу. Режиссер быстро удалился из репетиционного зала, даже слишком. Биби ушла почти самой последней. На улице ещё даже не начало темнеть, как в театре никого не осталось из труппы Мортиса. Девочка быстро собрала все свои вещи, стараясь и самой побыстрее покинуть работу, словно, если она останется ещё на несколько минут, режиссер непременно передумает и заставит ее снова приступить к прогонам. Закрывая за собой дверь репетиционной, Биби быстрым шагом пошла вдоль по коридору. Шаги ее раздавались негромким эхом в стенах театра. Проходя мимо кабинета Мортиса, дверь туда была приоткрыта. Девочка уже, было, прошла мимо нее, купаясь в грезах того, как придет домой и ляжет на кровать, как остановилась, замявшись. Что-то потянуло Биби заглянуть вовнутрь, да с такой силой, что девочку пробрала легкая дрожь с ног до головы. На цыпочках, чтобы Мортис не услышал стук ее небольших каблуков на обуви, темноволосая актриса подкралась в кабинету. Затаив дыхание, Биби заглянула в довольно большую щелку. Мортис ковырялся в шкафу. Он доставал оттуда какие-то бумаги и папки, а после они где-то пропадали. Из-за мешающейся двери, Биби не смогла увидеть, куда режиссер их складывал. Зато девочка смогла разглядеть, как опустело выглядел шкаф — она вспомнила их первый разговор тут, когда Мортис принимал ее на работу. Она точно помнила, что шкаф был доверху заполнен бумажной волокитой и даже какими-то личными вещами режиссера. Мортис остановился напротив, глядя на него несколько мгновений, словно ожидал увидеть там что-то ещё. Отойдя от шкафа, режиссер уселся за стол, собирая в стопки все те же бумаги, которые у него там лежали. Даже издалека было видно, что руки у него как-то неестественно подрагивали и совсем не слушались. Глаза Мортиса бегали по столу, словно ища в деревянном покрытии какую-то поддержку для себя. Парень снова потянулся за чем-то, но руки разъехались в разные стороны, он дернулся, без возможности собраться с мыслями. Режиссер обездоленно облокотился на стол, пряча лицо в ладонях, потирая пальцами, видимо, заболевшие от напряжения виски. Мортис начал кусать губы, уставившись в одну точку пустым взглядом. Наблюдая за такой картиной, вмиг у Биби испарилось все приподнятое былое настроение, а внутри словно что-то рухнуло прямо в пятки. Вмиг Мортис поднялся, убрал руки за спину и стал расхаживать по кабинету туда-сюда, понуро опустив голову. Да что так могло огорчить режиссера в такой день? Что могло так испортить ему настроение в его день рождения? Немного наклонив голову, Биби попыталась расширить свой обзор, и у нее это вышло. Так как Мортис вел себя слишком резко, девочка боялась, что он ее увидит, но на долю секунды ей удалось разглядеть содержимое кабинета. Кажется, всю ту бумажную волокиту, которую тормошил режиссер, он складывал во что-то, вроде сумки, причем довольно большой. Но, что удивило Биби ещё больше: все это время на стуле на колесиках в глубине кабинета сидел Хельвин, который наблюдал за всем этим действием, хотя девочке казалось, что хореограф ускользнул домой в числе первых. Раздались голоса: — …ты уверен в этом? — Да, почему нет? Это отличная возможность… — Сужу по твоему виду. И по твоим словам. — О чем ты? — Мортис, пока мы здесь сидим, у тебя рот просто не затыкается. Ты только и твердишь… Тайтор резко поднялся со стула. Биби юркнула за дверь, прижимаясь к ней спиной, но стараясь не сдвинуть ту. Мортис куда-то собирался. Может быть, нашел себе новый кабинет, и перескакивает все свои вещи туда? Темноволосая вообще ничего не понимала, но в ушах застучала кровь, а затылок нагрелся. Биби еще раз мельком глянула в кабинет: режиссер снова уселся за стол, уперевшись щекой в ладонь и пряча в пальцах свой отрешенный взгляд. В другой руке у него бессмысленно вертелась ручка, которой он постукивал по столу, кусая и без того покрасневшие от механического воздействия губы. Биби смогла очнуться только тогда, когда вышла из театра. Ей на носик упали новые снежинки, которые тут же растаяли. В ее голове все перемешалось. Мортис выглядел таким грустным и потерянным, хотя сегодня был его день рождения! И друзья подготовили ему небольшое поздравление, чтобы он не чувствовал себя одиноко в этот праздник, даже если он говорил, что не хочет этого. Все хотят, чтобы к ним проявили внимание, дали знать, что они небезразличны... Наверное, просто у режиссера случилось что-то такое, что все же смогло омрачить его сегодня, и чем он не собирается ни с кем делиться. Биби никогда не узнает, о чем они говорили с Хельвином в кабинете, она даже не могла предположить, что произошло. Проигнорировав то, что в глубине ее груди снова зародилось то неприятное чувство, с которым она проснулась сегодня утром, неприятное предчувствие, которое она списала на последствие кошмарного сна, Биби уже поспешила домой, надеясь, что завтра все прояснится и вернется в обыденную колею, как ей снова пришлось остановиться от звука уведомления на телефоне. Прочитав содержание, руки девочки непроизвольно затряслись, а к горлу подступил тошнотворный ком. Это было сообщение от Мортиса: «Биби, ты уже дома, верно? Извини. Как можно скорее приходи в парк перед театром, я оплачу тебе такси. Нам нужно встретиться, это важно. Нам нужно поговорить.»