... io e te... (Я и ты)

      Март выдался мрачным и почти без солнца. В Британии всегда так было, и Гермиона не слишком удивлялась. Она не заметила, как первый месяц весны пролетел мимо неё: книжки, новые проекты, бесчисленные листки исписанного пергамента, чернильные пятна на руках, и... профессор Снейп.       Почти каждый вечер они коротали вдвоём, работая в библиотеке или читая там же. Иногда Снейп пребывал в мрачном расположении духа, и тогда Гермиона по большей части молчала, с головой уйдя в книжку и не обращая внимания на его фырканья себе под нос, или раздражающее цоканье языком. Сама она и не заметила, как после продолжительного соседства научилась различать полутона его настроений по жестам, взгляду, дёрганью губ. Он не всегда был просто "угрюмым", просто "злым" или "невыносимым". Сейчас она могла определить, что он расстроен (какой-то эксперимент не удался), сбит с толку (нужной ему информации не оказалось в очередном фолианте), вдохновлён (это когда он, не отвлекаясь, полтора часа яростно исписывает пергамент). Да, во всех этих случаях у него могло быть одинаковое выражение лица, но Гермиона каким-то образом понимала, что к чему.       Она становилась мягче в периоды его "обострений", ретировалась к себе, чтобы дать ему остыть, или, напротив, специально затевала спор, чтобы его эмоции экологично вырвались наружу, замаскированные под возражения на очередную научную тему. Возражал он ей почти всегда, и Гермиона, по началу оскорблявшаяся, позже начала ценить его критику: во многом он действительно оказывался прав. Она не уставала замечать, насколько Снейп глубоко образованный человек, умеющий по-настоящему мыслить, и их дискуссии с лихвой заменяли ей часы самостоятельного чтения.       Гермиона изучила его привычки: мерить шагами помещение, будучи в задумчивости; покусывать кончик пера; иногда предпочитать кофе какой-то самодельный напиток из непонятных корней (пахнет отвратительно); слушать Дебюсси и Бочелли по вечерам и долго молчать; расстёгивать верхнюю пуговицу рубашки, плюхаясь на диван с книжкой и чаще всего вынимать ноги их домашних туфель, скрещивая стопы.       Она много наблюдала за ним тайком и была жадной к деталям, ловила каждую произнесённую им фразу, особенно, если они говорили о чём-то значимом: литература, наука... жизнь.        — Он назвал Вас трусом, - произнесла она, опустив взгляд. Незаметно они ушли в воспоминания, которые были донельзя болезненны для обоих. Снейп мрачно усмехнулся, но в глазах его не было веселья. — Сначала я думала, что это из-за прошлого... Ну, мистер Поттер-старший и всё остальное, - продолжила Гермиона, наблюдая на его реакцией. Он нахмурился, но продолжал слушать. — Я думала, что Гарри просто наступил на больную мозоль тогда. Такое бывает.        — Но? - он приподнял бровь. Глаза потемнели. Но Гермиона не собиралась отступать.        — Но сейчас я иного мнения. Вы так долго работали на Дамблдора под прикрытием, без какого-либо признания окружающими постоянной опасности, в которой находились, и последней каплей стало то, что мальчик, ради которого Вы рисковали жизнью каждый божий день, называет Вас трусом, после убийства человека, который и приказал Вам совершить это убийство!.. И никто, ни одна живая душа об этом не знала, Вы навлекли на себя всеобщую ненависть, хотя чёртов Дамблдор мог оставить хотя бы записку типа "вскрыть после моей смерти", где всё бы объяснил, и тогда всё сложилось бы иначе...       Она так увлеклась, так разгорячилась, что не почувствовала, как щеки заалели возбуждённым румянцем, голос срывался и речь ускорилась. После "чёртового Дамблдора" пути назад не было, ей показалось, что она сболтнула лишнего, но внезапно услышала мягкий, шелестящий смех.       Да, Северус Снейп смеялся. Беззлобно и, казалось бы, вполне искренне, он позволил себе запрокинуть голову. Гермиона с замиранием сердца вгляделась в его лицо: настоящая эмоция изменила его почти до неузнаваемости, черты его лица смягчились. Он посмотрел на неё потеплевшим взглядом:        — Право, про Дамблдора... Святая правда.       Она улыбнулась:        — Я правда так считаю, сэр. Вас можно обозвать как угодно, но только не трусом.       Он перестал улыбаться. Посмотрел на неё очень серьёзно, так, что она даже на миг испугалась. Но Гермиона была как никогда уверена в своих словах и суждениях, она выдержала его взгляд, готовая ко всему, к отрицанию, крикам и даже колкостям...        — Спасибо, - тихо сказал он. Ей не послышалось? Это правда "спасибо"? Он выглядел смущённым. Как-то съежился весь, нервно сцепил ладони и посмотрел куда-то в сторону. Гермиона сглотнула комок, встала с кресла и на дрожащих ногах подошла к дивану, чтобы опуститься рядом, на расстоянии вытянутой руки.        — Сэр, - сказала она. Снейп не смотрел на неё и сам упорно избегал её взгляда.       Совсем перестав дышать, Гермиона переместила взгляд на пол, и увидела, как он напряжённо постукивает ногой, а потом придвинула собственную вплотную к его. Такое было прикосновение: не руки, не объятия; дотронуться до его ноги своей, но этого хватило, чтобы Снейп напрягся и повернулся к ней с непонятным выражением лица.        — Дружеский жест, - шёпотом объяснила она. — Я знаю, что обычные прикосновения Вы не очень-то жалуете, но мне... очень захотелось... хотя бы вот так.       Он не ответил. Но и ногу не убрал. Только выдохнул, будто всё это время и не дышал вовсе. Они остались на диване — расстояние вытянутой руки и склеившиеся стопы.

***

       — Нет! - сердито воскликнул Снейп. — Чтобы Вы там не говорили, но "Носферату: Симфония ужаса" это самый лучший фильм ужасов, и никакой "Дракула" ему в подмётки не годится!        — Вздор! Он же немой. А комедия Брукса вещь интересная: и испугаться успеешь, и посмеяться над чем будет.       Они устроились в гостиной Снейпа с двумя высокими креслами и столиком, на котором стоял магловский телевизор с проигрывателем. Как же удивилась Гермиона, обнаружив у профессора целую коллекцию кинофильмов! Она тут же упросила его посмотреть что-то, тот согласился не сразу и скривив губы, но каким-то чудом они уже третий вечер проводили у экрана, каждый раз споря: из-за выбора фильма, из-за того, какой актёр лучше, из-за того, что на самом деле хотел сказать режиссёр. И баталии выходили нешуточные; однажды Снейп даже остановил фильм на середине, чтобы поспорить, и они его так и не посмотрели, вместо этого занимаясь взаимной пикировкой друг друга, совершенно позабыв о предмете разговора. Гермиона всякий раз прятала улыбку после таких бесед, в эти моменты в профессоре как нельзя лучше чувствовалась жизнь и бегущая по жилам кровь; он из самого себя вылезал, лишь бы победить её, а она была не против сдаться и не потому, что действительно поверила ему, а просто так.       Гермиона и не подозревала, что сам Снейп напрашивался на перепалку ровно по той же причине, что и она сама — чтобы ещё раз увидеть, как шипит раздражённая гриффиндорка, как азартно блестят её глаза и как она до пены у рта пытается доказать ему свою правоту. Да, он хотел раздражать её по поводу и без, отчего-то это занятие веселило его и раззадоривало, но что удивляло: всякий раз под конец Гермиона сдавалась, уступая ему, и он никак не мог сообразить, чем такой подход обусловлен.       Северус подумал было, что Грейнджер просто начала его жалеть: сначала ужин, потом много совместного труда, разговоры в библиотеке, теперь фильмы. Сначала он разозлился, и на неё, и на себя одновременно, ему стало противно ощущать себя кем-то вроде голодного уличного пса. Но Гермиона, казалось... Совсем не это имела ввиду. Её чувства к нему казались подлинными, он мог точно сказать, что она на самом деле наслаждается их долгими беседами, слушает его в вопросах науки и вполне искренне улыбается ему. Нет, она не лгала! Это всё по-настоящему, но как же в это невозможно поверить.       Зачастую он специально пытался напугать её и отвадить от себя: бросался колкостями, смотрел колючим взглядом и был совершенно, абсолютно невыносим. Гермиона пыталась рассмешить его, а если он не поддавался, либо тихо сидела, сбежав в чтение, либо убегала к себе, чтобы вернуться через какое-то время, просунуть голову в дверной проём и улыбнуться ему:        — Добрый вечер, сэр, можем продолжить?       Чувства у него были... странные. Он начал привыкать. Её присутствие в библиотеке стало чем-то обыденным, разговаривать с ней было интересно и даже приятно. Она сказала, что никогда не считала его трусом, и в тот момент у Северуса Снейпа забилось в груди что-то, о чём он давным-давно забыл. Осторожная Гермиона подсела к нему на диван, хотя его переполняли эмоции, и робко дотронулась до его стопы. Он понял, что отодвигаться от неё совсем не хочется.       А когда они смотрели фильмы ужасов, и всякий раз она ойкала, прикрывая глаза рукой на жутких моментах, Снейп чувствовал внутри себя странное тепло. Он специально выбирал самые длинные фильмы, чтобы она подольше не уходила.        — Над чем там смеяться? Плоский и туалетный юмор, - он фыркнул, с удовольствием отмечая, как Гермиона набрала воздуха, чтобы выдать ему очередное возражение.       И это было хорошо. Он чувствовал себя как никогда хорошо, он почти не думал о том дне, когда его метка потемнеет и будто зажжётся изнутри; он знал, что рано или поздно предстанет перед Хозяином, и не мог знать наверняка, чем эта встреча завершится. Но когда он смотрел на неё, слушал её, знал, что она где-то там, в этой же большой библиотеке... Ему было хорошо. Ему было спокойно.        — Может, Вы и правы, - обречённо кивнула Гермиона, не сумев найти ответы на доводы Снейпа. — Уже так поздно! Я хочу спать. Добрых снов.       Она всегда так говорила на прощание, а он только кивал в ответ, нарочито не провожая её до двери даже взглядом. Вот и сейчас Гермиона, улыбнувшись напоследок, скрылась за дверью, а оторопелый Северус со злостью выключил телевизор. После неё в комнате всегда ощущается странная пустота.        — Ай!       Он отреагировал мгновенно, вскакивая на ноги и выбегая в коридор с палочкой наготове. Гермиона растянулась на ступеньках, со слезами на глазах глядя на свою ногу. Заметив мужчину, она объяснила:        — Хотела спуститься вниз за книжкой, и как-то подскользнулась, не знаю...       Он резко опустился перед ней на корточки, внутренне вздрогнув, аккуратно потрогал место ушиба. Гермиона зашипела, прикусив губу.        — Ничего страшного, но учитывая Ваш анамнез, простым заклинанием делу не поможешь. Сначала нужно выпить настойку.        — Уже распухла, - прокомментировала Гермиона. И правда, стопа на глазах налилась и выглядела, ну прямо говоря, не слишком симпатично.        — Я сейчас же сделаю для Вас лекарство, - отрезал Снейп. Одной рукой он осторожно обнял её за талию, вторую же продел под колени. Гермиона схватилась за его плечи и поморщилась, когда нога случайно пошевелилась.        — До чего же я растяпа, - буркнула она. Северус усмехнулся.        — Заметьте, не я это сказал.        — Вы могли просто левитировать меня, - выпалила ему она, пока он бережно нёс свою ношу до её комнаты. На самом деле, Гермиона смутилась и ощущала неясный трепет от такой близости. Она видела, как он сосредоточен, и она слышала, как быстро забилось её сердце, когда мужские пальцы ощупывали её ногу.        — Мог бы, но к чему зазря тратить магический ресурс, - отозвался Снейп. Они слишком быстро оказались в её комнате! Внутри себя Гермиона посетовала, что не живёт в другом конце дома. Северус опустил её на постель крайне осторожно, сел рядом и совершил невообразимое: он аккуратно положил травмированную ногу на свои колени, сосредоточенно рассматривая.       Это было так... Обезоруживающе? Гермиона будто наполнилась жаром изнутри, проживая целый спектр эмоций. Каждое его прикосновение невероятно волновало её, а тот факт, что Снейп позволил себе такую близость, так легко касался её, и совсем не смущался этого...        — Я скоро вернусь, - сказал он. — Лежите спокойно, старайтесь ею не шевелить.       Девушка кивнула, профессор покинул её комнату, оставляя её, забывшую о своей боли, вспоминать только его прикосновения к своему телу.       Он и правда вернулся скоро, с маленьким флакончиком, содержимое которого Гермиона выпила до дна, даже не ропща.        — Спасибо, - сказала она. Он снова сел рядом и ей до смерти хотелось положить ногу на его колени.        — Теперь излечить её не составит труда. Позвольте мне.        О Мерлин! Снейп достал палочку, очень медленно ощупал её травму и себе под нос бормотал что-то, но Гермиона даже не слушала. Она на все сто процентов была уверена, что он всё делает правильно, она лишь любовалась им: сосредоточенным взглядом, чёткими движениями рук, его длинными тонкими пальцами, так нежно обхватывавшими лодыжку. Всё закончилось через пару мгновений, и боль миновала.        — Как новенькая, - пошутила Гермиона, активно разминая пальцы. Снейп кивнул.        — Старайтесь вести себя осторожнее на лестницах, - он встал, отряхнул брюки и направился к двери.        — Профессор? - нервно окликнула его она. Северус обернулся. — Вчера, когда мы смотрели тот фильм... Вы сказали, что мертвы так же, как Джуд. Точнее, Ваше сердце мертво.       Он кивнул. Да, он так сказал — к слову пришлось, да и он считал это правдой.        — Я уверена, что это не так, - сказала Гермиона. — Ваше сердце не мертво. Он ничего не ответил. Они долго смотрели друг на друга, не мигая, пока у Гермионы не заболели глаза. А потом Снейп тряхнул головой:        — Это ещё одна особенность гриффиндорцев: дорисовывать узоры даже на уродливых изображениях.       Он вышел, тихо прикрыв за собой дверь.