Николай
Николай волновался. Как никогда он понимал, что это логичный шаг, что он достаточно сделал для этого, что он много добился и уж наверняка заслужил тот уровень доверия, который нужен. Но… Было это самое пресловутое «но». И не одно. Однако он глубоко вздохнул свежий воздух. На высоте птичьего полета было морозно и свежо, самое то, чтобы совершить задуманное. Для этого подходило всё: с дирижабля открывался прекрасный вид на восход солнца, под ногами проносились бескрайние поля родины, где-то там русские маглы собирались на работу, позади остался мрачный Лондон с его одновременно и печальной, и радостной историей победы над Темным Лордом, там же остались волшебники, которые восстанавливали разрушенное, выстраивали новое Министерство, вели суды, отлавливали Пожирателей… Мир после войны зажил заново, хоть и навсегда запомнил тот ужас. Но здесь и сейчас этого не было. Были только они, которые бежали при первой возможности после отгремевших праздников и печально молчаливых похорон. Николай понимал ее стремление убежать. Убежать от собственного брата, потому что между ними всегда были моменты, когда им надо было немного времени вдали друг от друга, убежать от банды, где были хоть и незначительные, но значимые для многих потери, убежать от отца, потому что она сделала все, что могла, потому что ей тоже было больно смотреть на портреты навсегда ушедших, потому что она не хотела дарить ему надежду. Джиджи Бреккер убежала бы и от него, если бы он сам не посадил ее на свой дирижабль и не отрезал все пути к отступлению. Она оказалась в его ловушке. И в тоже время на свободе одновременно. Николай не донимал ее все эти несколько дней, что они летели над Европой, останавливаясь в нескольких городах за грузом или же за топливом. Она справлялась со своим горем и своей болью сама, лишь только ночью крепко прижимаясь к нему и что-то беспокойно мыча во сне. Но Николай не мог ждать, не мог больше терпеть. Очередная война в его недолгой, но насыщенной биографии, снова прижала его на землю, снова весомо ударила по голове и сердцу. Он не хотел ее потерять. Не хотел расставаться с Джиджи. Но опыт показывал, что они выбрали себе слишком рискованную деятельность, чтобы прекратить в одночасье все и зажить спокойно. Он понял это по себе и видел это в ней. Они зависимы от адреналина, от собственных удачных дел и провернутых операций, им в кайф переступать закон, придумывать новые ходы и обводить вокруг пальца простофиль. Но жизнь быстротечна, а в их случае она так и вообще проносится слишком быстро, хоть и ярко. Николай еще раз глубоко вздохнул, задерживая дыхание и порционно выдыхая воздух. Джиджи стояла возле кормы, осматривая просторы. Она не любила полеты, но перелеты вместе с ним на дирижабле переносила спокойно, что точно нельзя было сказать о метлах, при виде которых она чуть ли не плевалась. На ней был обычный ее костюм. Только в этот раз черный цвет заменился на темно синий. Брюки, легкая блузка, жилетка, пиджак. Она не походила на простую девушку, желавшую спокойствия, скорее на деловую и занятую леди, которая с невероятной серьёзностью решает проблемы вселенского масштаба. Николай не видел ее лица, но был уверен, что брови ее слегка нахмурены, а губа по привычке зажата между зубами — лицо, означающее, что она в задумчивости. Он готов был вечность стоять на месте и просто наблюдать за ее иногда колышущимися на ветру волосами, собранными в нетугой низкий хвост, за аккуратной хрупкой фигурой, выражающей стойкость и сосредоточенность, за ручками, перетянутыми черной кожей перчаток, что сейчас держались за борт. Но его окликнул нежный, способный быть холодным, как сталь, и мягким, как расцветающий цветок, голос: — Так и будешь там мяться? — повернулась к нему Джиджи. — Всегда удивляло, как ты с легкостью меняешь правила на моем корабле и уже сама указываешь мне, что делать, — усмехнулся он, подходя ближе. — Когда-нибудь и тебя научу этому мастерству. — Ну, чтобы это наверняка произошло… — Николай замелся, переводя на нее шутливый взгляд. Она была полурасслаблена, на это указывали ее слегка опущенные плечи и милая полуулыбка на губах, хоть морщинка между бровей все еще и сохранялась, как и готовность рук схватить пистолет из кобуры. В глазах мелькал озорной серый огонек. Она ожидала шутку, но он хотел серьезности: — Выходи за меня. Ее брови вмиг разгладились, а глаза опасно блеснули неизвестным Николаю блеском. Тело напряглось, а плечи поднялись. Джиджи внимательно и слегка паникуя осмотрела его, бегая глазами по лицу, ища там следы шутки. Но Николай был серьезен. Это мысль в нем крутилась еще там. Когда они хоронили Матиаса.***
Место они искали долго. Нина сама тащила тяжелую повозку с Матиасом. Не было слез и истерик. Больше не было. После битвы, после заключительного рывка к победе, когда к ним присоединились домашние эльфы, кентавры и фестралы, Нина пролила много слез. Ее поддерживали друзья. Джиджи предложила найти и расправиться с убийцей, Инеж обнимала и гладила по голове, убеждая, что он не хотел бы, чтобы она грустила, он хотел бы, чтобы она жила дальше, воспитывала их сына. Джеспер и Уайлен молчали, слов, чтобы описать или разделить эту боль ни у кого не было. Николай пытался вытащить когда-то жизнерадостную Нину из пучины боли, но она все больше закрывалась от них, убежденная, что они ее не понимают. Николай понимал ее. Он пережил уже слишком много войн и слишком многих потерял, чтобы не понимать. Доминик, брат, Давид, теперь и Матиас. Каждая война отняла у него слишком много, чтобы он просто так забыл ее и перечеркнул свою жизнь. Только его горе всегда имело выход, всегда давало стимул к чему-то лучшему, сколько бы жизней он не оставил позади, он верил, что ради них будет лучше в будущем. Это был его долг перед ними. Нина же погрязла в печали. И только сын мог вывести ее из этого состояния. Маленький мальчик с белокурыми волосами, как у отца и зелеными глазами, как у матери. Он смотрел на нее, ища глазками папу, но еще не мог понять, куда он ушел. Мальчик ждал его сильные руки, ждал, когда Матиас начнет с ним играть, подкидывая вверх, ведь тогда он озорно смеялся, дергая ножками, а папа широко улыбался. Но как бы многого ребенок не понимал, он поддерживал мать. Тянул ее за каштановые пряди, уговаривая двигаться дальше. И она начала делать крохотные шаги вперед. Она поддержала в схожем горе Римуса. Эти двое находили молчаливую опору в друг друге, прекрасно осознавая, что сейчас они нужны своим семьям. Люпин же в ответ поддержал ее. Они с Тедди были в числе тех немногих людей, что пришли на похороны Матиаса. Нина сама выбрала место. Под заснеженными деревьями около небольшой речки, где-то далеко от людских глаз. Чтобы проститься с другом, никто не использовал палочки. Для многих это был знак уважение его серьезной натуре, для кого-то желанием побыть с ним подольше, для других же это был важный элемент жизни. Инеж, Джеспер и Уайлен возились с детьми, пока Каз стоял на стреме, следя за округой, все-таки северные королевства не были бы в восторге от чужаков. Римус, Николай, Нина и Джиджи готовили тело и могилу. Нина старалась не плакать ради сына, но не смогла сдержаться, когда произносила речь: — Матиас Хельвар был воином и героем. Провел год в самой страшной тюрьме на свете за преступление, которого не совершал. Простил мое предательство. Сражался бок о бок со мной. Мог выбрать свободу, но покинул не меня, а единственную страну, которую любил. За это его сочли изменником. Но изменником Матиас не был. Он верил, что его родину ждет лучшая доля. Он жил и умер с честью. — Голос Нины сорвался, но она заставила себя продолжить. Закончить достойно. Отдать дань уважения. — Матиас не всегда был добр, но у него было доброе сердце. Большое, сильное сердце, которое могло биться еще долгие годы. Николай сглотнул ком в горле. Он бывал на похоронах военных, героев, на подставных похоронах и самых душераздирающих, был на похоронах друга, когда-то он готов был похоронить и себя, свое прошлое, свое имя, взяв новое и начав жизнь с чистого лица. Но каждый раз для него болезненный, каждый раз он сдерживает слезы, а сердце сжимается в тиски. Каждый раз. Сколько бы он не потерял. Каз первый подошел к свежей могиле, взмахивая палочкой. На небольшом холмике появился одинокий цветочек. — Нам будет не хватать таких людей, как Матиас Хельвар, — сказал он в своей обыкновенной манере, хоть его речь и была достаточно неоднозначна, чтобы не обидеть Нину, и чтобы напомнить всем и себе, что Матиас был членом команды. По очереди каждый из Воронов подошел к могиле, что-то говоря, кто-то пытался смеяться сквозь слезы, кто-то шептал на незнакомом языке то ли молитву, то ли мудрость. Джиджи подошла последней. — Когда-то я считала, что смерть это замечательный выход из ситуации, что он правильный и единственный возможный для меня, — она глубоко вздохнула. — Когда-то я искала смерти, убежденная, что не достойна жизни… А после я приняла для себя очень важное правило — не искать легких путей, и смерть была одним из них. Я стала тем, кто идет на авантюры, потому что не боится умереть, потому что свято верит, что в очередной раз сможет обмануть эту старуху… И мне жаль, что я не смогла уберечь других от ее взора… — Джей нагнулась к самой земле, что-то прошептав в холодные камни, а после поднялась, в последний раз бросая взгляд на могилу. — Будь спокоен, Матиас. Николай не спрашивал, что она сказала. Да и сама девушка не спешила открывать эту тайну. Она просто продолжила дальше жить. Вести дела банды, придумывать планы с братом. Ее выходом горя стала работа. Но взгляд серый глаз передавал всю грусть и боль, которую она скрывала от других глубоко в своем сердце.***
Дела банды шли хорошо. Многое из нажитого добра Пожирателей перешло к Отбросам. Они стали весомой криминальной ячейкой Британии, как магловской, так и магической. У них были свои брокеры на бирже, и даже собственные фабрики, они выходили на легальный рынок, оставив в арсенале все свои нелегальные приемы. Их принимали и узнавали, кто-то боялся, а кто-то восхищался. Римус предложил Нине свою помощь в воспитании, а она в свою очередь согласилась на это, и теперь они уже вдвоем воспитывали мальчиков под руководством Андромеды Тонкс. Сириус и Гарри продолжали ремонт в доме на площади Гриммо. Министерство стало считаться с силой и значимостью Джиджи Бреккер, а Бруствер лично поговорил с ней, не желая в будущем прощать их делишки, но предложил сотрудничество и некоторые привилегии. Хогвартс восстановили, а новым директором там стала Минерва Макгонагалл. Николай не мог судить что-либо в магии, которой обучали в британской школе волшебства, но был рад, что мир приходил в норму. Джиджи тоже это нравилось, но больше всего ее воодушевляло то, сколько возможностей открывали эти изменения. Вместе с Казом они проводили ночи напролёт в кабинете или разведке, где-то шатаясь по городу, кого-то допрашивая или же покупая новую недвижимость. Эти несколько месяцев после войны были насыщенны делами, в основном хватало только запугиваний или небольшого шантажа, а потому наверняка эти двое даже начинали скучать по перестрелкам и кражам. Однажды Каз привел их на кладбище. Джиджи спокойно шла за братом, видимо такие прогулки для них были чем-то обыденным. Но Николай напрягся. Что он собирается показать? Укрытие? Или же какую-то необходимую информацию для нового дела? Или только тут можно беспрепятственно найти важного свидетеля? Николай не отличался страхом жутких кладбищ, но когда тебя туда приводит бандит Грязные руки, стоит переживать. Николай осматривался вокруг. Английские кладбища не многим отличались от русских. Могилы, кресты, надгробия, где-то ржавели ограды, стояли прогнившие скамейки, а ветви деревьев свисали низко, загораживая имена похороненных. Он не знал, зачем Каз привел их сюда, но понимал, что находиться здесь ему совсем не нравится. Не потому что брат девушки все еще его иногда пугал, не из-за суеверий и плохого предчувствия. А из-за боли, растекающейся в сердце. В последнее время он стал слишком часто посещать кладбища. Отличие все-таки конечно были. Магические кладбища России были кирпичиками. Это символизировало тот самый круг жизни, и то что каждый является частью творения в сердце мира. Гришей кремировали, а пепел собирали фабрикаторы, преобразуя его в кирпичи. Такой кирпичик Давида получила Женя после церемонии. В их философии был значительный пробел, потому что Давид Костюк стал лишь кусочком материи, хотя при жизни он был великим фабрикатором. Николай часто вспоминал его, думал его словам в своей голове, обсуждая якобы с ним свои новые идеи. Но это не вернет его к жизни, ни кирпичик, ни воспоминания. Магическое же кладбище в Англии ничем не отличалось от магловского. Такие же могилы и склепы. Склепы принадлежали чистокровным волшебникам, на входе к таким стояли странные статуи смерти или горгульи. Статуи обычно оживали при виде волшебников, странно провожая тех своими каменными глазами, стряхивая мох и пауков с крыльев. От такого магического кладбища и правда могли пойти мурашки по коже. Николай следовал за Казом, рядом шла Джиджи. Все молчали. В голове появилась совершенно неуместная шутка, что это и правда «гробовая» тишина. Но шутить он конечно же не стал. На душе было чувство, что сейчас совсем не до шуток, что всегда серьезное лицо Бреккера сегодня было более серьезно, чем обычно, что прекрасная девушка, идущая рядом, как будто догадывалась о цели этого визита и не могла определиться, предвкушать ли следующее действие или страшиться его. Николай не понимал, но молчал, прекрасно наученный опытом, что лучше не лезть с расспросами к этой семейке. Они продвигались все глубже, вокруг были уже древние склепы, а на одиноких могилках уже давно стерлись надписи, оставив безликие монументы, лишь как указатель того, что здесь кто-то есть. Склепы становились все более заброшенные, а статуи на их входах все более разрушенные, они уже не провожали прошедших страшным взглядом, а стояли неподвижно и безжизненно, будто всегда и были лишь статуями, а не стражами. Возле одного такого склепа Каз наконец-то остановился. Николай взглянул на двух ангелов по бокам от входа, они почему-то лили слезы. В их руках были свитки со стертыми во многих местах буквами, да так хорошо, что почти ничего нельзя было разобрать, только лишь то, что это были имена. Свитки были длинными, уходя к ногам ангелов. Джиджи задержала воздух, уставившись поверх голов печальных охранников. Николай тоже поднял взгляд выше и замер. «Блэк» — гласила короткая надпись. — Её ведь там нет, — прошептала Джиджи. Каз хмыкнул, первый заходя внутрь. Джей замерла у входа, обеспокоенно смотря вперед. Она боялась. Николаю захотелось прибить Каза Бреккера, который с такой легкостью бросает свою сестру на эмоциональные качели. Он взял ее за руку, мягко оглаживая костяшки. Девушка вздрогнула, поворачивая голову к нему. Ее серые глаза были наполнены болью. Он постарался как-то ее приободрить, если Каз смог найти имя ее матери и сделать здесь ей могилу, значит Джиджи должна это знать, должна принять ту часть себя, которая скучает по материнскому теплу. Она в ответ сжала его руку, прикрывая глаза и глубоко вздыхая. Вот в ее глазах уже нет столько страха и боли, как раньше. В них отражается лишь печаль и решимость. Если Николай нужен был здесь только для того, чтобы она не падала духом, то он готов еще пару раз прогуляться по этому жуткому месту. Джей шагнула уверенно вперед, а парень боковым зрением заметил то, что до одури его напугало: ангелы проводили ее своими заплаканными глазами, после сверяясь со свитками и, кажется, облегченно вздыхая? Либо же у него слишком хорошая фантазия. Внутри склеп был таким же серым и мрачным, как и снаружи. Каз успел зажечь несколько летающих шариков Люмоса, а потому вся эта жуткая атмосфера освещалась загробным белым с переливами синего цветом. Джиджи рукой проводила по табличкам с именами, убирая пыль и паутину. Николай заметил еще несколько странных сооружений. Наверное, когда-то здесь тоже стояли статуи, но со временем от них остались лишь камни. Каз ждал их где-то глубоко внутри помещения, которое бесконечно удлинялось. «Расширяющие чары» — понял он, замечая везде и всюду мелькающие таблички с именем и неизменной фамилией Блэк. Захоронения казались все более заброшенными, чем дальше они углублялись в склеп. Здесь были и зловещие смерти с косами, и стена из черепов, какие-то засохшие еще в прошлом столетии цветы, какие-то могилы были деформированы, расколоты, а из каких-то даже торчали останки. Такое он видел только в глупых магловских фильмах, а потому даже не предполагал, что такое реально бывает в мире магов Британии. Каз остановился возле одного из проходов, переводя палочку с Люмосом на таблички. — Здесь твоя бабка и дядя, — указал он. — Думаю и она должна быть здесь. Рядом с небольшими более новыми табличками «Вальбурга Блэк» и «Регулус Блэк» была искусно прикреплена пустая табличка. Николай был удивлен. Он думал, Каз нашел в архивах или чужих воспоминаниях ту самую, кто родила Джиджи, но нет, он просто прикрепил пустую табличку, так и оставляя эту женщину безымянной. Джиджи приблизилась к табличке, проводя пальцами по ее пустоте. — Ее могила лишь место. Бетонная плита и табличка. Где ты можешь с ней поговорить… — спокойно объяснил Каз. — Мстишь? — слегка ухмыльнулась она, хотя в глазах отражалась грусть. — Отдаю долг, — качал головой он. — Она достойна памяти, а ты достойна помнить ее. Николай молчал. Это был явно личный разговор брата и сестры. Что-то, чего ему не понять. Но они оба все прекрасно понимали. Каз положил руку ей на плечо, сжимая. Хрупкие печи девушки осунулись, а вся она скукожилась, как под огромным весом. И тогда на каменный пол склепа упала первая капля. — Отец знает? — трясущимся голосом спросила девушка. — Пока нет, — выдохнул Бреккер, притягивая ее ближе в свои объятия. Николай пытался не выдавать свое удивления. Нет, он знал, что Каз не прост, что он умеет испытывать эмоции и проявлять чувства. Но вот так вот позволить слабости сестры выливаться ему на манжеты пальто? Николай замер, боясь разрушить этот не просто семейный момент, а момент, раскрывающий намного больше, чем ему всегда казалось. — Я всегда рядом… — прошептал Каз, проводя рукой по ее спине. — Из твоих уст это звучит, как угроза, — пробубнила она, а Николай выдал свое месторасположение, довольно фыркнув на это. — И не я один буду рядом, — вздохнул Бреккер, отодвигая сестру. Джиджи посмотрела на Николая, будто первый раз его увидела. Ее слегка заплаканные глаза обвили лицо и столкнулись с его виноватым взглядом. — Не хотел вам мешать, — поднял он руки в примирительном жесте. — Но думаю, здесь стоит оставить что-то больше, чем просто табличку… Если позволишь? Джиджи снова перевела взгляд на пустую могилу и отстраненно кивнула. Николай взмахнул волшебной палочкой, и на пустом месте ярко-красными вспышками зажглись простые буквы, образовавшие слово «Мама». Они застыли и отпечатались на табличке. — Спасибо, — выдохнула девушка. — Я бы… Она неловко оглядела собравшихся, Каз понимающе кивнул и пошел к выходу, утягивая за собой Николая. Джей повернулась обратно к могиле, склоняя голову. Николай недовольно взглянул на Каза. — Ты уверен, что ее стоит оставлять здесь одну? — Ее эмоции должны утешится этой иллюзией… — Иллюзией? — не понимал Николай. — Иллюзией присутствия матери, — закатил глаза Бреккер. — Как будто ты не говоришь с умершими, не прибегая к некромантии и спиритуализму… — Этот стереотип о русских магах давно устарел! — возмутился парень. — Ну да, теперь вы не воскрешаете мертвых, а трансформируете свое тело… — Не слышал о подобном, — хмыкнул Николай, выходя из склепа. — Не сомневаюсь, — оскалился парень. — Ты собираешься обратно? — Обратно? Каз снова закатил глаза. — Обратно в Россию? — пояснил он. — Да, надеюсь она согласиться составить мне компанию, — признался Николай, а после, поразмыслив, добавил: — Ты же не планируешь что-то предпринять? — Не понимаю, о чем ты. — Ясненько… — Но главное не то, что планирую я, а что планируешь ты, — сверкнул своими глазами Бреккер, приближаясь к Николаю вплотную. — Откуда… — У всего есть уши, Николай, — хмыкнул он. — Да и выбирать Сириуса для хранения «тайны» было глупой затеей. — Я спрашивал благословения! — Зачем? — выгнул бровь Каз. — Если Джей пошлет тебя, никакое благословение тебя не спасет… — Так принято… — Где? — Ну… У нас… Я, — Николай сам замялся, понимая, что для них простые слова ничего не значат. — Я просто хотел, чтобы все было правильно. — Обсуждение дальнейшей судьбы за спиной человека, чью судьбу ты обсуждаешь, так себе понятие правильного… — Это традиция! — Глупость… — Это потому что я у тебя не спросил благословения? — прищурился Николай. — Тут далеко не в благословении дело… — А в чем? — не понимал парень, смотря на хмурого Каза. Тот молчал, что-то напряженно обдумывая. Николай не мог распознать его эмоции на безэмоциональном лице, как это делала всегда Джиджи. Для него Каз Бреккер оставался парнем с эмоциональным диапазоном, как у зубочистки. У очень хмурой зубочистки. Но одно Николай все-таки мог понять, просто полагаясь на свое наитие. — Ты боишься ее потерять? — Каз не отвечал, хмуро сверля Николая взглядом. — Я никогда не заберу ее у тебя… Да и она никогда тебя не бросит, даже ради такого красавчика, как я. Каз хмыкнул, криво улыбаясь. А после буркнул что-то себе под нос. Николай надеялся, что это означает «благословляю». Или же он все-таки его послал.***
— Выходи за меня, — повторил Николай, наблюдая, как одна эмоция сменяет другую на ее лице, даже стало забавно, что раньше он не видел в ней ни одну из этих ярчайших выражений чувств. — Святые, ответь хоть что-нибудь, — просил он, потому что она молчала, а его сердце по чуть-чуть начинало крошиться. — Я… — она закрыла рот, отворачиваясь к просторам, пытаясь там что-то найти. Николай молил, чтобы где-нибудь на поле пшеницы было выкошено огромное «ДА». Он уже давно не смыслил свою жизнь без нее. Без ее саркастичных замечаний, искрометных серых глаз, гениальных планов, ужасно красивых узоров на руке от шрамов, простой ободряющей улыбки, выстрелов пуль в очередного врага, азарта и адреналина. Он не мог представить себя без нее, без ее молчаливого присутствия рядом, без ее неголословного участия практически во всех авантюрах века, без ее каких-то простых и жестоких житейских истин, серой морали улиц, но одновременно с этим добрым сердцем. Каждый день в ее обществе был особенным, пусть даже если это была скучная бумажная рутина, но только она умела привносить в нее и нотку пикантности, грусти, радости или же простого уюта. Она была разной, не имела одного определения себя, сама старалась быть иной, будто с другой планеты. Николай уже давно перестал замечать границы между глупой влюбленностью и реальным принятием ее мира. Он просто принял свою любовь к ней, заслужил ее доверие и любовь в ответ. Он был счастлив, но он хотел большего. Он хотел считать ее своей женой. Для него это значило многое, он видел в этом что-то высокое и важное, что-то правильное и традиционное, с налетом ностальгии и серьезности. Он понимал, что многого это не изменит, но он хотел называть ее женой, хотел просыпаться в одной постели, делить проблемы и радости. Он хотел видеть себя той самой версией идеального мужа. Он просто хотел, этому не было логичного объяснения, каких-то разумных доводов, он просто хотел, желал всем сердцем. Демон внутри просто готов был называть ее своей, раз и навсегда. Он видел в браке то самое, нерушимое и важное, что закладывали в него предки, но и понимал, что сейчас кольцо на пальце значит намного меньше. Он хотел связать их судьбы перед Святыми, в которых он не верил, хоть уже и встречал их, но все равно не мог себе вообразить, что эти люди, эти гриши имеют право соединять их судьбы. Он хотел сам привязать себя к ней, как и ее привязать к себе, сплести красные нити, дать непреложный обет верности, подписать договор. Он хотел этого постоянства, хотел документального подтверждения своих прав на нее, но в тоже время жаждал принять все свои обязанности. Николай был романтиком и просто на голову ненормальным. Джиджи паниковала, он видел это по вмиг напрягшемся плечам и бегающим глазам. Значило ли для нее это столько же, сколько значило для него? Понимала ли она, что он готов отдать ей свою жизнь, а к ее ногам сложить все сокровища мира? Он готов был идти за ней в огонь и воду, и он уже доказывал свою преданность, важность и нужность. Доказывал свою любовь. — Я… не знаю, что ответить… — Ответь: да. Мне этого хватит, — пытался шутить он, хоть сердце непроизвольно кололо все больнее. — Но можешь и произнести какую-нибудь проникновенную речь, что согласна выйти за меня… — Разве я не могу ответить «нет»? — Ни в коем случае, — выдохнул он. — Я… не ожидала, — она повернулась к нему. — Значит меня не сдали? — Сдали? — моргнула она, разворачиваясь к нему полностью. — О чем ты? — Ну… Ты можешь ответить, а потом… — Николай заметил в ее глазах отрицание, а значит, ему придется ждать, чтобы наконец узнать. — Я просил у твоего отца твоей руки, и у брата спрашивал благословения… — И что же? — Мистер Блэк слился, — буркнул Николай, беря ее за руку, чтобы почувствовать себя увереннее, ему уже отказывали, но он хотел сохранить чувство нужности. — Он сказал что-то вроде, разберись с этим сам, — Джиджи сжала в ответ его руку, понимающе улыбаясь, а парень наконец смог выдохнуть. — Каз же… я так и не понял, готов ли он меня убить или просто был неудачный момент… Джиджи засмеялась. Громко и искренне, хватаясь за его плечи и притягивая в объятия. Она уткнулась в грудь и какое-то время просто смеялась. Николай застыл, тоже улыбаясь. Напряжение и волнение никуда не делись, но на душе было чуть-чуть полегче. — А почему ты не спросил сразу у меня? — подняла она глаза, когда отсмеялась. — Во-первых, это такой обычай — сначала спрашивать у родных невесты… — Ты и сваху наверняка звал? — снова смеялась она. — Что? Нет! — наигранно возмущался Николай. — Сваху обычно зовут родители девушки, и уже от их лица сваха ходит по домам женихов… — И зачем это промежуточное звено? — На прямую ни одна приличная девушка не знакомиться с женихом! — поучительно поднял он указательный палец вверх. — Кража со взломом считается, как знакомство через третьих лиц? — широко улыбалась Джей. — То есть теперь тебе весело? — возмущался Николай. — Знаешь, как было неловко говорить о таком с твоим отцом и тем более с Казом Бреккером? Девушка схватилась за живот, сгибаясь пополам от смеха. — И вообще, — продолжал дальше возмущаться парень, — во-вторых, ты игнорируешь мой вопрос уже пятнадцать минут! Мне стоило перестраховаться с твоими родственниками, я думал они тебя подготовят… — Прости, кокошник оставила в каюте… — утирала слезы смеха Джиджи. — Ты выйдешь за меня? — снова повторил он, тоже улыбаясь от ее покрасневших щечек и такого расслабленного и счастливого лица. — Вот так вот? — Что? — опешил он, осматриваясь. Место было романтичным, не считая взрыва смеха и стеба до этого, рассвет, война за плечами, впереди светлое будущее, что ей не нравится? — Да, подготовиться надо было получше, — хмыкнула она, переводя взгляд на собственные руки. Она сняла перчатки, скидывая их на пол дирижабля, а после в ее пальцах блеснуло золотое колечко. Николай в шоке ощупал собственные карманы, желая шлепнуть себя ладонью по лицу. А после в его голове всплыл тот самый момент, когда она смеялась на его груди и близко прижималась, видимо попутно обшаривая карманы. Девушка самодовольно осмотрела простенький ободок золота, без камней и магических артефактов. Так, чтобы не украли, и чтобы он не навредил хозяйке. А после она просто надела его себе на безымянный пальчик и отодвинула руку, придирчиво оценивая. — Так что? Кража в роль свахи сгодиться? — спросила Джиджи, сверкая серыми глазами. Николай притянул ее ближе, впиваясь поцелуем в губы. Сердце давно исполнило сотни кульбитов, а счастливая улыбка расплылась на все лицо. Оставался лишь один момент прояснить. — Это же «да»? — уточнил он, отодвинувшись и крепко сжимая ее плечи, чтобы она не сбежала или еще чего не придумала. Джиджи снова задорно рассмеялась, притягивая его для нового поцелуя. — Дурачок…