***
Когда Тёмный лорд отпустил его, измученного допросами, требованиями, растерявшего всю энергию и выжатого, словно лимон, день кончался. Да, он провёл на "службе" почти сутки, а Гермиона сидела одна в доме, покинутая в свой праздник без предупреждения. Северус был расстроен и одновременно испуган. Он трансгрессировал в коридор, рядом с дверью спальни. Мешкая пару секунд, Снейп старался унять бешено бьющееся сердце, но получалось неважно. Северус нажал на ручку двери. Она была там, и стоило увидеть её, опустевший было сосуд снова стал полным. Гермиона подняла глаза от книги (сухие и не красные! Это хорошо), улыбнулась ему очень нежно, от этого стала ещё красивее, и Северус улыбнулся в ответ, забывая о том, где только что был и что делал. Ощущение было удивительным. Это было возвращением домой. — Смотри, что сделал Бинки, - Гермиона поднялась с постели, не прекращая улыбаться, что очень радовало Северуса. На столике стояла ваза с жутко уродливыми и незнакомыми цветами, где сорняка было процентов на семьдесят больше, чем чего-то другого, имевшего лепестки. Рядом на блюде возвышался огромный корж, покрытый глазурью. — Это... пирог? - бровь Снейпа скептически взлетела вверх. — Ага, - довольно кивнула Гермиона. — И букет. Я ещё не пробовала, ждала тебя, - девушка взмахнула палочкой и перед ней оказались две тарелки и нож. — Подожди, - жар вновь наполнил его с головы до ног, но Северус быстро взял себя в руки. Он мягко обхватил её ладонь собственной и отыскал тёплый карий взгляд. — С днём рождения, Гермиона, - глухо вырвалось из его груди жалкое подобие голоса. Он скользнул в карман сюртука другой рукой и положил на её ладонь коробочку из бархата. Гермиона не прекращала улыбаться, и в этой улыбке не было боли, которую он ожидал увидеть. Возможно, пока его не было, она выплакала все глаза, но сейчас держалась стойко и выглядела... счастливой? Очень осторожно Гермиона выудила из коробочки кольцо, простое и тонкое, серебристо-белое. Её губы приоткрылись. — О, Северус... Снейп застыл, в горле застряла жидкость, которую он почему-то не смог глотнуть. От этого из него снова вырвался странный звук, похожий на кряканье утки. Гермиона не заметила ничего этого. Она смотрела на кольцо, которое он сделал сам, из рутения, и на которое сам нанёс гравировку. Сейчас она её обнаружила. — Magna res est amor, - она шептала. — Это латынь. — Великое дело — любовь, - перевёл он. Гермиона подняла на него влажный взгляд. Её губы задрожали. — Северус, - снова произнесла она, сжала кольцо в кулак и потянулась к нему всем телом, отчаянно прижимая к себе. — Северус... Продолжая шептать его имя, словно мантру, Гермиона целовала его куда ни попадя: в шею, плечо, щёку, уголок губ... Она плакала, он это ощущал, плакала и жалась к нему так крепко... — Есть ещё кое-что, - проговорил он в её волосы, облепившее всё его лицо. Гермиона посмотрела на него широко раскрытыми глазами. — Возьми свою палочку и скажи вот это... - он быстро начертил слова в воздухе одним взмахом руки. Гермиона прочла написанное, взмахнула палочкой и послушно произнесла: — Магнарес. В один момент они оказались в ночной свежести, пришедшей на смену их спальне. Гермиона, как была, в пижаме, и Северус рядом с ней. — Что... Как это? - она посмотрела сначала на свою палочку, потом на него, потом вокруг. — Это Тихама? Он кивнул. Северус создал заклинание, позволяющее мгновенно переноситься именно сюда, в Тихаму, где скоро будет стоять маленький дом со всем необходимым для жизни. Для перемещения не нужны порталы, камины или порох, так же не нужно мучительно сворачиваться вместе с собственными кишками для трансгрессии, достаточно просто взмахнуть палочкой... Он немного поработал и над этим местом тоже, научив пляж подстраиваться под Гермиону и её состояния: жара, приятное тепло, прохлада, дождь или снег, подобный тому, который они вместе наблюдали февральским вечером. Рассказав ей всё это, он оказался виновником её слёз, струившихся так легко и свободно, что Северус почти начал себя ненавидеть. — Это просто невероятно, - прошептала она. — Просто невозможно, что ты такое сделал... — Об этом месте никто не знает. Оно надёжно защищено от любых, известных мне, возможностей напасть. И ещё... Когда ты захочешь воспользоваться заклинанием, и... Вдруг, если вдруг тебе захочется увидеть меня рядом, если вдруг я буду где-то... Тебе достаточно подумать обо мне, сказать «магнарес», и я окажусь здесь, где бы не находился, и в каком бы состоянии ни был. Поцелуй, который она подарила ему, был самым невероятным из всех. Со вкусом её слёз, глубокий и нежный, невозможно дурманящий. — Спасибо, - шепнула она, оторвавшись от его губ только на секунду, и возвращаясь в сладкое небытие снова, пока одна из тёплых волн Красного моря не намочила её босые ноги, и Северус не подхватил её на руки. — Кажется, я слегка проголодался и очень хочу пирога, - признался он. Гермиона расхохоталась. — Я, кажется, тоже. Пойдём домой.la parte 17
24 декабря 2022 г. в 19:42
Девятнадцатое сентября настигло Северуса Снейпа в полночь. Он был один в своём кабинете, простившись с Гермионой накануне вечером и объяснив, что этой ночью ему нужно много работать и спать он отказывается, но если всё же тело и разум не смогут выдержать, в кабинете есть диван, который любезно примет его в свои кожаные объятия. Гермиона осталась спать в его спальне. Их спальне. В свою комнату она теперь наведывалась редко и часть странных девичих вещей ужасающих молочных оттенков смущали его взгляд, но, к собственному удивлению, он быстро привык и через неделю (максимум) перестал раздражаться. Для Гермионы официальный, если можно так сказать, переезд в его спальню казался чем-то обыденным. Так показалось самому Снейпу, который пристально и незаметно наблюдал за ней, пытаясь отметить какую-то неведомую ранее реакцию, но девушка была спокойна. Он выдохнул — следовательно, всё в порядке. Странная тревожность, поселившаяся было в его груди, до кучи с остальными чувствами, испарилась, подарив Снейпу возможность попробовать, как это — не быть одному.
Это оказалось чудесно. Он думал, что уже привык к ней, что уже и так впустил её достаточно далеко, фактически сходя с ума от осознания, что весь прошлый опыт, жизненные принципы и догмы пришлось стереть практически в порошок. Но тот факт, что теперь он открывал глаза и видел нежно-русый затылок на подушке рядом, будоражил. Снейп по инерции недоумённо моргал пару секунд, стараясь осознать, на каком он сейчас свете, а потом облегчённо прижимался к её хрупкой спине, нечаянно сжимая в объятиях слишком сильно и тем самым обязательно прерывая её сон.
Гермиона не обсуждала с ним свой день рождения, но вероятно, она о нём помнила. Взгляд то и дело становился чуть рассеянным, чуть застывшим, иногда она становилось очень тихой, и он знал, почему. Призраков воспоминаний изгнать до конца никогда не получится, но он хотел превратить их в верных слуг и старых друзей, которых приятно видеть, а не палачей, от которых она делается вот такая — сбитая с толку, печальная и горькая на вкус. Северус никогда не спрашивал, что случилось или как он может помочь, потому что это было глупо. Гермиона никогда не просила, потому что она тоже это знала.
Девятнадцать лет (Мерлин, какая ужасно маленькая, неприлично крошечная цифра...) исполнялось в понедельник. И этот понедельник уже наступил, так и не улегшийся спать Снейп нервно стучал пальцами по столу, раздумывая, правильно ли он поступает. Он переживал, даже не так, он был в ужасе. Подарков Снейп не делал никогда и никому. Делать подарок Гермионе было во сто крат страшнее, особенно если учесть, что он придумал. Стыдно признаться, но Северус усердно ломал голову над тем, что ей подарить, как именно это сделать и стоит ли вообще в это лезть. Он чувствовал, что как будто замахнулся на святое, как будто смеет входить туда, куда она его ещё не позвала, что трогает то, чем она ещё не поделилась. Они почти не разговаривали о её прошлом, касались только снейповской биографии, она слушала с неподдельным интересом, но в ответ рассказывала только что-то из очень раннего детства, едва задевая при этом родителей. Юность и Хогвартс, её друзья, то, что с ними происходило, их смерть — на всём этом будто стояло табу. Северус не смел прикасаться, а сама Гермиона будто и не собиралась этого обсуждать. Он был уверен, что не проходило ни дня, что бы она не думала, не вспоминала, что бы у неё не болело, и бывало, она прижималась к нему, возможно, в поисках утешения, и он послушно давал ей его, но эти чувства они оба никогда не облекали в слова, слёзы или ночной шёпот.
Северус подозревал, что перед днём рождения ей делалось в разы хуже. Рядом не будет никого из тех, с кем она привыкла праздновать, не будет мест, куда можно было вернуться для приятной ностальгии, не будет подарков, о которых она сообщала заранее и которые была счастлива наконец-то получить. Его пальцы сжали в руках чёрную коробочку из бархата, внутри была противная вибрация, слизеринец вскочил со стула, сделав несколько нервных шагов по кабинету и ненавидя себя за своё малодушие. Рука его взъерошила волосы, потянулась к вороту рубашки, расстегнула несколько пуговиц.
— Всё будет нормально, - сказал он вслух, возвращая коробочку на место. В этом самый момент метка на его руке привычно заныла, загорелась. Снейп стиснул зубы. Значит, Хозяин хочет его видеть. Он не так представлял себе день её рождения, но ничего изменить было нельзя. Выдохнув, Северус Снейп обратился в чёрную тень, вылетевшую из окна.