Во имя порядка: кузница судеб

Спустя неделю. Речное. - Нет, Сигизмунд, я просто рад тому, что вы выбрались оттуда живыми и здоровыми, - бодро произнёс мужчина в красном жакете, убрав с пышного тёмного волоса сор; ладонь сжалась на кубке, по горлу полился пьянящий душистый мёд. – Даже не мог подумать, что вас занесёт в самое пекло. А у меня знаешь ли, всё спокойно. Ждём пополнения… у Оливии скоро будет брат или сестра. - Я тоже рад тебя видеть Джаэль, - натужно улыбнулся инквизитор стряхнув с чёрного кафтана пожухший лист. – И ещё больше рад слышать, что Всевышний послал вам ребёнка. Не обращай внимания на мои бурчания… я, наверное, старею. Если пошлёт Творец сил, ещё пару битв точно смогу простоять. - Видел я, как ты дерёшься, - допил медовуху Джаэль. – Так долго не живут. И вправду, что вас инквизиторов хранит Бог, иначе тебя бы убили. Недавно построенная таверна не отличается особым изыском, воистину напоминая сельский кабак – соломенная крыша, простенькая дубовая мебель, приземистые столы, расслабляющий запах эля и мёда. Посмотрев по сторонам, в свете уходящего солнца, льющегося из оконцев, инквизитор приметил пару речников, который отдыхали после работ на полях. Из-за угла доносилась слабая и тихая мелодия местного лютниста. - Тебя как принимают твои? – спросил инквизитор тыча пальцем в жакет. – Ты же баяррин, я не ошибся? А им вроде положены кафтаны алые, сапоги высокие. Или я неправильно понимаю… моду власть имущих в Княжестве. - У меня, как у участника войн есть небольшие поблажки, - Джаэль протянул руку за орехами в меду. – Да и нет тут официоза сильного. Просто большинство баярр вышли из крестьянских мужиков, которые так понимают свою, местечковую, роскошь. Да и знаешь, в Бережницах, всем плевать на то, как я одеваюсь. - Так вы назвали новое городище? - Да… я попросил, чтобы дом бедняги Пентаса снесли. То, что там произошло, - речь стала более «тяжёлой». – Должно быть похоронено. - Ты это помнишь? – удивился инквизитор, взяв кусок сыра. - Даже после всего пережитого и прошедшего времени. Не самый благовидный поступок, знаешь ли. Даже сидеть в столице, городе князя… такое себе. - Ты не думаешь вернуться к прошлому? – инквизитор в пару глотков опустошил кружку пива. – Жизнь без опасности и приключении как тебе? - Вот повесил я меч на стену и жизнь сразу стала скучна. Но я нисколько об этом не жалею! - Всё благодаря жене и дочери? - Да я это знаю. Если бы мне предложили снова отправиться на эти, прости Творец, «приключения», я не за какую монету не отправился бы. Хоть за все сокровища Киле не пошёл бы. Мне Элия и Оливия куда дороже, - Джаэль допил мёд, протянул кубок и громко выкрикнул. – Ещё! Очень быстро владелец поставил две пинты пенящего душистого эля. Сигизмунд прикоснулся к ещё одной кружке, медленно став попивать горьковатый, но приятный напиток. - Зачем ты меня сюда привёл? – спросил Сигизмунд. – У тебя есть какое-то официальной дело к Церкви? - Не будь официозником, - поморщился Джаэль. - Разве нужен повод, чтобы встретиться с хорошим знакомым? Посидим, выпьем чуток. - А твои дела? - Встреча с князем только завтра. Знаешь, - усмехнулся речник. – Сколько бы я не видел достижений новой власти, всё не могу свыкнуться с тем, что они так просто скинули Орден. Какая-то странная обида, неприятие всё ещё держат меня, - Джаэль посмотрел в сторону, где услышал, как мужчина рассказывает другу, как изменилась его жизнь, как больше ему не нужно страшиться выхода за стены города, а второй ему ведал о том, как всего год назад детям запрещали на улицу выходить после наступления сумерек, об ужасах, обитающих в тенях лесов и о голодных временах. - Это нормально. Главное не заниматься откровенной крамолой, а то… да ты сам понимаешь, к чему это может привести, - с оглядкой на всю кампанию Велисария сказал Сигизмунд, потирая ручку кружки. – Железное Королевство не на пустом месте образовалось. Только странно… с момента его появления, так никто и не увидел зачинщиков мятежа, подлую аристократию. Поговаривают, они были разбиты в самом начале войны. - Как твои дела, если не вспоминать о битвах и операциях, Сигизмунд. Мне нынче тяжело слушать о войне. - Ты думаешь мне легче? – смутился инквизитор. – Первые два дня я продолжал слышать стоны умирающих, а этот противный писк… проклятье, артиллерия не бог, это дьявол войны, - Сигизмунд припал к кружке, быстро допив до половины. – Прости, раны души… они так просто не затягиваются. Дела? У меня всё в порядке, у Церкви всё в порядке, у страны всё хорошо. - Я же сказал – как твои дела. Твои, - улыбнулся Джаэль. - Ты сам знаешь, что мои дела – дела Церкви, а дела Церкви – мои дела, - с толикой фанатизма высказал Сигизмунд, Джаэль увидел призрак грусти в глазах инквизитора, когда тот посмотрел на пару, веселящуюся за столом, обнимающихся и целующихся; медленно заговорив, Сигизмунд продолжил. – У меня… нет личных дел. Что мне смотреть, как свои дела? У меня ни семьи, ни друзей, ни детей, ни увлечений. Лишь молитва, меч и служба. - Я тебя понял, - помотал головой Джаэль. – У меня всё иначе. Жена, семья, дом, да и постоянно приходится сидеть и слушать местную Думу. Политики, они везде политики, но эти… они в прошлом были крестьянами, простыми мужиками. Они проще, честнее, не такие… официозные, грацкие, как аркчане. А ты… ведь, что там в Писании у вас говориться про мужчину и женщину? – ухмыльнулся речник. - Во истину, сказал Творец, что «нехорошо быть одному» и сотворил для первомужчины первоженщину – плоть от плоти свою, - вспомнил первые части Предания Сигизмунд, скрестив руки на груди. - Так что тебе мешает исполнить вашу заповедь? Ты и не давал обещание быть монахом или как это по-вашему… анназаришом ! Вспомнил. - Состояние, после смерти семьи. Пойми, так просто такое не проходит, - «каменно» ответил Сигизмунд, допив напиток и опустив руку в кошель, на столе зазвенели медные монетки. - Что будешь делать дальше? - Отправлюсь дальше бороться с нечестью. Железное Королевство практически добито, Велисарий закончит вскоре гражданскую войну, но монстров и еретиков ещё хватит на мой век, - посмотрев по сторонам, с долей вдохновения и обречённости, словно отчеканенные, были сказаны слова В конце концов, долг кончается только со смертью. - Хорошо, если захочешь отправиться на покой, то ты знаешь, где тебе будут рады. Бывай. - Прощай, - протянул руку мужчина, почувствовав крепкое рукопожатие. Сигизмунд встал. По телу разлилось приятное тепло, эль немного расслабил инквизитора, напряжение последних дней слегка отпустило инквизитора. Он подхватил высокий тканевый свёрток и направился к выходку. Толкнув скрипящую дверь, он оказался на тихой улочке, вымощенной камнем. Лёгкие наполнила прохлада уходящего дня, небеса облачались в пылающее золото на западе и в холодный аметист на востоке, сохраняя посреди идеальную бирюзу. Речное для Сигизмунда предстало в образе большого городища, с высоким частоколом, базарами, большой главной торговой площадью, запахами душистого хлеба и мёда. Город сильно изменился за последнее время, ибо под мудрым руководством князя и помощи Союза он смог стать истинной столицей. Стража Речного – крепко сложенные мужики в кольчугах, с каплеобразными щитами, сверкающие копьями и конусными шлемами. Они бдительно смотрят за порядком, которого не было ещё год тому назад. Обескровленный полк Аркской стражи мало что мог сделать с ужасами, разбойниками и тварями, сжимающими кольцо вокруг Речного. Новые войска смогли переломить положение в регионе, сделав его абсолютно безопасным, очистив даже горы к северу от приспешников Железного Королевства. Политика Ордена апотекариев и Гильдии алхимиков настолько преуспела, что Княжество практически полностью было избавлено от болезней, а самый главный триумф – священники и маги, алхимики и апотекарии объединились против красного безумия. За месяцы горячих проповедей и молитв, мудрёных магических изысканий и глубинных исследований удалось сдержать шквал «мистической чумы», лежащий за пределом обыденного понимания болезней. «Так почему же я не рад?» - спросил себя Сигизмунд. – «Люди благоденствуют, Творец послал хорошие времена этому краю, амбары заполняются, семьи радуются пополнению, мир и спокойствие, заботы людей не прикованы к вопросам нищеты, разрухи и падения моральных нравов. Так почему у меня на душе словно кошки скребут? Великий отче, помоги мне, прошу тебя!» - взмолился инквизитор и поцеловав символ чаши на кулоне, стал спускаться по улицам к новому городу, построенному у холмища, где громоздится изначальное Речное, облачившееся в «одежды» пышности, роскоши и сдержанной помпезности. Пройдя по улочкам, ещё немного спустившись, на самом краю столицы он нашёл нужный дом, который выделялся среди простых изб и строений. Двухэтажный, с хорошим срубом, раскрашенным фасадом и резьбой. Если бы не время года, то тут всё цвело бы от количества цветов, устроенных в клумбах. Небольшой участок представлял перепаханное поле, ждущее перекопки и засевания. На крыльце устроился мужчина в простой белой одежде, через слово ругающийся. В пальцах блестел нож, в другой руке какая-то деревяшка, из которой охотник явно пытался что-то сделать, но у него это дурно получалось. - Да что бы тебя, - воткнул нож в крыльцо Маттоми. – И как же мне сделать эту долбанную лапу? Нет, лучше из кости стрелы делать, чем пытаться походить на игрушечного дел мастера. Быть мне охотником всегда! – парень поднял взгляд, на губах пробежала сначала улыбка, а затем раздался возглас радости. – О, вот и наш матёрый инквизитор! - Я смотрю ты решил сменить профессию, - сурово заметил Гросс. - Попробовать, - сложил руки на груди. – А то охота нынче становится не такой уж и прибыльной. Ваш знаменитый брат хорошо работает. - Ох, а я у подумал, куда мне этот лук деть? – Сигизмунд поднял тканевый свёрток и развернул его, явив глазам изумительной работы оружие; изогнутый волнистой дугой длинный лук с чёрным древком и золотыми «плечами», украшенный узорами и надписями на странном, непонятном языке. - Вот это… подарок, - аккуратно взялся за оружие Маттоми, нежно погладив древко, тронув тетиву и ощутив тонизирующее чувство магии, при прикосновении к дару. – У меня нет слов… кроме матерных. - Не нужно, - отмахнулся Сигизмунд. – Я же сказал, что найду для тебя Аль-Рашимский лук и нашёл. - Где? – аккуратно взял чудо юга Маттоми. – Где ты, ватир тебя дери, смог откопать такое оружие? Такое только же в Аль-Рашиме можно заказать, у мастеров кузниц Золотой королевы и то только за великие заслуги. Ты либо записался в королевскую. Гвардию Аль-Рашимского двора… или залез под подол монаршей особе. - На такое отступничество я не готов идти, - ухмыльнулся инквизитор, присев на крыльцо дома и взглянув на город. – У одного путешественника из Нерима, который в своё время побывал в Кире и выполнил пару заказов для королевского двора. Зараза, а он ведь носил два меча… странный в общем. - Спасибо тебе, - Маттоми присел рядом с инквизитором, осторожно положив лук рядом. – Я не ожидал, что… что б, его. Нет у меня слов, - мужчина взглянул на другой дом, где в окне он смог разглядеть парня, который аккуратно накрывает плечи жены шкурой, защищая её от прохлады вечера. – Ты же пришёл сюда не только, чтобы встретиться со мной? - Да… ещё повидал старого знакомого, Джаэля. - А это хто? - Недавно – бродяга, бывший лейтенант стражи, искавший свою дочь. А сегодня – баяррин, пришедший на совет с князем. Джаэль – хороший человек, - хмуро произнёс Сигизмунд. – Мы с ним прошли многое. От Златоброда до Дюнного. Ну и, - запнулся инквизитор. - Что «и»? - Скажи, как можно… общаться с девушкой, чтобы её… не обидеть? - Ой, я могу тебе много чего рассказать… если ты о Кайль, то говори ей, что думаешь, она не обидеться на тебя. Только не оскорбляй. - Шэхкац, где он, как он? – резко сменил тему инквизитор. – Ты сам как устроился? - Он в Гильдии. Занимается воспитанием неофитов, у которых чешется в одном месте найти приключения и быть погрызенным волком. Вот он их и учит, как лук держать, и как не быть покусанным, - Маттоми усмехнулся, разведя руками. – Сам я в полном здравии. Долг пред отцом выплачен, поместье вернул, а те уроды оказались жуликами. Ну в общем я, Шэхкац, да ещё пара мужиков подстерегли их и… - Я тебя понял. Ладно, - поднялся инквизитор, поправив одежду и тяжело выдохнув. – Мне пора идти. Меня ждут. - Ты пойдёшь к ней? - Кайль хотела встретиться в часовне святого Бенедикта. И Я хочу встретиться с ней. - Что я хочу тебе сказать, - поднялся и охотник. – Ты инквизитор, но не монашествующий, не дал те, - Маттоми решил не озвучивать своё нецензурное мнение о клятвах Единому. – Ты понимаешь. Просто Кайль может быть твоим будущем. Ты подумай над этим. - Быть может, - покачал головой мужчина. – Я и сам бы хотел этого. Но вера… церковь… долг. - Это ведь тебе и не мешает. Сигизмунд кивнул, протянув руку. Ладонь Маттоми её крепко обхватила, они попрощались. Охотник знал, какие чувства играют в душе инквизитора печальные мелодии минора и ипохондрии, взывая к скорби и боли. Он ведь просто человек, мужчина, потерявший семью и желавший тоже любви и тепла. Вера, верой, охотник думал, что она несомненно делает его крепче, что-то или Кто-то хранит его на пути жизни, но отнюдь это не делает Сигизмунда сотворённым из камня и металла. Шаг инквизитора был быстр, он пролетал переулки, особо не заглядывал в лица прохожих. Он хотел, как можно скорее оказаться у часовни святого Бенедикта, чтобы встретиться с ней. Строение, построенное в честь праведника, изгнавшего силой молитвы и веры стаю призванных чернокнижниками из эфирных морей существ и спасшего город от разорения, станет местом их встречи. На секунду он даже задумался – не охватило ли его сердце что-то иное, кроме пламени веры и огня благочестия, не пожелал ли он чуть большего, чем просто быть рядом с Кайль. Ведь много всего прошло с тех пор, как они бились под золотыми кронами векового леса… они стали ближе, они узнали друг друга. Сигизмунду казалось, что и Кайль сама испытывает к нему далеко не дружеские чувства. А он? Выдохнув и вобрав полную грудь он ощутил то, что его самого гложет долгое время… странные чувства, призрак эмпатии, ставший таким из-за тонн невозможной меры страданий прошедшего. «Что я хочу?» Вопрос остался в изменчивых течениях бессознательного, уйдя в тень. Сигизмунд достиг часовни и мог любоваться её сдержанным стилем, явленным в простом камне и великолепный маленький сад, разбитый подле. Умиление вкупе с волнением обуяли сердце мужчины, в его руки и ноги проникла приятная щекочущая слабость. Инквизитор никогда не испытывал подобных чувств, разве что долгие лета назад, когда знакомился с первой «половиной» сердца. Холодная поверхность металла дверцы из прутьев железа оставила ржавый след на пальцах Гросса, когда он её коснулся; разнёсся протяжный приятный скрип, и инквизитор сделал шаг вперёд, ступив на каменную поверхность брусчатки. - Мой милый поборник Бога, Которого я не признаю. Вот ты и пришёл, - ему на встречу вышла девушка удивительно ослепительной внешности, не лишённая грациозности и шарма. Взгляд Сигизмунда словно приковали к белоснежному лицу и седым волом, в глазах, которые зеленее, чем килейские изумруды и луга Нерима, он находил приятный отголосок тепла, знакомое и родное. Её талия подчёркивалась корсетом, а выразительность бёдер кожаными штанами, на оголённом плече красовалась татуировка, показывающая красивую снежинку. - Кайль, я смотрю ты решила украсить себя узором льда? – заметил инквизитор. – Очень восхитительно. - А я то думала ты меня проклянёшь, скажешь – «не делай начертания и письмен на коже своей, ибо так пишется в Писании». Так они и стояли друг на против друга – девушка в корсете и мужчина в длинном чёрном костюме, который ниже неё едва ли не на голову. Он – воплощение пламени веры, она – отражение холода древности. Но в душах из было всё наоборот, ибо девичий дух горел эмоциями и чувствами, сколь сильными и разными они не были, а вот парень пытался стать подобием айсберга – холодного, грандиозного и несокрушимого… полного противоречий. Они могли бы ещё долго смотреть друг на друга, ища в очах знакомый огонь, желаемый отклик и одобрение своих чувств, но скрип деревянных дверей часовни вернул обоих к действительности. Местный священник, отслужив вечерний молебен, спешно ретировался, шурша чёрными пышными одеждами и размахивая кадилом, из которого лился сладкий аромат. Кайль не сумела удержаться… просто не смогла и инстинктивно протянула руку вперёд, раскрывая ладонь. Ощущения пьянили. Сигизмунд всё понял без лишних слов. Прикоснувшись к её коже, мужчина сам почувствовал захватывающее дух чувство, эмоции хлынули волной, столкнувшись о стену долга… или долгов. Вместе они пошли вокруг святого места, наслаждаясь цветами самой различной расцветки… тут и с заботой выращенные астры, и лилии, и цепляющее взгляд чудаковатые «цветки Мальфаса». Над головой небо стало золотисто-бирюзовое, солнце было окаймлено многослойными облаками, приобрётшими оттенок благородного металла, переливающегося со свинцом. - Я недавно прочитала часть Предания… самую печальную на мой взгляд, - тихо заговорила Кайль, сжав руку партнёра. – Ваша «Община Завета» изгнана из Этер-Матара, немногие группки отправляются в скитания по всему Вину. Справедливо ли? - Они пали, - понуро ответил Сигизмунд. – Многие стали поклоняться языческим богам, творить жестокие жертвы, больше возлюбили похоть, ложь и золото, нежели Его, и любовь к Его творениям. За это, - инквизитор бросил коснулся взором фрески, где изображено солнце, спускающееся в чашу. – Единый и позволил быть естественному ходу вещей… он ведь, когда мы Его отталкиваем, просто даёт случиться тому, что случится, позволяет быть обычному ходу событий. - И они «рассеялись по миру, как семена на ветру. Но в день изгнания клялся Он верным Своим, что ещё будет могущественна церковь Его, что снова будет блеск славы, и он поднимет на войну народ праведный», - процитировала строки Писания дама, потерев плечо. – И ты, мой милый инквизитор, веришь в то, что именно ваша Церковь исполнила пророчество? - Да… верю и вижу это. Двенадцать пророков отправились по всему миру, чтобы основать центры поклонения, взрасти и дать плод, но только дело одного нашло продолжение в нас. Многие ростки новой церкви были задушены. Если ты читала «Книгу скитаний», то знаешь, как жили и страдали общины, как они выживали и пытались нести слово… но практически всё напрасно, ибо князь духов злобы имеет много слуг в мире, - досадливо сказал Гросс. – Жестокие культы древности, а затем и Рождённые светом внесли свою лепту в их уничтожение. - И какое же семя пало на эту землю, кто посмел в феоде Мальфаса посеять «зерно горчичное»? - Пророк Абрахаим привёл свою паству в Эндерал, тайно проповедуя в новостроенном Арке. Тайком существуя тысячелетия, осколок «Общины Завета» смог прожить до самых наших дней, неся свет, - восхитился Сигизмунд, заворачивая за угол. - А Остианские? Кабаэтские общины. Насколько я слышала, там тоже была вера в… Творца. - К сожалению, они – выродились. На севере община Твороца была раздавлена, а её храм посвятили Тиру, а Остиан… даже говорить не хочется. Проклятые еретики, - фыркнул инквизитор, - убили своего пророка Кашрима, и стали жестоки. Создали свой культ «творца», сотворив из него идол. - Ну не заводись ты так, - ухмыльнулась Кайль, - мы же с тобой не в пос… ладно. Но главное, для твоей Церкви, что часть артефактов храма у вас. И всё это вещи невиданной силы, которые по удивительнейшему совпадению оказались у вас. - Их несколько… кинжал, меч и диадема. По крайней мере мы знаем о трёх. Вместо они имеют возможность даровать великие силы своему владельцу. - Давай сменим тему, - предложила Кайль, встав подле маленькой цветочной арки на заднем дворике часовни. Сигизмунд не мог не заметить её волнений. Расцепив руки, девушка потёрла ладони, стала переминаться. - Что тебя беспокоит? - Велисарий сделал мне предложение, - прикусила губу Кайль. – Не то, какое я бы хотела услышать от тебя, но тоже важное. Он хочет, чтобы я отправилась вместе с корпусом на север… они нашли место. Чертоги Азар-Мездраэла, место, где мои побратимы по предательству жили все эти века, планировали месть и творили страшные ритуалы. - Твой дом… - Мой дом на другом острове… более спокойном и лишённом жестокого прошлого, - отрезала девушка. – Сигизмунд, я хочу тебя взять. Не составишь ли ты даме компанию? Кстати, ты обещал меня сводить в Толстый Леоран, но так и не выполнил сего. - Дела, моя другая… дела, - развернулся инквизитор, взглянув в глаза Кайль, и вновь они стояли друг напротив друга. Кайль смотрела на Сигизмунда проницательно, но в тоже время Гросс один лишь раз в жизни видел, чтобы с такой теплотой, заботой и бережностью на него смотрели. И сейчас ему хотелось бы упасть в её объятия, но что-то удерживает его. Память о прошлой семье? Долг пред ней? Или это клятвы верного и беззаветного служения родине и Церкви, где нет места чувствам, отвлечения на что-то личное? Но он понимает, что это не более чем отговорки, призванные, чтобы прикрыть то, что таится глубоко в душе, зарыто под слоями долженствований и моральных догм, которые были избыточны. Ведь то, что было уже не вернуть, да и сам Первосвященник пару раз говорил, что пора бы остепениться и найти даму сердца, с которой он сможет создать крепкую семью. - Ты ведь хочешь, чтобы я была рядом с тобой? Сигизмунда этот вопрос поставил в тупик. Из-за своей долготы, остроты и неразрешимости. Но в тоже время он ощутил что-то склизкое и холодное, словно в его грудь вложили кусок льда. Он ясно ощутил тень страха, подавленная и вытесненная к краю души боль. «Что это может быть?» - спросил себя Сигизмунд, капнув глубже. – «Не потому ли я страшусь чувств, оттого, что не желаю более их в своей жизни? Один раз испытав боль потери, хочу ли я её понести или стать для кого-то её причиной? Она ведь – бессмертное существо… не закончится ли для неё самой всё это жуткими страданиями?» - Что ты сам хочешь? – бережно спросила Кайль. – Не что должен Церкви, прошлой семье или кому-то ещё. А что желаешь всей душой, всем сердцем? - Не знаю, - тяжко выдохнул Сигизмунд. – Поверь я хотел бы и с тобой, но чувство… - Боли. Ты боишься боли от потери? - Ты… весьма… проницательна. Но подумай, ты сама готова к ней? Ведь я – тленен, ты - бессмертна. Не станет ли для тебя это… я не хочу быть для тебя причиной страданий. Не проклянешь ли ты тот миг, когда меня встретила? - Хоть пара мгновений своей жизни, но я хочу быть с тобой. Клянусь, это будут лучшие моменты моей многотысячелетней жизни. «Пора отпускать старое», - внезапно появилась мысль, она тут же была взята в центр внимания, за неё Гросс зацепился, как за соломинку, которая вытащит его из моря клятв, которые исполнены, но всё ещё держат, не подпуская к тому, обо что он раньше обжёгся. Но эта защита более не нужна, ибо он чувствует, что впереди его ждёт не сад страданий, а долгожданное утешение. Ему больше не придётся врываться в сонмы еретиков и отступников, обрушивая праведный гнев и пытаясь забыться в деле искоренения зла. Покой рядом. - Одно могу сказать – я с тобой хоть в царство «высших». Если вернусь, если выживу - Сигизмунд ощутил, как ком противоречий, мысль, что он не должен этого делать подкатила к горлу и сжала его. – То обещаю тебе, я поговорю с Первосвященником, чтобы он освободил меня от клятв, которые я давал, когда брал инквизиторскую печать. И тогда… я смогу быть с тобой. - Тогда я сделаю так, чтобы на тебе не было ни одной царапины. [1] Анназариш – вид обета в Церкви Единого, предполагающий отказ от вина, винограда, их производных, а также ряд аскетических обетов на определённый срок или на всю жизнь. Отличается от монашества тем, что анназаришам запрещено участвовать в погребениях, они могут спокойно выходить в мир, а также то, что их обеты бывают временного характера.