Licht auf dem Weg

Артём канул в небытие, в беспамятство отошли все мысли и переживания, растворилось во тьме усталое тело, вырисовывая только приступы боли, и он отключился. Казалось, прошла вечность, когда он смог наконец-то открыть глаза. Он не ощущал пространства вокруг, не понимал, где он, что с ним. Свинцовой тяжестью отдавалось в голове, пронзая тело нестерпимой болью, словно электрический заряд прошёлся сквозь него, а Артём служил неким проводником.       Тело обмякло под многочисленными ударами тяжелых, армейских сапог, вперемешку с увесистым грохотом чужих кулаков об его лицо, не давая шанса на передышку от тянущейся, как струна гитары — боли. Сознание молодого человека то покидало, то возвращалось к нему, балансируя где-то на грани. Голова раскалывалась, отдавая тупой болью в затылке. Обидчики не жалели силы, не давали шанса вздохнуть, рассекая тишину звуками ударов и детскими всхлипами Артёма.       Резкий удар в область живота окончательно затуманил разум, смешал мысли, заставил ноги подкоситься и Чёрный снова потерял сознание. Он больше не чувствовал жгучей, пронизывающей его тело боли, словно не чувствовал себя.       Смутные силуэты трёх мужчин, то и дело появляющиеся где-то на периферии зрения, Артём не узнаёт. Сколько он пробыл без сознания? И какой раз он вот так провалился в беспамятство, пока его били? Он попытался подняться на локти, но всё тщетно, тело не слушалось его; в горле пересохло, и он мазнул языком по разбитым губам, увлажняя их, ощущая солёный вкус крови во рту.       Заметив попытки Чёрного встать, мужчины, стоящие подле него, замолкли. Парень в разрыве с реальности, и не понимал, что рядом находится кто-то ещё. Жгучая боль, разливающееся по всему телу, оглушала, не давая сосредоточиться на происходящем.       Сейчас Артём походил больше на кусок бесформенной глины, чем на человека, поэтому вторая попытка подняться на ноги, не увенчалась успехом и он снова рухнул на пол, тяжело дыша. По крайней мере, он не потерял сознание.       — Ага, очнулся, блядь… — с рыком произнёс один из незнакомцев, хватая Артёма за жилет и грубо вдалбливая в бетонную стену.       Парень не мог похвастаться своим телосложением и силой, поэтому удары ощущались с особой саднящей болью, разве что разгрузка хоть как-то компенсировала часть получаемого урона. Если бы он был в обычной кофте, словно «голый», от парочки ударов он точно залёг бы замертво. Артём был благодарен, что уговорил себя надеть её, ведь мужчины совсем не обращали внимание чем бить, и куда.       Чёрному хотелось лишь одного — чтобы всего страдания его закончились прямо здесь. Он не знал, не мог догадываться, что от него хотели незнакомцы, чего добавились, нанося ему чуть ли не смертельные увечья. На этой станции он находился всего лишь пару с небольшим часов. В конфликты не вступал, никому не переходил дорогу. Пытался казаться ничем не примечательным жителем, тенью, блуждающей незаметно. Разве что этот нашумевший на всю станцию инцидент с женщиной и её сыном. В отрывках памяти проскакивал короткие эпизоды, но ничего конкретного на ум не приходило. Они с женщиной спокойно решили всё, не помешав никому, не разводя тревогу.       К чёрту. Всё это было абсолютно бессмысленно. За все прожитые годы жизни, здесь, в Метро, каждый из выживших должен собственной кровью вычертить одну фразу, словно татуировку и повторять, повторять её, как мантру. Утром и вечером, ночью и днём, вместо молитвы перед обедом: «Надейся только на себя». Никому здесь не было дело до чужих проблем, плевать было на горе и несчастье других. Каждый заботился лишь о себе, не важно, кем люди приходились друг другу. Будь это хоть близкий друг, сосед или знакомый по работе — всё равно.       Холодное, безразличное отношение к друг другу порождало нескончаемую ненависть между обществом, разделяя людей на группы и классы. Полное беззаконие и всеобъемлющий хаос породил обычных людей в демонов, только и жаждущих крови и боли; создавая новый ад на земле, центром которого являлось Метро, где люди были готовы грызть глотку друг другу, заботясь только о своем благополучие.       Ведь каждый хотел лучшей жизни для себя, поэтому с подачи творящегося хаоса, без единой системы управления и чётко прописанных законов с полным списком наказания за их несоблюдение, начали формироваться небольшие банды убийц, разбойников и мародёров, которым были чужды последние крупицы человечности. Они грабили, убивали, насиловали, нападали на торговые конвои, терроризировали обычных гражданских, живущих на станциях.       С самого начала жизни здесь, такое маргинальное поведение быстро схватывалось временной администрацией, но спустя годы, когда люди окончательно потеряли уверенную надежду на возвращение к обычной жизни на поверхности из-за высокого уровня радиация, в совокупности с другими ключевыми факторами, каждая из станций или групп объединенных в единую систему станций, начали отдаляться от кооперативного взаимодействия друг с другом, всё это свелось к созданию и обустройству целых жилых станций, отдалённо находящихся от других, куда стекались люди, готовые взяться на оружие не ради защиты слабых, а ради материального благополучия.       Этот мир давно бьётся в смертельной агонии. Из-за ощущения собственного бессилия люди стали всё более бессердечными и даже озлобленными друг на друга.       В тот момент Артём витал в собственных мыслях, не зацикливаясь на разговорах мужчин, крепко державших его за лямки жилета, и подумал, что всё обошлось, как вдруг ощутил жгучую боль под лопаткой, потом вспышку боли на лице. И снова удар.       — Ты, сука, всё ещё с нами? А? — подал голос рядом стоящий незнакомец.       — Да, смотри, Вован… вроде дышит. Живой, падла, — раздался неприятный возглас незнакомца, держащего Артёма. — Ну мы, ха, подправим, пацан.       — Хватит, — подошёл один из бандитов, грубо прервав мужчин. — Прекратите издеваться над ним.       Кажется, этот незнакомец походил на главу этой шайки, или пытался казаться таким, командуя другими. Артём краем глаза пытался рассмотреть своих обидчиков, но образы плыли перед ним, не давая сфокусироваться на чём-то конкретном.       — Заткнись и не указывай нам, что делать, блядь, — он ослабил хватку, откинув Артёма к стене. — Дай нам поразвлечься, — его внимание снова было приковано к Артёму. — Не каждый день встретишь таких «щедрых» незнакомцев на станции, а.       Для Артёма не было загадкой то, за что его могли избить. Он помог женщине купить инсулин; и вся эта история, произошедшая всего лишь пару часов назад, не могла не привлечь внимание посторонних лиц.       «Боже, эти уроды действительно подумали, что могут нажиться на мне, раз я помогаю другим с покупкой лекарств, как глупо», — подумал Артём, которого уже вся ситуация скорее забавила, чем пугала.       Может быть, адреналин сыграл своё дело, под воздействием которого разум играл злую шутку с ним, а может отчаяние и неизбежная смерть, крадущаяся к нему медленно, заставила мыслить так. Он не знал, и не мог понять.       Чёрный так ушел в себя, что совершенно забыл о том, где он находится и в какой ситуации он оказался.       В моменте, вся его короткая и однообразная жизнь с геометрической скоростью пронеслась перед глазами, когда разгоряченное тело парня почувствовало холод клинка на своей шеи. Это успокаивало. Стальной блеск лезвия отразился в приоткрытых глазах Артёма, когда мужчина провёл леденящей сталью по его горлу, намеренно задев обнажённую шею, оставляя за собой карминово-красный узор крови, размазывая её по складкам кожи. Некоторое время Чёрный ощущал лишь стук своего бешено бьющегося сердца и гул крови в висках.       — Что вам от меня нужно? — Артём, конечно же знал, что именно, но в попытках взять под контроль ситуацию он не думал на этот счёт.       — Хах, посмотрите, оказывается, он может говорить, — с ехидством в голосе произнёс незнакомец, проводя лезвием вдоль ключиц. — Ты правда настолько тупой и не догадываешься сам?       — Нет. Я вижу вас впервые, мы не пересекались, — выдавил из себя Чёрный. Он действительно не знал их, но понимал, что может потянуть время, задавая глупые вопросы.       Только на что он рассчитывал? Никто не придёт спасать его, никто не услышит мольбы помощи.       Ответ Чёрного рассмешил мужчин, когда все трое в голос заржали от него.       — Пацан, мы видим тебя впервые здесь, на нашей станции. И ты успеваешь навести столько шороху, что тебя невозможно не заметить.       Артём слышал, как сбоку остальные поддакивали ему с остатками смеха в голосе.       — Ты приходишь сюда, весь из себя, блядь, богатенький Буратино и как мать Тереза, помогаешь какой-то шлюхе, раскидываясь пульками направо и налево, — не прерывая монолога, мужчина отошёл от Чёрного, размахивая ножом. — Так что… — он медлил, растягивая слова. — Тебя невозможно было не заметить.       Артём медлил с ответом. По крайне мере, они прекратили избивать его, будто боксёрскую грушу, и можно было выдохнуть. Ситуация не располагала на дружеское перемирие, но стало легче дышать, не чувствуя на своём теле тяжесть армейских сапог.       — Но у меня ничего нет, вообще. Я обычный человек на станции, без пулек, без пропитания и дома, — прохрипел Артём, в попытках самостоятельно удержаться на ногах. — Вы ошиблись с выбором жертвы.       В горле пересохло. Чёрному жутко хотелось пить, и сейчас он бы отдал всё за чашку воды, но понимал, что на благоразумие бандитов рассчитывать не стоит. Тело по-прежнему саднило от боли, шум в ушах отдавался набатом, заставляя напрягать слух на максимум, чтобы не пропустить ни единого слова незнакомцев, лишь бы не нарваться на парочку новых ударов. Кто знает, что могло разозлить их снова.       — Не загоняй нам в уши, пацанчик, — истерично отозвался мужчина, и в глазах его вдруг вспыхнула ярость так, что он ударил кулаком в стену, аккурат рядом с головой Артёма. — Мы таких, как ты, видим из далека. И по тебе, — он с нажимом ткнул в грудь Чёрному, не жалея силы, что парень тихо всхлипнул, чувствуя, как дыхание сбивается, словно он пробежал несколько километров без отдыха. — По тебе сразу видно, что ты припакован по самые уши и весь из себя при деньгах. Не пытайся строить из себя невинную овечку.       Он сделал только хуже тем, что вообще заговорил с ними и попытался вывести на какой никакой диалог, но всё пошло не по плану, как и всегда. Глядя на внезапную ярость своего врага, тон разговора снова сменился на насилие. Но чёрт возьми, Чёрный не врал, но кто ему поверит…       — Ты либо рейнджер, либо прямиком засланный казачок из Ганзы… — где-то на периферии заговорил другой, сбоку стоявший незнакомец. Не может же, сука, «обычный житель» Метро, быть настолько укомплектован армейской снарягой. И новенькая разгрузка, и набитые карманы патронов в придачу с идеальным Калашом на перевес. — Но слишком ты слаб, для матёрых вояк Ордена или Ганзы.       Артём усмехнулся, слушая глупые доводы мужчин.       — Тебе смешно, падла? Ты нас наебать вздумал? Лучше бы тебя признаться сейчас, пока ты ещё можешь дышать.       Артём снова почувствовал глухой удар. На этот он пришёлся прямиком в голове, по правой стороне, чуть левее виска. Обжигающе красная жидкость, многочисленными, словно ручейки, струйками потекла со лба, прямо по лицу, достигая рта, отчего Чёрный невзначай поморщился от вкуса металла во рту. Мучительный стон сорвался с его уст; в голове резко помутилось, а перед глазами поплыла картина происходящего, и Артём ощущая болевой шок старался не терять сознания. Он должен выдержать.       Последующий удар не заставил себя долго ждать. Послышался тошнотворный хруст, а вслед за ним — жалобный вскрик, ломающий стоящую вокруг тишину. Чёрный повалился на бок, ни в силах удержаться на ногах.       — Эй, блядь, ты что уже всё? Не смей, падла, терять сознание.       Мужчина отпустил Чёрного, и тот повалился на холодный пол, сжавшись в клубок от изнуряющей боли.       — Скажи, сука, от кого ты? Кто тебя послал? Мы с тобой не играемся, всё узнаем, — гневный рык сменился на рваные вздохи.       А затем удар.       Удар.       Удар.       Артём даже не пытался прислушиваться к его воплям, какофония звуков глушилась нескончаемым шумом в ушах. Тело свело болезненной судорогой, он больше не пытался шевелиться. Он больше не желал жить.       Надежда на жизнь угасала в закромах души.       Совсем скоро томительная боль утихнет, оставив вместо себя вечную тьму, блаженное видение спокойствия.       «Всё будет хорошо», — подумал Артём, медленно погружаясь в сон.